улся Никита; в
голосе его прозвучало удивление.
   - Ничего, это исправимо, - рассеянно ответил инженер.
   Сухов хмыкнул, оценив реплику. До сего времени, то есть до драки,  он
жил в своем мире, высоком мире искусства и музыки, спортзалов и театров,
не пересекавшемся с миром улиц и подворотен, воровства и насилия, обмана
и страха. Судьба и  воспитание,  устойчивый  круг  культурных  отношений
хранили его от множества неприятностей, и, попав в переплет,  ожидая  от
окружающих другой реакции, он растерялся, вдруг осознав, что  ничего  не
знает о  жизни  вокруг.  И  было  жутко  обидно,  что  вступился  он  за
псевдоинвалида зря.
   - Знаешь, а тот парень ничего. Хорошо бы найти  его  и  пригласить  в
ресторан.
   - Какой парень?
   - Что помог мне.  Странный  только...  по-моему,  он  меня  с  кем-то
спутал, потому что сказал, что мы делаем одно дело.
   Такэда насторожился.
   - Так и сказал: одно дело?
   - Так и сказал. А потом ты подошел. Ума не приложу, как тебе  удается
вычислить меня.
   - Если отвечу, не поверишь.
   - А ты попробуй.
   Такэда допил кофе, отобрал пустую чашку у Никиты и  отнес  поднос  на
кухню. Сказал, вернувшись:
   - Существует система знаний, не основанная на познании и науке.  Если
хочешь, я один из ее адептов.
   Сухов присвистнул.
   - С ума сойти! А  ты  не  темнишь,  адепт?  Уж  не  прицепил  ли  мне
какую-нибудь электронную штучку вроде микропередатчика?
   Такэда отреагировал на шутку друга с неожиданной серьезностью:
   - Я - нет, Они - могли.
   - Снова загадки? -  Никита  не  имел  намерений  ссориться  с  Толей,
поэтому спрашивал скорее риторически, зная, что Такэда все равно ответит
лишь тогда, когда захочет. - Кто это - они?
   - СС, - без тени усмешки ответил японец. - Я тебе уже говорил  -  это
аббревиатура слов "свита Сатаны". Хотя кто  опасней:  они  или  эсэсовцы
времен Отечественной войны - еще надо подумать. Я имею в виду тех  самых
"десантников" в пятнистых комбинезонах.
   - А-а... - Никита поморщился, но язвить и высмеивать  Такэду  желания
не имел. - Значит,  по-твоему,  они  оставили...  как  ты  там  называл?
"Печать зла"? И поэтому мне сегодня набили морду?
   - Не уверен, что сегодняшний случай инспирирован ею, но не исключаю и
такую возможность. Ты видел то, что не должен был видеть, и Они не могли
не подстраховаться.
   - А помог мне тогда кто? ЧК? НКВД? МБР? Молчишь?  По-моему,  все  это
чепуха! К тому же их главарь там, в парке, мне не поверил.
   - Вот как? Ты мне ничего не говорил. - Открываться до конца Сухову не
хотелось, было стыдно и обидно, слова "десантника"  характеризовали  его
не с лучшей стороны, но Такэда никогда не смеялся над слабостями других.
   - Он сказал что-то вроде: "Слабый. Не для  Пути.  Умрешь".  В  общем,
абракадабра. Что за путь такой, почему я не для него - осталось  тайной.
Может, пояснишь?
   - Может быть. Не сегодня.
   - Не шутишь? - Никита изумленно оторвался  от  спинки  дивана.  -  Ты
знаешь, о чем речь? Эта фраза имеет смысл?!
   - Эта фраза имеет страшный смысл! И в ней все правда, к сожалению.  И
что ты еще слаб, и что не создан  для  Пути,  и  что  умрешь.  Попытайся
изменить реальность. Хотя... кто знает,  может,  не  к  сожалению,  а  к
счастью? Ведь ты не собираешься никуда идти, менять образ жизни?
   - Да с какой стати  я  должен  что-то  менять?!  -  взорвался  Сухов,
получил укол боли в затылок и сморщился. - Какого черта, Толя? Объяснишь
ты мне все по-человечески или нет?
   - Сегодня нет. - Такэда встал. - Пока не получу доказательств... того
или иного. Если я прав - ты попал в очень скверную историю, и выпутаться
из нее будет невероятно сложно. Если же нет... - Японец улыбнулся. -  На
нет и суда нет, как гласит русская пословица. Но я еще  раз  прошу  тебя
быть осторожней во  всех  делах,  особенно  на  тренировках,  в  театре,
транспорте.   Остерегайся   случайных   знакомств   и   конфликтов,   не
затрагивающих тебя лично. О'кей?
