авлен ребром.  И отвечать не имело смысла. Карсидар
молча вскочил в седло и припустил коня.
   - Эй, Давид, я не получил ответа, - окликнул его Зерахия.
   Карсидар остановился и сказал со вздохом:
   - Ответ  мой прост.  Если бы  не колдовство  проклятого Хорсадара и
поганого Дрива,  Киев был  бы стерт  с лица земли несметными полчищами
Бату. И  ты бы не донимал меня дурацкими вопросами, а лежал бы в сырой
земле, пожираемый  червями. И  никакие Адонай  с Христом  тебе  бы  не
помогли. Понял?
   - Понять-то  понял, -  Зерахия догнал  Карсидара и  взял  Ристо  за
поводья. -  Да только плохо, когда колдовство делается вторым богом. И
уж это  необходимо уразуметь  в первую очередь тебе, Давид. Нет богов,
кроме Адоная!  Тем  более,  для  потомков  Исраэля,  к  числу  которых
принадлежишь и ты.
   Карсидар  почувствовал,   что  вновь   закипает.  Заведя   речь   о
колдовстве, этот наглец пытается разбередить незажившую рану.
   - Вот  мой истинный  бог, -  сказал Карсидар,  похлопав по  рукояти
висевшего на  левом боку  меча. -  Да еще  верный конь.  Тебе этого не
понять, торговая душонка.
   - Меч  может сломаться,  конь рано  или  поздно  падет,  -  как  бы
извиняясь, Зерахия  развел руками  и слегка поклонился. - Что же тогда
останется? Все-таки колдовать?
   - А  хоть бы  и так!  Тебе какое  дело? -  возмутился  Карсидар.  -
Проваливай, зарабатывай на свою курицу...
   С его уст едва не сорвалось бранное слово, но шепетек очень вовремя
перебил его:
   - Вот  и я о том же, хавер. Но не думал ли ты, что в один далеко не
прекрасный день  может  объявиться  более  опытный  колдун,  способный
пересилить тебя? Что ты станешь делать тогда?
   Нет, этот разговор добром не кончится! Прочь отсюда!
   - И никак ты не уразумеешь, малоумный, что тебе ничего не остается,
как уповать  на Адоная,  - продолжал  Зерахия. -  Если тебе  никто  не
говорил таких  слов, запомни:  йегудим -  Божий  народ,  йегудим  были
Божьим народом,  есть и  будут. Ничто  в этом  мире не вечно, все есть
тлен и прах, лишь Адонай всегда верен Своим обещаниям.
   "И вот  передо мной сумасшедший пророк этого самого Адоная", - едва
не сказал  Карсидар, но  предпочел промолчать  и вновь припустил коня,
твердо решив больше не останавливаться.
   - Запомни,  Давид, только  на Адоная  можешь ты опереться в трудный
миг, ни на кого более! - Зерахия уцепился на этот раз за стремя и едва
поспевая,  путаясь   в  длинных   полах  своего   нелепого  кафтана  и
придерживая шапку,  бежал рядом  с Ристо.  - Человек ограничен, Адонай
беспределен. Он  исцеляет, а  человек способен  только подлечивать,  в
лучшем случае - с трудом залечивать раны. Твой дружок Андрей с помощью
колдовства  лечил   других  людей.  Но  за  тобой  даже  такая  слабая
способность к  врачеванию  не  замечена,  хотя  со  своими  ранами  ты
справляешься просто блестяще.
   Тут шепетек  споткнулся и  удержался на  ногах лишь благодаря тому,
что вовремя разжал пальцы.
   - Так вот, хавер, прошлым летом у тебя родился сын, - неслось вслед
Карсидару. -  Не дай  тебе Бог  держать его  на руках,  видеть, как он
умирает и сознавать, что все твое колдовство тут бессильно!
   Карсидар  сжал  зубы  и  хлестнул  Ристо  уздечкой.  Голос  Зерахии
внезапно сделался хриплым, скрипучим.
   - Да  убережет тебя милосердный Адонай от такой беды, искренне тебе
того желаю...
   - Пошел  к черту!!!  - рявкнул  Карсидар, перешел  на  галоп  и  не
сбавлял темпа скачки, пока не очутился в Новом Городе.
   Да разве  похож этот  сумасшедший торгаш  на посланца Адоная?! Нет,
злые черные боги надоумили его издеваться над Карсидаром! Проклятье...
   Но сын! Маленький Андрейка... И Милка...
   Карсидар боялся  сознаться самому себе, как не хочется оставлять их
одних в  Киеве. Да,  разумеется, он  отправляется на  восток во  главе
мощной армии  как раз  для того,  чтобы оградить новую родину от новой
беды. Значит, чтобы защитить и собственную семью. Но сынок!..
   Сколько раз  Карсидар осторожно  прощупывал внутренний  мир малыша,
надеясь обнаружить у него хоть малейшие зачатки колдовства. И все зря.
Но старый  Шмуль рассказывал,  что приблизительно  в  таком  возрасте,
может,  годом   позже,  маленький   принц  Давид   устроил   пожар   в
йерушалаймском дворце.  Именно после  этого случая  король Ицхак надел
сыну серьгу.
   А как  поступить Карсидару? Еще раз попытаться распилить камешек от
его собственной  серьги надвое? Но здешние ювелиры подтвердили, что он
чрезвычайно  твердый   и  совершенно  не  поддается  обработке.  Тогда
избавиться от  кольца и  прицепить Андрейке серьгу? Толку-то! Карсидар
всю жизнь  не мог  снять собственную, пока ее не отрубил вместе с ухом
пес Менке.  Выходит, король  Ицхак одел  ее  сыну  не  просто  так,  а
используя какие-то неведомые ему приемы.
   Но если  дело обстоит  таким образом,  от серьги  в ухе Андрейки не
будет никакой  пользы! Да  и Карсидар  лишится  удобного  инструмента,
значительно расширяющего  недоступные  простым  людям  возможности.  А
вдруг в  походе возникнет  ситуация, когда  он вынужден  будет  делать
несколько дел  разом, как  на Тугархановой косе? Как же тут справиться
без голубой капельки...
   Но и  оставлять Андрейку  без присмотра боязно. Карсидар всякий раз
подавлял подобные  мысли, однако сейчас проклятый шепетек поставил его
перед простым  фактом: даже  останься он в Киеве, и то неизвестно, что
предпринять, если  у Андрейки вдруг прорежутся колдовские способности.
Если он,  как Карсидар  в детстве,  начнет шутя вызывать пожары вокруг
себя. Как бы несмышленыш не пострадал от собственной шалости. Да и кто
знает, что  именно малыш  начнет вытворять  и какова на самом деле его
сила...
   А вдруг  Андрейка и  есть тот  самый более  сильный колдун, который
способен противостать Карсидару?!!
   Мысль дикая - но почему бы нет? Это пока он малюсенький беззащитный
малыш, даже  не начавший  делать первые  шаги, но  когда вырастет... В
самом деле, кто его знает!
   Королевскому воеводе  Давиду  уже  давным-давно  надлежало  быть  в
другом  месте   и  отдавать  необходимые  распоряжения  для  ускорения
приготовлений к  походу. Но  Карсидар  остановил  своего  Ристо  возле
церкви в  Георгиевском переулке  и не  двигался  с  места.  Он  совсем
растерялся и не знал, что делать дальше, на что решиться. Будь проклят
полоумный шепетек  вместе со всеми его речами, сеющими смуту в душе...
И если,  помилуй, Господи  Иисусе, поход  против татар  провалится, то
виноват в  этом будет  единственный человек - мишигине Зерахия, своими
способностями (без  сомнения,  выдающимися)  поразительно  похожий  на
покинувшего этот край Читрадриву!
   Карсидару пришлось  приложить невероятные  усилия,  чтобы  все-таки
взять себя  в руки  и с  головой уйти  в дела.  Но надо  же, проклятый
шепетек не  оставил его  в покое  и  на  следующий  день!  Этот  тощий
недоумок посмел  явиться прямо  к нему  на подворье с самого утра и не
обращая ни  малейшего внимания  на испуг Милки и старой мамки, скаля в
неотразимой лошадиной улыбке желтые зубы, сообщил:
   - Все  в порядке,  Д'виид! С  Ипатием я обо всем договорился, и еще
сегодня до обеда его люди получат все необходимое.
   Карсидар едва совладал с собой: еще ни разу ненавистный иудеянин не
осмеливался приходить в его дом! Неужели же Зерахия решил окончательно
доконать его?!
   И схватив  шепетека  за  отвороты  нелепого  длиннополого  одеяния,
Карсидар выволок его за ворота и срывающимся хриплым голосом прорычал:
   - Я!.. Ты!.. Зачем?.. Как посмел ты сюда явиться, мерзавец?!
   Сумасшедший иудеянин нисколечко не испугался, как всегда миролюбиво
осклабился и огорошил Карсидара очередным нелепым заявлением:
   - Мы  вчера  таки  немножечко  не  договорили,  хавер.  Так,  самую
малость. Ты слишком быстро ускакал, а пеший конного не догонит.
   - Не  о чем  нам с  тобой разговаривать,  понял, ты, отродье дикого
осла и шелудивой свиньи?! - тараща глаза, шипел Карсидар. Его руки уже
мяли густую  черную бороду  шепетека и  сами собой  подбирались к  его
горлу.
   - Не договорили, - невозмутимо возразил Зерахия.
   - О чем?! О снаряжении полусотни "коновалов", что ли?
   - И  об этом  в частности,  - шепетек  был сама  любезность. - Но я
больше насчет  пурима хотел...  Ты вообще  представляешь, что  это  за
праздник?
   Ну невозможно  было сердиться  на этого чокнутого! Карсидар едва не
начал душить  его, а  Зерахия как  ни в  чем не  бывало  рассуждает  о
каких-то там праздниках. Идиот!
   Карсидар  встряхнул  шепетека  так,  что,  казалось,  услышал,  как
стукнули друг о дружку его кости, тут же отпустил и рявкнул:
   -  Что  там  за  праздник  такой!..  Говори  да  проваливай  отсюда
подобру-поздорову, пока я твою пустую башку назад не скрутил!!!
   - С  удовольствием, -  Зерахия оправил  одежду, разгладил  бороду и
обронив: -  Надеюсь, ты  понимаешь, что  я  это  насчет  праздника,  -
принялся путано излагать что-то про девушку Эсфирь, короля Ахашвероша,
королевского советника Мордехая и его лютого врага Гамана.
   - Погоди... - перебил иудеянина Карсидар. Ему внезапно пришла на ум
байка про  Астор, которая  так нравилась  Читрадриве. - Как звали того
короля? Ахаш... рош?
   - А-хаш-ве-рош, - повторил по слогам Зерахия.
   - А в священной книге про него рассказывается?
   - Конечно,  - подтвердил шепетек. - Кажется, ты иногда заглядываешь
в танах,  или Ветхий  Завет, как  принято  называть  его  среди  гоев.
Молодец. Только гои называют Ахашвероша Артаксерксом.
   "Так вот  почему Читрадрива  не нашел  в  книгах  имени  сказочного
короля!" - догадался Карсидар. А вслух сказал:
   - Ошибся ты, Зерахия. Я не читаю священных книг. Я вообще...
   Он хотел  добавить, что  ученику мастера  прежде всего  нужно  было
научиться владеть  самым разнообразным  оружием,  а  не  грамотой,  но
вовремя спохватился.  В самом  деле, зачем  все это знать сумасшедшему
торговцу?
   Но  шепетек  отреагировал  на  это  по-своему,  со  скорбным  видом
воскликнув:
   - Ой-е-е-е-е-е-ей!  Сразу  становится  заметным  гибельное  гойское
влияние на  порядочного а'ида!  Конечно,  у  гоев  не  принято  читать
священные  книги,   поскольку  все   поголовно  полагаются  на  устные
проповеди священников.  Правда, к  сожалению, и  у  наших  слово  ребе
зачастую значит  больше, чем  весь танах,  вместе взятый, но у нас, по
крайней мере, принято обучать детей читать на священном языке.
   - Как, всех детей?! - изумился Карсидар.
   - Поголовно,  - подтвердил  Зерахия. - Взять хотя бы Иисуса. Кем он
был? Плотником, сыном плотника. Подумаешь, важная птица! Тем не менее,
Мария занималась  образованием сына,  как и  всякая нормальная мать. В
четвертой главе  книги апостола  Луки рассказывается,  как Иисус читал
субботний текст в собрании. Разве неграмотный может читать?
   - Ладно, ладно, пока что мы сбились на другое, - напомнил Карсидар,
- и я никак не услышу, про что ты хотел мне рассказать.
   - Пурим.  Праздник наш,  - ответил  Зерахия, подняв глаза к небу. И
тут же  затараторил сбивчиво,  глотая отдельные  звуки  и  даже  целые
слова: -  Я тебе  вот что...  ты только  выслушай! Пур  - на священном
языке "жребий"...  Твой друг-колдун  на священном...  когда к  учителю
приходил. Значит,  и ты  должен знать... Это жребий, Д'виид, жребий! В
этот день... судьба народа... Нашего народа, Д'виид!
   - Что за судьба? Какая? - не понял Карсидар.
   - Судьба всего народа. Всех йегудим, - Зерахия сделался озабоченным
и выглядел  теперь то  ли разочарованным,  то ли  попросту усталым. Но
зато заговорил  спокойно: - Гаман вздумал погубить всех, возвел наклеп
Ахашверошу. Но  прекрасная королева Эсфирь сказала: "О король, я также
из числа  этих людей,  так что  если начинать убивать йегудим, прикажи
убить меня  первую". И  тогда Ахашверош  отдал жизнь  Гамана Мордехаю.
Йегудим одержали  победу... но  потому лишь, что уповали на Адоная, на
Его милость, а не на свои силы!
   Голос шепетека  окреп, и  сузив вспыхнувшие странным огоньком карие
глаза, он продолжал:
   - Сегодня  последний день  таханит Эсфирь  - поста  царицы  Эсфири,
вечером заходит  сам пурим.  Ты с войском выступаешь как раз завтра, в
день праздника.  Это знак,  Давид! Несомненно, знак... Запомни: в этом
походе будет  решаться и  твоя судьба,  и судьба  твоего дела, то есть
подчиненных тебе  воинов. У  тебя есть выбор, и довольно простой: либо
ты обращаешься  за помощью  и поддержкой  к  Адонаю,  как  и  надлежит
поступить  всякому  а'иду,  но  тогда  прекращаешь  колдовать  -  либо
продолжаешь  уповать  на  собственные  силы.  И  тогда  ты  непременно
проиграешь. Вот,  собственно, все, что я хотел сказать тебе еще вчера.
Но ты ускакал, а теперь...
   Зерахия  глубоко   вздохнул,  махнул   рукой  и,   не  удерживаемый
Карсидаром, побрел прочь.
   - Чего  хотел от тебя этот иудеянин? - спросила перепуганная Милка,
когда Карсидар вернулся в дом.
   - Он насчет снаряжения моих "коновалов" приходил, разве не слыхала?
- проворчал Карсидар.
