й удар. Вселенная как бы вскрикнула от боли, скорчилась, и это
ее движение  отозвалось  во  всех  ее  обитателях,  на  всех  звездах  и
планетах.
   Меч Никиты, вспыхнув  нестерпимым  сиянием  гипервоздействия,  достал
стрелы еще на подлете, перерубил каждую вдоль оси и тут же спиралевидным
движением закрутил их, сталкивая. Стрелы  взорвались  клубками  режущего
глаз радужного пламени, раскидывая хлопья  этого  пламени  на  километры
вокруг, накинулись друг на друга, пожирая деревья, землю,  воздух,  друг
друга, и... сжались в черные рыхлые комья, которые мгновенно стянулись в
точки, исчезли с  тонким  хрустально-стеклянным  стоном.  На  израненной
жутким шатанием земле воцарилась тишина.
   Никита  не  стал  дожидаться  продолжения  дуэли.  Спрыгнув  с  плеча
Яросвета, он превратился в такого же богатыря и нанес упреждающий  удар:
клинок  Финиста  удлинился  на  полтора  километра  и  нашел  обладателя
шиххиртха, прежде чем тот успел выстрелить еще  раз.  Заххак,  такой  же
триглав, как и все хаббардианцы, во мгновение ока был разрублен  на  три
одинаковые - но безрукие и одноногие - фигуры, так и не поняв, наверное,
в чем дело. Покалеченные подчиненные с тихим воем метнулись к темпоралу,
в том числе и "чекисты" с хабубом, не решившиеся пустить его в  ход  еще
раз.
   Маги и остолбеневший Такэда молча смотрели на их бегство, пока восемь
черных дьяволов не скрылись в медвежьей норе. Потом все трое  с  тем  же
чувством оглядели поле боя.
   Местность  в  точке  взрыва  стрел  шиххиртха   заметно   понизилась,
приобрела вид карстового обнажения, усеянная шрамами, рытвинами, ямами и
дырами. Лес на площади в  двадцать  квадратных  километров  исчез.  Воды
близкого болота начали просачиваться в низину и заполнять рытвины.
   - Бедная Глая, - произнес наконец  Такэда,  вспомнив  лимнаду,  нимфу
болота, встреченную ими в начале  пути.  Хотел  продолжить,  но  Яросвет
тихонько прижал его пальцем к плечу. Потому что не все еще кончилось.
   Земля качнулась. Откуда-то донесся удар грома, за ним последовали еще
два беззвучных толчка воздуха, и в километре от неподвижно стоящих магов
возник страшный всадник на еще более страшном коне, в котором люди сразу
узнали жругра. Всадником же был Великий  игва  Даймон.  Собственной  или
почти собственной персоной.
   - Браво, коллеги! - раздался в головах у каждого  учтиво-бесстрастный
голос. - Кажется, я пришел вовремя.
   Никита с любопытством, хотя и  не  без  дрожи,  глядел  на  существо,
способное жить сразу  во  многих  Мирах  Веера,  дробиться  на  миллионы
"проекций" - дублей, проникать в микромир - до скоплений галактик.  Если
жругр был, по сути, машиной для  перемещения  в  слоях-хронах  Веера,  а
также боевой машиной с признаками живого существа  и  зримо  материален,
имел сложную, хотя  и  вызывающую  тошноту  форму,  то  игва  Даймон  на
человеческий взгляд не имел определенной формы или имел сразу  множество
форм, переходящих одна в другую, дробящихся и пересекающихся. И  лишь  в
пси-диапазоне,  в  поле   магического   видения,   он   казался   Никите
угрюмо-равнодушным - не существом - воплощением  интеллекта  вселенского
масштаба, вызывающего ощущение обреченности и властной,  всеуничтожающей
силы.
   Яросвет шагнул вперед. Доспехи на нем  метнули  яркие  блики,  словно
солнечные зайчики, но "зайчики" материальные: сорвавшись  с  брони,  они
зашипели в воде, пустив струйки пара.
   - Ошибаешься, Даймон,  ты  опоздал.  Твое  появление  уже  ничего  не
решает.
   Пси-волна донесла смех Великого игвы  и  образ  веселящегося  клоуна,
претерпевшего быструю трансформацию: плачущий  клоун,  обезьяна,  лемур,
мышь, лягушка, капля слизи.
   - Вы, конечно, не слабые мальчики, но  не  настолько,  чтобы  бросить
вызов Великим игвам.
