что говорите,  господин насильник! -
Катарина смерила  его ненавидящим  взглядом. - Поведение, в котором вы
изволите обвинять  меня, несовместимо с достоинством особы королевской
крови! Хотя короли стоят выше закона, - добавила она немного тише.
   - Вот  именно! -  запальчиво выкрикнул  Читрадрива. Удара невидимой
молнией все еще не было, и он окончательно расхрабрился. - Вот именно,
ваше высочество!  Вы находите  возможным попирать все законы! Вчера вы
обкурили меня  какой-то гадостью,  каким-то колдовским зельем, а потом
сами набросились  на меня.  У вас  что, давно  не было  мужчины? Плоть
взыграла?
   Глаза Катарины  налились нехорошим  голубым сиянием,  и она  бешено
заорала:
   - Да,  да, да!!!  Нет, нет,  нет!!! Да,  да, да!!!  Мне нужно  было
выведать всю  твою подноготную,  а ты  все время  пытался  защититься!
Нужно было  расслабить тебя  и  подавить  твою  волю!  Для  этого  нет
средства лучше  постели! А  теперь выяснилось,  что ты  не стоишь всех
усилий, затраченных  на тебя! Ты - грязный, мерзкий дикарь, не умеющий
разговаривать с  женщинами! Тебе  надо  спать  с  такими  же  вонючими
дикарками, как ты сам, а не с принцессой! А если хочешь знать, были ли
у меня  мужчины, так  знай:  были!!!  И  есть!  И  совсем  недавно!  И
последний  по  счету  -  наш  общий  знакомый  барон  Гаэтани!!!  Что,
получил?!
   У Читрадривы  потемнело в  глазах, он  отшатнулся. Вот оно как! Вот
что означают ваши недомолвки, ваши многозначительные взгляды, любезный
Лоренцо! "Вам  здесь  понравится,  мой  друг...  Ее  высочество  очень
заинтересовала  ваша   судьба..."  Приехал   из   далекой   Португалии
несчастный, раненый  мальчик. И принцесса мигом потащила юного героя в
свою постельку,  чтобы больной  утешился. Или натешился, как угодно...
Лежали вы  небось в  этой самой  постели, мальчик жаловался на судьбу,
поливал слезами  ваши дивные ланиты. Но вы-то, вы-то, ваше высочество,
не растерялись!..
   Лицо, шея и груди Катарины покрылись красными пятнами.
   - В точности так!!! Вот в этой самой постели и лежали! Только ему с
тобой не  сравниться! Идиот,  я же  тебя... тебе... - Катарина ударила
кулачком в  кулачок и  завизжала: - Дубина ты бесчувственная, осел! Да
никто из  них в  подметки тебе  не годится!  Ни один!  И Лоренцо в том
числе! Они  видят во  мне только  ее высочество  принцессу и  во  всем
стараются  угодить,   подлизаться,  ублажить!   Не   скрою,   я   этим
пользовалась.
   Читрадрива вскинул голову и с ненавистью взглянул на Катарину.
   - Ну,  что ты  пялишься на  меня?! -  глаза  принцессы  хоть  и  не
сделались    васильковыми,    как    ночью,    но    приобрели    цвет
зеленовато-голубой морской  воды. -  Из вас  после этого  веревки вить
можно, вот!  И любовник  сделает для  меня гораздо  больше, чем просто
верноподданный! В  огонь и  в воду! На плаху! Да хоть к колдуну в лапы
отправится! Ему  не надо приказывать, не надо заставлять, он сам!.. Но
ты... ты...  дикарь... единственный без всех этих... - она задохнулась
от гнева.
