е этот вопрос мучил третью неделю, но спрашивать не  решалась
- мало ли какие секреты вывез ее благоверный из Киева, может,  было  среди
них что-то такое...
     - А, Моссад... - отмахнулся муж. - Недалекие люди. Не понимают, в чем
гарантия безопасности Израиля. Я вот...
     Он встал и начал ходить по комнате, держа чашку  с  чаем  в  ладонях,
будто грелся. Рассказать? С одной стороны, он не имел от жены тайн.  Разве
что та история с Ириной, инженером из отдела твердого тела... Но это  было
давно, он и сам забыл. С другой стороны, вещь слишком серьезная,  и  лучше
до поры, до времени... А с третьей стороны, кому Маша расскажет? Близнецам
годовалым, которых метапелит?
     Решился.
     - Слушай сюда. Израиль наш -  страна  небольшая.  Но  если  проложить
вдоль его  границ  сеть  с  тем  физическим  составом,  что  я  рассчитал,
составом,  который  улавливает  темпоральную  энергию...  Израиль   станет
машиной времени. И мы все - в ней. Масса этой машины такова, что она -  то
есть мы все - окажемся знаешь где? То есть - знаешь когда? В  смысле  -  в
каком времени?
     - Ну! - сказала Мария Степановна, потому что  муж  замолчал,  вытянув
руку с чашкой.
     - За три тысячи лет до новой эры. В Древней Иудее.  Не  раньше  и  не
позже.
     - Погоди, - сказала Мария Степановна, которая, хотя была филологом  и
нянькой, но обладала все же развитым логическим мышлением. - Куда  мы  там
свалимся? Там уже есть... был, то есть...  свой  Израиль,  в  смысле,  вся
земля эта, она ведь с тех пор не изменилась, и  люди  жили,  а  мы  им  на
голову...
     - О, ты ухватила суть! Все нормально,  принцип  дополнительности  это
учитывает. Односторонние перемещения во времени вообще невозможны. Это все
равно, что черпать  энергию  ниоткуда.  Вечный  двигатель.  Нет,  если  мы
отправляемся в прошлое, то та часть  материи,  которую  мы  там  заместим,
окажется в будущем. То есть - в нашем настоящем.  Поняла?  Мы  там  -  они
здесь. Равновесие времени сохраняется. А поскольку  земля,  как  ты  верно
заметила, с тех пор почти не изменилась, то  это  все  значит:  мы,  люди,
евреи, со всеми домами, дорогами и так далее окажемся там,  в  прошлом,  а
все, кто жил на этой земле  тогда,  со  всем  своим  скарбом  и  коровами,
окажутся здесь, между морем и рекой.
     - Между Асафом Кади и Мусой Джемирелем, - заключила жена.  -  Хорошую
свинью ты им подложишь, а? Никакого кашрута.
     - Ну... - уклончиво  сказал  Соломон  Борисович,  оставляя  за  собой
последнее слово, - все это теория, знаешь ли...
     Но это уже не было теорией. Впрочем, господин С.Б.Лоренсон долго  еще
оставался в неведении.


