Оба бились не на
жизнь, а на смерть. Князь за Русь, а мавр поживы ради. Сабля острая
свистела словно вихрь, нанося удары Вячеславу в грудь, в плечо, бедро или
по шлему. Уж доспех весь князя изувечен и помят от тех ударов сильно. Но и
мавр не свеж уже далече. Грудь в крови его, плечо пробито, держит щит
пораненной рукой. Но от ран он только распалялся, ярости своей давая ход.
Следующий удар его по шлему Вячеслава был мощнейшим самым. И распалась
надвое защита, что ковали десять кузнецов. И еще удар нанес Лавритас,
уязвив в плечо Руси владельца. Князь в ответ его ударил в руку и проткнул
ее, лишив щита. Взвыл Лавритас, кровью истекая. Князь собрал все силы
вместе, меч подняв, занес над головой и ударил Сегри по шелому, раскрошив
его на сто частей. И теперь уж оба без шеломов, ветру подставляют волоса,
и в глазах живет упрямость сердца, страха нет, - его заменит ярость. С
раненых коней спустились оба, нет щитов уже давно у них, и доспехи боле не
спасают, все в крови жестокие бойцы. Крепче сжав мечи, друг против друга
став, дышат тяжело, готовясь к смерти. Их уже никто не остановит.
  Вдруг вдали раздались боевые крики, огласив окрестности холмов. то ударила
засадная дружина, в бой вели ее богатыри. И они спешат на помощь князю. Но
нежданно войско Вельямира, что последним шло в полку засадном, вдруг
напало сзади на бойцов и рубить их стало подло в спину. Многих умертвил их
князь-предатель, но Дубыня и Усыня тоже, тут оборотились в тыл обратно и
схлестнулись с войском киневлян. Начал бить Дубыня-богатырь всех
предателей своею колотушкой, - десять в раз валил одним ударом. А Дубыня
их косил мечом, словно травы, что свой век отжили. Понял Вельямир, что
дело худо. Не побить ему себе на пользу, а Руси на смерть, вот это войско
двух богатырей, любимцев князя. Огляделся он вокруг, да все без толку:
справа лес, но перед ним стеною витязи стоят, Руси опора. Слева сеча, сеча
впереди, к маврам не прорваться сколь ни бейся, сзади стены, а на них
охрана. Взвыл, как волк, убийца и предатель. Понял, что конец его пришел.
Не сидеть теперь уж на престоле, как хотел, не пить их злата кубка, не
пытать ему богатырей! Все напрасны смерти оказались!
  Близко машет палицей страшенной, тот кого Усыней прозывали. Вот один упал
пред ним воитель, вот второй из киневской дружины. Вот и Вельямир, Руси
предатель. Размахнулся богатырь и, что есть мочи, угостил его по шлему
крепко. Раскололся тот на многи части, голову снесло и размозжило
Вельямиру, словно тыкву с гнилью. Рухнул он и умер, как собака, что
мечтала съесть кусок хозяйский. Полк засадный снова вспрянул духом, и,
покончив с киневской дружиной, ринулись они на сарацин.
  Князь Великий бьется с сарацином, из породы Сегри мавританской. Повинуясь
сердца повеленью, что в груди со всею силой бьется, размахнулся Вячеслав,
что было силы, и руки Лавритаса лишил. Полплеча удар тот страшный вырвал,
и, казалось, - воину конец. Но последним страшным содроганьем, тела, что
почти уж было мертвым, поражен был в голову Великий, князь Руси,
поднявшейся на сечу. Пал он ранен, кровью истекая. Рядом умер сарацин
Лавритас.
  Увидав сие злодейство мавров, содрогнулось воинство Руси. Вячеслав,
надежда и опора русичей на всей земле славянской, словно мертв лежит в
траве высокой. Многие решили, что убит. И смеются вороги, бахвалясь. Хохот
Кабашона всеми слышен. Всколыхнулось словно море войско, русичей, еще, что
были живы. Вздыбил скакуна Андрей Мстиславич, меч над головой поднят
высоко:
  - Князь убит, так смерть же Кабашону!
  Все сметая на пути движенья, атакуют русские полки, или горстка, что от
них остались. Тут с холмов ударила дружина, что ведут на бой богатыри. И
качнулся мавров строй блестящий, разлетелись словно воронье. То махнул
Усыня колотушкой. Рядом меч Дубыни косит мавров, сотнями ложатся те под
ноги.