   Может, следовало  остановиться, однако  вышедшая из  себя  Катарина
сболтнула лишнее.  Для Читрадривы была почти непереносима мысль о том,
что развратная  принцесса рассчитывала  вить  из  него  веревки  после
проведенной  ночи.   Нет,  он  не  какой-то  придворный  подхалим,  он
свободный анах!  А Лоренцо Гаэтани настоящий дуралей. Ишь, пустили его
под теплое  одеяло, и  он очертя голову кинулся в колдовское логово! И
кроме всего, Читрадрива получал почти физическое наслаждение, лицезрея
бешенство этой притворщицы, уязвленной до предела гордячки.
   То есть  Читрадрива только  думал, что предельно оскорбил Катарину.
Настоящий предел наступил после следующих его слов:
   - Ты  заманиваешь мужчин всякими приворотными зельями, колдовством.
А без зелья, значит, не можешь? Да ты им безразлична, поняла?! Сказала
бы брату,  может, он  тебя замуж  выдаст, а  то всю  жизнь просидишь в
невестах со  своим колдовством  и кучей  любовников, которых не можешь
удержать иным способом!
   Что тут  началось... Кроме  самой  отборной  брани,  на  Читрадриву
обрушились все  баночки и  коробочки,  которые  принцесса  хватала  со
стола. Он  быстро юркнул  под одеяло,  однако сделанные  из хрусталя и
цветного стекла, оправленные в золото сосуды с маслами, притираниями и
прочей  парфюмерией  ударяли  больно  даже  сквозь  толстую  ткань.  А
напоследок Катарина срывающимся голосом прокричала:
   - Голову тебе мало за такое отрубить, дерзкий хам! - и вылетела вон
из комнаты, изо всех сил хлопнув дверью.
   "Интересно,  закуталась   она  во  что-нибудь  или  так  нагишом  и
побежала", -  ехидно подумал  Читрадрива, высовываясь  из-под  одеяла.
Впрочем, король  стоит  выше  законов,  и  сестра  короля,  тем  более
колдунья - тоже.
   Он слез с кровати, прошлепал босиком к двери. Попробовал - заперто.
Значит, опять  "мягкая тюрьма". Огляделся: в комнате никаких признаков
одежды. Ее  высочество выполняет  обещания... Интересно,  сняла ли она
блокировку с перстня? Надо попробовать.
   Читрадрива  вернулся   к  благоухающей  всеми  мыслимыми  ароматами
кровати и  принялся отыскивать  среди разбросанных  баночек  перстень.
Куда же он его сунул?
   И в  тот момент,  когда Читрадрива  вспомнил, что  заветная  вещица
лежит под  подушкой,  его  внимание  привлек  один  странный  предмет.
Маленькое зеркальце.  Не такое,  как на стене, а нормальное бронзовое,
отполированное до  прозрачного блеска,  но со  временем  потускневшее.
Зачем эта  вещичка понадобилась  принцессе? Отражение  в таком зеркале
гораздо  хуже,  чем  в  настенном  произведении  искусства  и  чьей-то
гениальной фантазии.
   Читрадрива взял  зеркальце и  сразу  ощутил  слабое  покалывание  в
пальцах.
   "А вещица-то  непростая", -  подумал он, поднося зеркало к глазам и
вглядываясь  в   странное  ровное  сияние,  словно  бы  исходившее  из
мутноватой металлической поверхности.





Глава XIX. РАЗГАДАННЫЕ ХИТРОСТИ



   Карсидар запрокинул  голову, заслонил  ладонью глаза и прищурившись
посмотрел в  белесое небо.  Солнце безжалостно  сжигало эту  проклятую
Богом  землю.  Всего  лишь  позавчера  русичи  оставили  Бату-Сарай  и
Итиль-реку и  двигаясь строго  на юг, вышли на берег моря. Но это лишь
начало пустыни, а что ожидает их впереди?..
   Духота  стояла   невообразимая.  Если   прежде   Карсидар   -считал
непереносимой жару, царившую летом на Руси, оставалось удивляться, как
только ему  удается терпеть  здешний зной да еще пески в придачу. И не
просто  терпеть,   а  быть   самым  бодрым,   самым  собранным,  самым
внимательным, потому  что на  воеводу равняются  все остальные, тут не
расслабишься. А  еще совсем  недавно казалось,  что поход  близится  к
завершению...
