,  повышало  степень  доверия  к  пророку.  Но
главное, он ведь, как  и  библейские  пророки,  был  евреем.  Отступником,
конечно, но это личное его дело. Пророк  имеет  право  быть  таким,  каким
хочет. Всему остальному миру это не позволено.
     Через час я уже знал биографию Соломона  Штарка  не  хуже,  чем  свою
собственную. Аттестат зрелости он так и не  получил,  потому  что  увлекся
пророчествами Магистра. По той же причине он не женился, хотя был  влюблен
в некую Далию, отвечавшую ему взаимностью.
     Далия  сбежала  от  Соломона,   когда   поняла,   что   интерпретация
восемьдесят шестого катрена для ее любимого  важнее,  чем  их  предстоящая
хупа. Соломон только вздохнул  и  начал  искать  у  Магистра  предсказание
именно этого поступка.
     Настоящие пророки  не  ошибаются  никогда.  Значит,  Генрих,  будущий
французский властитель,  освободитель  западного  мира  от  мусульманского
нашествия, обязан был родиться в 1972 году, как и предсказал  Нострадамус.
Поскольку этого не случилось, должна существовать в мире  сила,  способная
исправить ошибку природы. Естественно, такой силой  Соломон  Шварц  считал
себя.


     План был простым, из чего вовсе не следовало,  что  он  гениален.  Мы
должны были объявиться в Париже за несколько дней до начала  авиасалона  и
убедить Жаннетт Плассон уехать на неделю к родственникам. Наверняка есть у
нее родственники где-нибудь в солнечной Ницце. Или туманном Гавре. Я нужен
был Соломону для страховки. Если Жаннетт наотрез откажется покинуть Париж,
ее надлежит попросту похитить и продержать  взаперти  вплоть  до  момента,
когда по радио объявят о катастрофе Ту-144.
     Он мог, конечно, просто заплатить какому-нибудь крепкому мужчине,  не
отягощенному  комплексами.  Но  комплексы  оказались  у  самого  Соломона.
Решившись на изменение истории, он не хотел нелепых случайностей,  которые
могли бы сорвать все дело, и потому в прошлом ему нужен  был  историк.  Он
выбрал меня только потому, что регулярно читал мои очерки в  приложении  к
газете "Время".
     Оба мы, конечно, понимали, что, украв Жаннетт, мы ничего не изменим в
нашем собственном мире, а лишь создадим  альтернативный  -  именно  там  и
родится пресловутый Генрих, героические подвиги которого  прозрел  великий
Магистр.
     У Соломона, впрочем, была одна идея, о которой  я  не  подозревал.  К
сожалению, я не телепат.
     Мы  запрограммировали  Смеситель  истории  и  отправились   с   таким
расчетом, чтобы вернуться домой к обеду. Во всяком случае, я на это сильно
рассчитывал.


