ый.
  - Здравствуй, мил человек, - ответил Вячеслав, головы не подымая, - Откуда
ты явился ко мне, и чего тебе надобно в местах сиих темных(
Помолчал старец немного, а потом снова словно молвил:
  - А ли не признал ты меня, Вячеслав( Виделись мы с тобой уже, да, видать,
позабыл ты слова мои, да меня самого.
  Пригляделся князь и правда видит, что стоит перед ним чародей тот, что
являлся ему в шатре походном, как ходил Вячеслав много лет тому назад
аваров воевать в земли восточные жаркие. Пророчил тогда старец сей об
угрозе великой, что идет на Русь из-за моря дальнего, а еще говорил о том,
что придет к нему в дом вместе с горем радость великая. Только об чем речь
Вячеслав не уразумел еще.
  - Признал я тебя, чародей. Только имени твоего не вспомню. Говорил ты мне
об угрозе великой, что придет в мой дом. Правду рек. Только как победить
силу эту, до конца известь(
  - Звать меня, княже, Ставром. Я пришел к тебе с новой вестью из
далеких Снежных гор, где сейчас дочь твоя любимая Ксения путь свой
многотрудный совершает.
  Привстал князь Вячеслав с камня бурого от такого известия, молвил тихо:
  - Разве дочь моя не в тереме Солнцеградском за стенами хоронится(
- Нет, княже. Как впал ты во сны темные, унес ее коршун в земли далекие за
горы Снежные. Жива она покуда, но ждут и ее испытания великие. А ведать ты
должен, что от нее одной теперь судьба твоя, княже, и Руси всей зависит.
Только, если Бог дозволит воротится ей в дом родной, ты не суди ее строго.
Она уже судьбу свою выбрала, но и за тобой выбор грядет. Будь готов к
тому, Вячеслав, ибо труден будет выбор тот.
  - О чем вещаешь ты, чародей( Что пророчишь опять мне, смертному.
  - Не умрешь ты Вячеслав в этой сече. Но хворать будешь, до тех пор пока не
вернется дочь твоя. А как воротится, - прими ее сердцем.
  - Так скажи ты мне, чародей. Если трудно ей, я помочь хочу.
  Призадумался старец.
  - Свой путь она сама совершит. Есть у нее подмога в деле том. Но силы
темные все крепче бьют ее, и может случиться у нее встреча недобрая с
посланниками Бога Черного. А чтоб избавить ее от встречи той, отошли к
ней, как очнешься, богатыря своего самого сильного. Он сейчас покой твой
сторожит у шатра. Поможет ей тот богатырь, а путь в страну запретную ему я
сам укажу. Прощай князь.
  Сказавши так, оборотился коршуном старец и исчез вовсе. В тот же миг спала
пелена с глаз князя. Очнулся он от сна темного. Огляделся. Видит в шатре
себя просторном, а рядом знахарь сидит, за его душу молится. Позвал князь
того тихим голосом. Обрадовался знахарь, видать, услыхал Господь его
молитвы. Но Вячеслав крика подымать не велел пока, а наказал позвать в
шатер того богатыря, что первым у шатра его княжеского стоит, сторожит от
напасти великой. Вышел знахарь порученье исполнить, да скоро вернулся.
Вслед за ним, вошел в шатер, нагнувшись, богатырь росту немалого. Снял он
шелом, кудри русые по плечам разметалися. Кольчуга на плечах тесной
кажется, силушка под ней так и играет. На боку меч булатный. Как вошел,
так на колени бросился, увидав князя воскресшего.
  Пригляделся Вячеслав и признал молодца.
  - Встань с колен, богатырь. Не помер я еще, чай.
  Поднялся Иван Громобой, молчит. Слова княжеского ожидает.
  - Признал я тебя, - Вячеслав говорит, - это ты ведь в поединке перед
битвой мавра сильнейшего победил(
  - Я, княже, - Громобой отвечает.
  - Славно бьешься, - похвалил князь, - тот поединок много силы воинам нашим
придал... Как звать-то тебя, добрый молодец(
  - Иван Громобой, княже.
  Вспомнил опять Вячеслав наказ Ставра, да засомневался вдруг. А что если
все это ему в горячке привиделось( Но был уже у них прежде разговор никому
не ведомый, а все так и справилось, как старец пророчил. Значит, и на сей
раз правда за чародеем будет.
  - Есть у меня для тебя Иван служба тяжелая. Только не ведаю, воротишься ли
с нее цел и невредим.
