я  ближайшими  родственниками,  и  какой  наполненной  жизнь
казалась рядом с Роланом, цена,  которую  она  заплатила  за  то,  чтобы
попасть сюда, перестала представляться слишком высокой. К тому  времени,
когда она закончила чистить Ролана скребницей и щеткой и  расчесала  его
гриву,  к  Тэлии  уже  почти  вернулась  веселость.  Всегда,  когда  она
оказывалась вдвоем со Спутником, она точно знала, что  ее  любят  и  что
Ролан никогда не бросит ее и не лишит своей дружбы.
   Либо  Тэлия  начинала  привыкать  к  темпу  здешней  жизни,  либо  ее
выносливость увеличивалась; она недостаточно устала, чтобы остаться дома
после ужина, поэтому решила исследовать сады, граничащие  с  территорией
Коллегии.
   Тут-то она и  узнала,  почему  Шерил  советовала  не  сталкиваться  с
"невключенными" студентами в одиночку.
   Тэлия шла по  посыпанным  гравием  дорожкам  между  цветочных  клумб,
разбитых в форме правильных геометрических  фигур;  заходящее  солнце  и
подступающие сумерки, казалось, сгустили посиневший воздух.  Аромат  роз
смешивался  с  нежным  запахом  ночных  цветов,  которые   только-только
начинали распускаться. Тэлия замечталась и не заметила, что  поблизости,
кроме нее, есть еще кто-то, пока этот кто-то не заговорил:
   - Мне это чудится или здесь действительно запахло навозом? -  спросил
за ее спиной мужской  голос;  его  обладатель  брезгливо  принюхался.  -
Право, похоже, что так!
   - Может, садовники удобряли клумбы? - на этот раз  голос  принадлежал
девушке, и в нем отчетливо прозвучала ядовитая нотка.
   -  О,  не  думаю,  -  отозвался  первый,  -  этот  запах   совершенно
определенно свежий, и чрезвычайно похож на козий.
   Ошеломленная  Тэлия  обернулась.  В  тени  живой   изгороди   лежали,
развалясь, четверо или пятеро одетых в синюю форму подростков.
   - Э, что тут у нас? - первый  говоривший  прикинулся  удивленным  при
виде ее. - Право же, мне кажется, я нашел источник этого благоухания!
   - Несомненно, - отозвалась сидевшая рядом с ним девушка, -  поскольку
это та девка с границы. Какая жалость - нынче в Коллегию стали принимать
что угодно. И все же можно было подумать, что они вымоют это, прежде чем
позволять ему бродить в приличных местах.
   Они наблюдали за Тэлией с хитрым и выжидательным выражением на лицах.
Поначалу она хотела ответить им в том же духе, но тут же  отбросила  эту
мысль. Их пятеро, а она одна - и, судя по тому, что говорила Шерил,  они
вряд ли ограничатся оскорблениями и едва ли станут драться честно.
   - О Владычица, эти твари погрязли в нечистотах; такую вонь не  смоешь
и сотней ванн, - злобно продолжал первый мальчишка. - Что неудивительно,
учитывая, что они погрязли также и в невежестве. Мне  дали  понять,  что
это существо пыталось вернуть своего Спутника в Коллегию.., что оно даже
не имело представления о том, что означает быть Избранным.
   Уши Тэлии горели от стыда и гнева.
   - Оно что, столь же глупо, сколь и вонюче? - спросил третий.
   - Должно быть,  поскольку  оно,  по-видимому,  не  понимает,  что  мы
говорим о нем.
   Слезы навернулись на глаза Тэлии - и мгновенно  высохли.  Ни  в  коем
случае  нельзя  показывать  этому  сброду,  как  больно  ранят   ее   их
оскорбления - обидчиков это  только  воодушевит.  Тэлия  закрыла  глаза,
которые щипало и жгло от непролитых слез,  повернулась  и  пошла  прочь;
насмешники так быстро догнали ее, что она  не  заметила,  что  окружена,
пока от хорошо рассчитанного толчка не полетела  вниз  головой  в  щедро
политую садовником клумбу. Тэлия была не  готова  к  нападению  и  упала
тяжело; лицо облепила грязь и сухие листья.
   Когда смех замер вдали, Тэлия кое-как выбралась из клумбы.  От  удара
при падении у нее перехватило дыхание; на этой  клумбе  росли  плетистые
розы, и их шипы, казалось, достигали в длину не  меньше  дюйма.  К  тому
времени, как она наконец выпуталась, ее форма превратилась в лохмотья, а
сама Тэлия вся перепачкалась и исцарапалась в кровь.