     Июнь 1972 года в Париже выдался  теплым,  безоблачным  и  чуть  более
влажным, чем мне бы хотелось. Мы вывалились из будущего на окраине  Бурже.
Было  раннее  утро,  городок  еще  спал,  по  шоссе   проносились   редкие
автомобили, а дорожные указатели подсказали нам куда идти. Дом, на который
через два дня упадет советский самолет, находился  не  так  уж  близко  от
аэродрома. Это было довольно нелепое  трехэтажное  строение,  отличавшееся
тем, что  на  первом  этаже  не  жил  никто  -  там  располагались  склады
спортивных товаров. На втором пустовали две квартиры из  четырех,  прежние
постояльцы выехали, а новые еще не поселились.
     В одной из квартир второго  этажа  и  жила  девица  Жаннетт  Плассон,
прижившая ребенка от неизвестного отца. Впрочем, отец будущего  властителя
был неизвестен Соломону, сама же девица, вполне вероятно, помнила,  с  кем
именно из своих многочисленных поклонников спала в ту ночь,  когда  забыла
во-время принять противозачаточные таблетки.
     От каких нелепостей зависит мировая история!
     Третий этаж дома снимала  некая  компания  по  продаже  естественного
продукта для снятия жировых отложений. Что-то вроде будущего херболайфа.
     Так распорядилась история, что в воскресенье,  день  демонстрационных
полетов, ни на складе, ни в офисе фирмы не было ни одной живой души. Мы-то
прибыли в пятницу и, когда добрались до  дома  Жаннетт  Плассон,  шел  уже
десятый час, и в дом то и дело входили люди.  Выходили  тоже,  но  гораздо
меньше. Консьержу мы честно признались, что  хотим  поговорить  с  девицей
Плассон по важному делу. Поднялись  наверх,  постучали,  услышали  звонкий
голос и вошли.
     Жаннетт  действительно   была   беременна.   Почему-то   именно   это
обстоятельство убедило меня в том, что Соломон Штарк может оказаться прав.
Жаль, что я не родился экстрасенсом и не мог разглядеть малютку Генриха  в
его первой естественной колыбели.
     - Если вы от Марселя, - сказала Жаннетт, переводя взгляд  с  меня  на
Соломона и обратно, - то денег у меня сейчас нет. В понедельник  я  получу
чек и смогу рассчитаться.
     - Мы не от Марселя, - прогнусавил Соломон, с которого  мигом  слетела
вся его уверенность. Конечно, одно дело - планировать операцию, и другое -
выступать в роли коммандос не мысленно, а в реальной, так сказать,  боевой
обстановке. Я понял, что,  если  не  перехвачу  инициативу,  придется  нам
возвращаться в двадцать первый век. Я бы, может, и  вернулся,  но  Соломон
стоял столбом, а у меня не было домкрата, чтобы сдвинуть его с места.
     - Мадемуазель, -  сказал  я,  -  мы  представляем  фирму  "Счастливый
случай", которая проводит лотерею среди съемщиков квартир в районе  Бурже.
Вы выиграли на этой неделе, и сегодня вечером можете отправиться  загорать
на пляжи в Ницце.
     Практичная была девица. Через пять минут она уже знала, что  наличных
денег фирма не дает, что пятизвездочную гостиницу фирма не гарантирует,  и
что место на пляже ей придется приобретать за свой счет.
     - Не пойдет, - заявила она. - Дайте мне телефон вашего начальника,  и
я договорюсь с ним сама. Если уж я выиграла приз, то пусть не жадничает.
     Она могла бы договориться с любым начальником, но где бы я его взял?
     Не стану занимать время читателя, описывая, какие усилия  я  прилагал
на протяжении двух часов для того, чтобы убедить  Жаннетт  воспользоваться
предлагаемыми услугами и не требовать невозможного. Соломон  молча  глядел
на наши препирательства, время от времени делая  мне  нетерпеливые  знаки.
Мне удалось убедить нашу клиентку исключительно потому,  что  она  и  сама
понимала: глупо не воспользоваться случаем. Сопротивляясь, можешь потерять
все. Впрочем, эта истина известна любой женщине.
     Я отправил Соломона  за  такси,  а  сам  помог  Жаннетт  снести  вниз
увесистый чемодан с женским барахлом. Ни за какие  деньги  я  не  стал  бы
лететь на юг самолетом, поскольку  для  этого  пришлось  бы  появиться  на
летном поле, а там я мог увидеть тот  Ту-144,  которому  предстояло  стать
грудой металла, и это могло плохо подействовать на мою психику,  а  она  и
так была не в порядке после разговора с Жаннетт. Мы отправились поездом.


     Единственное удовольствие, которое я получил от всей  этой  эпопеи  -
купание в зеленовато-голубой,  нежно-задумчивой,  прохладно-бодрящей  воде
Средиземного моря. Кто может мне сказать, чем пляж в Ницце  отличается  от
пляжа на Тель-Авивской набережной? То же море, те же волны, и  все-таки  -
совершенно иное ощущение. Хотите верьте,  хотите  нет,  но  то  море  было
западно-цивилизованным,  а   наше   каким-то   по-левантийски   беспечным.
Объяснять не стану, это все ощущения.
     Соломон не отходил от Жаннетт ни на шаг, он бы и спал с ней  в  одной
постели, если бы не мое упрямство. Она-то была не против, даже несмотря на
беременность. И этой женщине предстояло стать королевой-матерью!
     Весь субботний день мы проторчали на  пляже,  и  Соломон  внимательно
следил, чтобы Жаннетт не перегрелась,  не  переохладилась  и  не  переела.
Каждые два часа он покупал ей  букет  цветов,  поскольку  она  успела  ему
признаться, что обожает розы. Я как-то естественно отошел на второй  план,
чему был очень рад.  Можно  было  полежать  в  тенечке  и  поразмышлять  о
превратностях исторического процесса.
     В воскресенье я захватил с собой транзистор, купленный по дешевке еще
в пятницу. Свой стерео-"сони" я не решился извлекать на свет божий,  чтобы
не вызвать преждевременных  родов  у  Жаннетт,  никогда,  естественно,  не
видевшей подобных приборов.
     О катастрофе Ту-144 передали в дневной сводке новостей, и Соломон  от
радости сделал стойку на руках. Жаннетт решила,  что  он  спятил  -  нашел
время радоваться жизни! Она еще не знала, что у нее больше нет  дома.  Она
узнала об этом в тот же вечер, позвонив подруге в Париж.