  - Говори, княже, - сказал Громобой, снова на колени опускаясь, - я для
тебя любую службу исполню. Надо Кабашона споймать, - споймаю. Надо черта
за хвост изловить, - изловлю.
  - Быстр ты на язык, молодец. Только служба та и взаправду не легка. Можно
буйну голову на ней сложить. Ну, да ты на руку силен, сердцем храбр, а на
думу быстр, видать. Потому слушай и верь ушам своим. Как выйдешь из шатра,
сядешь ты на коня своего верного и поедешь один в темный лес, что в сем
верстах от града моего растет. Что будет по дороге с тобой, того не ведаю.
Только скоро унесет тебя сила чародея в края далекие отсюда. Там и будет
служба твоя. А в чем она - ты сам поймешь. Теперь ступай, ибо ждать нельзя
более.
  Поклонился Иван князю и вышел из шатра. Поведал ратникам, что очнулся
Вячеслав и послал его со службой в дальние края. Велел так и передать
брату его меньшому Андрею Мстиславичу. А верховодить заместо себя оставил
воина из самых сильных, коего Радомиром прозывали.
  Сел на коня своего верного Иван Громобой и поехал в лес дремучий, думой
окутанный. Что за службу ему князь поручил опасную( Не иначе змея какого
заморского изничтожить. Только сейчас и здесь супостатов хватало, мог и на
поле бранном Иван пригодится. Да князю завсегда виднее. Не успел Громобой
в чащу самую заехать, как налетел вихрь-королевич, закружил его и унес в
края далекие. А как устал ветер дуть, огляделся Иван кругом и видит: нет
уже леса дремучего нигде. Повсюду только берег каменный видать, да туман,
что над морем колышется. А в трех шагах от него, на камне замшелом,
старец седовласый стоит, на посох диковинный опираясь.

  Сарацины, меж тем, рать свою побитую едва собрали под знамена черные.
Окинул их Кабашон с кургана высокого взглядом грозным и возопил голосом
диким, то которого задрожали деревья окрестные и травы примятые
всколыхнулись.
  - Это вас ли вижу пред собою, рыцари, цвет воинства сарацинского( Вы ли
это, мавры мои верные( Нет, одни собаки трусливые пред моими глазами! Где
ваша сила, где ловкость и дикость ваша в бою( Пали все мои рыцари храбрые!
Вячеслав, лягушка мерзкая, теперь, небось, куражится надо мною, над царем
всех мавров заморских и царей африканских!
  Подбоченился Кабашон и руку вперед простер.
  - Если до захода солнца не будет взят город этот, я велю джиннам отрубить
вам пальцы, руки, ноги, головы, и сложить из них курган до небес на поживу
вонючим крысам и голодным стервятникам. А потом души ваши жалкие проклясть
навеки, предав мучениям страшным. Чтоб никогда не нашли они покоя на этой
земле. Прочь с глаз моих, собаки недостойные!
  Развернулись войска мавританские и с дикими криками снова бросились на
рать русичей, что стояла в отдалении у стен крепостных. Впереди все скакал
Иорнанд, предводитель гордый Алабесов. Один он уцелел еще из родов
предводителей древних. Был в плечо уязвлен гордый воин мавров, оттого и
кровь его бурлила. Вел он войско за собой на битву последнюю. Взметнулись
в небо тысячи клинков-полумесяцев над бурнусами белыми, засверкали
смертельной линией и рассыпались по полю битвы жертву выискивая.
  Первой на пути сарацин диких рать белозерцев стояла, а впереди всех Андрей
Мстиславич храбрый гарцевал на жеребце кровей смоленских. Слева грозными
рядами Волчья стая, жаждавшая крови сарацинской. Правый фланг венчали
топорники из земель северных, щитами прикрывшись. Там же и дружина
засадная находилась, без богатырей своих сильных оставшаяся. С нею были и
мужики пришедшие, вилами, да косами вооруженные. А у самых стен рядами
блескучими выстроилось войско, что ранее патриарху Викентию было
подвластно.
  Не стал ждать Андрей Мстиславич покуда доскачут сарацины до стен самых и
ударят по ним с размаху. Да и не сдержать ему было воинов своих, что
отмщения за смерть сородичей жаждали. Вскинул он меч над головою и крикнул:
  - Братья! Настал последний час битвы нашей. Умрем же за Русь нашу!
