не  стал бы  темнить понапрасну  без достаточных  на то
оснований.  Не  таков  был  углицкий  князь.  Ситуация  представлялась
Владимиру Константиновичу  крайне запутанной.  В лесу ловчий рассказал
своему господину  об ужасных  обвинениях, якобы  выдвинутых парнем  по
адресу углицкого  князя. Владимир  Константинович даже  представить не
мог, как  появилась на  свет столь гнусная клевета! И вообще, выдумать
такое мог  только юродивый. Однако после двух-трех простейших вопросов
Владимир Константинович  понял, что  речь шла  вовсе не  о  нем,  а  о
каком-то другом  князе. Хорошо,  что у слуги хватило смелости поведать
обо всем,  и этот  болван не бросил с перепугу парня в лесу, как хотел
сделать вначале. В результате Владимир Константинович стал обладателем
некой тайны,  которая могла  ему очень  пригодиться. Только бы узнать,
кто из князей предал Христа!
   Владимира  Константиновича  радовало  то  обстоятельство,  что  под
влиянием жара  юноша  назвал  ростовского  князя  Бориса  Васильковича
спасителем. Значит,  племянник его  не был  "сатанинским иудой". Вот и
отлично! Будет  на кого  опереться в  борьбе с  предателем. Оставалось
только привести  парня в  чувство и  выведать имя, которое он так и не
назвал в бреду.
   Знахарь с  Никитой, который  временно превратился в его подручного,
очень желали  угодить своему господину и старались изо всех сил. Утром
следующего  дня   юноша  очнулся.   И  тогда  Владимир  Константинович
окончательно убедился,  какой неслыханной  удачей обернулась  вроде бы
неудачная охота.
   Илья (так  звали парня)  оказался послушником небольшого монастыря,
расположенного  верстах   в  сорока   западнее  Владимира.   Там  жило
всего-навсего четверо  престарелых монахов, не считая игумена Антония.
Таких миниатюрных  обителей появлялось  в последнее  время  превеликое
множество.  Вот   и  Антоний,   чудом  спасшийся   из  рук   татарских
нечестивцев, спаливших  Суздаль, выстроил  на берегу  Колокши  подобие
лачуги, вокруг  которой теперь  лепилось еще несколько не менее жалких
построек. Жили они бедно, огородничали, держали пасеку, ловили в речке
рыбу, усердно  молились Богу да время от времени переписывали на заказ
книги, взимая за сей праведный труд оплату мукой либо крупой.
   Илья  попал   в  монастырь  прошлой  осенью.  Родился  он  в  семье
ростовского бондаря,  до поры  до времени  жил, как  все дети тамошних
ремесленников, да  только привычный  уклад жизни  был напрочь разрушен
ордынским нашествием:  четыре года  назад погибла вся его семья. С тех
пор мальчишка бродил по дорогам, выпрашивая подаяние. А прошлой осенью
уже после  наступления ранних  заморозков постучался  в двери одной из
хижин Антониева  монастыря, осипшим голосом начал проситься внутрь - и
потерял сознание.
   Монахи позаботились об Илье, а когда игумен услышал его историю, то
после недолгих  размышлений  предложил  остаться  с  ними,  ибо  питал
жалость ко всем пострадавшим от татар. Кроме того, он рассчитывал, что
юноша станет  выполнять самую тяжелую хозяйственную работу, а от этого
будет немалая  польза  и  облегчение  престарелой  братии.  Паренек  с
радостью согласился. Идти ему все равно было некуда, разве что обратно
на большую дорогу.
   Так Илья  стал послушником.  Игумен Антоний  назначил ему  годичный
испытательный срок,  по завершении  которого парень должен был принять
пострижение. А  пока Илья  жил в  лачуге, которую  соорудили для  него
монахи, трудился  на огородах и на пасеке за четверых, прилежно корпел
над Писанием,  заучивал наизусть  молитвы и  исполнял различные мелкие
поручения игумена. И пусть Илья ел не досыта и спал под ветхой крышей,
зато был уверен, что и завтра, и послезавтра, и впредь получит утром и
вечером вареную  полбу, сочевицу  или репу,  если нет поста - трижды в
неделю уху или вяленую рыбу.