     - Я так благодарна  вашей  фирме!  -  сказала  Жаннетт,  когда  мы  в
понедельник утром помогли ей найти небольшую комнату на улице  Робеспьера.
- Если бы не этот выигрыш, я бы сейчас...
     Она передернула плечиками и поцеловала каждого из нас в щеку. Соломон
пожелал  ей  от  имени  фирмы  "Счастливый  случай"  и  впредь  полагаться
исключительно на  собственное  везение,  после  чего  Жаннетт  отправилась
принимать ванну, а мы оказались на лестничной площадке.
     - Ну вот, - сказал  я.  -  Все  закончилось  хорошо,  Генрих  Великий
родится в срок, Франция  победит  исламских  фундаменталистов,  Магистр  в
очередной раз окажется прав, а мы с тобой можем возвращаться  домой.  Наши
приключения я непременно опишу в своей "Истории Израиля".
     Соломон молча кивнул, и мы вышли на улицу. Светило солнце, и мир  был
прекрасен.
     - Скажи-ка, - обратился ко мне  Соломон,  когда  таксист  вез  нас  в
Бурже, на то место, где мы "вынырнули"  из  Смесителя,  -  откуда  ты  так
хорошо знаешь французский?
     - Я еще и английский знаю, - похвастался я, - а также русский и идиш.
А сам-то?
     - Я? Специально изучал. Три  года.  Я,  видишь  ли,  долго  готовился
выполнить свою миссию.
     - О чем ты говоришь? - удивился я. - Какие три  года?  Смеситель  был
изобретен два года назад.
     - Видишь ли, Песах, - задумчиво продолжал Соломон,  не  глядя  мне  в
глаза, - я-то прибыл в твой мир из альтернативного. То есть, из этого вот,
в котором мы сейчас находимся. Что ты  на  меня  смотришь,  как  хасид  на
свинячью голову? Я же тебе сказал, что Магистр не мог  ошибиться.  Значит,
Генрих должен стать Великим Правителем не в каком-то альтернативном  мире,
а в моем собственном. Вот я и рассчитал... Я  отправился  в  твой  мир  из
моего  две  тысячи  тридцатого  года.  У  нас  уже  лет  пять   пользуются
Смесителями. А потом с тобой отправился в альтернативный мир - практически
же вернулся в свой. Мы его изменили. Генрих родится. Но я-то  вернуться  в
будущее уже не могу. Иначе опять все пойдет по новой линии, понимаешь? Так
что мотай-ка отсюда один. Я остаюсь.


     Я вовсе не богатырь. Скрутить Соломона и вернуться с ним  у  меня  не
было никаких шансов. Я и пытаться не стал. Попрощались мы  холодно.  Очень
не люблю, когда меня используют.
     - В следующий раз, - сказал я, - если явится незванный гость,  я  его
не впущу в дом. Даже если он будет посланцем самого Мессии.
     Господин Штарк хотел было пожать мне  руку,  но  я  сделал  вид,  что
разглядываю самолет высоко над головой.
     - Не обижайся, - сказал господин Штарк. - Историк не имеет  права  на
обиды. Историк имеет право знать истину - это да.  Теперь  ты  ее  знаешь.
Разве это плохо?
     Он пошел прочь, немного сутулясь. Я смотрел ему  вслед,  пока  он  не
скрылся за углом. До контрольного времени  возвращения  оставалось  восемь
минут, и я сел на скамейку в начале небольшого бульварчика. Засунул в  ухо
свой стерео-"сони", передавали  замечательную  музыку  начала  семидесятых
годов - тот стиль, что я любил. А потом начались новости.


