артачиться,  чего  так  боялись
именитые бояре.  Напротив, повел  себя весьма  мудро и,  рассудив, что
когда опасность  притаилась у порога дома, не время ссориться, отложил
выяснение вопросов  о границах  княжеской власти в Новгороде до лучших
времен. Вече  с ликованием  восприняло возвращение  Александра. А  тот
времени зря не терял: сколотил мощную дружину, усилив ее ладожанами, с
которыми в  прошлом году  бил шведов,  а также  карелами и  ижорами, и
первым делом  выбил рыцарей  из Копорья.  Мол, получайте, окаянные, не
спасут вас и ваши крепости, не скроетесь в них от меня!
   Совершив это  благое деяние,  Александр  добавил  к  своему  войску
дружину  суздальцев  и  увел  всю  армию  в  землю  эстов.  Новгородцы
забеспокоились, решив,  что он  поступил безрассудно,  променяв  честь
освобождения родной  земли на  возможность расширить  владения и взять
богатую добычу.  Однако вскоре  выяснилось, что молодой князь попросту
схитрил, заставил  иноземцев  потерять  бдительность,  ибо  неожиданно
развернул рать  и взял  приступом Псков. На радостях новгородцы уже не
очень огорчились  по поводу  того, что  Александр опять увел дружины к
эстам. Покуда молодая кровушка играет в жилах, пусть покуражится!..
   Крестоносцы поняли,  что если  дела у русичей и дальше пойдут столь
же успешно,  то Великого  Новгорода им  не видать,  как своих ушей под
железными шлемами.  Решившись на  серьезные действия,  они послали  на
восток мощное войско. Может быть, второй северный поход Александра был
ошибкой, ибо,  горя желанием  попотрошить эстов,  он не позаботился об
основательном прикрытии  пути на  Новгород. К счастью, с крестоносцами
столкнулся отряд  Домаша и  Кербета. В ходе яростной схватки почти все
русские воины погибли, но все же задержали врага, а посланные вестовые
успели  предупредить  князя  и  граждан  Великого  Новгорода  о  новой
опасности.
   Да  уж,   Александру  крупно   повезло.  Князь  осознал  допущенную
оплошность и  быстро, а  главное вовремя,  вернул  дружины  на  родную
землю. Он  расположил рать  в южной части Чудского озера, а в качестве
неприятного сюрприза  для врага  приготовил боковой удар из засады, на
какие был большим мастером.
   Крестоносцы  не   разгадали  хитрой  уловки.  С  достойным  лучшего
применения упрямством  они поперли  "свиньей" на то, что легкомысленно
сочли всем  новгородским войском. И получили по заслугам: четыре сотни
рыцарей было  убито, еще  полсотни попало в плен, а уж сколько полегло
там пеших  кнехтов, никто  не считал. Да и как сосчитать убитых, когда
часть немцев вообще провалилась под лед...
   Вот как  раз  перед  столь  неожиданной  развязкой  приключилась  с
Александром  великая  беда.  Когда  молодой  двадцатидвухлетний  князь
упивался победой,  преследуя по  льду удиравших без оглядки врагов, то
был ранен  в левое  плечо. Противокольчужная  стрела  пробила  навылет
мякоть плеча,  не задев  кости. Можно  сказать, это  была не серьезная
рана, а пустяковая царапина. Александр и не придал ей значения, просто
на полном  скаку обломил  стрелу с двух сторон, чтобы не мешала. После
сражения остатки древка, имевшего зловещий черный цвет, извлекли, рану
промыли, по  всем правилам прижгли и перевязали. Казалось, о ней можно
было забыть.
   Если  бы...   Пока   войско   победителей   совершало   переход   к
исполнившемуся ликованием Новгороду, все было нормально. Однако уже на
подходах к  городу князь сделался задумчивым и рассеянным; когда с ним
заговаривали, отвечал  односложно, отрывисто,  иногда невпопад,  после
чего  надолго   замолкал.  А   на  Ярославовом  Дворе,  где  собралось
грандиозное вече,  Александр, слезая  с коня,  споткнулся  и  едва  не
грохнулся наземь. К своему месту, находящемуся на почетном возвышении,
прошел, не  глядя ни  на кого,  даже на красавицу жену Прасковью, дочь
пинского  князя   Брячислава  Васильковича.   Досидеть  до   окончания
празднества князь не смог, а хмельного меда за славную победу так и не
выпил ни  капли. Неожиданно  в самый  разгар веселья  он  поднялся  и,
сославшись  на  плохое  самочувствие,  отбыл  вместе  с  Прасковьей  в
княжескую  резиденцию   в  Городище,  хотя  сам  архиепископ  Спиридон
упрашивал героя  Ледового побоища  остановиться у  него в  Детинце.  А
приехав к себе, слег в постель да так больше и не встал с нее.
