ю реальность, настолько
мала, что, согласно формуле Горовица...
     - Проснись! - воскликнул я. - До тебя еще не дошло? Формула  Горовица
описывает случайные  переходы.  А  если  ты  намеренно  продумал  создание
альтернативы, а там, тоже намеренно, сделал свой выбор, вернув линию на...
     Все-таки Рувинский был профессионалом. Я-то полагался на  интуицию  и
не был уверен в точности собственного вывода, а Моше тут же, подняв взгляд
к потолку, просчитал в уме какие-то недоступные моему понятию коэффициенты
в формуле какого-то там  Горовица  и  стал  багровым  как  премьер  Рабин,
отвечающий на вопросы репортеров.
     - А что? - сказал он. - Есть конкретный подозреваемый?
     - У Бутлера есть, - сообщил я.


     В  шесть  тридцать  мы  собрались  в  кабинете  Рувинского,  и  Роман
подключил институтский компьютер к файлам памяти Управления полиции.
     - В этот клуб регулярно ходят девять человек, - сказал Роман.  -  Вот
они на экране. Четверо - обыкновенные графоманы. Когда  я  решил  заняться
этой компанией, то заставил себя прочитать по одному произведению  каждого
из этой четверки. Это полный кошмар. Если они замышляют сюжет с  убийством
министра, у них почему-то  в  результате  непременно  погибает  банкир.  И
наоборот. Они  уверены,  что  так  интереснее.  Этой  четверкой  можно  не
заниматься.
     - Пятый и шестой, - продолжал Роман, - профессиональные программисты,
в клуб они ходят для того,  чтобы  расслабиться  -  для  них  нет  лучшего
способа расслабления сознания, чем игра воображения. Я изучил  их  сюжеты.
Это изощренные пытки, включающие,  конечно,  все  возможности  современных
компьютеров. Врагов у них нет, и нет причин  или  поводов  желать  кому-то
смерти. Хотя, я думаю, что, если бы такие причины были,  именно  эти  двое
стали бы главными подозреваемыми.
     - Достаточно ли глубоко ты копал, Роман? -  спросил  я  исключительно
для того, чтобы поддеть комиссара.
     - До дна, - сказал Бутлер, на мой  взгляд,  слишком  самонадеянно.  -
Седьмой член клуба был директором банка, но в прошлом году отошел от  дел.
Враги у него есть,  но  сюжеты,  которые  он  излагает  своим  друзьям  на
заседаниях клуба, говорят о вялости воображения. В любой  альтернативе  он
попался  бы  через  минуту.  Пустой  номер.   Восьмой,   точнее   восьмая,
единственная женщина в этой компании.
     - Алиса Фигнер, - сказал директор Рувинский, глядя на изображение.
     - Совершенно верно, известная манекенщица.
     - Мне казалось, - задумчиво произнес Рувинский, - что в ее голове  не
больше  трех  с  половиной  извилин.  Что  она  делает  в  этом   обществе
интеллектуалов?
     - Внешность обманчива, - философски  заметил  Роман.  -  Алиса  очень
умна. И у нее есть враги, которым она  желает  смерти.  Различные  сюжеты,
заканчивающиеся убийством, Алиса придумывает быстро, но так  же  легко  от
них  отказывается,   когда   кто-нибудь   указывает   ей   на   логические
несоответствия. Говорит,  что  ей  проще  придумать  новое  убийство,  чем
доводить до ума старое.  В  результате  ни  в  одном  из  ее  сюжетов  нет
завершенности, и потому Алису я бы тоже исключил из числа подозреваемых.
     - Остается всего один человек, - сказал Рувинский, показав тем  самым
отличное знание арифметики.
     - Да, именно его я оставил напоследок, поскольку именно  он  наиболее
опасен в этой компании. Ариэль Шлехтер, политический  противник  нынешнего
премьера. Проиграл, как вы знаете, на последних  выборах,  его  партия  не
прошла электоральный барьер. Слишком самолюбив, чтобы вступить  в  большую
партию - ведь там он может и не попасть на первое  место,  а  стоять  ниже
первой ступеньки не в его характере. Бродецкого  он  ненавидит,  и  потому
естественно, что вот уже третий месяц разрабатывает в клубе один и тот  же
сюжет - как убить премьера. Повторяю: один и тот же. В отличие  от  Алисы,
он тщательно  дорабатывает  мельчайшие  детали,  когда  ему  указывают  на
какие-то несоответствия. В  результате,  господа,  в  прошлый  четверг  он
представил сюжет убийства премьера  Бродецкого,  в  котором  "коллеги"  не
обнаружили ни единого изъяна.  После  обсуждения,  выслушав  аплодисменты,
Шлехтер объявил, что он доволен, и что директор  Института  альтернативной
истории господин Рувинский будет доволен тоже.