   Воздух вокруг магов как бы  уплотнился,  упруго  сдавил  их  со  всех
сторон, лишая возможности двигаться, и как Никита ни  старался,  поднять
меч и направить его в сторону всадника не мог. Сила, спеленавшая их,  не
была физическим полем - Даймон  сдвинул  время.  Ни  Сухов,  ни  Яросвет
подобным оружием не владели. И  когда  Такэда  готов  был  заплакать  от
бессилия - он стоял зажатым так же, как и друзья, и без диморфанта давно
бы погиб, - на помощь магам пришел их таинственный ассистент, спасший их
от вертолета.
   Гигантская рогатая птица спикировала вдруг на жругра со всадником  на
спине, преодолев все  его  защитные  всплески  и  нейтрализовав  попытки
капсулирования противника  в  коконе  иного  времени.  Удар  крылом  был
страшен: Даймон вылетел  из  седла,  как  обычный  кавалерист  от  удара
дубиной, и на мгновение выпал в  материальность,  то  есть  распался  на
множество переплетенных между  собой  существ  числом  до  сотни  тысяч!
Второй удар крылом отбросил жругра, готового защитить своего хозяина, от
этого места на километр.
   Никита с облегчением понял, что может двигаться.
   Птица сделала круг над их головами и, нырнув вниз,  опустилась  рядом
уже в человеческом облике.
   - Уэтль! - воскликнул Сухов с недоверием и радостью.
   Это был Уэ-Уэтеотль. Ростом с них, но полуголый, в юбочке из травы, с
убором из перьев на голове, с мечом  в  руке,  загорелый,  невозмутимый,
уверенный в себе.
   В другой ситуации Такэда посмеялся бы: "Надо же, три богатыря -  Илья
Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович!" - но сейчас ему  было  не  до
смеха.  Несмотря  на  изолирующие  свойства  диморфанта,  ему  досталось
крепко, да и не защищал диморфант от "качания" основ материи.
   Никита от избытка чувств хлопнул по  плечу  индейского  мага,  однако
Даймон был слишком серьезным противником, чтобы расслабляться  во  время
боя. С шипением, в котором слышались угроза и мощь, меч  Сухова  пронзил
воздух и завис над Великим игвой, готовый нанести удар. Роение  фигур  в
призрачном  облаке  Даймона  прекратилось,   игва   замер,   просчитывая
вероятность удачного исхода  боя  с  троицей  магов,  и  все-таки  решил
показать всю свою силу.  Он  растекся  по  земле  слоем  белого  пламени
площадью в несколько километров, попытался заключить магов в кольцо,  но
это ему не удалось, мечи Яросвета и Уэ-Уэтеотля отсекли  языки  пламени,
стягивающиеся в кольцо, а меч Никиты  сначала  остановил  поток  огня  к
жругру, а потом разрубил уже готового прыгнуть монстра.
   Тогда демономаг превратился в сотню  гигантов,  бросившихся  на  трех
богатырей со всех сторон. Однако и это не помогло, мечи магов уничтожили
половину войска двойников в первые же мгновения атаки. Даймон  заметался
по  полю,  подняв  настоящий  ураган,  довершая  вывал  леса  на  многие
километры вокруг. В воздух поднялась огромная туча земли, грязи и  воды,
так что стало темно. А когда мечи магов нашли игву и в  этой  грохочущей
туче, он развернул мерность пространства. Весь гигантский объем битвы  в
полсотни кубических километров превратился в сросток кристаллов, вернее,
в гору "мыльной пены", каждый пузырек которой представлял собой  область
пространства с отличающимися от соседних свойствами. И в каждом  Великий
игва присутствовал не в виде живого существа, а в  виде  закона!  Причем
закон этот зависел только от  воли  многомерного  объекта,  коим  был  и
оставался Даймон, обладающий сетью неинтеллектуальных связей. Убить  его
в  этой  ситуации,  не  повредив  пространственного  пузырька-объема,  а
значит, и того, кто пытается это сделать, было невозможно.
   Никита,  отключенный  от   эйдоса,   неискушенный   в   контактах   с
многомерными   образованиями,   остановился   в   нерешительности,    но
Уэ-Уэтеотль был опытнее и владел многомерным преобразованием в такой  же
степени, как и Великий игва.
   "Гора  пены",   каждый   пузырек   которой   извне   имел   буквально
двухсантиметровый  диаметр,  а  изнутри   казался   бесконечным,   стала
"проваливаться" в  себя,  схлопываться,  таять,  пока  не  остался  один
пузырек,  лопнувший  с  тихим  треском,  от  которого,  тем  не   менее,
содрогнулась планета. Вся четверка сражающихся оказалась снова на  земле
Мировой Язвы лицом к лицу.
