назвал своим господином и другом. - Не богохульствуйте,  Леонардо!  Вилла,
которую вы для меня построили, обрушилась, и в том, видимо, воля  господа.
В соседних домах появились трещины, а ваша вилла... Как мне защитить  вас,
Леонардо? Я не могу ссориться с кардиналом, а тем более  с  папой.  А  они
только и ищут повода, вы знаете... Не должен был, нет,  не  должен  был  я
назначать вас своим архитектором. Мыслимо ли? Человек не может уметь  все,
а вы, Леонардо, в своей гордыне возомнили, что всемогущи. Будь  вы  только
ваятелем, как Микеланджело, или живописцем, как Рафаэль, я  нашел  бы  для
вас заказы, но...
     Повисло молчание, и  Андрей  почувствовал  вдруг  ненависть  к  этому
толстому и трусливому, хотя и неглупому человеку, к этому Моро,  правителю
Миланскому. Сейчас он бросится на толстяка, вцепится ему в бороду - в  нем
клокотала  ярость,  которую  Андрей  не  мог  ни  сравнить  с   чем-нибудь
привычным, ни даже понять, и он испугался. Может, из-за этого, а может, по
иной причине, но он вернулся в свой мир и  увидел,  что  стоит  босиком  у
своей кровати и нет никакого землетрясения,  а,  напротив,  у  окна  мирно
посапывает во сне Герка, свесив до пола правую ногу...


     Отпечатался в памяти разговор с учителем, один из многих -  им  обоим
хотелось нащупать суть проблемы. Они лежали на прохладном  весеннем  песке
школьного пляжа, подставив солнцу спины.
     - Я ведь нисколько не умнее Геры, - говорил Андрей. - У нас  по  всем
предметам одинаковые результаты. А динамика интеллекта у него выше моей.
     - Конечно, ты не умнее Геры. Но ведь и Ньютон в  некотором  отношении
был не умнее какого-нибудь клерка. Я тебе объяснял.
     - Знаю. Герка гениален в одном, я - в другом.
     - Точно. И разница между вами  в  том,  что  ты  свое  призвание  уже
знаешь, а Гера - нет. У тебя совершенно уникальное  призвание.  Ты  можешь
вступать в мысленный контакт с людьми в других эпохах. И контакт  этот  не
случаен! Когда над тобой рушились стены, ты ведь бросился искать  спасения
к Леонардо да Винчи - гениальному архитектору. И именно  в  тот  день  его
жизни, когда обрушился построенный им дом... Ты еще и  на  сотую  долю  не
научился управлять своим талантом. Ты относишься к нему  как  к  бедствию.
Кто скажет, как это у тебя получается? Как можно вообще мысленно бывать  в
прошлом? Я не представляю. И ты тоже. И никто. Как ты находишь  в  прошлом
именно того человека, который нужен позарез? Я потратил три года, пока  не
понял твое призвание. А ты делаешь это без тестов,  распознавая  призвание
людей в другом времени. В другом времени! Да еще шутя...
     - Ничего себе шутя, - Андрей содрогнулся от воспоминаний.
     - Это временное, - отмахнулся учитель. - Все развивается, и ты сам, и
медицина. И все-таки насколько проще было бы для тебя, и для меня,  и  для
всей моей методики, если бы ты оказался заурядным гениальным композитором.
Или химиком.
     - Да, - вздохнул Андрей, - не повезло мне с гениальностью.


     Однажды, уже работая в Театре  оперы,  Андрей  выкроил  свободный  от
выступлений и репетиций день и отправился  на  Урал,  к  учителю.  Цесевич
сильно сдал, ему было почти сто лет, он не преподавал и жил  в  домике  на
берегу лесного озера.
     - Солидно, - сказал Цесевич, оглядев Андрея. - Грудь колесом.
     - Упражняюсь, - пояснил Андрей. - Нужно держать себя в форме. В  иных
вокальных симфониях приходится на одном дыхании петь минуты полторы.
     - Терпеть не могу твой голос, - буркнул Цесевич.  -  Все  равно,  что
Эйнштейн бросил бы физику и записался в ансамбль скрипачей.
     Помолчали.
     - Пойдем в дом, - вздохнул Цесевич. - Расскажи о себе. Женился?