     Соломона Борисовича взяли в шмиру. Зарплату положили самую низкую,  а
работать нужно было по ночам. Соломон Борисович  считал,  что  ему  крупно
повезло - если бы поставили в дневную смену, разве мог бы он,  приспособив
тетрадку на узком столике, писать свои  формулы,  которые,  как  известно,
обладают свойством тянуть одна другую - только кажется,  что  вывел  нечто
окончательное, как тут же возникает идея удлинить, сократить и обобщить.
     Мария Степановна тоже постепенно приобретала  вес  в  обществе  -  ей
давали уже и накайон, да и платить стали по-божески,  почти  как  ватичке.
Жить стало легче, жить стало веселей. Тем более,  что  подруга  писала  из
Киева: президент Ковальчук  совсем  "з  глузду  зъихав"  и  приватизировал
Национальный банк. Говорят, что  на  Украине  будут  теперь  гнать  разные
валюты как самогон.
     Мария Степановна ахала и, показывая письмо мужу, говорила:
     - Все катится и катится, никак никуда не прикатится. Что будет с ними
лет через десять?
     - А что будет с нами? - справедливо бурчал господин С.Б.Лоренсон.
     Ничего к этому не добавишь. Все помнят, чем славен был год две тысячи
третий.  Государство  Палестина  решило  приобрести  ядерный   реактор   и
поставить его  в  Иерихо.  Сирия  потребовала  назад  всю  область  вокруг
Кинерета, которая принадлежала ей  лишь  в  мечтах.  Иордания,  задушенная
палестинцами в братских  объятиях,  заявила,  что  денонсирует  договор  с
Израилем и отзывает посла, поскольку с  евреями  невозможно  разговаривать
из-за их беспочвенных притязаний на Аль-Кудс. Да что  говорить...  Премьер
Хаим Визель ждал помощи от Вашингтона, но жестокий экономический кризис не
позволял президенту Ролстону уделять внимание  внешней  политике.  Премьер
обращался к Москве, но Россия только что подписала долгосрочный договор  о
дружбе с новым иранским аятоллой и в упор не желала видеть протянутой руки
каких-то евреев, самим существованием своим подрывающих основы ислама. Все
стало ясно, когда Саддам Хусейн прямо сказал в очередной речи: "Я  пережил
и Буша, и Клинтона, и Хадсона. Ролстон мне тоже не указ. И если мой  народ
потребует, я сожгу не половину Израиля, как обещал  лет  десять  назад,  а
весь, и половину Сирии впридачу, потому что для моих бомб Израиль  слишком
мал".
     И он был прав. Если, конечно, смотреть с востока на запад.
     Время от времени Соломон Борисович наведывался на Кикар Царфат, но  в
связи   с   ухудшающимся    внешнеполитическим    положением    резиденцию
премьер-министра охраняли теперь десантники из "Гивати", и  пройти  сквозь
этот заслон могли разве что американские морские пехотинцы. Да и то,  если
сильно намылятся.
     Соломон Борисович хотел показать свои новые расчеты, о  которых  даже
Марии Степановне  не  говорил  ни  слова.  Поэтому  и  на  этих  страницах
рассказать об идеях господина С.Б.Лоренсона не представляется возможным  -
если не знает жена, не знает никто.
     Осень  2003  года  ознаменовалась  в   истории   человечества   двумя
событиями: Саддам Хусейн объединил под своим началом шестнадцать  арабских
стран, связав их общим военным договором,  а  Соломон  Борисович  приобрел
компьютер IBM AT-1086. Следствия  новой  авантюры  бессмертного  иракского
диктатора ощутил весь Ближний Восток. Приобретение С.Б.Лоренсона  осталось
незамеченным. И  напрасно  -  второе  событие  в  отдаленной  исторической
перспективе наверняка окажется более важным.


     Зима выдалась гнусно дождливая. Потолок в мастерской, которую охранял
Соломон Борисович, протекал,  скрыться  от  душа  можно  было  только  под
зонтом, да и холод не позволял сидеть на одном  месте.  Соломон  Борисович
полночи ходил  взад-вперед,  а  потом,  когда  Творец  временно  прекратил
поливать любимую им землю, вышел подышать - на улице было  теплее,  чем  в
помещении.
     Неподалеку  от  мастерской  уже  неделю  велась  прокладка  какого-то
кабеля. Говорили, что по всему  Израилю  компании  кабельного  телевидения
меняют систему на новейшую, способную принимать сто двадцать  два  канала.
Дело было хорошее, люди готовили кошельки, хотя  о  повышении  платы  пока
речь не шла. Но всем было ясно: новое оборудование - новые цены.
     Катушка с кабелем, накрытая  брезентом,  стояла  на  обочине  дороги,
конец кабеля черной змеей свисал к самой земле,  и  Соломон  Борисович  из
любопытства подошел поближе.
     Кабель был странным. Прежде всего, в нем оказалась только одна  жила.
О каких же ста каналах говорят  люди?  -  подумал  Соломон  Борисович.  Он
наклонился и увидел характерный зеленоватый блеск. Провел пальцем, понюхал
даже, чтобы удостовериться. Вернулся в мастерскую  и,  хотя  Творец  вновь
открыл небесные краны, Соломон Борисович так и  мок  до  утра,  совершенно
забыв о зонте.
     Естественно, заболел. И был, естественно, уволен за прогул через  три
дня. Здоровье, конечно, дороже, но не о здоровье думал Соломон  Борисович,
лежа под двумя одеялами и похлебывая горячий чай. Он  знал,  какой  кабель
прокладывают по всей стране, и какие программы можно будет смотреть,  если
по кабелю пропустить ток частотой триста тринадцать герц и  напряжением  в
половину вольта.