   От обиды по щекам потекли горячие слезы; Тэлия  смахнула  их  тыльной
стороной измазанной землей руки и со всех ног поспешила под защиту Крыла
Коллегии, радуясь тому, что  покров  сгущающейся  тьмы  скрывает  ее  от
посторонних глаз.
   Было еще довольно рано, так что умывальная комната  пустовала;  Тэлия
торопливо запихнула драную одежду в отведенный для  этого  желоб.  После
долгого отмокания в воде воспаленные ссадины  превратились  в  царапины,
которые могли сойти за полученные на тренировке, а  звук  льющейся  воды
заглушал всхлипывания, когда Тэлия плакала от злости и боли.
   Она не собиралась обращаться к Шерил с просьбой о помощи:  все  время
прятаться за спину старшей подруги она не могла,  а  стоит  ей  остаться
одной, как на нее тут же снова нападут. Кроме того, несмотря на уверения
Шерил, Тэлия сильно сомневалась в ее искренней готовности изо дня в день
терпеть возле себя постоянное присутствие ребенка.
   А Тэлия уже имела богатый опыт общения с зловредными озорниками вроде
этих; она знала, чего теперь ожидать. Коли уж они начали, то не  оставят
ее в покое, пока им самим не наскучит эта забава.
   И нужно принимать в расчет еще одну сторону дела.  Тэлия  откинула  с
глаз  мокрые  волосы  и  посмотрела  на   шрам   величиной   с   монету,
красовавшийся на ладони ее левой руки. Сколько лет ей было, когда  Юстас
выжег его на  руке  младшей  сестренки  раскаленной  докрасна  кочергой?
Девять? Десять? Неважно. В тот раз старшие поверили  ему,  а  не  Тэлии,
когда Юстас заявил, что девчонка обожглась сама.
   Так с какой стати здесь кто-то захочет поверить  ей?  Она  новенькая,
никто ее не знает; насмешники же, очевидно, дети знатных вельмож.
   При сложившихся обстоятельствах кого сочтут лжецом? Лучше уж  хранить
молчание. Они позабавились, как хотели; быть может, если жертва не будет
реагировать на их выходки, им это скоро  надоест  и  они  оставят  ее  в
покое.
   Надежда оказалась напрасной.
   Уже  на  следующий  день  Тэлия  обнаружила,  что  кто-то  стащил  ее
конспекты по истории; днем позже толчок в спину заставил ее  пошатнуться
и упасть на четвереньки, ободрав обе коленки и локти  об  пол  коридора.
Когда Тэлия очухалась и собрала  рассыпавшиеся  книги,  кругом  не  было
видно никого, кто  мог  бы  ее  толкнуть,  -  но  она  расслышала  тихое
хихиканье откуда-то из окружавшей ее толпы.
   Два дня спустя невидимые противники забросали ее камнями, когда она в
бежала на занятия по  самообороне.  На  следующий  день  оказалось,  что
кто-то вылил на ее  книги  целую  бутылку  чернил,  и  не  было  никаких
доказательств того, что их мог держать в руках кто-то, кроме  ее  самой.
Это явилось  для  Тэлии  почти  невыносимым  унижением  -  чтобы  другие
считали, что она может так небрежно обращаться с книгой.
   Неуклюжесть  Тэлии  начала  создавать  ей   определенную   репутацию,
поскольку ее пихали или давали подножку по меньшей мере  раз  в  неделю;
когда же она осмеливалась выходить куда-нибудь за пределы Коллегии,  это
случалось еще чаще.
   А затем прибавилось преследование и другого характера.
   Тэлия  начала  получать  анонимные   записки   -   записки,   которые
таинственным образом появлялись  в  ее  карманах  или  книгах,  записки,
которые в пух и прах разнесли ее и без того хлипкую уверенность в  себе.
Дошло до того, что один вид клочка бумаги в учебнике доводил Тэлию почти
до слез, а показать  их  кому-нибудь  она  не  могла:  слова  на  бумаге
исчезали через несколько мгновений после  того,  как  она  разворачивала
записку, и в руках у  девочки  оставался  просто  обычный  кусок  чистой
бумаги.
   Открыться кому-то Тэлия тоже не решалась - поскольку, по  ее  мнению,
не было никаких доказательств того, что злоумышленниками являлись только
Синие. Конечно, если добрые отношения между студентами-Герольдами  -  не
одна видимость, то в высшей степени маловероятно, чтобы кто-нибудь из ее
соучеников участвовал в изводящей ее группе, однако  Юстас  прятал  свой
злобный нрав за ангельским выражением  лица  и  лучезарной  улыбкой.  Не
всегда все обстоит так, как кажется. Нет, лучше терпеть  и  сносить  все
издевательства в одиночку - по  крайней  мере,  у  нее  всегда  остается
Ролан.