   Однако Господу,  по-видимому, показалось мало испытаний, отведенных
на долю  Ильи, и  Всевышний решил  подвергнуть парня  новым.  Нынешние
злоключения начались  с того,  что  дьякон  церкви  Покрова  на  Нерли
заказал игумену  Антонию, которого знавал еще до татарского нашествия,
роскошный Октоих.  Такая сделка  сулила выгоду не только игумену, но и
дьякону Покровской  церкви. В  другом  месте,  например,  в  столичном
Рождественском монастыре,  переписчики содрали  бы за книгу непомерную
цену. А со старым приятелем дьякон уговорился всего-то на штуку ткани.
   Когда монах  Феодул справился  наконец с  ответственной работой  (а
произошло это  в конце  вербной недели),  отнести книгу  было поручено
Илье: юноше  пройти сорок  верст пешком  нетрудно, не то что старикам.
Илья исполнил  поручение игумена  охотно и  прилежно, как  и  подобает
послушнику. Отправившись  в путь  утром первого дня после праздничного
воскресенья, он  отмахал аж  тридцать верст  из  сорока,  заночевал  в
безвестном  селении,   поднялся  затемно   и  на  второе  утро  достиг
Покровской церкви. Дьякон принял Октоих, вскользь поблагодарил юношу и
рассеянно  подтвердил,  что  его  благодетель  протоиерей    Калистрат
непременно пришлет игумену Антонию штуку шерстяной ткани, чтобы братия
справила к осени новые рясы.
   Илье  очень   понравилась  небольшая   белокаменная  церквушка,  ее
рельефные украшения.  Церковь Покрова  была первым  зданием, в которое
юноша попал  после нескольких  месяцев, проведенных  в  лесной  глуши.
Поэтому, набравшись  смелости,  Илья  попросил  у  дьякона  разрешения
осмотреть церковь.  Тот раздраженно  ответил, что  храм Божий не место
для любопытных  зевак, а  потом, так и не закончив речь, махнул рукой,
развернулся и торопливо отошел .
   Рассеянность   дьякона    и   его   не   слишком   любезный   ответ
свидетельствовали о многом. В частности, любому стало бы ясно, что его
присутствие в  этом месте  нежелательно. Любому  - но  не юному  Илье.
Послушник истолковал  прощальный жест  дьякона как  разрешение  делать
все, что угодно. Поэтому ободренный таким "приглашением" Илья принялся
расхаживать из  угла в  угол, разглядывая чудесные иконы и фрески. Так
продолжалось вплоть  до  окончания  утренней  службы,  когда  какие-то
монахи начали мягко выпроваживать прихожан из церкви. Бросив несколько
косых взглядов  на Илью, они немного посовещались, но затем настойчиво
предложили уйти и ему.
   Опять же,  подобное  обхождение  с  людьми  шло  вразрез  со  всеми
церковными традициями  и должно было насторожить любого человека. Да и
откуда взялись  здесь эти странные монахи, все как на подбор высокие и
широкоплечие?.. Но Илья не задавался этими вопросами. Просто ему стало
жаль, что не довелось вволю полюбоваться росписями. Вот бы еще на хоры
попасть!  Должно  быть,  там  не  менее  красиво,  чем  внизу.  Парень
направился ко  входу в  башенку, откуда  можно было попасть наверх, но
был остановлен строгим окриком. Что ж, значит, в следующий раз...
   Илья вышел  из церкви  и сразу понял, почему оттуда выгнали паству:
перед входом спешивался богато одетый молодой человек, вокруг которого
увивались  сам  дьякон  и  два  монаха,  державшие  под  уздцы  лошадь
прибывшего и одновременно старавшиеся выказать ему все возможные знаки
внимания. Остальные  монахи столпились  в дверях,  зорко следя за тем,
чтобы никто  из прихожан  не вздумал вернуться. Впрочем, люди наоборот
старались держаться  от знатного  молодого человека подальше и спешили
по своим  делам. Дьякон  величал прибывшего по имени-отчеству: "Андрей
Ярославич".
   Вот все  и объяснилось! В Покровскую церковь изволил пожаловать сам
великий  князь   Владимирский  и   Суздальский.  Очевидно,   он  желал
помолиться здесь,  немного побыть  наедине с  Богом и самим собой. Раз
так, Илья  отошел в  сторонку... и  тут обратил  внимание на то, что в
башенке, где  была ведущая  на хоры  лестница, имелся  еще и  наружный
вход. Через  этот вход  можно было  пройти наверх и осмотреть хоры, не
вызвав ни  у кого  недовольства. Юноша  не станет  спускаться  вниз  и
мешать молитве светлейшего князя, он только побродит по хорам и уйдет.