     Нужно вести мирный диалог, - строго сказал президент Ролстон премьеру
Визелю, когда тот, прибыв в Вашингтон, попросил у Штатов усиленной военной
помощи. Диалог, конечно, дело хорошее, но  отдавать  Израилю  было  больше
нечего. Разве что Беер-Шеву (Бир-эс-Сабу).
     Премьер обратился к нации с вопросом: бороться за мир или  положиться
на волю Творца? Ответ был ясен и без референдума. Соломон  Борисович  тоже
голосовал за Творца и был, наверно, единственным среди олим и ватиким, кто
понимал истинный смысл этого обращения к Богу.
     - Скоро мы станем самым могущественным  государством  на  планете,  -
сказал он в тот вечер Марии Степановне. Жена писала  в  это  время  письмо
своей подруге в Киев, спрашивая, смогут ли они  с  мужем  найти  работу  и
кров, если вернутся на самостийну Украину.
     - Конечно, - сказала  она,  не  вдумываясь.  -  Украина  всегда  была
великой державой.
     - Только вот нефть придется добывать самим. Ирония, что будем  делать
это на берегу Персидского залива, -  пробормотал  Соломон  Борисович,  как
обычно, оставляя за собой последнее слово.


     Историю открытия принципа дополнительности времени я изложил выше  со
слов самого С.Б.Лоренсона, следуя тексту его письма, которое пришло в Киев
именно 18 марта 2004 года. Письмо шло  полтора  месяца  -  очень  неплохая
скорость по нынешним временам. С Соломоном Борисовичем мы работали  вместе
десять лет. Из них три  -  в  институте  физпроблем.  Вместе  строили  ту,
первую, модель машины времени, которая так и осталась на стенде, поскольку
институт не пожелал даже потратиться на разборку.
     Я ушел тогда в "коммерческие структуры"  и  неплохо  зарабатывал,  но
физику все же забыл не настолько, чтобы не понять  идеи  дополнительности.
Потрясающая идея. Хорошо, что письмо прибыло 18 марта - не пришлось  долго
мучиться вопросом: что там стряслось на Ближнем Востоке.
     Ну  вы-то  помните,  как  в  вечерней  программе  новостей  17  марта
американская CNN передала в эфир сообщение собственного  корреспондента  в
Багдаде о том, что Саддам принял решение в  ближайшие  сутки  покончить  с
Израилем, поскольку братья-арабы бездарно профукали переговоры, так  и  не
добившись от евреев отступления из Аль-Кудса (Иерусалима).  Я  видел  этот
репортаж и, как все нормальные люди, не  поверил.  Если  решил  покончить,
почему об этом знают репортеры? Если все же действительно  пошел  на  этот
шаг, то должен предвидеть упреждающий удар ЦАХАЛа. Или провокация?  Скорее
всего. Мускулами играет и на нервы действует.
     Я так решил, и все так решили, и Израиль, видимо, так  решил,  потому
что другой информации не было, и я лег спать  в  уверенности,  что  ничего
худого ни с Израилем вообще, ни с другом моим Соломоном  в  частности,  не
произойдет.
     А утром восемнадцатого сообщили о гибели  греческого  военного  судна
близ берегов Израиля. Воспринялось как нелепая утка: свидетели утверждали,
что на катер напал огромный  ящер,  переломил  корабль  хвостом,  а  потом
проглотил, не прожевав.
     И связь пропала. Невозможно было пробиться ни в Багдад, ни  в  Амман,
ни в Дамаск, да и Тель-Авив замолчал. По телефону - я  имею  в  виду.  Что
показывали спутники? Что сообщали дипломаты? Может, президенты  Ролстон  и
Боргачев все прекрасно знали с самого начала, но мы-то, простые зрители  и
слушатели, до позднего вечера были вынуждены верить такому бреду, какого я
в  жизни  своей  не  слышал.  С  утра:  ядерная  война  между  Багдадом  и
Тель-Авивом. Израиля больше нет. Судьба Багдада неизвестна. В полдень: нет
никакой связи со всем  Ближним  востоком,  самолеты  не  летают,  радио  и
телевидение ничего не передают, сейсмологи отметили серию землетрясений на
всем пространстве от  Средиземного  моря  до  Индийского  океана.  В  пять
вечера: радиоактивные воздушные массы движутся в сторону Италии.
     Я как раз  закончил  переговоры  с  финнами  о  бартерной  сделке  и,
вернувшись домой (сердце ныло - что там с друзьями, с  тем  же  Соломоном,
дурак такой, поехал на погибель,  а  я  его  не  отговорил),  обнаружил  в
почтовом ящике письмо. Слава Богу! Прочитав, я понял, что случилось. Ну  и
что мне было - радоваться?
     Ну, спасся Израиль от ракет  Саддама.  Отправился  вместе  с  людьми,
домами, землей от моря до реки, да и с самой  рекой  впридачу  -  туда,  в
прошлое, за тридевять веков, к предкам, к  шумерам  и  этим...  как  их...
мидийцам, что ли? А упомянутые шумеры и мидийцы (впрочем, нет, не  мидийцы