     - Он упомянул меня? - поднял брови Моше Рувинский.
     - Да, - подтвердил Роман. - Именно это навело меня на мысль,  которой
я поделился с Песахом. Но Песах меня высмеял.
     - И был прав, - заметил директор. - Но...
     - Но - что?
     - Видишь ли, уважаемый комиссар, - задумчиво продолжал Рувинский, - в
нашем мире иногда происходят странные вещи, и ты, рассуждая вчера о "клубе
убийц", навел Песаха на объяснение. К примеру, ясновидение - когда человек
вдруг начинает,  обычно  совершенно  не  к  месту,  предсказывать  будущие
события, и события эти происходят в точности так,  как  было  предсказано.
Или психокинез: некто лишь думает о том, что  нужно  подвинуть  стакан,  и
стакан, глядишь, вдруг сам начинает двигаться... Одни в это верят,  другие
- нет. Те,  кто  не  верит,  имеют  для  того  объективные  основания:  ни
психокинез,  ни  ясновидение  необъяснимы  без  привлечения   божественных
сущностей. Так вот, в рамках теории альтернативных миров, все это  отлично
объясняется.
     - Каким  образом?  -  отменно  вежливым  тоном  спросил  Роман.  Было
очевидно,  что  разглагольствования  Рувинского  показались  комиссару  не
относящимися к делу.
     - Очень простым.  Предположим,  тебе  нужно  передвинуть  стакан,  не
прикасаясь к нему. Ты думаешь: протянуть  руку  и  передвинуть  стакан?  А
может, не нужно? Нет, решаешь ты, не буду я двигать этот дурацкий  стакан.
И - ничего не делаешь. Немедленно возникает альтернативный мир, в  котором
ты протягиваешь руку и переставляешь стакан на другое место. Но в процессе
движения там, в альтернативном мире, тебя посещает мысль: а  зачем  я  это
делаю? Ну его к черту, этот стакан. Ты об этом подумал,  но  действие  уже
завершено,  стакан  передвинут.  Однако  при  этом  возникает   еще   одна
альтернатива, в которой ты решил  никакого  действия  не  совершать  и  не
махать  попусту  руками.  Теперь   смотри.   Если   ты-второй   знаешь   о
существовании тебя-первого, то  теорема  Горовица,  верная  для  случайных
событий, уже не реализуется. И на самом деле, когда ты  выпускаешь  стакан
из рук, возникает не третья альтернативная вселенная - нет, линия развития
возвращается к первому варианту! Стакан оказывается на новом месте, но  ты
ведь - в  нашей  альтернативе  -  не  пошевелил  даже  пальцем!  Вот  тебе
элементарное объяснение телекинеза. С  ясновидением  -  то  же  самое.  Ты
понял?
     - Еще бы, - сказал Роман, - особенно относительно  теоремы  Горовица.
Мне она известна с пеленок.
     Директор Рувинский подозрительно посмотрел на Романа и сказал:
     - Я и не ожидал, что ты знаешь теорему Горовица. Но  одно  ты  можешь
понять:  в  принципе,  некто  имеет  возможность  убить  любого  человека,
совершив это действие лишь в мыслях.
     - Что я говорил! - вскинулся Роман.
     - Минутку, - поднял руку Рувинский. - Для этого нужно еще одно, кроме
мысленного  желания.  Нужно,  чтобы  убийца  пришел  ко  мне  в  институт,
записался на просмотр альтернативы, которую он сам и создал и  в  которой,
действительно, убил своего врага. А там, в альтернативной  реальности,  он
должен  создать  новую  линию  развития  с  помощью  иного   воображаемого
действия, и тогда там жертва  останется  жить,  несмотря  на  то,  что  ее
пристрелили, а здесь, напротив,  жертва  погибнет,  несмотря  на  то,  что
никаких предосудительных действий в ее отношении никто не совершит.  После
чего убийца прерывает сеанс, возвращается  домой  и  читает  в  газетах  о
таинственной и необъяснимой смерти, приключившейся... Понятно?