   Даймон, ограниченный с трех сторон вращением мечей Яросвета, Уэтля  и
Никиты,  принял  облик   старика   с   посохом,   чем-то   похожего   на
Праселка-Дуггура. Сгорбился, опираясь на посох, глядя на  Сухова-мага  с
неопределенной миной. Земля перестала шататься, ураган стих, туча  земли
и пыли осела, и в наступившей тишине раздался скрипучий  голос  Великого
игвы:
   - Гиибель недооценила тебя, Посланник. Но  отсюда,  из  этого  хрона,
тебе не выйти даже с помощью друзей.
   - Сиката га най, - ответил Никита хрипло, разведя руками.
   Такэда, цеплявшийся за плечо Яросвета, засмеялся. И смех его заставил
Великого игву впервые ощутить не страх, злость  или  ненависть  -  игвы,
существа  холодного   интеллекта,   не   были   подвластны   большинству
человеческих  эмоций   -   неуверенность!   Взмахнув   посохом,   Даймон
превратился в струю дыма, метнувшуюся к жругру,  разрубленному  пополам,
но,  как  оказалось,  не  потерявшему  способность  функционировать.   С
неистовым треском, от  которого  у  оставшихся  заложило  уши,  передняя
половина жругра с оседлавшим ее Великим игвой исчезла.
   - Он соберет всех игв и вернется, - сказал Сухов.
   -  Вряд  ли,  -  не  согласился  Яросвет.  -  Игвы  -   еще   большие
индивидуалисты, чем маги-творцы, они суперэгоисты, а Даймон  к  тому  же
уязвлен. Он постарается настичь тебя и отомстить.
   - Ничего, Посланник теперь битый зверь, - заметил Уэ-Уэтеотль.
   Такэда снова засмеялся.
   - У нас говорят - стреляный волк.
   Вслед за Такэдой засмеялся с облегчением и Никита, потом  Яросвет,  и
даже Уэ-Уэтеотль, олицетворявший собой идеал бесстрастия, позволил  себе
улыбнуться. Хотя все понимали, что битва не выиграна,  что  против  всех
Великих игв им не выстоять,  не  говоря  уже  о  Люцифере,  что  главные
события впереди  и  на  Посланнике  лежит  основная  забота  объединения
магов-творцов и созидателей,  вершителей  судеб  вселенных,  проводников
закона Абсолютной этики, которому подчинялся весь Веер Миров.
   Уцелевшие обитатели Язвы, в том числе и старуха  Ягойой,  которая  не
решилась выступить ни на чьей стороне, настороженно  наблюдали  за  ними
из-за деревьев не тронутого огнем и распадом леса на границе поля битвы.
   Путь от Мировой Язвы до вотчины князя Мстиши занял один день.
   Оставив   позади   жуткую,   черную   с   фиолетовым   и    багровым,
стокилометровую пологую воронку глубиной  в  несколько  сот  метров,  со
склонами, вспаханными боем магов  с  демоном,  четверо  путешественников
перебрались с помощью Никиты через Огнь-реку, вернее, с помощью его меча
отловили диких степных лошадей-меригиппусов, у которых вместо копыт были
пятипалые львиные лапы, и за полдня доскакали до Охранного Городища, где
с помощью Яросвета нашли еще один  годный  к  полету  вертолет.  Золотой
полоз, охраняющий кладбище боевых машин, оставшихся  от  прошлой  Битвы,
так и не проснулся, окаменев вокруг Городища навеки.
   - Значит, работающая техника - твой запас? - полюбопытствовал Никита,
взирая на вертолет с двумя винтами.
   Яросвет, ставший Мстишей (все трое обрели свой  обычный  человеческий
вид), качнул головой:
   - Не знаю, с какой целью, но вся  работоспособная  техника  оставлена
здесь Семеркой. Естественно, я иногда пользуюсь ею.
   - Судя по всему, не только ты.
   Мстиша, вспомнив военный вертолет, нахмурился.
   - Я приму меры.
   - Надо говорить: я сотворю меры. Маг ты или погулять вышел?
   - Хочешь испытать? Давай на спор...
   - А я разобью. Половина - моя.
   - Чего половина?
   - А того, на что спорите.
   Захохотав, Никита и Мстиша бросились на Уэтля, повалили его на  землю
и принялись тузить, получая в ответ такие же  тычки  и  затрещины.  Маги
были молоды, хотя и не беспечны,  возбуждены,  веселы  и,  осознав  свою
силу, шутили и смеялись, поддразнивая  друг  друга.  Такэда,  завистливо
глядя на их игры, пробормотал:
   - Всех победиша, а меня забыша.
   - А чего ты хочешь? - повернул к нему раскрасневшееся лицо Никита.