   Никита с интересом разглядывал лицо  друга,  ставшее  вдруг  твердым,
напряженным и чужим.
   - Психоразведка, говоришь? - Такэда не улыбнулся в ответ.
   - Психоразведка.
   - "Печать зла"?
   - Или "След зла", как  угодно.  Не  ухмыляйся,  это  очень  серьезно,
очень, вплоть  до  летального  исхода.  Потерпи  маленько,  я  тебе  все
объясню... если вынудят обстоятельства. В настоящий момент чем меньше ты
знаешь, тем лучше для тебя. Но помни: тогда в парке убили двоих.  Двоих,
понимаешь? Вспышки и грохот помнишь? Это убивали первого,  еще  до  того
старика. Один человек -  весть,  как  утверждал  классик  ,  два  -  уже
вторжение. Не дай  Бог  попасть  тебе  в  круг  устойчивого  интереса...
скажем, неких темных сил. Хотя первый шаг, увы, ими уже сделан. - Такэда
кивнул на руку Никиты с темнеющей звездой "ожога". - До завтра,  Кит.  Я
бы тебе все-таки посоветовал заняться борьбой, кунгфу там или айкидо,  в
дальнейшем это может здорово пригодиться.
   Хлопок ладони по ладони, и Такэда ушел. Но не успел Сухов  углубиться
в анализ их разговора, как в прихожей прозвенел звонок. Наверное,  забыл
что-то, подумал танцор, считая, что вернулся Такэда. Но это была Ксения.
   Изумление Никиты было таким искренним, а радость -  такой  очевидной,
что гостья засмеялась.
   - Не ждал? Или уже слишком поздно? Я молоко принесла.  -  Тут  Ксения
заметила бинт, следы драки на лице танцора и перестала смеяться. - Что с
тобой?! Попал в аварию?
   - Свалился со стула, - пошутил Никита, отбирая  у  девушки  сумку.  -
Проходите, Ксения Константиновна. Мы тут с  Толей  только  что  плюшками
баловались и кофе пили, могу и вас напоить.
   Художница,   в   сарафане,   подчеркивающем   фигуру,   и    плетеных
туфлях-сандалиях, впорхнула в гостиную, тревожно оглядываясь на  идущего
следом хозяина. Никита вспомнил индийский миф о Тилоттаме . Она была так
прекрасна, что, когда впервые  появилась  перед  богами,  Шива  сделался
четырехликим, а на теле Индры проступила тысяча глаз.  Ксения  выглядела
столь же великолепно, как и Тилоттама, и снова сердце Никиты дало  сбой:
он еще не верил, что такая красота не принадлежала никому, и  от  мысли,
что кто-то имеет на нее больше прав, настроение  упало.  Оно  упало  еще
больше,  когда  по  ассоциации  с  Индрой  вспомнились  глаза  на   теле
несчастного старика, убитого "десантником" в парке. "Вестник"... Что  за
весть он нес? И кому? Уж не этот ли знак в виде звезды?!
   Сухов невольно обхватил левой рукой запястье  правой.  Ксения  поняла
этот жест по-своему:
   - Болит? Бедненький! Давай полечу. Толя говорил, что у  меня  задатки
экстрасенса. Он не рассказывал? - Девушка усадила  хозяина  на  диван  и
стала  разглядывать  звезду  на  руке,  изогнув  бровь,  в   недоумении;
веселость ее как рукой сняло. - На синяк не похоже...  ожог?  Но  почему
такой  идеальной  формы?  Звезда...  символ  вечности  и   совершенства.
Странно!
   Никита отдернул руку и понес молоко на кухню, крикнув:
   - Сейчас приготовлю кофе, посиди минутку. Вина выпьешь? У  меня  есть
"Киндзмараули" и миндаль.
   - Не сегодня, Ник. Не обижайся,  ладно?  Я  на  минутку  забежала,  к
бабушке еще надо зайти.
   - Я провожу, - заверил Никита, а в ушах снова и снова  звучали  слова
Толи: "Один человек - весть, два  -  уже  вторжение".  Кто  же  был  тот
второй, убитый в парке первым?  И  почему  Такэда  придает  этому  такое
значение? А главное, почему связывает те  события  с  ним,  акробатом  и
танцором, ни сном ни духом не помышляющим о каком-то там пути?..
   Они пили кофе с молоком, шутили и смеялись. Ксения  уже  успокоилась,
хотя иногда на ее чело набегало  облачко  задумчивости.  Она  рассказала
Никите, что Толя вычислил по Пифагору ее священные числа - двойки,  и  у
нее их осталось целых три.