   После  бескровной   сдачи  Тангкут-Сарая   Карсидар   приободрился.
Сомневаться больше  не приходилось: одно имя Харса-колдуна наводило на
татар панический  ужас. Они  разбегались при  появлении русской армии,
как мыши  при виде  кошки. Вот и сменивший Тангкута Берке ни за что не
желал  сражаться.   Обойдя  Тангкут-Сарай   стороной,  он  помчался  к
Бату-Сараю,  чтобы  присоединить  к  своим  отрядам  находившиеся  там
войска.
   Все татары, которых допрашивали русичи, в том числе темник Карагай,
считали, что  Берке не  собирается задерживаться  и  в  Бату-Сарае,  а
пойдет еще  дальше на  юг, чтобы просить помощи у рода Хулагу. В битве
под Киевом улус Джучи понес слишком большие потери, и теперь захватить
Русь в одиночку здешним чингизидам не под силу.
   Каждый раз,  когда Карсидар слышал такое, у него возникали глубокие
сомнения в  правдивости полученных  сведений. Если  ордынцы так сильно
пострадали,  то  зачем  они  вообще  затеяли  нынешнюю  войну?  Данила
Романович был  вполне доволен  уроком, который  нечестивцы получили на
днепровском льду, и не собирался нападать на татар, по крайней мере, в
ближайшее время. У него и внутри государства забот хватало.
   Так-то  оно  так,  отвечали  татары,  да  только  покойный  Тангкут
рассчитывал запугать  и перетянуть  на свою сторону кипчаков-половцев.
Но поскольку хан Булугай (то бишь князь Василь Шугракович) заартачился
и на  запугивания не поддался, увеличить численность татарского войска
за счет кипчаков и расколоть Русь не удалось. Тангкут также не ожидал,
что русское  войско поведет  сам великий,  грозный  и  вселяющий  ужас
Харса-колдун, "живая  гроза" всех  потомков Чингиза.  Не мог он знать,
что его  отравит  любимая  жена.  "А  также  того,  что  я  уцелею  на
переправе", - мысленно прибавлял Карсидар и довольно ухмылялся.
   Михайло считал,  что русичи  возьмут Тангкут-Сарай  к Переполовению
Пятидесятницы. Из-за  глупой смерти  Тангкута город  сдался  на  целую
неделю раньше.  Задерживаться  здесь  не  имело  смысла.  Пешие  воины
погрузились на спешно сколоченные плоты, в то время как всадники ехали
по берегу  и высматривали,  не видно ли татар. Однако Берке не рискнул
напасть  на   русичей,  и   до  Бату-Сарая,   расположенного  в  устье
Итиль-реки,  они   добрались  относительно   быстро   и   без   всяких
приключений.
   Тогда и выяснилось, что Берке действительно не пожелал расхлебывать
заваренную старшим  братом кашу,  позавчера ушел  из города и увел все
войска. Враг  выскользнул из-под  носа у  русичей, что  было  особенно
досадно.  Город  же  направил  к  Карсидару  послов  с  заверениями  в
покорности и  готовности отдать  королю  урусов  все  имеющееся  здесь
золото, лишь  бы Харса-колдун  пощадил жителей. Правда, золота было не
так много,  ибо предусмотрительный  Берке забрал  большую его  часть с
собой, но  все, что  осталось, жители  готовы  были  сложить  к  ногам
Харса-колдуна.
   И опять  ненависть к  татарам сменилась  в  душе  Карсидара  смесью
презрения  и  разочарования.  Опять  он  принял  предложенное  золото,
отправил его  обозом в  Киев и  стал готовиться к преследованию Берке.