  - Бейте, братья, их за князя Вячеслава! - услыхали вдруг богатыри, крик,
что с поля брани раздавался, с дальнего его конца лесного.
  - Чую я, знакомый это голос, - произнес Усыня-богатырь, силясь разглядеть
того, кто крикнул. И узрел он, как по полю битвы движется на мавров
богатырь, занеся над головою длинный, острый и разящий, меч булатный. Вот
ворвался он в толпу югордов и одним ударом сотню вывел, а вторым, оборотил
их в бегство. И погнал всех прочь от града солнца.
  - То ж - Горыня, третий богатырь!
  Увидав такое прибавленье к силе русской, войско ликовало, и уже никто не
мог победный ход его бойцов остановить. Видя из шатра сию победу, Кабашон
призвал на помощь нечисть. Бросил в бой нечистой силы войско, стаи черных
коршунов крылатых. Сразу изменилось поле битвы. Будто тучи небо заслонили
и пропало солнце в темноте, то ведя войска свои на битву, в небо взмыл
злодей породы лютой, Эрманарихом - звериный царь. И поднявшись в небо
голубое, остроклювых птиц собравши в стаю, бросил вниз он рать свою всю
разом, рвать, терзать и смерти предавать. Словно дождь она на войско пали.
Лязгают о бронь стальные клювы, когти рвут доспехи будто ткани. Пали
добрых русичей уж сотни, и убийству не видать конца.
  Тут Усыня рать свою построил и велел им луки снарядить. Встали в ряд
стрелков две сотни лучших, паклей стрелы быстро обмотали, запалили все сии
орудья и послали коршунам ответ. Загорелось небо в Солнцеграде, коршунов
объял огонь великий. И они спасаясь в диком страхе, сей огонь на крыльях
унесли в лагерь свой, и запылали станы. Но еще парил над полем грозно,
крылья распластав по ветру смело, самый сильный коршунов воитель, сам
злодей - царь Эрманарихом. Голову его венец венчает и блестит на солнце
как огонь. Для него совсем не страшны стрелы. Он в ответ метает словно
копья, молнии, ветвистые как древо. Тыщи их с небес на войско пали,
умертвляя лишь прикосновеньем. Увидал царя Горыня смелый и кричит ему что
было мочи:
  - Опускайся, злая тварь, на землю, я хочу с тобою расквитаться! Видишь,
жив еще Горыня-воин!
  Эрманарихом бойца заметил, подивился мощной силе жизни, что в Руси бойцах
имелось много. Молнией в ответ ударил с неба, поразить насмерть его желая.
Но Горыня увернулся ловко и поднявши меч, кричит злодею:
  - Слаб ты, я смотрю, меня боишься! Наземь опуститься ты не сможешь!
  Разъярился царь зверей крылатых и на землю камнем с неба рухнул, став,
чернее ночи черной, обратившись воином ужасным. Меч в руке когтистой лишь
сверкает.
  - Вот настало время нам сквитаться, - молвил богатырь и вдруг ударил
Эрманарихома он с размаху. Но не знал Горыня, сколь тот страшен.
  Как скрестил боец свой меч булатный с саблею сверкающей царевой, то
оборотился сразу в камень, не спасла на сей раз бирюза. И раздался хохот
над землею, расколовший небо звуком сильным.
  - Мы теперь с тобою расквитались на века, прощай, Горыня-воин!
  Увидав сие злодейство мага, воины Усыня и Дубыня, подскочили к месту битвы
быстро, и мечи подъяв, остолбенели. Ибо, пораженные злодеем, так же как
Горыня, стали камнем. И все пуще хохот раздается, рушатся деревья, корнем
кверху. То ликует черный царь звериный, радуясь победе над врагами.
  - Не спеши, собака, похваляться, русичей не всех еще повывел!
  Обернувшись, царь увидел рядом молодца из русичей дружины. Тот стоял,
уткнув оружье в землю. И когда глаза из повстречались, молвил воин:
  - На-ка вот, отведай, этого гостинца для поганых! Сорок лет он ждал с
тобою встречи!
  И сверкнул на солнце меч разящий. Вспомнил царь, покуда резал ветер, меч
ему на голову наметясь, колдуна последнее сказанье: "От руки умрешь ты
богатырской, от меча, что сорок лет ковали. Против этого не властны будут
чары". Прекратился хохот над полями, ветер стих, и дрогнула земля. Умер
царь, а с ним и сотни тысяч остроклювых чернотелых птиц.