   - Он говорит, что это знак  высоких  экстрасенсорных  способностей  и
биоэнергетики, - смеясь, сказала художница. - И знаешь, я ему верю, ведь
его числа - три восьмерки - видны самым натуральным образом.
   - У меня тоже видны. - Никита с улыбкой оголил плечо и показал четыре
маленькие родинки, похожие на цифру семь. -  Как  видишь,  и  я  в  свою
очередь меченый, так что... - Сухов споткнулся, заметив, как  побледнела
Ксения. - Ты что?!
   Девушка закусила губу, попыталась улыбнуться.
   - Не обращай внимания. Но этот знак...
   - Знак ангела, если верить Оямовичу.
   - Странно...
   - Что странно? Не хватало, чтобы и  ты  тоже  изъяснялась  загадками.
Давай  лучше  поговорим  о  чем-нибудь  приятном.  Ты,  кстати,  обещала
рисовать мой портрет.
   Девушка продолжала смотреть на него с сомнением, будто  что-то  решая
про себя, но так ничего и не решила.
   - Завтра приходи в студию,  если  свободен.  -  Она  встала.  -  Чао,
меченый, береги себя.
   - Я провожу.
   - Куда ты с такой головой?
   В словах гостьи таился какой-то иной смысл;  и  Никита,  уловив  его,
прищурился.
   - Вот тут ты права, голова - мое слабое место, к  тому  же  чуть-чуть
бо-бо. И все же я тебя провожу.
   Ксения уехала на троллейбусе,  отказавшись  ехать  на  такси.  Никита
медленно побрел домой, размышляя над ее  странным  поведением,  словами,
жестами, испугом, имеющим какой-то конкретный смысл, но неясный пока для
него. Думал об этом он и когда ложился спать, пока  не  позвонили  сразу
трое, один за другим: мать,  Такэда  и  Ксения,  -  с  одним  и  тем  же
вопросом: все  ли  у  него  в  порядке?  Сначала  он  разозлился,  потом
развеселился, обозвал всех троих  перестраховщиками  и  уснул  в  полной
уверенности, что утро вечера мудренее.
   На следующий день Никита не  пошел  с  утра  на  репетицию,  позвонив
Кореневу и сказавшись больным.  Выслушивать  неискренние  соболезнования
балетмейстера не стал, отрубив: "Всего доброго". Мысль уйти  из  труппы,
принять  предложение  Ванфельда,  балетмейстера  классического   балета,
поучаствовать в конкурсе с выходом  на  Большой  театр  -  завладела  им
целиком. Но облегчения эта мысль не принесла. Что-то мешало Никите  жить
просто, как он жил до событий в парке, дышать  свободно  и  легко  и  не
заботиться о последствиях своих шагов.
   Неприятный осадок от вчерашних событий, а также  намеков  Такэды,  не
проходил, бередил душу, засел в памяти занозой дискомфорта.
   Позанимавшись без особой охоты на снарядах в спортивном углу спальни,
Сухов принялся разглядывать сползшую  за  ночь  ближе  к  локтю  звезду,
гадая, что же это все-таки такое.  Предположение,  что  это  пресловутая
"печать зла" - со слов Такэды, едва ли было верным, и все  же  в  звезде
скрывалась  какая-то  зловещая  тайна,  тем  более  что  появилась   она
совершенно необычным способом. "Весть", - сказал Толя. Что  за  "весть"?
От кого? Кому? О чем?..
   - О чем? - повторил Сухов вслух, дотрагиваясь до коричневого пятна на
коже. И получил ощутимый - не электрический, хотя и близкий по действию,
ледяной парализующий разряд, пронзивший руку до плеча, проникший  дальше
в шею, а оттуда - в голову. Рука занемела, а в голове долго  не  утихало
гулкое бронзово-бархатное эхо, словно она послужила неким колоколом,  по
которому ударили деревянным молотом.
   - Разрази меня  гром!  -  пробормотал  Никита,  озадаченно  глядя  на
звезду. - Лучше тебя не трогать.
   Подумал: надо посоветоваться с врачом. Может, действительно  пойти  к
косметологу и срезать? Или сначала посоветоваться с Оямовичем?
   Проделав обычные водные процедуры, позавтракав и  сходив  в  магазин,
Никита  продолжал  ощущать  в  груди  какое-то  стеснение.  Тревога   не
проходила, пока не переросла в настоящую панику. Ничего подобного танцор
никогда не ощущал, вины за собой никакой не видел, причин тревоги  найти
не мог и в  конце  концов  решил,  не  откладывая  в  долгий  ящик,  что
проконсультируется по данному поводу с  психиатром,  маминым  приятелем;
когда-то они  дружили  семьями.  Правда,  тут  же  пришла  другая  идея:
съездить в Кунцево,  купить  кое-что  из  деталей  к  машине  в  местном
автоцентре. Там работал приятель, который всегда ремонтировал  суховский
"аппарат", как он выражался.