Карсидар рвался  как можно  скорее разделаться  с ним, и русские воины
были  солидарны   со  своим  воеводой.  После  двухдневной  передышки,
пополнив запасы  воды  и  провизии  и  проверив  обоз,  сорокатысячная
дружина двинулась вслед за убегающим врагом.
   Чтобы хоть  немного нагнать  татар,  Карсидар  решил  вести  войско
кратчайшим путем - через пески прямо на юг. Как и ожидалось, на третий
день русичи  вышли на берег моря. Лазурная гладь простиралась по левую
руку до  самого горизонта - казалось бы пей не хочу... Однако питьевая
вода была  лишь в  многочисленных здесь крошечных озерах, зато морская
влага оказалась  на поверку  отвратительной горько-соленой  жидкостью,
для питья  абсолютно непригодной.  А между тем жажда уже давала о себе
знать. Некоторое  облегчение мог принести разве что ветер, если он дул
с моря.
   Теперь Карсидар  понимал, почему  у большей  части татарских воинов
доспехи кожаные:  в них  легче переносить  жару.  А  русичи...  Войско
жарилось на солнце, как блины на сковородке. И если кольчужники не так
страдали от  зноя раскаленной  пустыни, то  тяжеловооруженным латникам
приходилось особенно туго.
   Возможно,  чтобы   спастись  от   беспощадного  солнца,  стоило  бы
попробовать идти  ночью, а  днем, в  самую жару  - отсыпаться.  Однако
ночные марши представлялись Карсидару довольно рискованным занятием. В
темноте легче  было наскочить  на засаду или попасть в ловушку. Кругом
шныряли татарские  разведчики,  постоянно  попадались  следы  большого
количества ордынцев.  Поэтому устраивать  ночные переходы  Карсидар не
решался.  Так что приходилось терпеть жару.
   Карсидар приподнял  шлем, отер со лба пот. Оглядел растянувшуюся по
морскому берегу  колонну, конец  которой терялся  в  дрожащем  мареве.
Что-то начало  с ним  происходить. Только  вот что  именно?  В  глазах
мутилось, в  ушах позванивало. Сейчас бы вволю испить прохладной воды,
лечь в  тенек, отдохнуть. Но - нельзя. Нельзя! На воеводу все смотрят,
все равняются. Проклятый зной!..
   Уже надевая шлем, Карсидар скользнул взглядом по одному из песчаных
холмов, маячивших в отдалении... да так и обмер.
   Хайлэй-абир!!!
   Огромный отряд  закованных в  блестящие доспехи  всадников бесшумно
скользил по  склону холма,  белые плащи  с кровавыми крестами реяли на
ветру, как знамена. А за спиной...
   О ужас!!! За спиной у хайлэй-абир пылал Киев!
   Один за  другим горящие  дома взмыли в небо, перевернулись, и взору
ошарашенного Карсидара открылись залитые кровью городские улицы. Бежит
нескладный  тощий   человек,  на   ветру  развеваются  полы  кургузого
кафтанчика. Вечно  этот сумасшедший иудеянин везде суется... А вон его
дом! На  подворье мамка.  Пала  на  колени,  склонилась  над  какой-то
женщиной, рыдает  в голос.  Даже слова  причитания слышно. Господи, да
это Милка!!! А где сынок? Где же Андрейка!..
   Что?! Связанный  малыш перекинут  через седло хайаль-абира, который
мчится впереди  всех. Это  огромный русоволосый  гигант. Чтобы не было
так жарко,  он снял  украшенный яркими перьями шлем, поэтому видно его
лицо. До всадника далеко, его черт не разобрать, только глаза полыхают
холодным голубым огнем.
   Голубоглазый, русый...  Неужели Читрадрива?!  Он что,  сговорился с
хайлэй-абир?!
   Нет, это  кто-то другой.  Читрадрива бреется, как все гандзаки, а у
этого аккуратная  бородка и усы. Да этот человек, пожалуй, и повыше, и
гораздо шире  в плечах.  Он сжег  Киев! Убил жену!.. Похитил сына!.. А
теперь мчится сюда!