   Никто не  понимал, что приключилось с князем. Казалось, рана его не
беспокоит, а  наоборот заживает.  Простреленное плечо  не опухало и не
отекало. Некоторые  подумали, что  черная стрела  была  отравлена,  да
только никаких  признаков отравления  у Александра  не наблюдалось. Он
просто тихо и неумолимо угасал, как лампадка, которую забыли заправить
маслом.   Кожа    лица   и    рук   больного    пожелтела,   сделалась
пергаментно-прозрачной,   сквозь    нее   резко   проступили   сеточки
красноватых  и  голубоватых  пульсирующих  прожилок.  Временами  князя
бросало в  жар, который  внезапно сменялся  ознобом, на лбу проступала
испарина.
   Тогда  решили,  что  проклятая  стрела  была  заколдована.  Пленных
рыцарей допросили  с пристрастием,  надеясь, что  хоть кто-то  из  них
признается  в  бесчестном  злодеянии.  Но  несмотря  на  все  старания
заплечных  дел  мастеров,  добиться  чего-либо  от  этих  безземельных
дворянчиков, державшихся  надменно даже  в  плену,  не  удалось.  Если
причиной загадочной  болезни  князя  и  было  колдовство,  приходилось
признать, что командная верхушка отряда крестоносцев не была причастна
к его применению.
   Как бы  там ни  было, архиепископ велел на всякий случай посадить в
головах постели  Александра монахов, день и ночь читавших Писание. Тут
же молилась  за выздоровление  мужа  Прасковья  Брячиславна,  стоя  на
коленях перед  иконой Божьей  Матери. Кроме  того, князя  поили святой
водой, трижды в день омывали ею простреленное плечо и раз в день - все
тело.
   А больному  становилось все хуже. Его мучения продлились пять дней.
За это время Александр не съел ни крошки, только маленькими глоточками
пил  освященную  воду  да  различные  травяные  отвары,  которыми  его
пытались пичкать  собранные со  всего города и окрестностей лекари. Но
уже ничто  не помогало  князю. На  третий  день  болезни  он  перестал
узнавать окружающих,  а на четвертый уже и воды не мог выпить. Ночью у
Александра был  сильнейший жар,  тело  сотрясали  судороги.  Под  утро
пятого дня  болезни он  начал бредить,  громко выкрикивать  бессвязные
обрывки фраз  и метаться по постели. Сидевший в изголовье монах уронил
Молитвослов и бросился будить архиепископа, ночевавшего в другом крыле
дома. Однако,  вернувшись в  опочивальню, они обнаружили распростертое
на полу бездыханное тело князя Новгородского Александра, прозванного в
народе Невским,  и взахлеб  рыдающую над  ним Прасковью. Выбежал тогда
архиепископ Спиридон  из комнаты,  выкрикивая как  безумный: "Погиб!..
Погиб!.."
   Поднялся тут  стон и  плач по всему Великому Новгороду. Тужили люди
за   князем,    ох,   тужили!    Хоть   и   любил   новоприставившийся
посвоевольничать, хоть и посягал на исконные права новгородцев, все же
боронил Александр  родную землю  от лютого  врага. Потому  и толпились
люди под  окнами княжеского терема днем и ночью, шумели не переставая,
перешептывались, все  гадали, что ж это за странная смерть постигла их
князя, но ответа не находили. А потом, когда покойного омыли, нарядили
в богатые одежды и оплакали, как и полагается по христианскому обычаю,
от княжеской  резиденции, что  в Городище,  и до  самого храма  святой
Софии Новгородской шла за его гробом несметная толпа народа. И не было
в ней  человека, который бы не плакал, будь то ратник, всего несколько
дней назад  громивший вместе  с Александром  рыцарей, степенный купец,
бородатый  ремесленник,  слабая  женщина  или  малое  дитя.  Связанные
крепкими веревками рыцари, которых в качестве военного трофея гнали за
гробом победителя,  глаз не  смели поднять  от земли, опасаясь, как бы
новгородцы не учинили над ними расправу.