   Это  было  великое  искушение  для  послушника.  Впоследствии  Илья
глубоко  раскаивался   в  собственной   опрометчивости   и   нежелании
подчиниться требованиям  дьякона и  монахов. Ах,  если бы  он не  стал
своевольничать и не предпринял эту экскурсию на хоры!..
   Итак, никем  не замеченный  послушник скользнул  к внешнему входу и
поднялся вверх  по каменным  ступенькам. Едва  он вошел  на хоры,  как
услышал стук  затворяемой двери.  Юноша хотел  броситься назад, однако
замер на  месте, ни  жив ни мертв от страха, что его тотчас обнаружат.
Но время  шло, а  никто так и не появлялся. Тогда Илья сообразил, что,
очевидно, кто-то  покинул хоры  и спустился  в церковь  по  внутренней
лестнице. Послушник  вздохнул с  облегчением. Пожалуй,  у него  хватит
времени для осмотра затейливых фресок. Из любопытства Илья подкрался к
двери, ведущей  на внутреннюю  лестницу, нашел  ее незапертой и в свою
очередь осторожно  спустился  вниз.  Ступени  были  каменные,  они  не
скрипели при  каждом шаге,  поэтому юный  послушник не  опасался  быть
обнаруженным.
   Достигнув конца  спиральной лестницы, он осторожно заглянул в арку.
В церкви  стояли двое.  Один из  них был  Андрей Ярославович, которого
Илья  видел  у  входа.  Князь  смотрел  на  какую-то  икону,  суеверно
крестился и  бормотал: "Это  знак. Я  обязан  продолжить  дело  брата,
погибшего  безвременной   смертью".   Другой,   по   всей   видимости,
спустившийся  с  хоров  перед  послушником,  находился  позади  Андрея
Ярославовича. Судя  по  одежде,  то  был  обыкновенный  монах;  однако
заговорил он  не по-церковному,  а на  непонятном наречии.  Зато князь
отлично понял  его, резко  обернулся  и  воскликнул:  "Это  ты  послан
святейшим отцом!" Монах вновь ответил. Андрей Ярославович спохватился,
зажал рот рукой, затем принялся вертеть головой, высматривая, не видит
ли их кто.
   Илья поспешил  отступить вверх  по лестнице,  но  отчетливо  слышал
каждое слово благодаря замечательной акустике церковных сводов. Теперь
уже оба  говорили на  непонятном языке,  стоя на  месте. Потом  голоса
стали  приближаться.   Послушник  решил,  что  князь  и  монах  сейчас
поднимутся на  хоры, тогда  ему не  сдобровать, ибо  вся  округа  была
наслышана о  вздорном нраве  Андрея Ярославовича.  Едва переступая  на
негнущихся ногах,  Илья принялся подниматься по лестнице. Но успеет ли
он удрать?..
   Холодный пот  прошиб беднягу, послушник остановился, сполз по стене
и решил  остаться здесь, а там будь что будет... Голоса смолкли, затем
зазвучали вновь. Юноша прислушался и понял, что увлеченные собеседники
остановились в  самом начале  лестницы. В  этом было его спасение, ибо
появился шанс  спокойно уйти  незамеченным. Однако теперь Илья кое-что
сообразил:  насколько   ему  было   известно  от  монахов  Антониевого
монастыря, ни игумена, ни архимандрита, ни пресвитера, ни епископа, ни
даже суздальского  архиепископа не принято называть "святейшим отцом"!
Кем же тогда послан загадочный монах?
   Тогда юноша совершил второе "прегрешение", потому что из праздного,
как он  считал, любопытства  прислушался к  беседе вместо  того, чтобы
убраться с лестницы подобру-поздорову. Разумеется, Илья не понял почти
ничего... кроме  имен, поскольку имена в переводе не нуждались! Андрей
Ярославович и  странный монах  могли  разговаривать  на  каком  угодно
языке, все  равно послушник  уловил  бы  слова  "Данила",  "Хорсадар",
"Дрив" и  "Целестий". Один  раз монах  также помянул  нечестивца Бату.
Постепенно Илья  приноровился к  тону их  беседы и  понял, что монах в
чем-то убеждает князя. Под конец Андрей Ярославович на некоторое время
задумался и вроде бы с чем-то согласился.