  Князь Андрей, собравши под знамена, русичей остатки войск, направил тотчас
всех на лагерь Кабашона, чтоб скорей предать собаку смерти. Русичи ударили
всем миром, разметав заслоны сарацин. Смяли мавров, вместе всех югордов, и
саршар презренных, и дужар. И уже узрел Андрей Мстиславич холм высокий и
шатер на холме. У шатра стоит и сам воитель, рядом с ним моложе виден
воин. Кабашон воздел уж руки к небу и кричит ему ужасным криком.
  И случилось в мире наважденье. Раздался страшенный грохот в поле, ветер
взвыл, и тучи понеслись. Солнце скрылось, мгла накрыла город. Из тумана
вдруг на свет явились девять змеев, змеев-исполинов. Каждый был
двенадцатиголовый, чешуей из брони весь покрыт. Закружили змеи те над
градом и огня пускали мощны струи прямо в крыши домов Солнцеграда. Был из
древа град построен русский, кроме стен от ворогов хранивших, и заполыхал
он в миг короткий, улицы объял пожар великий. Языки огня лизали домы,
кузницы, конюшни с жеребцами, погреба с едой, купцовы лавки, церковь, и на
холме - княжий терем. На резном балконе наблюдали, как отец и муж их
бьется смело, Ксения и мать ее родная. Охватил огонь весь княжий терем и
сгореть они готовы были. Лишь молитва им была утехой.
  Повернули русичи полки, бросились спасать родимый город. Стали стрелы
тыщами метать в змеев, многоглавых исполинов, копья в них летели, но без
толку. Те, в ответ дыхнув огнем пожарче, витязей сжигали многи сотни. Тут
явился из пучины воин, великан, величины огромной. Никанор - зовут его
преданья. Сквозь огонь и дым он шел бесстрашно. Голова его в шеломе
крепком упиралсь прямо в сине небо, за копье его цеплялись звезды. Конь
чрез лес ступал, как через травы. Закружились змеи, заметались. Завязалась
битва в небе жарком.
  Вдруг из дыма взвился в небо коршун и стремглав понесся в терем князя.
Подлетевши, он схватил царевну и поднял ее на небеса. Сколь стреляли вслед
ему, все мимо, - стрелы не летают так высоко. Лишь заметить русичи успели,
что понес ее проклятый коршун в сторону запретную от веку. Та страна
далека и ужасна, и лежит за самым краем мира, имя ей известно - Йотунгейм.





 * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *


                              Восток и Запад



                               Глава первая


                               Снежные горы

  Высоко в горах, где лежат не тая вековые снега и рушатся вниз никогда
незамерзающие потоки, где снежный барс - хозяин, а человек - нежданный
гость, соприкасаются краями два разных мира, образуя невидимую глазом
границу. Воздух в том месте над горами становится упругим и сгущается до
невиданной густоты, так, что ни одна птица, сколь бы сильна она не была, и
сколь высоко не поднималась бы в небо, не может перелететь через эти горы,
что зовутся Снежными. Над горами стоят стеной облака, но ни один порыв
ветра не сможет сдвинуть их с места, ни один ураган не заставит их
разорваться и расползтись по бесконечному небу мелкими стайками, потому
что облака те сделаны из разного времени и неподвластны никому. Здесь, на
невидимой границе, кончается мир людей из земель полунощных, и начинается
совсем другой мир, в котором никто из них никогда не бывал, если его не
забросила судьба сюда чудом и повелением великой Неизвестности. Здесь
кончаются дороги одной жизни, и начинаются дороги другой. Здесь смерть и
жизнь часто меняются местами и невозможно разобрать что за чем следует и
откуда проистекает. Здесь пристанище тех, кто не знает куда идет и все
дороги для них начинаются за Снежными горами, а где они кончаются - узнать
невозможно. Здесь начало начал, здесь грань, здесь вечная середина пути,
здесь - Йотунгейм.
  Снежные горы велики. Они тянутся с далекого юга мира, пересекают насквозь
его середину и исчезают во льдах севера. Никто не знает, где их начало и
есть ли у них конец. Никто не смог пройти вдоль них или обойти, ибо они
бесконечны, никто не смог их преодолеть, ибо они неприступны. Никто не
знает, что за ними укрыто, и потому предполагает то, что желает видеть.