   Впрочем, был все же в этой скорбной процессии человек, который если
и пускал  слезу, то  больше для  вида. У Андрея Ярославовича, великого
князя Владимирского  и Суздальского,  брата новоприставившегося, забот
хватало.  Третий   сын  Ярослава  Всеволодовича  выглядел  не  столько
грустным, сколько  растерянным. Он  ехал в Новгород поздравить брата с
великой победой,  память о  которой, вне всяких сомнений, будет жить в
веках. А  приехал, получается,  на самые  похороны. Правду  сказать, в
такой ситуации было над чем призадуматься.
   И вышло-то  как замечательно: отец сложил голову под стенами Киева,
дядя умер  в дороге  (не будем  уточнять, как)  - стал  Андрей великим
князем Владимирским  и Суздальским; теперь скончался брат - не пора ли
становиться еще  и князем  Новгородским? Повезло,  ничего не  скажешь!
Наследство само плывет в руки, знай успевай подхватывать...
   И главное.  Если Андрею  удастся сплотить  под  своей  властью  все
северные  земли,  то  он  соберет  могущественную  державу,  ничем  не
уступающую южному союзу русских земель. Уж тогда-то он утрет нос этому
выскочке Даниле!  А там,  глядишь, еще и королем станет. А что такого?
Одному Данилке,  что ли,  королевское  достоинство  получать?  Соберет
Андрей свое  государство - и с ним считаться начнут, и у него отбоя от
всяких лестных предложений не будет!
   Правда, сначала нужно добиться подчинения Новгорода...
   А, чего  там! Никуда не денутся эти господа, как они себя величают.
Ведь что есть народ без князя, в конце концов? Стадо овец без пастуха,
легкая добыча  для хищных  волков -  вот что  такое народ  без  князя!
Народу без  князя никак  не обойтись.  Значит, князь  Новгороду  нужен
позарез. Но  поскольку новгородцы  свято  соблюдают  правило:  сначала
сажать на  престол отца,  затем старшего  сына, за  ним и остальных по
очереди, - все складывается просто превосходно. Кто у них княжил после
батюшки? Федор,  самый старший  из Ярославовых  сынов. Затем Александр
был, а  когда после  победы над  Биргером он  рассорился  со  здешними
боярами, кого  новгородцы призвали? Его, Андрея Ярославовича, третьего
брата. Но  раз так,  то  кому  нынче  здесь  княжить,  как  не  Андрею
Ярославовичу!  Не  Прасковье  же  с  полугодовалым  сыном  Александра,
Дмитрием. Женщина с младенцем во главе войска? Смешно! И глупо!
   Андрей едва  не расхохотался,  предвкушая скорый  триумф. Только то
обстоятельство, что  находился он  в храме  святой Софии  на отпевании
родного брата,  заставило его  удержать  на  лице  серьезную  мину,  а
довольный смешок в последний момент обратить в скорбный вздох. Правда,
от внимания  окружающих не  ускользнуло  странное  поведение  великого
князя Владимирского  и Суздальского.  Ишь как  косятся на  него! Ну да
ладно, сделается  Андрей князем  Новгородским, а  после, даст  Бог,  и
королем  Северной   Руси,  уж   тогда  потолкует  по  душам  со  всеми
недовольными...
   Еле сумел он дотерпеть до конца торжественной и скорбной церемонии.
Мысли князя  витали далеко  отсюда. Андрей  почти уже  позабыл, что  в
храме Софии  остался лежать под резной каменной плитой его родной брат
Александр... А  потом великий князь заторопился в Городище, где вместе
со своими  приближенными заперся в отведенных ему покоях и до глубокой
ночи обсуждал, что делать дальше и как себя вести.
   В принципе,  бояре были  согласны, что теперь пришла очередь Андрея
княжить в  Новгороде. Также они не возражали против того, чтобы он сам
обратился к  совету господ,  а не  дожидался приглашения  новгородцев.
Только вот... Как бы это сказать помягче...
   - Что  такое? -  Андрей обвел  бояр строгим  взором. Чего-то они не
договаривают. Боятся?
   - Не гневись на нас, княже, а дозволь слово молвить.
   Боярин Глеб  стоит, повесив  голову и  не решаясь взглянуть в глаза
своему господину. Ну, наконец-то сыскался смельчак!
   - Дозволяю.  Говори, -  Андрей откинулся  на высокую спинку стула и
принялся с задумчивым видом поглаживать бритый подбородок. Почему-то у
него   возникло    ощущение,   что    сейчас   придется    выслушивать
пренеприятнейшие вещи.