  И, коня пришпорив, поскакал князь белозерский Андрей Мстиславич на встречу
туче сарацинской, войско русичей за собой увлекая. Схлестнулись со звоном
и криками ярости рати, пошли сверкать клинки на солнце ярком. Снова
потекла кровь людская по полю, заливая травы да цветы красные. Снова
огласилось небо стонами и криками предсмертными. Секли воины друг другу
руки и головы, наносили раны ужасные. Кто не мертв с коня падал, того
топтали копытами.
  Андрей Мстиславич схватился с последним рыцарем из рода Алабесов. Жаждет
он отсечь ему полтела и скормить его голодным псам. Иорнанд, бесстрашный
мавр и воин, русича готов на части разорвать, голову отдать же Кабашону.
Их клинки уж скоро раскалились от ударов частых и ужасных.

  Между тем, над холмом, где стоял походный шатер Кабашона, закрутились
вдруг вихри черные, зазмеились молнии ветвистые, и сомкнувшись, стали
шаром мерцающим. Потускнело солнце дневное, появились на небе облака
черные. То властелин мавров заморских молил Черного Бога о помощи.
  - Дай мне силы, властелин души моей! Дай мне силы умертвить Вячеслава и
рабов его мерзких, стереть в пыль город ненавистный! Слабеет сила моя.
Пошли скорей мне весть о помощи твоей!
  Зазвучал в ответ сквозь вой ветра глас Черного Бога, заставляя царя земель
африканских корчиться на земле от страха и ненависти.
  - Знаешь ли ты, Кабашон, что сын твой сейчас в Снежных горах(
  - Нет! - воскликнул хозяин королевства Альморавидов, - Мне это не ведомо!
  - Так знай же, несчастный червь, что сын твой покинул тебя и вознамерился
дойти до Небесного Города. Он хочет лишить тебя моей силы и власти. А
помогает в том ему дочь Вячеслава, князя русичей, что жив еще.
  Пал на колени Кабашон и взмолился:
  - Что же делать мне, властелин(
Почернело небо над шатром пуще прежнего. Понеслись, клубясь, облака
черные, над полем брани. Задули ветры колючие еще сильнее.
  - Ты должен убить Арсена дерзкого.
  Вздрогнул Кабашон при словах сиих.
  - Я дам тебе помощников сильных, но помни: если не успеешь ты убить его до
захода солнца, - я вырву у тебя язык и глаза, а душу твою отправлю в
царство смерти на мучения вечные.
  - Я готов, повелитель, - сказал Кабашон и захохотал смехом дьявольским.
  - Жди! - раздалось.
  И заржали вдруг кони дикие пред шатром. Откинул полог тяжелый Кабашон и
наружу вышел, руки потирая. Но вместо рати огромной увидел он, как
появились из шара мерцающего четырех конных воина вида звериного. На всех
надеты были брони черные, казавшиеся чернее ночи посреди дня солнечного.
На плечах, локтях и коленях рыцарей торчали из доспехов шипы острые, ядом
полные. Попоны конские до земли стлались. Снизу к ним черепа человечьи
привешены были. Щиты массивные с изображеньями кованными драконов и змей в
левой руке у каждого всадника имелись. А правой держал каждый рыцарь свое
копье особенное. Один - длинное узкое древко, что острым лезвием
оканчивалось, с клинком сходным. Второй - копье, увенчанное трезубцем вида
ужасного, после удара которого в теле рваные раны оставались. Третий
рыцарь имел копье с наконечником в виде полумесяца золотого, а копье
четвертого всадника венчало острие трехгранное. Шлемы на головах у них
были диковинные, в виде птиц и зверей ужасных, рогатых и клыкастых тварей.
  Поднял один из всадников забрало, и увидел Кабашон два хищных желтых
глаза. Другой рыцарь в доспехах черных снял шелом, и увидел властелин
мавров заморских, что нет у него человеческой головы, а вместо нее из
доспехов торчит голова сокола. Засветились на той голове глаза, как у
первого рыцаря, жутким светом желтым. Третий рыцарь снял шлем, обнажив
голову змеиную с языком раздвоенным, истекающим ядом смертельным. А
четвертый сверкнул глазами ящерицы хищной. Услыхал Кабашон тут снова глас
Бога Черного:
  - Вот твои помощники, Кабашон, власти твоей спасение. Ты пошлешь их в
Снежный горы, и они принесут тебе сердце Арсена, что дерзнул пойти против
меня! Торопись!

  Вызвал кабашон дух Арсена, сына своего и откликнулся дух ему. Понял он,
где искать сына надо, в каких землях. Туда и направил всадников смерти
властелин мавров заморских. Пришпорив лошадей своих, четверо звероголовых
рыцарей унеслись в небо почерневшее, рассыпая вокруг себя молнии
смертельные.


