, - сказал мальчик. - Я... не знаю. Мне снятся сны.
     -  Это  точно,  -  подал  голос  Доминус.  -  Сны.  Он   их   каждому
рассказывает. Ерунда всякая.
     - Помолчи, Доминус, - недовольно сказал старик.
     - Снов о Первых людях я не рассказывал никому, - тихо сказал Авраам.
     - Ты пришел, чтобы рассказать их мне?
     - Н-нет... Просто... В одном из снов я узнал, что у тебя есть  книга.
Я должен найти ее и прочитать.
     - Ты умеешь читать?!
     - Нет, конечно, - не выдержал Доминус. - Что за глупости!
     - Я не умею читать значки, - сказал мальчик. - Но мне  сказали,  и  я
пришел.
     - Что ты знаешь о Первых людях? - спросил старик.
     - Только то, что они жили давно. А потом все погибли. И  не  осталось
ничего. Только камни кое-где. Глубоко под  землей  -  остатки  селений.  И
книга.
     - Никто не знает, - сказал старик, - сколько раз рождался  и  погибал
род людской с того дня, когда человек был  сотворен  впервые.  Три?  Пять?
Сто? Когда на земле в последний раз - до нашего мира - жили люди, на  этом
вот месте, под нами, стояло  огромное  селение.  Тысячи  хижин.  В  книгах
сказано, что имя ему было - Иерусалим.
     - Иерусалим, - повторил Авраам. - Я знаю.
     - Знаешь?!
     - Я часто вижу это селение в моих снах.
     - Ты не можешь...
     - Я вижу его. Огромную стену  с  бойницами.  Узкие  улочки.  Дома  из
белого  камня.  Огромные.  Несколько  домов  стоят  друг  на  друге  и  не
проваливаются. Я иду куда-то. А за мной -  люди,  много  людей.  В  разных
одеждах. Черные в черном. Белые в белом. Черные  в  белом...  -  мальчишка
говорил монотонно, он закрыл глаза и, казалось, отступил  куда-то  в  свой
мир, явившийся ему наяву. Доминус прикрыл рот ладонью, чтобы не закричать,
а старик наклонился  вперед,  чтобы  видеть  выражение  лица  Авраама,  не
пропустить ничего, что стоило бы запомнить.
     - Я прохожу под аркой на площадь перед Храмом. Он  так  огромен,  что
взгляд не может охватить его. И слышу голос. Молитву.
     - Какую? - спросил старик, потому что  мальчик  неожиданно  замолчал,
слышно было лишь его тяжелое дыхание.
     - За этим я и пришел к тебе, -  сказал  Авраам,  вернувшись  из  мира
видений в реальность склепа, дрожащего  света  лампад  и  тяжелого  запаха
подземелья. - У тебя должна быть книга с этой молитвой.
     - Ты не умеешь читать...
     - Все равно. