авида и по очереди поставил
их владычествовать  над Своим  избранным народом.  И Данила  Романович
полностью отдался молитве, слова которой обычно сами собой срывались с
губ, не затрагивая потаенные струны души, а теперь исходили, казалось,
из переполненного восторгом сердца.
   И тогда  митрополит Иосиф, изо всех сил жаждавший привлечь внимание
народа к своей персоне, громко воскликнул:
   - Люде!  Славословите  кесаря  Даниила,  аки  иудеяне  славословили
Кесаря кесарей Христа Иисуса в день сей!
   И содрогнулись от радостных криков своды Десятинной церкви.
   После церемонии, выйдя из-под сумеречных сводов на залитую весенним
солнцем площадь  перед Десятинной  церковью,  он  не  поехал  прямо  в
королевский дворец,  где должен  был  начаться  торжественный  пир,  а
вскочил на замечательного серого в яблоках скакуна и проехал по улицам
Старого и  Нового Города. Приветствуя своего короля, теперь уже вполне
официально   получившего   корону   от   самого   константинопольского
патриарха, люди  размахивали ивовыми  вайями (ибо как раз было Вербное
воскресенье) и  выкрикивали разнообразные  пожелания. Когда  же Данила
Романович  швырял   в  толпу   пригоршни  резанов,  ликующие  возгласы
переходили в восторженный рев.
   Поскольку по случаю коронации Данилы Романовича вселенский патриарх
смягчил на  один день  правила великого поста, на всех площадях стояли
огромные  бочки,   и  простолюдины  толпились  вокруг  них,  дожидаясь
очереди, чтобы хлебнуть из ковша вина или меду. На Бабином Торжке и на
площади перед Софийским собором таких бочонков было по несколько штук.
Бояре же  праздновали коронацию  государя прямо  на  своих  подворьях.
Повсюду гудели  рожки, звенели  гусли,  скоморохи  веселили  других  и
веселились сами,  и захмелевшие  киевляне пускались в пляс. Эх, народ,
пей, гуляй до упаду! Веселись, ликуй, русская душа! И чтоб так было во
все дни  правления первого  Русского короля  и всех  его  потомков  до
скончания века, дай Бог им всем здоровья и долголетия!
   Вполне довольный  увиденным, Данила  Романович наконец  вернулся во
дворец и  в сопровождении  пышной свиты  направился в  огромный зал на
первом  этаже,   остановившись  на   пороге,  осмотрел  ломившиеся  от
разнообразных  кушаний   столы.  Сразу   же  вспомнился   другой  пир,
давным-давно  отшумевший,  на  котором  "взыграла  древлянская  кровь"
Давида, как  любил впоследствии  шутить тысяцкий Михайло. Тогда Давид,
разозлившись непонятно  из-за чего,  сжег  целого  поросенка.  Правда,
сейчас нет  ни самого  воеводы, ни жареных молочных поросят на столе -
все-таки пост,  хоть и смягченный... Но куда денешься от воспоминаний,
да еще таких необычных! Пытаться выведать хоть что-нибудь на этот счет
у Давида было бесполезно, однако он вряд ли стал бы вытворять подобные
вещи из чистого озорства, да еще на глазах у послов его святейшества.
   Впрочем, на  сей счет  имелись кое-какие  догадки. Никому неведомо,
где и  как родились эти сплетни, но в свое время при государевом дворе
активно обсуждали  не только то, из небесных чертогов Создателя или из
мрачных глубин  преисподней  явился  мужественный  Хорсадар  со  своим
помощником Дривом,  но и  почему он  так ненавидит  западных  рыцарей.
Насчет татар  все было  ясно. А  что до крестоносцев, здесь оставалось
лишь строить догадки.
   Слухи эти  будоражили умы  довольно продолжительное  время. И  даже
вырывались за  пределы дворца  и  начинали  гулять  по  Киеву.  Данила
Романович пытался  по мере  сил бороться  с  этой  досужей  болтовней.
Вполне возможно,  митрополит Иосиф  был в  силах пресечь  ее, если  бы
произнес внушительную проповедь о вреде злословия. Да только проклятый
старик делал  вид, что  ничего не  замечает. А  все  из-за  того,  что
несмотря на  обливания святой  водой и  другие богоугодные  церемонии,
чародейские способности  колдунов не  ослабели ни  на каплю.  Да уж, в
некоторых случаях  Иосиф умел  делаться немым, как рыба! Особенно если
его молчание могло повредить человеку, которого он ненавидел.
   Откровенно говоря,  в глубине души Данила Романович и сам был бы не
прочь приподнять  хотя бы краешек завесы, скрывающей ужасную жизненную
драму своего.  Его ненависть к ордынцам имела явные причины, поскольку
он угодил  в лапы  к мерзавцу  Менке (пошли,  Господи, нечестивую душу
татарина в  геенну огненную!).  А  Менке  был  привычен  обращаться  с
пленниками очень жестоко. Однако Давид вроде бы никогда не сталкивался
с западными воинами, а ненавидит он их ничуть не меньше, чем ордынцев.
Обмануть  Данилу   Романовича  невозможно:   трудно   забыть   жуткий,
испепеляющий взор  Давида,  чудесным  образом  обуглившийся  без  огня
поросенок на  пиршественном столе...  И  потом,  эти  угрюмые  взгляды
исподлобья, закушенная побелевшая губа, с трудом сдерживаемая радость,
когда нунций отправился не солоно хлебавши...
   Определенно, в свое время Давид не поладил также и с крестоносцами!
Вот только  когда это  произошло? И  почему он  так тщательно скрывает
свою  ненависть?  Неужели  при  всей  своей  проницательности  воевода
серьезно рассчитывает,  что окружающие  ничего не заметят! Воистину, и
на старуху бывает проруха.
   Однако, в  отличие от  всех сплетников Киева, Данила Романович знал
некую тайну.  А  именно,  что  Давид  был  от  рождения  обрезан.  Так
поступают по  своему закону  либо  иудеяне,  либо  магометане.  Вполне
возможно, что  не знающий родителей Давид принадлежит к одному из этих
племен. А  поскольку опьяненные мыслью "освободить Гроб Господень" (то
есть попросту  оккупировать Палестину) крестоносцы изо всех сил рвутся
на восток,  Давид вполне  мог сталкиваться  с ними  и прежде. И скорее
всего, из  этого столкновения,  как и  из стычки  с татарвой, не вышло
ничего хорошего.
   Но, фантазируя  таким образом, скорее можно попасть пальцем в небо,
нежели наткнуться  на истину.  Поэтому Данила  Романович  благоразумно
подавлял желание  самостоятельно  докопаться  до  истины,  предпочитая
надеяться на  неожиданный счастливый  случай, который поможет получить
ответ на интересующий всех вопрос.
   И сейчас  не следует  забивать голову  досужими  домыслами.  Негоже
королю  впадать   в  рассеянность  посреди  пира,  заданного  в  честь
коронации! Тем более, что после его ожидает нелегкий разговор с послом
императора  Иоанна  Дуки.  Скорее  всего,  никейский  посланник  будет
просить о помощи против крестоносцев...
   Снова они, проклятые!!! И на севере лезут, как квашня из кадушки, и
на юге! Что за притча?..
   Но -  довольно. Довольно!  Надо есть, пить и веселиться! По крайней
мере, сегодня.
   Так что  во время пира король был чрезвычайно весел и словоохотлив,
не раз  наполнял драгоценную чашу не менее драгоценным заморским вином
и осушал  ее до дна. И чашу, и вино прислал опять же император Иоанн в
честь такого  знаменательного события, как основание новой королевской
династии.
   Насчет того, что будет после празднества, Данила Романович также не
ошибся: Прохор,  посол императора,  попросил  о  встрече  с  глазу  на
глаз... Хотя  нет,  не  совсем  с  глазу  на  глаз:  за  императорским
посланником увязался  и никейский  митрополит Теопемпт. Несомненно, об
этом они уговорились заранее.
   Вопреки установившейся  традиции, Прохор  не стал  ходить вокруг да
около интересующего его предмета, подбираясь к сути дела постепенно, а
сразу же  вслед за  комплиментами и  немного сдержанными  похвалами  в
адрес Данилы Романовича без обиняков спросил по-гречески:
   - Ну  так что,  кесарь, не окажешь ли ты пославшему меня императору
Иоанну посильную  помощь в  борьбе с  врагами? -  причем произнес  это
таким  тоном,   точно  речь   шла  об  известной  всему  миру  сделке,
положительный исход которой предрешен.
   Неизвестно, что  заставило посла  сделать подобный  шаг.  Возможно,
выпитое в  конце великого  поста  вино  сыграло  с  худощавым  желчным
Прохором злую  шутку, а  может быть,  он наоборот решил, что на пиру в
честь своей  коронации Данила  Романович размяк и подобрел сверх меры.
Или крестоносцы  так крепко  досаждают Никее,  что у  Прохора попросту
сдали нервы...
   Пожалуй, справедливым  было именно последнее предположение, ведь не
зря оба владыки - и светский, и духовный - не решились оставить Никею.
Да и посланник вселенского патриарха торжественно подтвердил:
   - Конечно, кесарь, конечно, скажи, какую посильную лепту намерен ты
внести в  наше общее дело, направленное не только на возрождение былой
славы и  величия ромейской  державы, но  и на  возвращение вселенского
патриарха под сень своей Константинопольской обители?
   - Прежде  всего скажите  оба, - король сделал глубокую паузу. - Или
хотя бы  один из  вас пусть скажет: если это враги Иоанна, то почему я
должен ввязываться в борьбу с ними? Какой в этом смысл?
   Таким  ответом   Данила  Романович   решил   поставить   на   место
зарвавшихся, по его мнению, послов. Потому что корона короной, но надо
и честь  знать! Нельзя  же  требовать  помощи  столь  открыто,  словно
Никейская империя уже поставлена на колени! Что они, спятили оба?!
   Но с  другой стороны, Данила Романович отчетливо понимал, что Иоанн
затребует помощи.  Он сам  был в аналогичном положении за год до битвы
под Киевом,  когда просил  у нунция  и прибывших  с ним рыцарей войска
против татар.
   Только теперь не тридцать девятый год, теперь он одолел Бату и стал
славным и  могучим государем,  королем Руси.  Поэтому помощи требуют у
него как бы в уплату за корону. Вселенский патриарх, даровавший Даниле
Романовичу королевское  достоинство,  укрывается  в  Никее;  Никейский
император рвется  очистить Константинополь от латинян - вот и помогай,
король Русский... О чем это Теопемпт проповедовал в Десятинной церкви?
О смирении  светской власти пред Богом, Которого на земле представляет
духовный владыка?  Вот именно!  Когда первый  среди равных  патриархов
восточной  церкви   пребывает  в  изгнании,  помочь  в  восстановлении
справедливости  -   прямая  христианская  обязанность  нового  короля.
Ситуация довольно щекотливая.
   А между тем Прохор принялся рассказывать об интригах латинян. Но то
не  было   прежнее  нытье  по  поводу  безмерной  наглости  нобилей  и
находящихся  под   их  покровительством   предприимчивых  венецианских
проныр, полностью вытеснивших в торговых операциях местное купечество.
Это знали  все, кто  хоть как-то  интересовался ходом последовавших за
падением Византии  событий. Да  и трудно  было ожидать  от покорителей
иного.
   Однако на  сей раз  речь зашла  о солидных  военных приготовлениях.
Надо признать,  что время  от времени  разные державы  отхватывали  от
Латинской  империи   значительные  территории.  Яркий  пример  тому  -
сокрушительное поражение  латинян в  тысяча двести двадцать пятом году
при Пиманиоле,  нанесенное все  тем же  Иоанном  Дукой,  только-только
взошедшим на  престол. Объединенные  войска французских  и итальянских
рыцарей позорно  бежали с поля боя и после уже не чинили сопротивления
Иоанну. В  результате почти  все малоазийские  владения  латинян  были
утрачены, они удерживали лишь берег Босфора с Константинополем и район
Никомедии.  Годом   раньше  эпирский  деспот  завладел  Фессалониками,
упразднил Фессалоникийское  королевство  и  присоединил  его  земли  к
Эпиру.
   А когда  в тысяча  двести тридцать  шестом году объединенное войско
никейцев  и  болгар  изгнало  крестоносцев  с  большей  части  Фракии,
казалось, что  дни безраздельного  владычества латинян на Балканах и в
Малой Азии  подходят к концу. Данила Романович тоже придерживался этой
точки зрения. По его мнению, крестоносцы уже не представляли серьезной
угрозы ни  для кого.  Очевидно, вылазка Бруно, успешно пресеченная им,
являлась попыткой  проверить  на  крепость  южнорусские  княжества.  В
случае поражения  волынян крестоносцы  устремились бы  на  Русь  через
Польшу. Но  Данила Романович  разгромил Бруно,  а упокоившийся с миром
Александр Ярославович  разбил войско  немцев. Чего же боится Никейский
император теперь?
   Увы, разрыв  союза с  Болгарией не позволил Иоанну довести до конца
благородное дело. А поскольку любые не доведенные до конца мероприятия
имеют свойство  вызывать в  будущем осложнения,  подобная  небрежность
также  дала  себя  знать.  Латинская  империя  сполна  воспользовалась
передышкой.  В   ее   владении   оставались   многочисленные   острова
Ионического,  Эгейского   и  Мраморного   морей,   и   теперь   рыцари
перебирались на кораблях от островка к островку, несметными, по словам
Прохора, полчищами стекаясь в Константинополь.
   Что  они  намеревались  предпринять  дальше,  в  каком  направлении
рассчитывали ударить,  оставалось только  гадать. Ясное дело, эта стая
саранчи собирается  отнюдь не  просто так. Правда, пока крестоносцы не
выказывали явных признаков агрессивности. Латинский император, потомок
графа Болдуина  Фландрского, охотно  пошел на переговоры с императором
Иоанном и  объяснил свои  действия. По  его мнению, после разгрома под
Киевом остатки  татар из дома Джучи сумеют договориться с сородичами и
предпримут попытку  дойти до  последнего западного  моря в обход Руси,
через Малую  Азию и  Балканы.  И  дабы  защититься  от  них,  латиняне
стягивают к Константинополю приличные силы.
   - У  меня имеются  другие сведения, - перебил никейского посланника
Данила Романович.  - Посол  хана Тангкута прямо подбивал князя Василя,
поставленного  над   присягнувшими  мне  половцами,  присоединиться  к
готовящемуся походу.  Твой государь  может так и передать предводителю
латинян: ордынцы  готовят лобовой  удар на  Киев, и  вплотную заняться
татарскими псами - прямая обязанность русского короля Данилы.
   Теопемпт хотел  было вставить  замечание, однако  Прохор не дал ему
сделать этого  и с  жаром подтвердил:  так, латиняне  темнят.  Потомки
Чингиза не  очень-то ладят друг с другом, и пропустят ли представители
другого улуса  через свои территории войска Тангкута - тот еще вопрос.
А между тем, собравшиеся в Константинополе крестоносцы не прочь и сами
ринуться в  Малую Азию,  как бы  "упреждая"  деяния  татар.  С  равным
успехом они  могут повернуть  на Балканы  и  попытаться  вернуть  себе
Фракию. Однако  русскому королю  более всего следует обратить внимание
на третью  возможность: то  ли продвигаясь  на север по Дунаю, а затем
вдоль берегов  Прута, то  ли переплыв  Черное море,  крестоносцы могут
ударить по его владениям с юга.
   - Так  что теперь  самое время заключить союз с императором Иоанном
Дукой,  -   докончил  Прохор   и  умолк.  Тогда  никейский  митрополит
перехватил  инициативу  и  принялся  описывать  в  черных  красках  те
притеснения, каким подвергаются попавшие под иго латинян византийцы.
   Данила Романович  слушал Теопемпта  рассеянно. Подперев  подбородок
кулаком,  он   обдумывал  слова  Прохора.  Как  это  ни  печально,  но
приходилось признать,  что его  предположение не лишено правдоподобия.
Даже наоборот, здесь есть глубокий и весьма зловещий смысл!
   Получается, что  на самом  деле  рыцари  вовсе  не  горят  желанием
вернуть утраченные  территории в  Малой Азии  и на Балканах. Это всего
лишь отвлекающий  маневр. А  главная их  цель -  Русь!  Сначала  Бруно
попробовал  "прощупать"   Волынь,  затем  немцы  попытались  захватить
Новгород, рассчитывая,  конечно же,  распространить свою власть на все
северные земли.  А теперь  сын Болдуина Карл исподволь проверяет южные
подходы. Вот оно, значит, что... В самом деле, почему бы нет?
   Впрочем, все это было слишком неопределенно. И вполне возможно, что
Иоанн вместе  с патриархом  хитрят, стремясь  во что  бы то  ни  стало
втянуть Русь  в открытое противостояние с латинянами. Вон как Теопемпт
старается...
   - Однако же рыцари ведут себя спокойно, - сказал король, дождавшись
наконец,  когда   красноречие  никейского   митрополита  иссякнет.   И
поскольку  тот   готов  был   возражать,  а  Прохор  явно  намеревался
поддержать его,  умолкать  не  следовало  ни  в  коем  случае.  Данила
Романович продолжал:  - Поймите,  я не отказываю Иоанну в помощи. Наши
державы связывало  в прошлом и продолжает связывать ныне очень многое.