   Кроме  имен  послушник  разобрал  еще  одно  слово,  несколько  раз
повторенное обоими  за время беседы: "Окто". Тогда стало ясно, что они
говорят по-гречески.  Грамотей Феодул  объяснял  Илье,  что  греческое
название  "Октоих",   иначе  Осмогласник,   происходит  от  разделения
содержимого этой  книги на  восемь частей,  или гласов.  Послушник  же
запомнил это  слово, потому  что "окто"  вызывало ассоциацию  с речным
камнем-окатышем и  представлялось юноше  таким же  гладким, округлым и
приятным на  ощупь. Итак,  "oktw" -  восемь  по-гречески.  Само  собой
напрашивалось предположение,  что  Андрей  Ярославович  уговорился  со
странным монахом  о чем-то,  что должно  произойти через  восемь дней,
восемь месяцев или в крайнем случае - через восемь лет.
   На этом  самом "окто"  разговор завершился. Шаги собеседников стали
удаляться. Очевидно,  они пошли  к выходу, все уладив. Илья же нашел в
себе силы  взобраться на  хоры, откуда спустился по наружной лестнице.
Наконец, никем  не замеченный,  шмыгнул в густые кусты, которыми зарос
берег Нерли. Здесь послушник повалился на землю и крепко задумался.
   Все происшедшее  казалось ему  крайне подозрительным. Великий князь
Владимирский  и   Суздальский  приехал   в  церковь  Покрова,  стоящую
особняком  и  от  стольного  града  Владимира,  от  загородного  замка
Боголюбова, отнюдь  не для  того, чтобы  помолиться в  одиночестве. На
самом деле  он  встретился  здесь  с  посланником  "святейшего  отца",
который вырядился  монахом, очевидно,  не желая  быть узнанным.  Кроме
того, священнослужители  заранее прогнали  из Покровской  церкви  всех
прихожан. А  Андрей Ярославович  к тому  же разговаривал с посланником
по-гречески  о  таких  странных  личностях,  как  отъявленные  колдуны
Хорсадар и Дрив и предводитель ордынцев Бату, которого захватил в плен
киевский князь Данила Романович с помощью упомянутых колдунов. Кстати,
Данилу он  тоже поминал. Да еще сюда впутывался какой-то Целестий... И
в конце  Андрей Ярославович  уговорился  с  посланником  про  какие-то
восемь... дней?  месяцев? А  может  восемь  человек!  Восемь  городов!
Восемь кун  серебра. Восемь  мешков золота.  Восемь верст... Мало ли к
чему можно  применить это  число! Жаль,  конечно, что  юноша  не  знал
греческого, да ничего с этим не поделаешь.
   Чем больше  рассуждал Илья,  тем больше  запутывался. Он пролежал в
кустах на  берегу Нерли до самых сумерек, но так ничего и не придумал.
Наконец послушник  понял, что  либо сойдет  с ума  от всех этих тайн и
недомолвок, либо  выбросит все до единой глупости из головы и вернется
в Антониев  монастырь к грядкам репы и капусты, покосившимся лачугам и
корпению над Писанием.
   Впрочем,  Илья  тут  же  решил  не  возвращаться  пока  в  Антониев
монастырь, а обождать восемь дней и вновь заглянуть в церковь Покрова.
Может, удастся  узнать что-нибудь  интересное. Почему  бы нет?  Он уже
научился проникать  в церковь  "с черного  хода". Его  не  заметили  в
первый раз, авось не заметят и в другой. А если ничего примечательного
на восьмой день не произойдет, Илья со спокойной душой вернется в свой
монастырь... и,  пожалуй,  упросит  грамотея  Феодула  или  настоятеля
Антония выучить его греческому языку, чтобы в следующий раз не ударить
в грязь лицом.
   Ободренный этой  мыслью, послушник  вылез из  кустов и направился в
расположенное  неподалеку  селение,  чтобы  попроситься  на  ночлег  и
раздобыть немного  еды. Следующие  семь дней  Илья провел, скитаясь по
окрестностям, но  ему, в  недавнем  прошлом  бездомному  пареньку,  не
привыкать к бродячей жизни. Кроме того, в преддверие Светлого Христова
Воскресения черствые  людские сердца смягчились, и юноша находил везде
радушный прием.
   А утром  восьмого дня  он уже  дежурил в кустах на берегу. Утренняя
служба протекала  как обычно  на  Светлой  неделе,  но  это  не  сбило
послушника с  толку. А через некоторое время в церкви объявились дюжие
монахи, которые  по окончании службы выгнали всех до единого прихожан.