   Сняв с головы повязку и пощупав здоровенную гулю на затылке ("Чем это
он меня саданул?! Гантелью, что ли?"), Никита переоделся во все черное -
черные костюмы и рубашки ему шли - и вывел из гаража машину: у него была
вазовская "сотка".
   До разъезда на Кунцево добрался за  полчаса:  сдерживали  не  столько
светофоры и ремонты дороги, сколько собственные мысли. В машине дышалось
легче,  тревога  отступила,  хотя  странное  ощущение  неуюта  осталось.
Впечатление было такое, будто кто-то невидимый сидел в машине, на заднем
сиденье, и дышал в  затылок.  Сухов  даже  оглянулся  дважды,  с  трудом
заставив себя собраться с мыслями и думать о приятном.
   А на выезде с Кольцевой на Кунцевскую трассу у машины лопнула  правая
задняя шина. Руль Никита почти удержал, хотя машину  со  страшной  силой
повело влево - на скорости под  восемьдесят  километров  в  час,  но  от
столкновения это его  не  спасло:  следовавший  по  соседней  полосе  со
скоростью сто двадцать километров "Форд" ударил "сотку" в левую скулу  и
выбросил ее в крайний правый ряд, где на нее аккуратно наехал старенький
джип с компанией подгулявших парней.
   "Форд" не стал останавливаться, лишь увеличил скорость и  скрылся  на
подъеме, а компания в джипе живо напомнила о себе,  посчитав  виновником
столкновения Сухова. То ли они не видели, что произошло перед  этим,  то
ли были подогреты зельем в баре.
   Не успел Никита сообразить, в чем  дело,  порадоваться,  что  остался
жив, и ужаснуться тому, что случилось, как двое парней выволокли его  из
кабины с криками  и  ругательствами  и  принялись  избивать.  Оглушенный
двойным столкновением, танцор не сразу  пришел  в  себя,  и  ему  крепко
накостыляли  по  спине  и  незажившей  еще  голове,  пока  он  не  начал
инстинктивно сопротивляться. Один раз очень удачно провел  бросок  через
бедро - усатый недоросль с воплем свалился под откос, другой раз сильный
толчок  Никиты  опрокинул  коротко  стриженного  здоровяка,  но  все  же
досталось и ему крепко - в основном когда били в спину и по ногам.
   Затем ураган ударов стих и крики умолкли: трое драчунов покатились  в
разные стороны, словно их раскидал ураган. Никита, щуря заплывший  левый
глаз, сквозь  кровавый  туман  разглядел  неожиданных  защитников.  Трое
молодых людей, очень сильно смахивающих на бандитов, бежавших из колонии
усиленного режима, делали свое дело, то есть били  обидчиков  танцора  -
умело и быстро. Закончив, переглянулись и направились  к  своей  машине,
старой "Волге" с побитыми стеклами. Один из них оглянулся, и  показалось
Никите, что он подмигнул.
   "Волга" отъехала, и в тот же  момент  подкатил  на  чьей-то  "Таврии"
Такэда. Никита хмыкнул.
   - А ты как тут оказался, Абдулла?
   - Стреляли... - мрачно отозвался Толя, провожая взглядом  удалявшуюся
"Волгу". Потом оглядел растерзанную физиономию танцора. - Эк  они  тебя!
Говорил же - займись кэмпо... Что тут произошло?
   Сориентировавшиеся  драчуны  полезли  было   в   бой   снова,   благо
добровольные защитники Сухова исчезли, однако Толя быстро утихомирил их,
уложив  штабелем  у  дверцы  автомобиля,  которую  открыл  шофер  джипа;
вступиться за приятелей парень не решился.
   - Ну? Рассказывай.
   Никита сел на бордюр, ноги его не держали, и коротко поведал  историю
столкновения. Перестав массировать глаз,  взглянул  на  Такэду,  который
дважды обошел "сотку", заглянул под машину.
   - Что, опять твоя пресловутая "печать зла"?
   - Поехали домой?
   - А колесо поставишь? Но надо же... милицию дождаться... ГАИ.
   - Поехали, ничего мы им не  докажем.  -  Такэда  подошел  к  водителю
джипа. - Убирайтесь отсюда, и побыстрее, если не хотите платить штраф  и
лишиться прав.