   - Да хотя бы есть.
   - Дома... через час... - с натугой выговорил Мстиша, лежавший в самом
низу. - Отпусти, индеец!
   - Чудотворцы! - хмыкнул Толя. - Пацаны совсем. Лучше б  меня  научили
творить чудеса.
   Все трое перестали возиться,  поднялись,  счищая  с  одежды  песок  и
грязь, переглянулись и одновременно глянули на инженера. На одно  долгое
мгновение тому показалось, что  он  все  понимает,  видит  и  чувствует,
способен выразить любое понятие через  символы  и  знаки  любого  языка,
может сделать все, что захочет. Глубина  видения-чувствования  потрясла!
Вселенная раскрылась  перед  ним  и...  закрылась,  с  болью  воткнув  в
трехмерье человеческого бытия, оставив сожаление и тоску  о  несбывшихся
надеждах. Такэда с трудом удержался на ногах, не видя ничего перед собой
из-за навернувшихся слез.
   Чувствуя смущение, Мстиша и Уэтль полезли в кабину вертолета, начиная
новую шутливую перебранку. Никита положил на плечо другу тяжелую горячую
руку.
   - Не обижайся, Оямович, но праджни тебе не под  силу,  как  и  прямая
мысль-действие.  Вообще  никому  из  людей  не  под  силу,   за   редким
исключением. Человек - существо не космическое, он был и будет  привязан
к земле, к поверхности планет, и ничего тут не поделаешь.
   Такэда улыбнулся, прошипел сквозь зубы, приходя в себя, обнял  Сухова
за талию:
   -  Все  в  норме,  утешитель...  "исключение".  Я  и  сам  знаю,  что
пси-энергант из меня не получится, зато со мной можно дружить, э?
   Никита с облегчением хлопнул ладонью по ладони товарища, как в старые
добрые времена.
   Путешествие по воздуху до столицы Свентаны длилось всего час. Но  как
ни быстро летел вертолет, молва о победных сражениях Яросвета и великого
князя облетела город  еще  быстрее.  Когда  винтокрылая  машина  села  в
пригороде - посаде, ее тотчас  же  окружила  толпа  ликующих  горожан  и
приезжих; никто не  испугался  летающей  и  ревущей  машины,  все  давно
привыкли к чудесам и умели отличать добрые от злых.
   Все четверо вылезли из кабины в  воинских  доспехах,  разве  что  без
шлемов:  "одежда"  Сухова  и  Такэды  -  диморфанты,  конечно,  -  могла
изменяться в широчайшем спектре костюмов всех эпох,  Уэ-Уэтеотль  создал
себе видимость кольчуги и лат, ну, а Мстиша  был  изначально  экипирован
как русский витязь. Лишь эмблема на щите - медведь с  мечом  на  красном
фоне - указывала на его принадлежность к княжескому роду.
   У Никиты екнуло сердце, когда Лада, жена  князя,  бросилась  мужу  на
грудь, встретив его еще за воротами детинца.  Она  была  так  похожа  на
Ксению, что не верилось, что это не она.
   Стемнело, когда маги после бани и ужина собрались  в  государственном
доме Мстиши, но не в гриднице - приемной князя, а в  грановитой  палате,
отделанной малахитом, мрамором и другими полудрагоценными и драгоценными
камнями. На всех четверых были надеты льняные рубахи с вышитым  воротом,
кафтаны,  полосатые  штаны  и  мягкие  сапожки,   и   даже   смуглолицый
Уэ-Уэтеотль не выглядел в этой одежде ряженым.
   - У нас здесь малый собор, навна, - с тихой нежностью  сказал  Мстиша
жене, которая провожала гостей из трапезной по крытому переходу.
   - Тогда я прикажу вам принести ендову с  медом,  -  улыбнулась  Лада,
поклонилась всем и  удалилась  легкой  походкой,  и  вовсе  делавшей  ее
похожей на Ксению. Никита, забывшись, смотрел  ей  вслед  остановившимся
взглядом. Из задумчивости его вывел толчок Такэды в бок:
   - Так и будешь стоять столбом? Пошли, пока не обиделся князь.
   Сухов  очнулся.  Мстиша  и  Уэтль   ушли   вперед,   беседуя   не   в
пси-диапазоне,  а  по-человечески,  неторопливо  и  обстоятельно,   хотя
разговор  их  и  сопровождался  рожденными  энергией  связи   мысленными
образами.
   В палате расселись вокруг стола с подсвечниками по углам, поверхность
которого идеально имитировала прозрачное зеркало воды и песчано-галечное
дно. Так и тянуло напиться, но рука натыкалась на  твердую  полированную
поверхность камня.