Обитатели земель полунощных видят там отчизну ужасов и чародейства злого,
жители земель знойных - пристанище бессмертных ифритов. И то, и другое -
правда. И те и другие знают, что за снежными горами спрятаны несметные
сокровища и клады, блеск которых помрачает умы, но никто и никогда еще не
смог туда проникнуть и оттуда вернуться, сколь не пытался.
  Снежные горы не пускают к себе тех, кто в них не нуждается. Когда кто-то
из людей пытается к ним приблизится, - они начинают извергать в небо огонь
и пепел, засыпая дорогу идущему раскаленными камнями, вздыбливая на его
пути неприступные преграды, разламывая трещинами землю, так, что никто еще
не смог приблизиться к ним ближе десяти дней пути. В окрестностях снежных
гор растут сонные травы и целые рощи сонных деревьев, в которых многие
сотни странников и охотников за невиданными сокровищами наши свой
последний приют и вечный покой дурмана. Из-за преград таких близко от
снежных гор не живет никто и нет там никаких зверей, кроме земляных червей
и змей, сну неподвластных. Лишь изредка наведываются сюда голодные
стервятники с южных окраин земель полунощных, поглодать кости алчных
путников и, наевшись досыта человечьей падали, улетают к себе в гнезда до
следующего раза. Но так было не всегда.
  Последний раз приходил с южной стороны к Снежным горам караван купца Али
ад-Дауда, жителя земель знойных и отдаленных. Много в нем было смелых и
сильных воинов, много бесстрашных и ловких купцов, все были готовы найти
путь через Снежные горы в заповедные земли. Всеми, в караване том, владела
жажда сокровищ невиданных, но сто крат умноженных в мечтах воспаленных.
Готовы были путники не есть и не спать по много дней в пути своем, лишь бы
отыскать тайную тропку через высокие хребты. Но лишь только приблизились
они к Снежным горам на двадцать дней пути, как вдруг задрожала земля под
копытами лошадей и верблюдов, покрылась трещинами огромными и стали те
трещины расти на глазах, превращаясь в пропасти глубины неизведанной. А из
трещин тех огонь вырвался языками жаркими. Оказался караван словно посреди
пожара подземного. Многие путники, среди которых был купец из Дамаска
Ахмед Гули и воины его верные, попадали в трещины вместе с конями своими,
оружием и товарами. Даже пепла от них не осталось. Также погиб и купец
Бедр Аль-Бустани из города Басры, со своими людьми. Остальные путники
чудом спаслись, успев проскакать меж трещин и языков огненных вперед, и
скакали они от страха еще два дня без остановки. На второй день скачки
снова разыгралась земля предгорная и трещинами разверзлась, поглотив людей
купца Хикмета, а затем вдруг с небес высоких посыпались раскаленные камни
на головы путникам, скачущим в страхе великом. Оставляя в небе следы
черные от дыма и копоти, обрушились те камни на головы несчастные воинов
купца Заура, а с ним и купца Хакима, умертвив их на веки вечные.
  На третий день скачки без сна и отдыха прекратили падать с неба
раскаленные камни и земля предгорная успокоилась. Остановились лагерем
люди из каравана Али ад-Дауда около леса красоты невиданной, за которым
уже виднелись невдалеке Снежные горы, и пересчитали тех, кто в живых
остался. Не много их было. По счастливому случаю выжили только лишь
несколько человек из людей купца Назира, да сам Али ад-Дауд со своими
охранниками верными. Решил хитрый Али, что позади уже все невзгоды и, раз
Аллах послал ему спасение, то за лесом непременно должна быть тропа в горы
заповедные, где ждут его сокровища, которых даже султан не видывал. А
зачем делить сокровища с ближним( Когда настала ночь темная, напали воины
коварного Али ад-Дауда на горстку людей купца Назира и всех их лишили
жизни. Обрадовался купец Али, уже руки потирал в ожидании золота, что ему
одному достанется, но не успел он на рассвете дня следующего вступить в
лес с людьми своими, как упал на землю и заснул Али ад-Дауд и воины его
сном глубоким, от которого не было пробуждения. Так проспали они до тех
пор, пока не истлели тела их и не почуяли дух тот стервятники, слетевшиеся
на пир скоро.