   Глеб заговорил  неуверенно,  сбивчиво.  Дескать,  они  в  Новгороде
всего-то со  вчерашнего вечера,  а за такой короткий срок нельзя точно
определить, где  правда, где  досужие домыслы,  а где  чистый вымысел.
Можно лишь  приблизительно понять  настроения. А  настроения в  городе
самые неопределенные,  противоречивые. Не  все так  чисто  со  смертью
Александра, как  кажется. То  есть,  общая  причина  ясна:  полученное
ранение. Но вот сама болезнь развивалась довольно странно...
   Нет, Глеб тоже не решился говорить прямо, он ходил вокруг да около,
казалось, не выговаривал, а выжевывал слова. Впрочем, Андрей прекрасно
понял, куда  клонит боярин.  И мигом  почувствовал, как  кровь в жилах
закипает, начинает стучать в висках, а в ушах слышится звон. Да на что
ж этот мерзавец намекать смеет!..
   Князя так  и подмывало вскочить, заорать на неудачливых советчиков,
выгнать всех  вон и  расшвырять все  кругом, учинив в покоях форменный
погром, но  тут Сила,  другой боярин,  доселе молча  созерцавший носки
своих сапогов,  облепленных засохшей  грязью, выпрямился  и рубанул  с
плеча:
   - В  общем так,  княже! Брат  твой, Александр Ярославич, помер злой
смертью. То  ли от  колдовства, то  ли от  яда, но никак не от раны. И
поскольку с  дядей твоим,  Святославом Всеволодовичем, также произошло
несчастье в  пути домой,  а  ты  при  этом  присутствовал,  то  теперь
новгородцы удивляются тому, как вовремя ты прибыл на похороны брата.
   - Но  ведь  меня  здесь  не  было  во  время  битвы!  -  запальчиво
воскликнул молодой князь.
   - Ты мог подослать кого-нибудь из верных холопов, например, - пожал
могучими  плечами   Сила.  -   Или  направить  в  дружину  суздальцев,
принимавшую  участие  в  ледовой  сече,  своего  человека,  который  и
подстрелил Александра Ярославича.
   Но, испугавшись княжеского гнева, поспешил добавить:
   - По  крайней мере,  об этом  здесь поговаривают.  Ведь подсылал же
твой покойный  батюшка наемных убивцев в Киев, когда по приказу собаки
Бату хотел истребить Хорсадара и Дрива, тамошних поганых колдунов.
   - Вот  поэтому мы  считаем, что не следует соваться сейчас к совету
господ  с   предложением  насчет   престола.  Никуда  он  не  денется.
Повременить надобно,  княже, -  докончил  за  Силу  Глеб  и,  наконец,
отважился посмотреть в глаза Андрею.
   А у  того прошла  всякая охота  скандалить. Вот  оно, значит,  что!
Новгородцы подозревают,  что он  причастен  к  смерти  родного  брата,
победителя  шведских  и  немецких  рыцарей!  Вот  что  означают  косые
взгляды, которые он неоднократно ловил во время похорон...
   Господи,  что   за  презренное   дурачье  расплодилось   в  славном
Новгороде! Ну,  каким образом  Андрей мог быть причастным к колдовству
или яду  крестоносцев, когда  его и  близко не  было на  льду Чудского
озера?!
   Хотя, с другой стороны, этих недоумков можно понять. Для стороннего
человека важно то, что Андрей объявился здесь как раз вечером накануне
похорон.  Вроде   как  пришел  полюбоваться  результатами  собственной
ловкости. И  ясное дело, раз Александр скончался от яда, заподозрить в
этом  должны  именно  Андрея,  который  сопровождал  столь  неожиданно
умершего дядю.
   Ну,  прямо   как  чувствовал  он,  что  со  Святославом  надо  было
действовать поаккуратней!  Однако нельзя  не признать,  что случай был
самый подходящий.  Это был  верный шанс занять великокняжеский стол, и
Андрей не  упустил его.  После победы  над татарами  дядя стал слишком
популярным среди суздальцев, к тому же пользовался поддержкой выскочки
Данилы, и  лишь со  смертью Святослава  Всеволодовича  Андрей  получил
возможность завладеть наследственной вотчиной. От смерти Александра он
имел еще  большую выгоду.  Вот и  еще одна причина для подозрений: кто
больше всех заинтересован в чьей-либо смерти, тот и есть убийца!