   - Конечно, конечно, - заторопился водитель, худой, тонкий,  суетливый
от страха. - Я что, я могу и деньги дать, я же не... в общем, не успел.
   - Проваливайте.
   Джип, дребезжа и стреляя глушителем, укатил. И пока длилось  все  это
действо, на трассе остановилась лишь машина, в которой ехали похожие  на
бандитов защитники танцора, остальные равнодушно проскакивали мимо.
   Такэда  отослал  "Таврию",  сменил  лопнувшее  колесо,  сел  за  руль
"сотки", включил двигатель, и они тихо поехали обратно к центру города.
   - Можешь верить или не верить, - нарушил  молчание  инженер,  загоняя
помятый автомобиль в гараж, - но "печать  зла"  увеличивает  вероятность
неблагоприятного исхода любых действий того, на ком она поставлена. Если
бы ты вчера меня послушал...
   Никита жестом прервал Толю.
   - Вчера не догонишь, а от завтра не уйдешь. Хватит  об  этом.  Обещаю
тщательно рассчитывать каждый свой шаг. Доволен? И борьбе пойду учиться,
если найдешь хорошего тренера.
   Такэда посмотрел на него недоверчиво, с интересом. Качнул головой.
   - Видать, сильно тебя долбанули, если ты и на тренинг согласен.
   - Просто не люблю, когда меня лупит разная шпана. Идем  кофе  пить  и
лечиться. Массаж сделаешь?
   Толя молча пошел вперед. Он думал, что время тренинга для Никиты  еще
не пришло. Пусть  разведка  (психоразведка,  точнее)  убедится,  что  ее
подопечный ни о чем таком, вроде Пути, не думает, продолжая жить так же,
как и до встречи с Вестником. Пусть "печать зла"  разрядится  на  мелкие
дела и ловушки, а тогда можно будет  подумать  о  большем.  Если  только
танцор согласится принять Путь. И если у императив-центра СС  недостанет
ума перестраховаться еще каким-нибудь образом...

Глава 4

   Каждое утро Такэда начинал с отработки дыхания  и  тао  -  повторения
комбинаций из нескольких десятков движений, присущих технике айки-дзюцу.
Он знал около шестидесяти тао,  но  упорно  тренировал  новые,  планируя
довести счет до сотни комбинаций: именно столько должен  знать  мэнкё  -
мастер высшего класса, если хочет  быть  не  просто  сэмпаем  -  старшим
инструктором, но и организовать свою школу.
   В свои тридцать два года Такэда успел овладеть  не  только  айкидо  и
кунгфу, отметив свой путь  борца  званиями  чемпиона  Европы,  России  и
Азиатских игр, но и уникальными  приемами  боя  нин-дзюцу,  о  чем  знал
только его отец, сам в прошлом великолепный боец, да те немногочисленные
поклонники "чистых рас", пытавшиеся вколотить в голову Тоявы свою науку.
Однако занятия борьбой не стали  для  него  самоцелью  и  главным  делом
жизни, его больше влекла психология  и  философия  древних  цивилизаций:
тибетской, индийской, китайской, и  Такэда  отдался  увлечению  со  всем
пылом нерастраченной души, решив пройти путь Дао  до  конца.  Но  будучи
сыном своего века и своей страны, коей стала  для  него  Россия,  Такэда
родился и жил, как и  все  его  друзья  других  национальностей,  приняв
российский уклад, быт и законы, не потеряв при этом и традиционные черты
характера японца: трудолюбие, выдержку, организованность, дисциплину,  -
и  его  понятия  о  чести,  родстве,  любви,  эстетических  чувствах   и
готовности к безоговорочному подчинению.
   Закончив  Технический  университет  имени  Баумана,  имея   блестящие
математические  способности,  Такэда  не   поддался   торгово-сделочному
безумию,  характеризующему  социум  страны,  хотя  и  мог  бы  выйти   в
преуспевающие бизнесмены. Имея твердое убеждение, что познание  само  по
себе намного интереснее и важнее  признания,  он  устроился  в  Институт
электроники  и  стал  инженером-исследователем,  дважды  отказываясь  от
повышения: личную свободу он  ценил  выше,  чем  возможность  руководить
другими.
   Посланник Соборной Души Веера Миров, как он себя  называл,  вышел  на
Такэду, когда тому исполнилось тридцать лет. Видимо, уже  тогда  инженер
был достаточно подготовлен, чтобы  поверить  Посланнику  и  принять  его
предложение. С  тех  пор  он  стал  НСИ  -  Наблюдателем  статистических
изменений, находя в этом занятии истинное  удовольствие  и...  испытывая
глубокую тревогу, потому что ясно видел, к чему иде