Илья улучил  момент, ползком  подобрался к наружному входу в башенку и
прошмыгнул на хоры. На этот раз ведущая вниз дверь оказалась запертой,
однако юноша  не слишком огорчился. Акустика здесь была отличная, и он
рассчитывал  подслушать   и  подсмотреть  за  происходящим  в  церкви,
спрятавшись на пустых хорах.
   Ах, почему  Илья не  ослеп и не оглох в то утро?! Почему не свернул
себе шею,  свалившись  с  крутой  каменной  лестницы?  Ибо  в  течение
следующего  часа   он  наблюдал   такое,  от  чего  волосы  на  голове
шевелились. В  Покровскую церковь  сегодня прибыл  не  только  великий
князь,  но   еще  какие-то  важные  бояре  и  двое  высокопоставленных
священнослужителей. Илья не знал никого из них в лицо, но догадался об
их чине  по богатым  ризам. Тут  же находился  и посланник "святейшего
отца", с которым Андрей Ярославович встречался в прошлый раз.
   Однако сегодня  главную роль  играл совсем  другой человек. Это был
странно  одетый  священник,  который  вел  службу  на  каком-то  диком
наречии, где  многие слова  оканчивались на "-ис" и "-ус", а привычное
"аминь" звучало  как "амэн".  И хотя  Илья долго не мог понять, что же
творится там,  внизу, постепенно ему открылась ужасная правда: странно
одетый священник под наблюдением посланника "святейшего отца" произвел
над Андреем  Ярославовичем, равно  как и над прибывшими с ним боярами,
священнослужителями-русичами и  дьяконом Покровской  церкви  необычный
обряд крещения.
   Тогда послушник  наконец догадался, кто такой "святейший отец"! Это
восседающий в  далеких  землях  сатанист,  преданный  в  прошлые  века
анафеме, а  теперь пославший  войска, которые  взяли  штурмом  далекий
Константинополь и  выжили оттуда главу христианского мира, вселенского
патриарха. А совсем недавно западные воины пытались захватить Новгород
и,  по   слухам,  наслали   порчу  на   храброго   витязя   Александра
Ярославовича. Выходит,  его младший  брат Андрей покорился грабителям,
разорителям и убийцам!!!
   Илья до  сих пор  не мог  толком объяснить,  как вновь  очутился  в
кустах на  берегу Нерли.  Он лежал  на спине,  бессмысленно пялился  в
бездонное синее  небо и все пытался припомнить, досмотрел ли церемонию
до конца.  Наверное, нет,  потому что кони приехавших все еще стояли у
входа в  церковь под  присмотром одетых  монахами здоровяков.  Значит,
сатанинское действо все еще продолжалось.
   Послушник встал  на четвереньки,  подполз  к  реке,  несколько  раз
погрузил в воду пылающую голову и лишь тогда пришел в себя.
   Теперь предстояло  решить, что делать дальше. Илья стал обладателем
страшной тайны, совладать с которой ему было не по плечу. Первым делом
он подумал  об игумене Антонии и монастырской братии. Казалось бы, это
самое правильное  решение.Но немного  подумав, и приняв во внимание то
обстоятельство, что поддавшийся сатане дьякон Покровской церкви только
что заказывал  Антонию список  с Октоиха, называя его старым знакомым,
Илья решил,  что  добрейший  игумен  наверняка  состоит  в  сговоре  с
предателями. Но  в таком  случае, практически  не оставалось человека,
которому можно  было рассказать  о происшедшем!  Он бессилен  что-либо
изменить!..
   Как вдруг  на самом пике отчаяния его посетила на удивление простая
мысль: о  величайшем прегрешении  князя следует поведать только князю.
Нужно поскорее  добраться до  его родного  города, любыми  правдами  и
неправдами увидеться  с правившим там Борисом Васильковичем и сообщить
ему  об   отступничестве  Андрея   Ярославовича.  Так   как  последний
приходится  ростовскому   князю  двоюродным   дядей,  то  пусть  Борис
Василькович и разбирается с выкрестом по-свойски, по-семейному!
   Сказано -  сделано. Воспользовавшись  тем, что "монахи" не заметили
его, Илья обогнул церковь, стараясь не высовываться из кустов, наконец
пустился бежать  прямо через  лес  и  окольными  тропками  выбрался  к
селению, в  котором останавливался  по пути сюда. Здесь юноша совершил
последний по  счету бесчестный  поступок, украв у какого-то смерда его
единственную лошадь. Неизвестно почему, но совесть больше всего мучила
Илью именно  из-за этой  пегой клячи,  которая всю  свою  мно