   - Слыхать-то  слыхала, -  сказала тихо Милка, и голос ее дрогнул: -
Да только про народец этот много лихого болтают.
   - Они  младенчиков воруют и кровушку из них пьют, - вставила старая
мамка, выныривая  из дверей  Милкиной комнаты.  - Владычице Приснодева
Мария, спаси  и помилуй!  Я-то как  бросилась к нашему Андрейке, так и
дрожала над  ним вот по сей час! Неужто, думаю, супостат этот к нашему
малышу подбирается...
   Карсидар вспомнил,  как мамка  рассказывала когда-то  Милке, что  у
колдунов  "нос   крючком,  уши   торчком",  велел  старухе  прекратить
причитать и  идти накрывать к завтраку, а сам в прескверном настроении
заперся в своей комнате.
   В самом  деле, шепетек  ведет себя как настоящий идиот. Однако даже
идиот не  станет зря  рисковать своей  поганой шкурой,  дразня  такого
человека, как Карсидар. А шепетек рискнул! Так зачем, спрашивается, он
сделал это?!
   Неужели  же  в  его  мрачных  пророчествах  скрывается  хоть  капля
истины...





Глава V. ГОСПОДИН ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД



   Плачем и  стенаниями наполнился  Новгород: хоронили  люди  храброго
Александра Ярославовича, прозванного Невским.
   Правду сказать,  непростые отношения  были  у  новгородцев  с  ныне
почившим  в   Бозе  князем,   ох,  непростые!   Батюшка  его,  Ярослав
Всеволодович, неоднократно  княжил у  них. Успели  новгородцы  к  нему
присмотреться, примериться да и принялись приглашать Ярославовых сынов
на новгородский престол.
   Самый старший  из Ярославичей,  Федор, скончался  в  тысяча  двести
тридцать третьем  году от  Рождества Христова,  и тогда  пришел  черед
Александра княжить  в  Новгороде.  Надеялись  новгородцы,  что  с  ним
удастся легко  поладить, если  с юных  лет приучать к заведенным здесь
порядкам. То  есть: считаться  с мнением  вече, уважать  архиепископа,
посадника, тысяцкого,  бояр и  старост. А коли случится беда и, не дай
Бог, нагрянет лихая година - защитить от любого врага.
   Но просчитались  новгородцы, когда думали, что из тринадцатилетнего
юнца удастся  вылепить послушного  князя с  той же  легкостью, с какой
гончар лепит из сырой глины горшок. Еще как просчитались!
   Юный Александр  Ярославович,  возможно,  и  был  польщен  тем,  что
свободолюбивые новгородцы пригласили его княжить. Да только внешне это
никак  не   проявлялось.  Напротив,  когда  совет  господ  еще  только
предложил новому кандидату в князья заранее заготовленный проект ряда,
Александр рванул  с места в карьер и принялся настаивать на том, чтобы
право распоряжаться  казной и  заключать союзы  с другими  княжествами
были  отняты   у  новгородского  архиепископа  и  переданы  ему.  А  с
архиепископа и церковных дел хватит.
   Только и новгородцы не лыком шиты! Не собирались они уступать своих
исконных  прав,   с  превеликими   трудами  отвоеванных   у  князей  в
предшествующие века,  хоть бы  и самому  Володимиру Великому, Ярославу
Мудрому или  даже Володимиру  Мономаху, если  бы те  вдруг восстали из
могил. Тем  более, какому-то там юнцу, который еще и усов не отрастил.
Не в коня корм!
   Именитые бояре  вежливо объяснили  Александру, что  к чему. Негоже,
мол, со  своим уставом  в чужой  монастырь  соваться,  умерь,  княжич,
аппетит. Тот, ясное дело, заартачился поначалу, но затем уступил и ряд
подписал.  Господа   новгородцы  обрадовались,   решили,   что   юноша
капитулировал окончательно, и в дальнейшем с ним хлопот не будет.