   Хайлэй-абир... Читрадрива...  Сынок... Все  смешалось,  сплелось  в
единый клубок боли и отчаяния.
   Карсидар пришпорил  Желму, кобыла  встала  на  дыбы,  замолотила  в
воздухе копытами и громко заржала.
   - Наперерез!  Перехватить!.. -  крикнул Карсидар, выбрасывая вперед
руку, но не удержался в седле и грохнулся на горячий песок.

   ...Читрадрива?!
   Карсидар плавал  в черной пустоте, насыщенной голубыми искрами, где
кроме этого  искристого тумана  не было видно ни зги. Тем не менее, он
ясно ощущал  присутствие Читрадривы.  Это не  была мысль,  это не  был
образ. Это было именно присутствие.
   - Читрадрива, это ты? - еще раз спросил Карсидар.
   Присутствие не изменилось, не оформилось ни во что более осязаемое,
тем не менее, Карсидар уверился: да, это действительно гандзак.
   - Откуда  ты взялся?!  Ты же уехал в Землю Обета! Ты нашел обратный
ход в "пасть дракона"?..
   Призрак Читрадривы  никак не  отреагировал на этот вопль, разве что
теперь   появились   довольно   ясные   ощущения:   опасность,   Киев,
хайлэй-абир, сын.
   - Боже  мой, да что происходит?! - завопил Карсидар, отчего голубой
туман заволновался, блестки замигали. Тогда он вновь принялся звать: -
Читрадрива! Читрадрива! Читрадрива!..
   Тем  временем  присутствие  Читрадривы  и  все  ощущения  поблекли,
сменившись одним-единственным...  уж и непонятно, чем именно сменилась
вся эта сумятица, но ясно было, что это - ложь, ложь, сплошная ложь! А
затем даже  ложь растаяла,  исчезла,  словно  испугавшись  чего-то,  и
Карсидар остался  в пустоте  совершенно один.  Туман начал  сгущаться.
Карсидар заволновался.  Казалось, мгновение спустя туман превратится в
жидкость или  в твердь,  и он  задохнется... Но  нет, ничего такого не
произошло.  Карсидар   продолжал  висеть   в  сгустках  тумана,  точно
утонувшая в  чашке киселя  пчела. Только он не утонул. Он был жив, мог
дышать, двигаться. Хотя по-прежнему оставался в центре пустоты.
   Центр пустоты?  Центр ничего.  Глупо?  Может  быть,  но  точнее  не
скажешь.
   И тут Карсидар почувствовал, а наблюдая за искорками, убедился, что
туман подчиняется  его воле.  Пусть неохотно,  но -  подчиняется! Гуща
голубых  светляков   роилась  вокруг,  каким-то  непостижимым  образом
сообразуясь с  его дыханием,  с малейшим  движением. Даже с мыслями! А
если попробовать  повелевать туманом?  Для  начала  Карсидар  пожелал:
"Пусть станет  лучше видно".  Главное всегда  и везде - осмотреться, и
даже если  пустота... Впрочем,  это не  совсем пустота!  Туман в самом
деле стал  более прозрачным,  и теперь  в бесконечной дали, которую не
пересечь ни  пешему, ни  конному за всю жизнь и даже за десять жизней,
показались какие-то  стены. Похоже,  что Карсидар  висел то  ли внутри
шара, то ли...
   Или это  не стены?  Просто мелкое  ажурное кружево.  Но какие в нем
зияют прорехи!  Там, там  и еще  вон там.  А в  этих проломах,  в этих
дырках... Господи,  чего и кого там только нет! Полчища отвратительной
уродливой  нечисти   готовы  проникнуть   внутрь  шара,  а  проникнув,
растерзать Карсидара.  Вероятно, это  и есть  местные черти, о которых
толковали ему  монахи в  то время,  как он  готовился к крещению. Ишь,
зубы точат...