     - Понятно, - нетерпеливо сказал Роман, поняв лишь последнюю фразу.  -
Скажи мне, как я могу получить улики,  изобличающие  убийцу?  Это  раз.  И
второе: как я могу предотвратить  это  преступление?  Имей  в  виду:  план
убийства премьера уже разработан во всех деталях, но Бродецкий еще жив.  Я
так понимаю, что погибнуть он может в любой момент, и все  признаки  будут
соответствовать сценарию господина Шлехтера. Все, кроме одного:  не  будет
убийцы, не будет физического действия.
     - И следовательно, ты не получишь улик,  -  сказал  я,  вмешавшись  в
разговор. - Улики окажутся в альтернативной реальности, но  там  не  будет
жертвы. По-моему, положение безвыходное.
     Рувинский кивнул.
     - Подождите, - сказал Роман, и я понял, какая  именно  светлая  мысль
его посетила. - Но ведь, чтобы эта ваша теорема... как его...  заработала,
нужно, чтобы убийца отправился в твой  институт,  дорогой  Моше,  и  купил
сеанс. Значит, если Ариэль Шлехтер в течение последней недели...
     - Конечно, - согласился директор, - это была бы улика.  Было  бы  что
обсуждать.
     - Так проверь!
     - Вот, - сказал Рувинский, показывая Роману на девять красных  точек,
горевших  на  экране  компьютера  около  каждого   из   девяти   портретов
потенциальных убийц. - Эти сигналы означают, что никто из твоих подопечных
ни разу не посещал моего института. В картотеке нет данных об этих людях.
     Бутлер разочарованно перевел взгляд с  директора  на  меня.  Я  пожал
плечами.
     - Извини, - сказал я. - Что тут еще можно сделать? Твои подозрения не
подтверждаются. И слава Богу. Премьер-министру никто не угрожает.
     Комиссар встал и, не попрощавшись, направился к выходу.
     - Роман, - сказал я, - не скажешь ли, что придумал этот Шлехтер? Как,
по его сценарию, будет убит премьер?
     Роман обернулся.
     - Тебе любопытно, Песах? Могу сказать, раз вы оба  уверены,  что  все
это не больше, чем фантазии графомана. Бродецкого должен убить разряд тока
в тот момент, когда  премьер  будет  принимать  ванну  на  своей  вилле  в
Герцлии. Всего вам хорошего, господа...


     Министр иностранных дел Израиля господин Абрахам  Шуваль  погиб  двое
суток спустя. Он принимал ванну на своей  вилле  в  Калькилии  и  умер  от
сильнейшего удара током.


     О гибели Шуваля мне  стало  известно  из  утренней  сводки  новостей,
которую я обнаружил в своем компьютере. Репортер "Маарива" успел  побывать
на месте происшествия, и теперь каждый мог сделать то же самое,  нырнув  в
виртуальный мир.
     Я  увидел  Романа  Бутлера,  мрачно  стоявшего  в  проеме  двери.  На
репортеров он не  смотрел.  По-моему,  он  раздумывал  о  том,  сможет  ли
привлечь нас с Рувинским как соучастников преступления.
     Репортер  оказался   пронырливым   малым   и   сумел,   несмотря   на
противодействие полиции,  проникнуть  в  дом  и  запечатлеть  и  ванну,  и
розетку, и скамеечку, на  которой  сидел  министр  Шуваль,  когда  получил
смертельный удар током.
     Моше Рувинский тоже успел побывать на месте преступления, и, когда  я
прибыл  в  институт,  директор  восседал  в  огромном  кресле,   способном
принимать любые положения, и размышлял.
     Я сел на стул и сказал:
     - Нужно принимать меры,  пока  Роман  не  упек  нас  за  решетку  как
подозреваемых в соучастии.
     - Ты думаешь, он на это способен? - меланхолически спросил Рувинский.
     - Когда у него нет разумных версий, комиссар Бутлер способен на все.
     - Я вот думаю... - сказал Рувинский.  -  Во-первых,  это  могло  быть
случайным совпадением...
     Я пренебрежительно махнул рукой.
     -  Да,  я  тоже  не  рассматриваю  это  как  реальную  возможность...
Во-вторых, Шлехтер терпеть не мог Бродецкого, а  с  Шувалем  у  него  были
приятельские отношения...
     - Которые испортились, - сказал я, - когда Шуваль вступил в  Аводу  и
пошел на выборы в списке Бродецкого.
     - Не настолько, однако, - продолжал Моше, - чтобы убивать... У  меня,
Песах, создалось  впечатление,  что  кто-то,  кого  мы  не  знаем,  просто
использовал Шлехтера с его изощренной фантазией для своих целей.