Глава 9


  Громобой и Звероголовые

  Говорил Ставр витязю русичей слова странные. Рассказал о том, что до
захода солнца встретит он в этой стране силу черную и биться ней будет на
смерть, потому как от исхода поединка того зависит жизнь дщери любимой
князя Вячеслава Ксении. Не должны слуги Бога Черного догнать ее на пути к
Небесному Городу. Поведал Ставр еще, что предстоит сначала Ивану путь
далекий и опасный вдоль побережья, чрез поля каменные и реки текучие к
болотам гнилым и топким. Там-то у болот, где живет Василиск, в овраге и
сходятся все пути к небесному городу. Там и должен ждать Иван у моста чрез
ручей глубокий слуг Бога Черного, посланных Кабашоном. Только путь туда
будет пешим, ибо кони в здешних краях не живут, кроме тех, что летать по
небесам умеют.
  - Это как же мне добраться до тех мест( - подивился Иван, - Я же не лебедь
белая, по небесам летать не умею. А пешим до захода солнца мне туда не
добраться.
  - То моя забота, витязь, - молвил чародей седовласый, - до тех пор покуда
ты в пути до болот будешь, не зайдет солнце вовсе, а за конем я твоим
пригляжу. Как доберешься до мостка чрез ручей глубокий с водой черной,
свистни три раза, - конь твой к тебе снова явится, ибо биться с нечистью
ты будешь на коне верном.
  - Ну что ж, - ответил старцу ратник, - коли судьбинушка мне такая выпала,
помереть на чужой стороне за князя своего, значит, так тому и быть. Тут
хоть пешим, хоть конным, - все едино.
  - Только помни, Иван, не должен ты после полуночи шагу ступить в болота,
что за мосточком начинаются. Ступишь, - помрешь раньше смерти
- Не пугай ты меня, старче. Я разных чудищ видывал на своем веку. И этих
не побоюсь.
  Слез он с коня своего черногривого, потрепал его по холке, попрощался до
сроку и сказал:
  - Ну, показывай, чародей, в какую сторону путь держать в этих землях сырых
туманных.

  Указал ему Ставр дорогу сквозь поля каменные и горы прибрежные к реке, что
несла свои воды вдоль побережья, нигде в Море Туманов не впадая. Уходила
под землю река та и терялась в траве перед самыми болотами, где жил
Василиск коварный. Река та звалась Чернодиной и привести должна витязя
прямо к болтам.
  Много дней шел Иван, сквозь поля каменные, леса кривоствольные и буераки,
держа путь в дали неизведанные и опасные, а солнце словно путь свой
остановило. Ни разу ночь не спустилась на земли эти позабытые. Как
выступил Иван в дорогу, - изменилось что-то в странах окрестных. Непогода
наступила повсюду. Вроде лето было, и стоять бы еще на небе солнцу, но его
Иван не видал уже давно за тучами седыми. Что ни день, то сыпет снег на
землю, сыпет и сейчас же сразу тает. По слякоти Иван ступает осторожно, по
грязи и жиже. Меж камней высоких пробирается витязь, озирая словно
мертвых истуканов, и земли дыханье смрадное чует, хоть и нет в округе ни
души. Вспоминает Громобой преданья, что еще от матери слышал мальцом,
будто в местах за Снежными Горами обитали когда-то сотни великанов,
причинявших многие злодеянья жителям земель этих. Но однажды, раздраженный
шумом игрищ изуверов, сотрясавших топотом всю землю, Илия-пророк их
уничтожил, обративши в каменные стены, огненной стрелой ударив с неба. И
теперь на эти камни глядя, мыслил Громобой о великанах и, казалось, что
еще придется повстречать их на своем пути.
  Миновав поля каменьев и поднявшись на высокий холм, увидал Иван внизу
берег реки, заросший соснами и елями, да травою в человечий рост. Ветер
студеный гулял над просторами реки. Видно, то была река Чернодина, что
должна принести его к болотам топким. Окинул взглядом Иван ее берега
каменистые и смекнул, что об них все ноги истоптать можно в пути
неблизком. Вынул меч свой искусный, проговорил слово божие, и повалил
сосну высокую, а затем еще три. Смастерил из них себе он плот обширный
крепкий. И шест, чтобы править. Связал плот веревками из коры мокрой
ивовой, что разыскал на брегу лесистом, и на воду спустил не мешкая. Лишь
ступил на плот Громобой, как подхватили его волны, и стремглав понесли
неведомо куда. Богатырь того не испугался, сотворивши краткую молитву,
взялся за длинный шест и стал путь свой по реке направлять. Шум и грохот
только слышался отовсюду.