   Однако Керен  заметила,  что  что-то  не  так.  Ее  брат-близнец  уже
рассказал ей о письме, полученном от  семьи  Тэлии;  беседа  с  Элкартом
убедила Керен, что, быть может,  именно  ей  удастся  уговорить  девочку
выйти из раковины, в которую та спряталась. Когда она работала с Тэлией,
то не замечала никаких признаков неуклюжести, и постоянные  сообщения  о
происшествиях никак не вязались с тем, что говорили Керен ее собственные
глаза. Что-то было неладно, очень неладно.
   Еще в детстве Керен выработала в себе невероятное терпение -  не  раз
видели, как она часами  сидела,  держа  на  ладони  хлебные  крошки,  не
шевелясь и даже не моргая, так что птицы  без  страха  слетались,  чтобы
поклевать у нее из рук. Так же терпеливо она приручала  сейчас  Тэлию  -
тут, словно невзначай, роняя слово, там  -  незаметно  подбадривая.  Она
была уверена: если кто-то преследует ребенка, рано или поздно она узнает
об этом.
   Бывали моменты,  когда  Керен  проклинала  правила  этикета,  которые
соблюдали те, кто  одарен  мыслечувствием.  Если  бы  не  налагаемые  им
ограничения, она бы давно  прочла,  что  беспокоит  ребенка.  В  крайнем
случае, если бы это не удалось ей самой, нашлись бы  мастера,  способные
проникнуть за любой щит.
   Но правила этикета  для  того  и  существовали,  чтобы  предотвратить
такого  рода  вмешательство;  запрещалось  просто  взять  и  безжалостно
обнажить мысли другого, из каких бы добрых  побуждений  ты  не  исходил.
Если бы девочка  случайно  позволила  чему-либо  проскользнуть  -  тогда
другое дело. К несчастью, Тэлия слишком  хорошо  отгородилась  от  всего
мира. Не приходилось особенно надеяться и  на  то,  что  кто-то  другой,
более   талантливый,   чем   Керен,   ненароком   что-либо    "услышит":
отстраненность Тэлии воспринималась всеми как стремление к уединению, и,
как таковое, уважалась.
   Те, кто может слышать мысли, обычно  склонны  совершенно  фанатически
отстаивать право на уединение  -  будь  то  свое  или  чужое;  в  других
обстоятельствах это хорошо, но в  данном  случае  для  Керен  безусловно
являлось помехой.
   Хотя осознанно Тэлия не заметила заботы Керен, усилия инструктора  по
верховой езде постепенно достигли цели. Девочка была уже на грани  того,
чтобы рассказать Керен по крайней мере о записках, когда началась  новая
серия...
   "Валяй, иди и расскажи кому-нибудь об этом, деревенщина, - говорилось
теперь в записках,  -  забавно  будет  посмотреть,  как  ты  попытаешься
объясните, почему у тебя нет ничего, кроме чистых  листков  бумаги.  Они
подумают, что ты спятила. Знаешь, может,  они  будут  не  так  уж  и  не
правы..."
   Это напугало Тэлию - призрак сумасшествия  маячил  перед  ней  с  тех
самых пор, когда она получила первое подметное письмо. В  конце  концов,
как могли буквы исчезать с бумаги после того, как их прочли? А если хотя
бы заподозрят, что она ненормальная, ее могут  выгнать  из  Коллегии,  и
куда ей тогда деваться? Риск показался ей слишком  велик.  Тэлия  никому
ничего не сказала и плакала в одиночестве.
   И тут, когда ее  нервы  были  уже  на  пределе,  при  дворе  начались
трехмесячные торжества по  случаю  праздника  середины  зимы,  и  травля
внезапно прекратилась.
   Когда прошло несколько дней, а она не  получила  ни  единой  записки,
Тэлия начала надеяться, когда  минула  неделя,  она  осмелилась  немного
ослабить оборону. К концу первого свободного от преследования месяца она
решила, что ее врагам наскучило, что она никак не реагирует, и они нашли
себе какую-то новую забаву.
   Тэлия окунулась в жизнь Коллегии с таким самозабвением, что не  успел
еще начаться собственно Праздник Середины Зимы, а она уже  почувствовала
себя так, словно наконец нашла свое место здесь. Боль от  того,  что  ее
собственная Семья отвергла ее, значительно притупилась.