     - Кто?
     - Понятия не имею... Ты же понимаешь, я всего лишь  рассуждаю.  Самое
печальное то, что мы не можем использовать исторические  альтернативы.  Мы
не знаем, кто это  сделал,  не  знаем,  когда  произошло  разветвление,  и
следовательно, не можем проследить, выявить...
     - А если даже выявишь, -  сказал  я,  -  то  как  на  твои  аргументы
посмотрит суд? Как и что ты сможешь доказать, если все материальные  улики
останутся в  альтернативном  мире  и  не  будут  представлены  в  судебном
заседании?
     - Да, - согласился Рувинский, - в мировой  судебной  практике  такого
еще не случалось. Значит...
     - Значит, - подхватил я, - мы, расследуя это дело,  должны  поступить
так, как поступил преступник. В альтернативной реальности задумать  нечто,
чтобы это нечто проявилось в нашем мире.
     Рувинский вздохнул.
     - Все это теория, - сказал он. - Мы не знаем, кто задумывал убийство,
и этим все сказано.
     - За неимением иного варианта, -  предложил  я,  -  давай  начнем  со
Шлехтера. Если кто-то его просто использовал, мы, возможно, сможем в  этом
разобраться.
     - Пустой номер, - вздохнул Моше, но иных вариантов  мы  придумать  не
смогли  и  поплелись  в  операторскую,   надеясь   завершить   собственное
расследование прежде, чем за нас самих возьмется комиссар Бутлер.


     После того, как Шлехтер  огласил  на  заседании  "Клуба  убийц"  свой
сценарий убийства премьера Бродецкого, прошли три  дня.  За  это  время  в
Штейнберговском институте побывали девяносто три человека, заплативших  за
сеанс пребывания в альтернативной реальности. Никого из членов клуба среди
посетителей не было. Более того, согласно полученной Рувинским распечатке,
семьдесят один посетитель отправился в прошлое, в том числе в  семнадцатый
век, чтобы посмотреть на вероятную жизнь  своих  предков.  Десять  человек
хотели проскочить по оси времени в будущее, желая узнать, что произойдет в
альтернативных мирах, если здесь сделать те или  иные  ходы  в  супертото.
Естественно, вернулись они ни с чем,  поскольку  никакая  альтернатива  не
могла показать того, что еще не получило развития в нашей реальности.
     Из  оставшихся  двенадцати  человек   девять   стандартно   и   нудно
интересовались, что бы с ними произошло, если  бы  они  не  сделали  такую
глупость и не женились на этих фуриях.
     Только три посетителя заслуживали особого  внимания,  и  слава  Богу,
ибо, если бы их оказалось пятьдесят, из этой истории  мы  с  Рувинским  не
выбрались бы и по сей день.
     Посетитель номер один явился  в  институт  на  следующее  утро  после
памятного заседания в "Клубе убийц". Это  был  пятидесятилетний  бизнесмен
Яков Вайнштейн, который пожелал поглядеть, сумел ли  он  в  альтернативном
мире провернуть сделку, от которой он в нашей реальности отказался  неделю
назад. Согласно операторской  карте,  в  альтернативе  Вайнштейн  тоже  не
получил никакой прибыли, и посетитель удалился, полностью  удовлетворенный
увиденным.
     Посетителем номер два был писатель Ноам Сокер. Он  прибыл  через  час
после Вайнштейна. Сокера в институте хорошо знали - у него была любопытная
манера писать свои реалистические романы. Попросту говоря, он  отправлялся
в любую из  своих  альтернативных  реальностей,  впитывал  впечатления,  а
вернувшись,  переносил  их  в  виртуальные   компьютерные   файлы.   Метод
безотказный, но не свидетельствующий о творческой фантазии автора.
     Третий посетитель - Рина Лейкина, жена известного поэта Хаима Лейкина
- пожелала  посмотреть  на  альтернативу,  в  которой  ее  супруг  получил
Нобелевскую премию по литературе. Почему она решила, что Хаим где бы то ни
было мог бы стать Нобелевским  лауреатом?  Мы  решили  посмотреть  на  мир
Лейкиной просто из нездорового любопытства.
     Как вы понимаете, ничего общего с  делом  погибшего  Шуваля  все  это
иметь, скорее всего, не могло.
     Отправились мы вместе.