     - Нет, - ответил Андрей резче, чем хотел бы. Лена погибла год  назад,
и он  еще  не  научился  сдерживать  эмоции.  Цесевич  посмотрел  на  него
внимательно, и от этого взгляда, как в детстве, что-то оборвалось у Андрея
внутри, и он, взрослый мужчина,  известный  всей  планете  певец,  странно
хрюкнул и готов был броситься  учителю  на  шею  и  рассказывать  взахлеб,
вспоминая минуты счастья с Леной. С первой  минуты  их  знакомства,  когда
Лена назвала свою  профессию  -  подземная  геология,  ему  представлялись
рвущиеся  переборки,  грохот  жидкого   металла   и   магмы,   заполняющей
коридоры...
     - Нет, - повторил Андрей и неожиданно  понял,  что  Цесевич  знает  о
Лене, как и вообще знает многое о нем, Андрее.
     Они сидели на веранде, пили мелкими глотками белый  напиток  "Песня",
приготовленный Цесевичем из выведенных им самим сортов винограда и яблок.
     - Андрюша, - сказал учитель. -  После  того  последнего  испытания  в
школе, когда ты отправился к Леонардо...
     - Ничего не было, - сказал Андрей, поняв, что хочет узнать Цесевич. -
Да и желания у меня такого не возникало.
     - Странный ты человек, Андрей. Имеешь задатки гения и не  желаешь  их
развивать. Нужны тренировки, лучевые  процедуры,  сейчас  есть  прекрасные
методы,  я  внимательно  слежу  за  литературой.  Поработав,  ты   сможешь
связываться с любым гением любой  эпохи  без  жутких  стрессовых  видений.
Неужели ты воображаешь, что как вокалист достигнешь большего?
     Андрей и сам об этом думал, но думал  отвлеченно.  Обнаружив  у  себя
голос, он стал певцом именно в опере, причем в классической, не потому ли,
что  таким  образом  пытался  подсознательно  создать  хотя  бы  видимость
контакта во времени?
     С запада пришло круглое серое облако и  повисло  над  домом.  Цесевич
посмотрел на часы.
     - Поливочный дождь, - сказал он.
     - Теперь вы занимаетесь селекцией?
     - Селекцией, да... Только не растений. Хочешь попробовать?
     Он протянул Андрею на ладони пару церебральных датчиков.
     - Зачем? - сказал Андрей.
     - Трус ты, - усмехнулся учитель.  -  Это  упрощенный  вариант.  Тесты
церебральные и подкорковые.  Наука  несколько  продвинулась  вперед,  и  я
вместе с ней. На волне, так сказать. Надень и пойдем пить чай.
     Андрей пожал плечами и прилепил датчики к затылку.  Через  минуту  он
забыл о приборе. Пил чай с вареньем и рассказывал о последних постановках.
Изображал, как, по его мнению, следует играть финальную сцену "Онегина"  и
как пытается поставить ее режиссер. На взгляд Цесевича, оба варианта  были
неотличимы, но впервые голос Андрея  звучал  не  по  стерео,  а  рядом,  и
учитель был поражен. Андрей  это  заметил  и  постарался  выжать  из  себя
максимум. Он не форсировал, пел мягко, и даже фраза "О жалкий жребий мой!"
прозвучала как-то задумчиво, будто Онегин давно  уже  определил  для  себя
судьбу, и сейчас лишь убедился, что был прав. Цесевич сказал коротко:
     - Позовешь на премьеру.
     Он прошел в угол веранды, где давно  уже  мигал  на  выносном  пульте
компьютера зеленый огонек. Андрей сорвал датчики с затылка.
     - Баловство это, - сказал Цесевич. - Большую работу  сейчас  ведут  в
Институте профессий, но они доберутся до  результата  после  моей  смерти.
Ага, - он пробежал взглядом надпись на экране дисплея. -  Андрюша,  ты  не
пробовал играть в го?
     - Нет, - рассеянно отозвался Андрей, который  и  не  слышал  о  такой
игре.
     - А чем ты занимаешься, когда свободен?
     - Читаю, копаюсь в старинных книгах, нотах, слушаю записи, встречаюсь
с друзьями...
     - Играй в го, - энергично посоветовал Цесевич.
     - Это ваш новый тест?
     - Именно! Ты знаешь, что люди даже отдыхают не  так,  как  могли  бы?
Гениальность свою губят смолоду, потому что неверно  выбирают  дорогу.  Но
отдых... Знал я одного археолога. На досуге  он  сочинял  бездарные  стихи
инее это  хобби  как  крест.  Я  посоветовал  ему  разводить  хомяков.  Он
посмотрел на меня... Знаю я эти взгляды... Я послал ему хомяков в подарок.