   На две недели Праздника занятия в Коллегии отменялись;  те  студенты,
которые не возвращались на праздники домой, обычно гостили у друзей  или
родственников неподалеку от столицы. Одной Тэлии некуда было  ехать,  но
она вела себя так скрытно, что в суматохе приготовлений никто  этого  не
понял.
   Первый день праздников застал ее бродящей по пустым  залам  Коллегии,
прислушиваясь к эху своих шагов. Тэлия чувствовала себя очень  маленькой
и одинокой. Она начала гадать,  сможет  ли  даже  Библиотека  помочь  ей
скоротать бесконечные пустые часы.
   Пока Тэлия слушала жутковатое эхо своих шагов в безлюдных  коридорах,
до ее ушей вдруг донесся другой, более слабый звук: где-то  за  дверями,
отделяющими личные покои Герольдов от остальной Коллегии, играла арфа.
   Любопытство и одиночество побудили Тэлию пойти на звук поющих  струн.
Она отворила чуть скрипнувшую створку двери и  позволила  музыке  увлечь
себя по длинным  коридорам  в  самый  конец  крыла  Герольдов,  в  угол,
выходящий на дворцовый  храм.  Здесь  тоже  царила  тишина.  Большинство
комнат были одноместными, их  занимали  Герольды,  которые  в  настоящее
время отсутствовали, поскольку несли  полевую  службу.  Крыло  Герольдов
оказалось так же пустынно, как и крыло Коллегии, и посреди  этой  тишины
мелодично и немного одиноко звучала арфа. Тэлия  подошла  к  приоткрытой
двери, из-за которой слышалось пение струн, и встала так,  чтобы  ее  не
было  видно.  Она  не  знала,  сколько  простояла  так:   она   потеряла
представление о времени, отдавшись очарованию музыки.
   Когда мелодия смолкла, Тэлия вздохнула.
   - Пожалуйста, заходи, кто бы ты ни был,  -  окликнул  ее  из  комнаты
негромкий, хрипловатый старческий голос. - Тебе незачем  стоять  в  этом
унылом вестибюле, да и я не отказался бы от общества.
   Приглашение прозвучало искренне;  после  недолгой  внутренней  борьбы
Тэлия робко толкнула дверь.
   За ней открылась маленькая комнатка; сквозь окна  струился  солнечный
свет, играя на стенах, украшенных панелями медового цвета, и  нескольких
предметах обстановки, отделанных тканью того же цвета, но чуть потемнее.
   Ярко пылающий в очаге огонь распространял запах яблоневого  дерева  и
дополнял атмосферу света и тепла. Возле огня  сидел  пожилой  человек  -
безусловно старше, чем все  Герольды,  которых  до  сих  пор  доводилось
встречать Тэлии, так как серебро его волос соперничало с белизной одежд.
Однако спокойное, все еще красивое  лицо  и  серые  глаза  старика  были
приветливы, а морщины вокруг глаз и рта были из тех,  что  образуются  у
улыбчивых, а не у хмурых людей. У него был  широкий  лоб,  твердый  рот,
красиво очерченный раздвоенный подбородок и  радушная  улыбка.  Арфу  он
прислонил к ноге. Глаза Тэлии расширились,  когда  она  увидела,  что  у
старика отсутствует вторая  нога  ниже  колена,  точно  так  же,  как  у
деревенской стражницы,  которую  она  встретила  когда-то  по  дороге  в
столицу.
   Герольд проследил за направлением ее взгляда и улыбнулся.
   - Мне повезло больше, чем многим другим, - заметил  он,  -  поскольку
наемники Тедрела и королевская служба отняли у меня только  ногу,  а  не
жизнь. А почему молодое существо вроде тебя бродит по этим мрачным залам
во время Праздника?
   Возможно, дело было в том, что он чем-то напомнил  Тэлии  Мать  Отца,
быть может, в том, что он так откровенно обрадовался ей, а может быть, и
в том, что сама Тэлия чувствовала себя столь отчаянно одинокой - но  она
потянулась к незнакомому старику всем сердцем и ответила  чистосердечно,
как ответила бы Ролану:
   - Мне некуда ехать, господин, - проговорила она почти шепотом.
   - Разве у тебя нет  друзей,  которые  хотели  бы  разделить  с  тобой
праздник и очаг? - нахмурился он. - Это  выглядит  крайне  необычно  для
Герольдов.
   - Я... Я никому не сказала, что остаюсь. У  меня  в  самом  деле  нет
достаточно близких друзей; моей семье я больше не нужна, и.., и...