   А со  Святославом... В  конце концов, глупо рассчитывать, что никто
никогда ничего  не узнает. Тем более - не заподозрит. Но у новгородцев
пока одни  лишь подозрения,  к тому  же ложные  и ничем,  кроме бурной
фантазии, не подкрепленные.
   Обдумав все хорошенько, Андрей решил не слушать советчиков, которые
склоняли его  к ведению  осторожной, умеренной  политики,  а  добиться
своего единым  махом. Взять  хотя бы  его покойного брата: разве можно
было предположить, что он выиграет битву в устье Невы? Только смелость
и решительность помогли Александру достичь успеха.
   И  прекратив   дальнейшее  обсуждение,   Андрей  велел   советникам
известить о  своих намерениях архиепископа Спиридона, посадника Олексу
и тысяцкого Сбыслава. Ничего, все будет так, как хочет он, и не иначе!

   И вот загудел с утра колокол, скликая новгородцев на вече, да не на
какое-нибудь кончанское,  а на  городское. Заслышав  густой гул,  всяк
бросал свое  дело и спешил на Ярославов Двор, дивясь и прикидывая, что
это взбрело в голову городским старшинам, отчего они вздумали собирать
народ на  следующий же  день  после  похорон  князя.  Но  дело  быстро
прояснилось: оказывается,  не совет господ был инициатором сбора вече,
а новый кандидат на княжеский престол.
   Новый?! Андрей Ярославович?! Так стало быть, ему невтерпеж поскорей
занять пустующее место? Очень насторожила людей такая поспешность.
   Зароптали новгородцы,  возмутились, но  вскоре приумолкли  и  стали
ждать, чтобы  перво-наперво высказался  молодой  князь,  а  за  ним  и
городские старшины.
   Андрей смотрел на волнующееся море голов с высоты каменного помоста
и, внешне  спокойный, ожидал  подходящего момента  для начала речь, от
которой зависело слишком многое. Итак...
   - Новгородцы! - крикнул он, едва гомон толпы стал стихать. - Вот, я
обращаюсь к  вам со  своим делом:  нет у  вас более князя, пришла пора
нового призывать. Зовите же меня!
   Андрей замолчал  и прислушался. Шум окончательно утих, народ слушал
его очень внимательно. Хорошее предзнаменование! И он продолжал:
   - Сами  знаете, время  нынче смутное,  неспокойное. Отовсюду  можно
ждать нападения  - с  запада, с  востока, с  севера или  с юга. Так не
лучше ли подумать заранее, кто станет во главе вашего войска и защитит
вас, жен  ваших и  детей ваших,  ваши земли и добро от супостата? Ведь
нет у  вас более  князя! Мой  возлюбленный доблестный  брат Александр,
победитель шведов  и немецких  рыцарей, почил  навеки. Я скорблю о нем
вместе с  вами, честные  новгородцы, но  тем не менее говорю: не время
сейчас  предаваться   печали,  надо  думать  о  защите  родной  земли.
Подумайте об этом, люди, подумайте, пока не поздно!
   Я  же  подхожу  вам  во  всем.  Отец  мой,  славный  князь  Ярослав
Всеволодович, неоднократно  сиживал на новгородском престоле. Скажите,
честные новгородцы, было ли между вами какое несогласие? Аль прогневил
вас батюшка чем? Княжил у вас Федор Ярославович, самый старший из нас,
Ярославовых сынов.  Разве ж  был  он  плохим  правителем?  Второго  из
братьев, Александра  Ярославовича, вы только-только оплакали и предали
его останки земле. Теперь, значит, мой черед по старшинству пришел.
   Да и  я сиживал  на новгородском  престоле! Не  так давно это было,
чай, не  забыли о  том. Так  разве плохо  вам было  под моею  властью,
честные новгородцы?  Александра Ярославовича  со слезами  и  рыданиями
провожали вы вчера в последний путь, а ведь перед этим дважды изгоняли
из города!  Я же  с вами  не ссорился,  сами знаете. Так неужели мы не
поладим, неужели  не поймем,  не полюбим  друг друга,  ежели вы смогли
понять и  полюбить Александра  Ярославовича, которого перед тем дважды
прогоняли, но  прогнав, призывали  вновь и  вновь? Разве  ж я не прав,
честные новгородцы?..
   Андрей замолчал,  ожидая ответа  на свои  слова, которые,  как  ему
казалось, прозвучали  весьма убедительно.  Тем не менее, вече молчало,