Совсем человек изменился! Он  и  археологом  стал  более  приличным,  хотя
наверняка гениален совсем в другой области. Но хобби! Увлечения,  невинные
забавы - и те выбирают неверно! Играй в го, Андрюша...
     - Скажите, Сергей Владимирович, - Андрей замялся, - а вы сами...
     - Нет, - резко сказал Цесевич, будто барьер поставил.  -  Об  этом  и
мысли не было. И не смотри на меня так. Методика - дело  всей  жизни.  Мне
скоро сто. Не нужно. Не хочу.
     - Врачу - исцелися сам, - сказал Андрей.



                                    7

     Вадим был в лаборатории не один. Теоретик Саша Возницын -  коренастый
и крепкий, с шевелюрой, свисающей на плечи, - ходил  из  угла  в  угол,  а
Вадим стоял у окна, сосредоточенно рассматривая  цифры  на  широкой  ленте
машинной распечатки.
     - Мне нужна именно сегодняшняя ночь,  -  говорил  Саша.  -  Извините,
Ирина Васильевна... Звезда слабеет,  Вадим,  рентгеновская  новая  гаснет,
завтра может не быть погоды, и кто еще согласится наблюдать  такой  слабый
объект?
     - Ты видела астрономический цирк, Ира? -  спросил  Вадим.  -  Сегодня
увидишь. Я могу запросто снять не  то,  что  надо.  Никогда  не  занимался
звездами. А этот корифей пришел ко  мне  со  своей  авантюрой,  зная,  что
Другие откажутся наотрез.
     - Вот-вот, - быстро вставил Саша. - Я знаю твой характер - бросаешься
на все неисследованное.
     - Что такое рентгеновская новая? - спросила Ирина.
     - Неожиданная вспышка  на  рентгеновском  небе,  -  пояснил  Саша.  -
Появляется яркая рентгеновская звезда и через  месяц-другой  гаснет.  Чаще
всего навсегда. В некоторых случаях,  как  сейчас,  рентгеновской  вспышке
соответствует и оптическая...
     - В некоторых, - буркнул Вадим. - Причем довольно слабая. Нужно  хотя
бы окрестности посмотреть  на  Паломарском  атласе.  Пойдем  на  телескоп,
корифей...


     Ирине пришлось долго звонить, пока за стеклянной дверью  не  появился
усатый вахтер в накинутом на плечи тулупе. В проходной горел электрокамин,
было тепло, и Ирина постояла минуту, прежде чем подняться под купол.
     Вадим стоял у окна и смотрел в черноту ночи. Чтобы лучше  видеть,  он
погасил под куполом свет. Ирина тотчас  ударилась  обо  что-то  головой  и
застыла.
     - Что с тобой, Вадим? - тихо спросила она.
     - Сегодня дважды был там, - сказал Вадим.  -  Так  часто  никогда  не
было. Странная планета...
     Он  отступил  в  темноту  и  исчез.  Под  куполом  заурчало,   сверху
заструился колючими лучами звездный свет  -  купол  раздвинулся.  Визгливо
заработали сервомоторы  люльки.  Ирина  увидела  уходящее  вверх  пятно  и
почувствовала себя ужасно одинокой, будто Вадим поднимался не под купол, а
в другую галактику. Она прислонилась лбом к стеклу, но снаружи было темно,
и Ирина не могла понять, что мог там разглядеть Вадим.
     "Мы на все смотрим по-разному, - подумала она. - И думаем по-разному.
Может, потому, что я не могу поверить в реальность Странностей?  Возможно,
Вадим и гений контакта  в  другом  мире,  но  здесь  он  просто  астроном,
достаточно посмотреть в его глаза, когда он говорит о небе. Весь  мир  для
Вадима как сцена с реальными фигурками, очень реальными, прямо настоящими,
но...
     Гений  контакта!  Странно  все  это.  Даже  не  то  странно,  что  он
единственный  специалист  по  контактам  с  внеземными  цивилизациями   на
несколько веков. Но должен ведь быть еще  и  труд,  который  делает  гения
творцом. А у Вадима все слишком просто. Что знает он о  контактах  с  иным
разумом? Два века прошли мимо него. Что-то не так,  или  он  не  обо  всем
пишет и говорит".
     "Ну и ну, - подумала Ирина, - я рассуждаю так, будто  поверила.  -  И
тут же оборвала себя: - Значит, поверила".