   Как бы  не так!  По-видимому, Александр рассудил, что главное сесть
на престол,  а остальное  решится по  ходу дела.  При всяком удобном и
неудобном случае  юный князь  пытался вмешиваться  в учет  оброков,  а
когда ему  чем-то  не  понравилось  поведение  эстов  -  потребовал  у
посадника и тысяцкого снарядить против них дружину.
   В общем,  стало ясно,  что с  Александром каши  не  сваришь.  Совет
господ скликал  городское вече,  которое постановило прогнать молодого
нахала и  попросить  на  его  место  "проверенного"  князя,  а  именно
Ярослава Всеволодовича.
   Тот пожурил  сынка за  несговорчивость и согласился в очередной раз
покняжить в  Новгороде. Юный  Александр обиделся и удалился. Только не
слишком много  выгадали бояре  от такой перемены: Ярослав Всеволодович
ничтоже сумняшеся  собрал полки  новгородцев и новоторжцев - и занял с
их помощью  Киев! А  едва татарская  орда прокатилась через Владимир и
Суздаль, бросил  и киевский престол и прочно обосновался во Владимире.
И никакими посулами его оттуда было не выманить.
   Ничего не  попишешь, пришлось  господам новгородцам  просить  юного
Александра Ярославовича  вернуться к  ним. Да и как не пригласить его,
когда на  востоке лютовали ордынцы, на севере бряцали оружием шведы, а
в  западных  землях  (это  уже  тогда  было  ясно)  собирались  войска
рыцарей-крестоносцев,  которые  тоже  не  прочь  были  потрясти  мошну
новгородских богачей.  Судили-рядили купцы  и бояре,  да  и  не  нашли
лучшей кандидатуры  в князья.  По их  разумению, только  Александр был
способен  возглавить   новгородские  дружины   и  помочь  отбиться  от
супостатов. Да и батюшка Ярослав Всеволодович в случае чего не оставил
бы  сынка   без  помощи,   пусть  незначительной,   учитывая  всеобщую
опустошенность Владимиро-Суздальской земли.
   Вот на  этот раз  не ошиблись  господа  советники,  в  самую  точку
попали! Александр  впервые продемонстрировал  недюжинную  храбрость  и
блестящий  воинский  талант,  когда  в  середине  лета  тысяча  двести
сорокового года  с небольшой  дружиной при  поддержке ладожан наголову
разбил в устье Невы шведское войско под предводительством королевского
зятя Биргера.
   Радости было! Приятно вспомнить...
   Да только  зря радовались  господа советники, ибо Александр, теперь
уже  снискавший  любовь  и  уважение  народа,  вновь  начал  выдвигать
завышенные требования  на обладание властью. Напряжение между князем и
именитыми новгородцами  росло. Дело  дошло до  того,  что  вече  опять
довелось выбирать  между князем  и своими  старшинами. И,  конечно же,
Александру вновь пришлось покинуть город.
   А между тем, беда не заставила себя долго ждать. Правда, теперь она
пришла не  с востока  и не  с севера,  а накатила  железной  волной  с
запада. Изборск  и Псков  пали под  ударами закованных  в латы рыцарей
(последний -  не без  помощи изменщиков  из  числа  бояр).  Все  ближе
подбирались крестоносцы  к Великому  Новгороду. И  Андрей Ярославович,
младший  брат  Александра,  приглашенный  на  освободившийся  престол,
ничего не  смог поделать с супостатами. Когда же Бату вынудил Ярослава
Всеволодовича  пойти  вместе  с  татарами  в  поход  на  Киев,  Андрей
отправился с  отцом.  А  на  Копорском  погосте  уже  выросла  грозная
крепость крестоносцев...
   Делать нечего.  Пришлось старшинам,  подавив гордость  и предвидя в
перспективе новые  трения и  раздоры, в  третий раз просить Александра
возглавить их  войско. Князь  не стал