   - Что, витязь, голову повесил? - спросил Мстиша,  разливая  в  резные
бокалы собственного изготовления тягучий  золотистый  напиток.  Протянул
Сухову бокал. - Не кручинься, все сладится.
   Никита не ответил, глядя на ровно горящие свечи,  повернул  голову  к
индейцу, с недоумением рассматривающему свою руку.
   - Уэ, ты в прошлый раз намекнул,  что  знаешь,  где  Ксения.  Если  и
сейчас не скажешь, я тебя убью.
   Мстиша с интересом глянул на Никиту, потом повернулся к Такэде:
   - Зело грозен Посланник. Много он уже убил?
   - У него всегда было плохо с чувством юмора, - ответил Толя. -  Но  я
бы посоветовал ответить. Убить не убьет, но помучает.
   Князь рассмеялся:
   - Мне нравится ваше отношение друг к другу, давно не чувствовал  себя
так легко в компании. А почему вы не пьете мед, Наблюдатель?
   - Дурное воспитание. Я люблю дзаданкай.
   - Что, простите?
   - Беседу за чашкой чая. Я ведь японец.
   - Ну, русские любят чай не меньше. - Мстиша шевельнул рукой, и слуга,
хлопотавший с медом, принес самовар и чайный сервиз.
   Такэда от такой обходительности пришел в состояние каталепсии, и  это
было лучшим выражением благодарности для знающего толк в таких  моментах
князя.
   - Она у Гиибели, - сказал наконец лаконичный Уэ-Уэтеотль. Его оценкой
меда Мстиши было прищелкивание языком, что князь тоже понял прекрасно.
   Никита рванулся было из-за стола, но  сел  обратно,  встретив  темный
взгляд индейца. Побледнел.
   - Что с ней?!
   - У тебя будут проблемы. Во-первых, Ксения "рассыпана"  по  множеству
Миров Веера, не  физически  -  психически,  вот  почему  ты  так  сильно
реагируешь на некоторых женщин. Гиибель, Лада... Тааль.
   - Ты  хочешь  сказать...  -  Никита  задохнулся;  бокал  в  его  руке
разлетелся в стеклянно-каменную пыль.
   - В них всех живет частица души Ксении, если  говорить  языком  науки
вашего хрона - ментальная матрица, живет по закону затухания: чем  ближе
к хрону, где спрятана сама девушка, тем сильнее заметно сходство.
   В комнате повисло молчание. Мстиша оторвал  сочувственный  взгляд  от
белого лица Сухова, глянул на бесстрастное лицо индейца.
   - Не пужай бирича, старшой. Не может быть, чтобы не нашлось  средства
вернуть девушку.
   Уэ-Уэтеотль посмотрел на князя сквозь бокал.
   - Может быть, и есть, но я его не знаю. Это еще не все. В Гашшарве  -
так называется обиталище Гиибели и ее хрон - Ксения  лишена  возможности
связно  мыслить,  говорить,  нормально  жить,  и  вырвать  ее  из  этого
состояния можно, только выделив из толпы двойников.
   - Сказки! - прошептал Никита одними  губами.  Такэда  понял  танцора:
русские сказки переняли все, что  было  создано  наяву  в  других  Мирах
Веера, в том числе и ситуацию распознавания, сообщенную Уэтлем.
   - Все?
   - Учти вот еще что. - Уэ-Уэтеотль ничем не выразил своих  чувств,  но
не стоило спрашивать, пойдет ли он с землянами до конца. - Только  самые
слабые твои враги - порождение человеческой фантазии и  бреда:  то  есть
имеют "страшные" пасти, клыки, зубы, когти, клювы, жала. Они мешают лишь
на начальном этапе Пути, ты его прошел. Дальше тебя  ждут  враги,  облик
которых трудно или невозможно описать человеческим  языком.  Это  умные,
хладнокровные, чрезвычайно далекие от всего земного, занятые своим делом
существа, безжалостные, хотя и не порождения зла,  равнодушные  к  любым
проявлениям чувств, сильные и могущественные. Великий игва  Даймон  тому
пример.
   Уэтль со вздохом облегчения умолк. Он никогда так много не говорил.
   - Мне нужен проводник, - произнес Никита после минутной тишины.
   Мстиша покачал головой. Он понял, о каком проводнике речь.
   - Посланник, ты не имеешь права  рисковать  до  того,  как  закончишь
Путь. Втроем мы не сможем пробиться в Гашшарву  и  вызволить  Ксению,  и
даже вчетвером с Наблюдателем, несмотря на его ишварапрамидхару .  Да  и
твое П