     У меня просто не оставалось времени искать господина Штарка на улицах
парижского пригорода Бурже. А то мы могли  бы  поспорить  о  превратностях
истории и глубоком смысле пророчеств.
     В Тель-Авиве 2027 года небо было куда более  голубым,  и  я  как  раз
вернулся к обеду, на который пригласил свою бывшую жену  Мирьям.  Напротив
моего дома размещалось посольство Независимого государства Палестина, и  я
имел возможность убедиться в том, что, по крайней мере, в моем мире Генрих
Великий так и не родился.
     Жаль, что он не родился и в том мире, где остался печальный  господин
Соломон Штарк. Девица  Жаннетт  Плассон  погибла  от  удара  электрическим
током, когда включила массажер, находясь в  ванне,  полной  воды.  Дневные
новости сообщили об этом факте без особых  эмоций  -  кто,  кроме  меня  и
господина Штарка, знал,  что  одновременно  погиб,  так  и  не  родившись,
будущий Великий Правитель?
     От судьбы не уйдешь. Но, черт возьми, для какого же мира писал Мишель
Нострадамус свои катрены?





                                П.АМНУЭЛЬ

                              ТУДА И ОБРАТНО




     Когда я скончался, было пять часов утра -  время,  мягко  говоря,  не
очень удобное. Я лежал  в  палате  один  и  неожиданно  почувствовал,  что
вот-вот воспарю. А хорошо бы, - подумал я, - избавиться, наконец, от боли,
которую стоически терпел последний месяц. Мое желание тут же  исполнилось,
и я воспарил.
     Я взлетел под потолок и обнаружил с удивлением, что тело мое за  мной
не последовало - оно продолжало лежать на кровати и глядело  на  меня  как
вратарь на мяч. Не хочешь парить, и не надо, - с пренебрежением подумал  я
и услышал чьи-то  громкие  голоса,  которые  звали  меня  куда-то  в  даль
светлую.
     Я хотел было нажать на кнопку возле кровати,  чтобы  врачи  пришли  и
унесли это, не нужное мне больше, тело, но обнаружил, что способен  только
хотеть, не умея даже плюнуть на лысину главного врача.
     Ну и ладно, - подумал я,  отправляясь  в  путь  по  длинному  темному
туннелю, в конце которого, на расстоянии,  по-моему,  километров  трехсот,
горел яркий фонарь. В  туннеле  было  прохладно,  кто-то  что-то  зачем-то
кому-то пел, а слов было не разобрать, и скоро мне стало скучно. Я летел и
думал  о  том,  какое  занятие  придумать  себе  в  этой  новой  для  меня
послежизни. Будучи в материальном теле, я занимался  политикой.  Смею  вас
уверить, я был неплохим политиком. Да вы меня наверняка знаете  -  я  ведь
был членом кнессета от партии Труда во  время  каденции  2012-2016  годов.
Именно я, а  не  Дуду  Шахор,  которому  молва  приписала  этот  поступок,
предложил в свое время проверять олим из России на генетическую чистоту. И
я полагаю, что был прав, потому что...
     Нет, меня каждый раз заносит, когда речь заходит об  этом  законе.  Я
ведь не о нем хотел рассказать. Так вот, я летел в туннеле  и  думал,  что
нужно будет сразу  по  прибытии  на  место  ознакомиться  с  политическими
приоритетами  и  выбрать  ту  партию,  линия  которой  окажется   наиболее
подходящей. В конце концов, если где-то собрались хотя  бы  три  человека,
они непременно создадут партию. Даже если эти люди -  покойники.  И  даже,
если они вообще уже не люди, а нематериальные души.
     С такой мыслью я и вылетел из темной трубы на  яркий  свет,  где  был
встречен родителями, которых сразу и не узнал, потому что был занят своими
мыслями.
     - Ах, Арон, - сказала мама. -  Вот  мы  и  опять  вместе.  Теперь  уж
навсегда.
     Но моих стариков мгновенно оттеснил  в  сторону  здоровенный  детина,
контуры которого слабо мерцали.
     - Имя, - сказал детина, - и причина смерти.  И  быстро,  у  меня  еще
много заказов.
     - Арон Бухмейстер, - сказал я, - член кнессета.
     - Член кнессета, - объявил детина, - это не болезнь, и  от  этого  не
умирают. Не зли меня, а то останешься незарегистрированным.
     - И что? - спросил я. - Тогда я не смогу найти здесь работу?
     Детина смерил меня с  ног  до  головы  пренебрежительным  взглядом  и
сказал:
     - Ты еще и работать здесь собрался? Ну-ка, быстрее,  а  то  я  запишу
тебя по графе "легочная чума".
     - Арончик, - сказал отец, - ты все такой же, все  споришь.  Пусть  он
тебя зарегистрирует, он же на работе.
     - Обширный инфаркт миокарда, - сказал я, - полученный из-за того, что
этот осел Моше Вакнин внес законопроект о налогообложении членов кнессета.
     - Инфаркт, - пожал плечами детина. - И я еще тут с ним  время  теряю.
Восьмой уровень.
     - А нельзя ли, - льстиво начала мама, - чтобы мы вместе влачили... На
третьем.
     - Нет, - сказал детина и растаял, будто его и не было.
     - Ну вот, - вздохнул отец, - опять расстаемся. Ты вот что, сынок, как
прибудешь к себе на восьмой, сразу подавай прошение о  воссоединении  душ.
Или нас к тебе, или тебя к нам...
     - Непременно, - сказал я, думая о том, что воссоединение  с  дорогими
родителями станет последним делом, которым я займусь на этом свете.