там жили и не шумеры даже, а впрочем, какое это имеет значение?) оказались
в двадцать первом веке под прицелом хусейновых  ракет  и  в  полной,  надо
полагать, истерике.
     Этакий  темпоральный  сдвиг  и  привел,  естественно,   к   временной
непроходимости радиоволн (представляю, какая  там  ионизация  воздуха!)  и
всем прочим неприятностям, о которых с утра твердят по телеку и радио.
     Я  представил  себе,   как   просыпаются   израильтяне,   разбуженные
землетрясением (сдвиг коры - ничего не поделаешь), и как  не  обнаруживают
не только своих воинственных соседей, но и всего остального  человечества,
а лишь орды нелепых, ничего не  понимающих  пращуров,  испуганно  глядящих
из-за Иордана на чудо нечеловеческое  -  танки  "Маркава"  и  автоматы  по
продаже "Кока-колы". Стоило  ли  спасать  народ  еврейский  этакой  ценой?
Или... А что - идея была вполне  в  духе  мудрого  политика:  вернуться  к
истоку истоков и научить все эти ближневосточные племена уму-разуму,  дать
им Тору, наконец!  И  стал,  значит,  премьер  Визель  царем  Израильским,
господи, до чего фантазия дойти может...
     Так вот я мучился идеями, перечитывая соломоново  письмо  и  глядя  в
телевизор, где вместо свежей информации давали тысяча  триста  восемьдесят
седьмую серию "Санта-Барбары".
     Нет, что-то было в этом ненормальное. Не учел я что-то, не  понял  из
письма.
     Ну  конечно!  Нападение  ящера,  о  котором  передавали  утром.  Если
темпоральный обмен произошел на отрезке в три  тысячи  лет,  как  писал  в
письме Соломон, - откуда ящер? А если ящер, то...
     Вы понимаете, о чем я думал всю ночь  на  девятнадцатое?  Впервые  за
десять  лет  я  перелопачивал  физические  справочники,  писал  формулы  и
оценивал параметры тензоров темпоральных смещений. Нет, Соломон не ошибся.
Израиль мог уйти в прошлое лишь на три тысячелетия. Плюс минус двести лет.
     Неужели мы ошиблись оба? Неужели бедный  Соломон  со  всем  еврейским
народом и палестинцами впридачу провалился не к шумерам с мидийцами,  а...
к  динозаврам?  Господи,  это  могло  быть  только   так!   Ведь   никакие
археологические раскопки не показывали следов техногенной  цивилизации  на
Ближнем Востоке. Нигде не сохранилось ни развалин  Кнессета,  ни  остатков
взлетной полосы аэропорта Бен-Гуриона,  ни  даже  завалящей  автомобильной
свалки. Не было Израиля в те времена, не было!
     Я мерял шагами комнату, жена ворочалась за стеной и ворчала что-то, я
не обращал внимания. Понятно, что мы с Соломоном  ошиблись.  Понятно,  что
соломонову ошибку повторили все, кто перепроверял  его  выводы,  все,  кто
превращал Израиль в  гигантскую  машину  времени  с  единственно  заданным
интервалом заброса. В чем ошибка - установят физики. Но  ведь  теперь  уже
ничего не исправить! Саддам Хусейн вместе с  Асафом  Кади  построят  новый
Аль-Кудс, слово Иерусалим исчезнет из лексикона, а динозавров, что  бродят
сейчас на месте вчера еще сверкавшей огнями  улицы  Алленби,  перестреляют
любители острых ощущений. Или биологи переловят  для  своих  биологических
изысканий. Найдут применение.
     Представляете? Я был  в  ту  ночь,  как  мне  казалось,  единственным
человеком на планете, кто знал истину.
     А к утру мне позвонил знакомый физик из Еревана и закричал,  что  мир
сошел с ума, потому что со стороны Ирана, а, скорее всего, из Азербайджана
на армянскую землю наступают стада тиранозавров, и у этих мусульман ничего
бы не получилось, если бы их не поддерживала Москва. Только тогда до  меня
все же дошло истинное положение дел.
     Соломон думал, что в Моссаде не понимают физику.  В  Моссаде-таки  не
понимают физику, но там понимают, что такое Саддам Хусейн.
     И вот я спокойно сижу перед телевизором, пью кофе и  жду  выступления
президента Ролстона. Интересно, появится  ли  рядом  с  ним  премьер  Хаим
Визель, или он предпочтет держаться в тени?
     Соломон хороший физик, и я ему это скажу при встрече.  А  политик  он
никудышный.
     Он все правильно рассчитал. И я тоже, хотя голова и была тяжелой  как
бревно. Чтобы машина  времени  оказалась  у  динозавров  масса  ее  должна
быть... ну вот, точно, - равна Ираку, Ирану,  Сирии,  да  всему  арабскому
востоку. Кроме Израиля.
     Один вопрос только остался. Как  называлась  эта  блестящая  операция
"Моссада" по прокладке новых систем  телевизионных  кабелей  вдоль  границ
всех арабских государств?
     Впрочем, разве в названии дело?