  Так минул еще день, как показалось Ивану, ибо счет дням с той поры как
оказался он в Горах Снежных давно уж утерян был. Видит витязь, - над водою
кружат птахи серые и рыбу достают из нее. Изловил он двух и пригляделся.
То были водяные воробьи. По поверью русичей древних, если сало или кровь
его на тело мазать, то не будет страшен лютый холод. Ни снег, ни град, -
все будет ни почем. И, подумав, засунул птиц за пазуху воин, в здешних
местах все могло сгодиться.
  А река несла его на быстрой воде все дальше. Скоро увидал он излучину, а
над нею утес нависший. Пригляделся и вдруг заметил, что на утесе воины
стоят. Сосчитал Иван, - их до десятка было. Все облачены в черные шкуры,
со щитами из кожи али дерева, и мечами короткими. Трое воинов неизвестных
держали наготове луки размеров немереных. Не успел Иван опомнится, как уж
две стрелы уже у ног вонзились, глубоко войдя в стволы древесные. Понял он
сразу, сколь ему тут рады. Громобой был не из робкого десятка, но лука
доброго с собой не имел, а то в ответ послал бы им угощенье каленое,
пригвоздив стрелой к сосне того бойца, что пуще всех грозился с утеса.
Девять стрел еще враги пустили, но, поднялся ветер вдруг великий, и реки
теченье убыстрилось. Миновали стрелы те молодца, а скоро позади уже утес
остался. Лишь в вдогон неслись поганых воинов крики. Но они еще не
отступились, это Иван скоро уразумел. За повтором реки бурлящей открылась
вдруг их стоянка с кострами горящими, и от берега крутого отвалила ладья
черная, полная бойцов свирепых. На носу - резной рогатый идол, коему
собаки поклонялись.
  Понял тут Иван, что будет жарко. Изготовил меч искусный свой для встречи,
а плот на середину реки стал править. Лодья воинов, в шкуры черные одетых,
быстро приближалась, а ворогов там было почитай две дюжины, все в рогатых
шлемах, с топорами и ножами длинными, что принял Иван за мечи в начале.
Только, видать, не мечи то были, ибо на Руси таких коротких не куют.
  Догнала лодья с ворогами плот иванов скоро и рядом была с ним. Сразу трое
спрыгнули на плот с борта невысокого. Но Громобой только раз махнул мечом
своим и сверзнулись они в пучину замертво. И еще Иван троих наметил прямо
в грудь. Упали те на плот и кровью своею залили мокрые бревна. На затем уж
места не осталось меж плотом и лодьей врагов, жаждавших, видно, его живьем
зажарить. Затрещал плот, заходил ходуном. Еще малость и утянет его под
лодью, разломает. Вскинул тут меч Иван над головой и, слово молвив, снес
ударом роги идола, что торчали на носу лодьи. И не дожидаясь, покуда
вороги потопят плот его, прыгнул сам в лодью и начал битву. Он косил
направо и налево, головы снося и руки вовсе. Не прошло и мгновения малого,
а уж дюжина воинов в черных шкурах, валялась мертвой на дне лодьи,
рассеченная на куски кровавые. Вдруг просвистел над головой Ивана топор
боевой, едва избежать смерти смог русич. Подскочили к нему сразу тут два
ворога с ножами кривыми, да только смех они у Громобоя богатырский
вызвали. Рассек он по ниже пояса обоих одним ударом меча искусного. Вдруг,
изловчившись, мощный чернобородый воин в грудь его ударил топором
острейшим. Но, на сей раз, зерцало спасло жизнь Громобою. Раскрошился об
него топор вражеский, - не зря доспехи мастеров белозерских на всю Русь
славились. Тут Иван уж вовсе разъярился, и, поднявши меч над головою,
пополам разрубил ворога бородатого. Следующим взмахом меча богатырского
смерти предал Иван еще пятерых воителей. Всю ладью он мертвыми усеял.
Увидав такую силу, остальные вороги в воду сиганули, ужасом объятые навек.
А Иван, мечом ударив в днище, проломил дыру в нем и снова на плот свой
вернулся.
  Затем поворот Чернодины опять случился. Расширились ее берега за ним,
течение