     Она очнулась от визга спускающейся люльки.  Вадим  подошел  к  пульту
сосредоточенный, усталый, это чувствовалось не по лицу, а  по  замедленным
движениям. И по молчанию.
     - Не молчи, пожалуйста, - попросила Ирина. - Когда  ты  молчишь,  мне
кажется, что тебя здесь нет...  Что  ты  думаешь  о  будущем?  Не  о  том,
далеком, а о своем собственном Что станешь делать завтра?  Или  через  три
месяца? Все время ждать, когда появится он... Арсенин?
     - Прости, Ира, - сказал Вадим, - сейчас я просто не знаю, на каком  я
свете... Я выгляжу сумасшедшим, да?
     - Нет, ты выглядишь  уставшим  от  своего  Арсенина.  Не  понимаю  я,
Вадим... Допустим, ты гений контакта. Но у тебя нет знаний, ты не  работал
в этой области. Никто не стал гением на досуге, между делом. Чтобы достичь
в чем-то совершенства, нужно ведь чертовски много работать.
     - Гений - это труд, да? Но где сказано, что труд  должен  быть  виден
всем? И даже самому гению?
     - Ну, знаешь... Когда Карузо брал верхнее до, легкость  поражала.  Но
все знали, чего эта легкость стоит.
     - Значит, Карузо не был гением, - отпарировал Вадим.
     - Гений может не работать над собой? - усомнилась Ирина. - Тогда я не
знаю ни одного - гения.
     - А их за всю историю человечества было десятка два. Гении появятся в
будущем, когда их научатся распознавать.
     - Цесевич?
     - Да.
     - Я все же не понимаю, - настаивала Ирина. -  Эти  гении  будущего...
Они, в конце концов, должны  будут  переваривать  колоссальное  количество
информации. Одно это отнимает массу времени.
     - В наши дни. Сейчас нет эффективных способов борьбы с информационной
лавиной. Лет через сто все будет  иначе.  Профессиональные  знания  станут
накапливать во время сна, а потом и в дневные часы - придумают специальные
излучатели. Останется только вспоминать - даже о том,  чего  минуту  назад
человек и знать не мог.
     - Где-то я читала, - сказала Ирина, - что и в двадцать втором веке  в
школах будут учиться столько же времени, сколько сейчас.
     - Это ты у меня читала, - объявил Вадим. - А  ты  обратила  внимание,
какие предметы они будут изучать? Развитие воображения, методика открытий,
теория изобретательства... В школах не останется  предметов,  единственное
назначение которых - дать информацию. Не будет, например,  географии.  Все
географические сведения дети получат в виде снов-приключений.  А  основные
положения науки, формирующие мировоззрение, будут и вовсе записаны прямо в
наследственной памяти.  В  школах  станут  тренировать  мозг,  как  сейчас
спортсмены  тренируют  тело.  Программа  будет  рассчитана  на  воспитание
талантливого человека. Но гением так не станешь.  Талант  проявит  себя  в
любой области, которая ему по душе, а гений - нет.
     - Ты хочешь сказать, что все методы контактов...
     - Конечно! Я думаю, это очевидно. Я говорил  тебе  -  наш  контакт  с
Арсениным  ограничен  в  основном  профессиональными  рамками.   Остальное
приходится собирать по крохам и  сразу  записывать,  чтобы  не  забыть.  А
профессиональное вбивается как  гвоздями.  Основной  принцип  контактов  -
аналогия. Хоть в чем-то должно быть сходство нашего разума  с  чужим,  это
принимается как постулат. Невозможно придумать разум,  не  имеющий  ничего
общего с разумом человека. Так говорят сейчас, так будут говорить и  через
двести лет. Как наука проблема контактов так и не  разовьется.  Долго  еще
будет  идти  спор:  как  определить  разум?  Что,  например,  разумного  в
Аномалии?
     - Значит, ты напичкан всякими теориями контакта?
     - Даже  нашими,  современными,  до  которых  сам  не  добрался.  Могу
написать   учебник.   Теория   Дайчевского,   система   "Опрос",   система
"Иерархическая цепь"... Это будут самые популярные.
     - А какой пользуешься ты?
     - Никакой. Смотрю глазами Арсенина и говорю, что приходит  в  голову.
Или не говорю - как сейчас. Я, в общем, знаю решение, но не придумал пока,
как его осуществить. И очень не хочу, чтобы Арсенин разобрался  в  решении
раньше времени. Он может наделать глупостей... Случай, на  первый  взгляд,
тривиален. На меня Арсенин вышел с этой задачей три месяца  назад.  С  тех
пор мы провели девять сеансов. Только сегодня - два. Они  ждут,  они  тоже
понимают, что я уже знаю решение...