   Карсидар содрогнулся от омерзения. Вот тебе и кисель. Ловушка! А он
увяз,  безнадежно   увяз,  хотя...   Карсидар  неожиданно  понял,  как
исправить это.  С помощью  тумана, который повинуется ему! Более того,
сейчас нет  важнее дела,  чем исправить  шар. Действовать надо быстро.
Пока  чудища   не  ринулись   сквозь   проломы.   Карсидар   напрягся,
сосредоточился. Поманил  туман к  себе... Увы, слишком сильно. Мириады
блесток хлынули  к нему,  накатили, облепили,  начали душить. Как бы в
самом деле не задохнуться! Что так пропадать, что этак...
   Зато и  находящиеся бесконечно  далеко осколки  и  ошметки,  прежде
бывшие стенками  шара,  также  пришли  в  движение,  пусть  нестерпимо
медленно, но поплыли на место, кое-как состыковались. Заслонили его от
чудищ. На  душе у  Карсидара мигом  полегчало, он заметно повеселел. И
вдобавок ощутил  неожиданный прилив  сил. Теперь ему все нипочем! Горы
можно свернуть!  Эх, еще  бы заставить  кусочки срастись!  Опять же  с
помощью тумана!  Он послушный,  прикажешь - сделает. Только - помягче,
помягче, как  любил повторять  Читрадрива, а  то обретенная  сила  все
разрушит!
   Но Читрадривы  нет, он  далеко... вообще непонятно, где Читрадрива!
Что ж  это он  так? Не  подсказал, как  обращаться с  туманом. А еще в
учителя рядился!  И теперь влекомые первоначальным импульсом искры уже
превратились в  едкую голубую  влагу, которая  лезет в глаза, в уши, в
нос, в рот и душит, душит, душит...

   Карсидар дернулся  и вскрикнул.  Горькая жидкость  заполняла рот  и
нос. Он  закашлялся, чихнул, выплюнул противную морскую воду, фыркнул,
протер глаза, которые начали слезиться.
   Над воеводой склонились взволнованные русичи. Множество озабоченных
лиц. Ближе и яснее других было лицо тестя.
   - Где я? - прохрипел спросить Карсидар и вновь закашлялся.
   - Полегчало?  - участливо  спросил Михайло  и вылил остаток воды из
шлема на песок.
   Раскаленная сыпучая  твердь мигом  пожрала влагу.  Эх, вот  так  бы
проглотить все  голубые искорки! Чтоб шар залатать... Что же это с ним
приключилось?
   - Полегчало! Воеводе уже легче, - загомонили вокруг.
   - Это от жары, - заметил Михайло
   Но Карсидар уже не слушал его. Не слышал он также радостных голосов
окружающих. Нет!  Он  прислушивался,  приноравливался  к  своим  новым
ощущениям, ибо...  Так  и  есть!  Нечто  давно  утраченное  потихоньку
восстанавливалось у  него в душе. Не в душе, то есть, но внутри. В нем
самом.
   Прежде всего,  Карсидар опять  ясно чувствовал камешек, вделанный в
кольцо, хоть  оно лежало  в седельной  сумке. Причем  теперь  ощущение
камешка  уже   не  сопровождалось   ухудшением  самочувствия.  Голубая
капелька опять  сделалась доброй помощницей, как до ранения на Дону, а
не просто памяткой об отце. Неужели все вновь возвращается?!
   Поддерживаемый Михайлом за плечи, Карсидар осторожно сел, огляделся
и  не   выпуская  из   сознания  образ  голубого  камешка,  попробовал
сосредоточиться на  мыслях своих  воинов. О  радость! Он довольно ясно
ощутил их  сочувствие и  даже разобрал отдельные мысли. Ну все! Теперь
дело точно пойдет на лад! Не может не пойти.
   Карсидар улыбнулся,  и наблюдавшие  за ним  воины также засмеялись,
почувствовав облегчение.
   - Ничего,  все в  порядке, -  как