                                П.АМНУЭЛЬ

                            ЦИАНИД ПО-ТУРЕЦКИ




     На выборах в кнессет в 2016 году Шай  Кацор  был  избран  по  спискам
"Ликуда". Он считался ястребом - во всяком  случае,  когда  корреспонденты
спрашивали его, на каких условиях должен развиваться мирный  процесс,  Шай
Кацор отвечал, вздернув свой квадратный подбородок:
     - На наших. Мы достаточно сильны, чтобы  палестинцы  и  прочие  арабы
плясали под нашу дудку.
     В политику Кацор пришел из бизнеса.  Собственно,  из  бизнеса  он  не
уходил, продолжая в промежутках между парламентскими баталиями  руководить
своей фирмой по выпуску  видеоаппаратуры.  Весной  2020  года  Шаю  Кацору
исполнилось 43 года. Он был  женат,  его  единственный  сын  Гай  проходил
службу в ЦАХАЛе. Сари, жена, не работала. Что еще вы хотели бы знать о Шае
Кацоре? Ах, да, на выборах в кнессет в 2020 году Кацор вновь  проходил  от
"Ликуда" - так считали  все,  но  к  тому  дню,  с  которого  наш  рассказ
начинается, положение было уже иным, о чем знал очень узкий круг лиц.


     Комиссар полиции Роман Бутлер - мой сосед. Роман  не  любит,  как  он
говорит, "высовываться", иными словами, он терпеть не может рассказывать о
том, как раскрывает преступления. Будь у Романа другой характер, я  вполне
мог бы выполнять роль доктора Ватсона или капитана Гастингса. На  деле  же
мне с трудом удается разговорить Романа  настолько,  чтобы  услышать  чуть
больше, чем я могу прочитать в газетах. О деле  Кацора  Роман  рассказывал
мне несколько вечеров, из чего  не  следует,  что  он  все  это  время  не
закрывал рта. Скорее  наоборот,  подробности  мне  пришлось  выпытывать  с
помощью  методов,  используемых  самим  Бутлером  во  время   перекрестных
допросов. Уверяю вас, это была адова работа. Результат перед вами.


     В салоне беседовали пятеро мужчин. Один из них  был  хозяином  виллы,
четверо - его гостями.  Они  сидели  в  глубоких  креслах  вокруг  низкого
журнального столика и говорили о политике.
     - Твое решение вызовет раскол, - сказал один из гостей, повторив  эти
слова в третий раз. На что хозяин в третий раз ответил:
     - Партия, в которой можно вызвать раскол, вполне этого достойна.
     Второй гость сказал примирительно:
     - Мы начали  повторяться.  Давайте  сделаем  перерыв  и  поговорим  о
футболе.
     - Выпьем кофе, - предложил хозяин дома.  -  Я  сделаю  по-турецки.  В
ожидании любителя.
     Кипящий кофейник появился на столике  через  несколько  минут.  Перед
каждым из пяти  мужчин  стояла  фарфоровая  чашечка  на  блюдце  и  лежала
маленькая красивая ложка.
     - Наливайте себе сами, - сказал хозяин. - Вот молоко - кто желает.
     Разлили кофе по чашкам, хозяин сделал это последним.
     - Маккаби Хайфа в этом сезоне сплоховала, - сказал  один  из  гостей,
отпив кофе и поставив чашечку на блюдце. Остальные  сделали  по  глотку  и
задумались о перспективах израильского футбола.  Хозяин  дома  привстал  и
выронил свою чашечку. Кофе разлилось - на белой рубашке  появилось  темное
пятно.
     - А-а... - прохрипел хозяин и пов