     Черные трубы тут, видимо, использовались  как  лифты.  Я  так  решил,
потому что именно по  такой  трубе  отправился  в  путь  на  свой  восьмой
уровень. На этот раз свет в конце туннеля был не таким ярким и, к тому же,
мерцал. А музыкальное сопровождение больше напоминало знакомые  выкрики  с
места депутата Хаима Кугеля от партии Мапай. Мне даже  показалось,  что  я
различил его знаменитое "Чтоб ты так голосовал, как  я  неправ!"  Но  это,
естественно, был сугубо акустический эффект, ибо Хаим был здоров как бык и
выпады в свой адрес воспринимал с  восторгом,  поскольку  это  давало  ему
повод разразиться в адрес оппонента воинственной речью.
     Когда я вылетел из трубы на пресловутом восьмом уровне,  то  оказался
висящим без всякой опоры в бездонной пустоте. Не было черноты неба, чего я
боялся больше всего. Все кругом светилось слабым розоватым  сиянием,  и  в
этом рассеянном свете я не сразу разглядел две души, которые ожидали моего
прибытия. В одной душе я сразу  признал  великого  Бен-Гуриона,  а  вторая
показалась мне личностью  не  очень  приятной  наружности,  но  с  богатым
внутренним  миром,  который  просвечивал  сквозь  полупрозрачную  душевную
оболочку.
     - Дизраэли, - сказала эта душа, а Бен-Гурион добавил:
     - Это хорошо, Арон, что ты помер. А то у нас в  еврейском  лобби  был
явный недобор. Теперь мы сможем провести, наконец,  свой  законопроект  об
индексации.
     И я почувствовал, что возрождаюсь к новой жизни!


     На восьмом уровне обитали политики всех времен и народов. Сразу после
прибытия меня познакомили с каждым - здесь, в духовном мире, это оказалось
нетрудно, и я мгновенно запомнил имена ста тринадцати  миллионов  шестисот
пятидесяти  тысяч  душ.  Я  удивился  тому,  что  за  время  существования
человечества  на  планете  было  столько  профессиональных  политиков,  но
Бен-Гурион сказал, что на самом деле их было даже больше, но многих сейчас
нет, поскольку они находятся в командировках на земле.
     - Как это?  -  спросил  я,  тут  же  начав  рассчитывать,  как  смогу
использовать свое влияние в кнессете, если и меня пошлют в командировку.
     - Очередное воплощение, - объяснил Бен-Гурион. - И не радуйся,  Арон,
воплощения выбирает модулятор случайных  чисел,  и  тебе  может  достаться
какая-нибудь дама с  гнусным  характером,  и  будешь  ты  в  ней  мучиться
девяносто лет, потому что такие создания живут долго и нудно.
     - Послушай, - сказал я, задав, наконец, вопрос, который мучил меня  с
момента прибытия. - Где мы - в раю или в аду?
     - Да считай как хочешь, - отмахнулся Бен-Гурион, -  какое  это  имеет
значение? Если желаешь, чтобы жизнь твоя была раем, дружи со всеми и  всем
потакай. А если будешь постоянно спорить и наживать себе врагов, то можешь
считать, что попал в ад.
     - А какая здесь политическая система?
     - Демократия, - поморщился Бен-Гурион.
     - А еврейская община есть? - продолжал допытываться я. -  Я  понимаю,
что здесь не может быть Израиля, потому что нет Иордана и не было  Второго
храма. Но евреи-то за тысячи лет прибыли сюда в больших количествах!
     - Это да, - с гордостью за свой народ сказал Бен-Гурион. - У нас  тут
восемнадцать  еврейских  общин  сефардского  направления,  четырнадцать  -
ашкеназийского, восемь общин евреев времен Первого  храма,  одиннадцать  -
Второго,  и  есть  еще  тридца