                                    8

     Поисковый звездолет "Сокол" был кораблем  экстра-класса.  Экипаж  его
мог провести  машину  даже  сквозь  хромосферу  звезды.  Когда  в  системе
Зубенеша обнаружили планету с разумной жизнью, капитан "Сокола",  отправив
отчет,  решил  посадить  корабль.  Его  можно  было  понять:   обнаружение
цивилизации на Орестее означало крах общепринятых теорий эволюции.
     Дело в том, что Орестея принадлежала к планетам  типа  Яворского,  то
есть была планетой-лазером. Атмосфера ее  состояла  из  инертных  газов  с
примесью  ядовитых  высокомолекулярных  соединений.   Излучение   Зубенеша
возбуждает молекулы и атомы в атмосфере Орестеи. Атмосфера превращается  в
мину на взводе, и достаточно слабого светового импульса, но обязательно на
строго определенной частоте, чтобы атомы мгновенно  "скатились"  из  своих
возбужденных состояний, за какую-то долю  секунды  отдав  всю  накопленную
энергию.
     Когда  Орестини,  астроном  экспедиции,  сообщил  первые  данные   об
открытой им планете, командир звездолета Князев не думал, что она его  так
заинтересует.  В  бортжурнал  занесли:  открыта  планета  типа  Яворского,
названа Орестеей. По предварительным расчетам (учитывался газовый  состав,
масса  и  плотность  воздушного  океана,  характер  излучения   Зубенеша),
атмосфера  Орестеи  должна  была  превращаться  в  пылающий  факел  каждые
восемьсот-тысячу лет. Естественно, ничто живое во время вспышек уцелеть не
могло. Князев решил следовать дальше, но несколько минут  спустя  ситуация
радикально   изменилась.   Хенкель,   биолог   экспедиции,   человек    до
невозможности придирчивый и особенно недоверчивый к  собственным  выводам,
объявил с недоумением в голосе:
     - На планете  разумная  жизнь  белкового  типа,  класс  -  гуманоиды,
уровень - кроманьонский, стадия - переход к технологии второго разряда...


                                                ЭВМ. Память. Бортжурнал.
                                                Открытый текст. Индексация
                                                по среднемировому времени.
     16:07. Посадочная процедура. Следы  верхней  атмосферы  -  данные  по
параллельному каналу. Фотовизуально: поверхность планеты открыта, облачных
образований мало, местами дымка. Водных или иных жидких бассейнов нет.
     16:08.  Нарастание  плотности  атмосферы  не   соответствует   модели
Лихтенштейна.  Необходимо  изменение  посадочной   процедуры.   Нарастание
плотности не соответствует... Сбой программы.
     16:08. Возврат.  Прямая  передача  параметров  с  выдачей  на  пульт.
Параметры атмосферы вне  классификации.  Необходимо  решение  командира  о
продолжении посадочной процедуры. Решение получено.
     16:11. Посадка мягкая. Двигатели - стоп.  Пробы  грунта  -  базальты,
данные по параллельному каналу. Химическая аномалия:  полимерные  волокна,
вне классификации. В  атмосфере:  молекулярные  цепочки  с  очень  высокой
электрической активностью на грани разряда, длина  возможного  пробоя  200
метров. В оптике: до горизонта (дальность 4500 метров) скальные породы  со
сглаженным и оплавленным рельефом, биологически активных объектов нет.  На
горизонте горная гряда с двумя вершинами. Юго-запад: три колонны диаметром
по 8,7 метра и высотой по 254 метра. Химический состав не определяется.
     16:13.  Химическая  и  электрическая   активность   атмосферы   резко
повышается. Причина не определена. Визуально: изменений нет.
     16:17. Прозрачность  воздуха  резко  падает,  появляются  облака,  на
уровне почвы  -  корональные  разряды.  Визуально:  на  горизонте  колонны
соединяются корональными разрядами.
     16:18. Изменение программы. Место подачи команды - с пульта. Характер
изменения  -  переход  к  процедуре  посадки  высшей  степени   опасности.
Установка силового барьера на расстоянии 15 метров от звездолета.
     16:19. Изменение программы. Силовой барьер не  устанавливается,  поле
нестабильно. Причина: утечка энергии в атмосферу.  Прогноз:  взрыв  систем
стабильности через 41 секунду.
     16:20. Изменение программы. Стар