Но пока  что у меня нет повода ссориться ни с Латинской империей, ни с
венецианцами, ни с франками. Да, я обещаю подумать над вашими словами.
Слышите? Твердо  обещаю! И  если опасность будет угрожать Никее, я дам
императору войско.  Если же  рыцари пожалуют  сюда, они об этом горько
пожалеют, можете не сомневаться.
   На том  переговоры завершились.  Данила Романович  более  не  желал
слушать никаких  доводов в пользу сомнительных предположений никейцев.
Выпроводив их  из комнатки, где происходил разговор, он велел подать к
парадному крыльцу  коня. Заботясь  о собственной  популярности, король
решил еще  раз прокатиться  по улицам Киева, чтобы толпа полупьяных от
меда  и   ошалевших  от   радости  простолюдинов   могла  лишний   раз
поприветствовать теперь уже коронованного короля всея Руси.
   Что же  до воеводы Давида... По зрелом размышлении Данила Романович
мудро  рассудил,   что  отправленное   на  восток  войско  не  следует
заворачивать обратно.  Пусть храбрые  ратники  движутся  к  намеченной
цели, пусть покажут татарам, где раки зимуют!
   Справиться с  нынешними крестоносцами Данила Романович сумеет и без
Давида. Воевода  хорошо сделал,  что проинспектировал перед отъездом в
поход расположенные в южных землях гарнизоны. И спасибо ему за то, что
не дал  всяким недоумкам  тронуть королевские  войска и упросил Данилу
Романовича оставить  их  для  защиты  русских  земель  от  неожиданной
агрессии.
   А пока  что... Пока  что следует  укреплять собственную  державу  и
упорядочивать отношения  с северными соседями. Дел у короля хватит еще
надолго. Поэтому  пускай все идет своим чередом. Пусть Давид доберется
до татарских поселений и разгромит их войско на их же земле.
   В победе русской армии над ордынцами Данила Романович не сомневался
ни на  миг. Ведь  ведет дружины  сам Давид!  Ну что  может случиться с
таким помощником  и с  вверенными ему  людьми,  скажите  на  милость?!
Ровным счетом ничего.





Глава VIII. ПЕРЕПРАВА



   Карсидар стоял  у самой  кромки воды  и внимательно  всматривался в
легкую дымку,  скрывавшую противоположный берег реки. Как и остальные,
он с нетерпением ожидал сигнала. Из-за утреннего тумана совсем не было
слышно стука  топоров и  больших деревянных молотков. Пора бы уже, что
они там возятся?
   Наконец на  левом берегу вспыхнула и начала разгораться яркая точка
костра, заметная  даже  сквозь  туман.  Все!  Канаты  натянуты,  можно
начинать переправу.
   Карсидар склонился  к тому,  который был  рядом  с  ним,  подергал,
положил на  него ладонь.  Канат, на  некотором  расстоянии  от  берега
уходивший в  воду, мелко  вибрировал и  даже, казалось,  слегка  гудел
из-за мощного течения реки. Кажется, привязано крепко.
   Воевода огляделся  по сторонам,  убедился, что ратники точно так же
проверяют другие  канаты, поднял  правую руку, призывая ко вниманию, и
громко крикнул:
   - Ну... с Богом!
   Не успел Карсидар в очередной раз удивиться тому обстоятельству, до
чего складно  и естественно выскочило из него столь традиционное здесь
"с Богом",  как берег  ожил. Весело  покрикивали сотники,  наблюдая за
погрузкой на  паромы. Оживленно  переговаривались ратники, ржали кони,
бряцало оружие. Переправа...
   - Михайло, - позвал Карсидар, не поворачивая головы.
   Тут же перед ним как из-под земли вырос тесть.
   - Значит,  делаем, как договорились, - сказал Карсидар и добавил: -
Смотри, не подведи.
   Михайло тяжело вздохнул, в его голове промелькнула мысль о том, что
зятек опять решил заняться "непотребством".
   - А  ты можешь  предложить лучший выход? - с легкой иронией спросил
Карсидар. Михайло промолчал.
   Вообще-то Карсидар действовал не по правилам. То есть, не совсем по
правилам, если так мо