     Рина Лейкина вернулась в тот момент,  когда  лет  двадцать  назад,  в
туманной еще  юности,  она,  поклонница  постмодернистских  стихов  Хаима,
написанных в стиле а-ля Генделев, влюбила в себя своего будущего  мужа  и,
будучи в глубине души любительницей Пушкина и Блока, заставила-таки  Хаима
полностью изменить свой поэтический стиль. Ломка эта не прошла  даром  для
таланта поэта, и Рина отправилась в тот мир, где над стилем Хаима  Лейкина
не было произведено никакого насилия.
     Альтернатива была грустной. Хаим Лейкин не только не стал лауреатом -
он вообще перестал писать стихи, неожиданно даже для  Рины  переключившись
на прозу.
     Мы  не  стали  смотреть  продолжение  этой  истории   и   перешли   к
альтернативе Ноама Сокера.
     Писатель на этой неделе заканчивал последние главы своей эпопеи "Сага
о Рабинах". Если вы думаете, что речь  шла  о  знаменитой  семье  Рабиных,
давшей Израилю, например, премьер-министра конца прошлого века и  великого
химика десятых годов века нынешнего, то вы ошибаетесь.  По-моему,  история
семьи,  высосанная  Сокером  из  какой-то  альтернативы,  не  представляла
никакого интереса. Я удивляюсь читателям - они набрасываются на совершенно
банальные семейные истории, будто не могут посмотреть на себя  в  зеркало.
Зачем Сокер отправлялся в альтернативный мир, если ровно такой же сюжет он
мог отыскать, поговорив с соседями?
     Проскучав несколько часов между седьмой  и  восьмой  главами  третьей
книги пятого тома, мы с Рувинским вернулись в операторскую.
     - Всегда не любил семейные романы, - сказал Моше, -  а  теперь  я  их
просто ненавижу.
     - Ты не понимаешь, - вздохнул я. - У людей в жизни полно  стрессов  -
то забастовки, то теракты, то катастрофы, вот  им  и  хочется  хотя  бы  в
романах читать о нудной и тривиальной старости, отягощенной маразмом...
     Рувинский пожал плечами, и мы ринулись  в  альтернативный  мир  Якова
Вайнштейна, поскольку это был наш последний шанс. Мы  понимали,  насколько
этот шанс близок к нулю.


     Нам повезло.
     Бизнесмен Вайнштейн играл на бирже. В нашем мире он купил  в  прошлом
месяце акции компании "Бруталь"  и  крупно  проиграл.  Поскольку,  покупая
акции, он раздумывал, выбирая  между  "Бруталем"  и  "Кинако",  Вайнштейн,
естественно,  полагал,  что  в  альтернативном  мире  он  приобрел  именно
"Кинако" и должен был существенно обогатиться, ибо  фирма  эта  неожиданно
для всех пошла в гору.
     Да - в нашем мире. А там, куда  попали  мы  с  Рувинским,  следуя  за
мнемозаписью Вайнштейна, прогорели обе компании. И знаете почему?  Министр
иностранных дел  Шуваль  через  подставных  лиц  продал  все  свои  запасы
"Кинако". В том мире бедняга  Вайнштейн  стал  банкротом,  ему  оставалось
только пустить себе пулю в лоб. Нет, он  бы  этого,  конечно,  никогда  не
сделал, среди израильских  бизнесменов  самоубийства  как-то  не  приняты,
израильский бизнесмен, потеряв все,  предпочитает  пойти  и  набить  морду
конкуренту.
     Мы с Рувинским шли за Вайнштейном по пятам и видели,  как  бизнесмен,
выйдя из здания биржи, где он оставил все свои  сбережения,  отправился  в
частное сыскное агентство и заказал найти того варвара, вандала и негодяя,
который через подставных лиц выбросил на рынок столько  акций  "Кинако"  с
очевидной и единственной целью свести его, Вайнштейна, в могилу.
     Мы переглянулись с Моше и прокрутили альтернативу в ускоренном режиме
до того момента, когда детектив Глузман позвонил заказчику по видеоканалу,
защищенному от прослушивания, и сообщил, что  разорителем  оказался  никто
иной, как министр иностранных дел господин Шуваль.
     - Убью негодяя! - вскричал Вайнштейн и  принялся  ходить  по  салону,
вынашивая планы мести.
     - Вот оно, - прошептал мне Рувинский и  был  прав.  Сейчас  в  мыслях
Вайнштейна рождались самые изощренные способы  преступления,  и  одним  из
таких  способов  вполне  могла   оказаться   идея   убийства   с   помощью
электрическо