  А с окраин земель полунощных много лет тому назад шел в Снежные горы за
поживой отряд пермяков. Вел их купец Севастьян Широкий с дружкой своим
Аретемием Кургузым. Оба мужики здоровые и головастые, до земель новых
неизведанных, кои присвоить можно, да до богатства сильно жадные. Людишки
с ними подобрались похожие, все больше лихие, к странствиям и скитаниям по
большой дороге привычные. Таким, что соседа жизни лишить, что в Северные
горы сходить, все едино. В дали далекие идти хоть и страшнее во много раз,
но зато страсть как интересно. А по лесам безвылазно сидеть, купцов
поджидаючи, скучно. Охота, она как говаривают, пуще неволи. Вот и
подрядилось народу лихого немало к Севастьяну с Артемием в подможники и
охранники от напастей всяких. А те хоть и купцы вроде, да сами пограбить
кого не дураки, а иначе на Руси жить трудновато получается.
  Снарядили Севастьян с Артемием множество коней добрых, запасли еды, да
оружия. Народу пермяцкому сказали, что идут де искать пути торговые в
далекие горы Снежные. Посмотрел народ на них, как на покойников, и пожелал
пути доброго. Наслышаны были пермяки о Снежных горах. Сказывали, что есть
за ними богатства и клады драгоценные, только путей туда отродясь никто не
знал и живым из походов таких не возвернулся, ибо нечисти водилось там не
меньше, чем злата и каменьев драгоценных. Но Севастьяна с Артемием это не
отвадило, ибо отчаянные мужики они были, да жадные, хоть и жить хотели не
меньше других.
  Шел отряд купеческий так через поля широкие и леса дремучие дни многие,
через зиму прошел и через лето знойное, много рек глубоких позади оставил
с берегами скалистыми и пришел, наконец, почти к горам, что в небо
упирались своими вершинами заснеженными. По пути им немало хищников
повстречалось, да только ничего такого, что раньше не видали они и сейчас
не встретили, а волки клыкастые, да тигры полосаты - то нечисть знакомая,
от нее и отбиться можно. Вышли пермяки из леса последнего, на берег реки
темноводной, что отделяла их от хребтов горных и порешили, что видать это
и есть горы Снежные, потому как выше они в своей жизни ничего не видывали.
  Устали они сильно в походе этом и надумали в тот день отдых дать ногами
своим стоптавшимся и коням исхудавшим, коих едва не съели по дороге.
Повалились пермяки на землю и заснули от усталости сном крепким, так и
проспали до самой ночи. А как наступила ночь темная, повылазили из реки
той на берег здоровенные рыбины с чешуей блестящей о шести лапах когтистых
и набросились на людей спящих. Вонзали они в шеи человечьи свои клыки
острые и тащили на дно глубокое в воду темную. А самая малая из тех рыб
была с коня пермяцкого величиной, потому и коней поели всех рыбины
ужасные. Севастьян с Артемием проснулись от криков диких в ночи, запалили
факелы, схватились за топоры, и отбиваться стали от нечисти доселе
невиданной. Одну рыбу десять раз топором ударили, да только чешуя у нее
словно из брони была, топоры все отскакивали. Спасло их только чудо
нежданное. Увидав огонь, рыбины, жившие в глубине темной и по ночам на
землю выходившие, в воду все бросились, ибо не переносили света яркого.
  Так спаслись от них Севастьян с Артемием, да только не в радость им это
было. Ибо поутру осмотрели они место ночевки своей и никого из людей своих
не нашли, только двое их осталось на берегу окровавленном, где руки и ноги
человечьи валялись повсюду, да оторванные конские головы. Еды у них не
было никакой, да и коней теперь не стало. Но порешили Севастьян с Артемием
дальше идти и, чтоб ни случилось с ними, найти проход в горы Снежные, или
сложить здесь свои буйны головы. Назад идти они не пожелали.
  Стали купцы искать обход той реки темноводной, где рыбины водились
кровожадные шестилапые, и еще пять дней без сна шли на север в верх по
течению. На шестой день вышли купцы к мосту каменному, который показался
им делом рук человеческих, ибо вырублен был из камня. За мостом сразу лес
начинался, сквозь кроны деревьев кряжистых которого ни один луч солнечный
пробиться не мог, отчего темным лес казался. Странно было все это, но
делать нечего, - вдруг людей каких незлобливых в том лесу отыскать можно
будет - чем леший не тешится.
  Первым на мост Се