   - И ты не  хочешь,  чтобы  об  этом  кто-нибудь  узнал  и,  возможно,
пригласил тебя поехать с ним не потому, что хочет этого, а из жалости? -
проницательно предположил он.
   Тэлия понуро кивнула.
   - На вид тебе около тринадцати; должно быть, это твой первый Праздник
Середины Зимы здесь, не то  вся  Коллегия  знала  бы,  что  тебе  некуда
поехать. Есть только одна из новоизбранных,  которая  подходит  под  это
описание, так что ты, наверно, Тэлия. Правильно?
   Она застенчиво кивнула.
   - Ну да нет худа без добра, - сказал старый Герольд. - Мне тоже негде
провести Праздник. Я мог бы праздновать вместе с двором, но толпа мне не
по вкусу. Моих родных и близких давно уже унесло время,  а  друзья  либо
умерли, либо заняты где-то в другом месте. Не провести ли нам  праздники
вместе? Меня зовут Джедус.
   - Я.., мне хотелось бы этого, господин. Очень. - Тэлия подняла  глаза
и улыбнулась, встретив его улыбку.
   - Замечательно! Тогда проходи и  устраивайся  поудобнее;  возле  огня
есть место - бери стул или подушку, что больше понравится.
   Обостренная  чуткость  Джедуса  предупредила  его  о  том,  насколько
застенчива его гостья,  и,  пока  она  нерешительно  клала  возле  очага
толстую подушку, обтянутую янтарным бархатом,  и  сворачивалась  на  ней
клубком, как котенок, он  притворялся,  будто  настраивает  арфу.  Даром
старого Герольда было мыслечувствие, и хотя ему и в голову бы не  пришло
совать нос в то, что происходит в душе девочки,  у  мыслей  и  поведения
Тэлии имелись оттенки и нюансы, которые сказали Джедусу, что с ней нужно
обращаться очень осторожно. По натуре он был человеком мягким, но понял,
что с Тэлией он должен быть мягок как никогда, поскольку малейший  намек
на неудовольствие или нечуткость с его стороны могло напугать девочку до
размеров, поистине несопоставимых с действительностью.
   - Я рад, что моя арфа заманила тебя к моему порогу, Тэлия.
   - Это было так удивительно красиво, - задумчиво сказала девочка. -  Я
никогда еще не слышала такой музыки.
   Джедус усмехнулся.
   - Ты тешишь мою непомерную гордыню, детка, но суровая правда  состоит
в том, что в сравнении с любым Мастером-Бардом я выглядел бы дилетантом,
каковым в действительности и являюсь. И все же..,  честность  заставляет
меня признать, что я обладаю по крайней мере  некоторым  Талантом,  -  в
конце концов, иначе меня никогда не приняли бы в Коллегию Бардов.
   - Коллегию Бардов, господин? - переспросила Тэлия, озадаченная.
   - Да, конечно. Тепере-то я  Герольд,  у  меня  есть  Спутник,  вернее
Спутница, которая и сейчас еще греет  на  солнце  свои  старые  кости  и
смотрит, как резвятся в снегу глупые жеребята, но когда я приехал  сюда,
я приехал для того, чтобы поступить в Коллегию Бардов. Я  провел  в  ней
три года, и до окончания мне оставалось  еще  два;  я  сидел  в  саду  и
пытался сочинить пьесу на заданную тему, когда что-то  повлекло  меня  в
сторону Спутникова Поля. И вот, извольте, пришла она и весело  вывернула
мою жизнь наизнанку. В тот момент я был  даже  возмущен,  но  сейчас  не
променял бы ни единого мига своей жизни на лавровый венок лауреата.
   Тэлия  посмотрела   на   сильные   гибкие   пальцы,   которые   почти
бессознательно ласкали шелковистую древесину арфы.
   - Однако музыку вы не бросили.
   - О нет - эту нежную возлюбленную  не  бросишь  так  легко,  единожды
вкусив ее очарования,  -  улыбнулся  Джедус,  -  И,  возможно,  Фортунея
оказала мне услугу: мне никогда не приходилось ублажать изменчивую толпу
или неблагодарного хозяина,  я  пел  и  играл  только  для  того,  чтобы
развлечь себя и друзей. Кроме того, музыка служила мне и для маскировки,
поскольку Барды - желанные гости почти повсюду, как внутри  королевства,
так и за его пределами. И даже сейчас, когда мой голос давно  отправился
следом за моей утраченной ногой, я все  еще  могу  извлечь  из  Сударыни
мелодию, дабы развлечь общество. Или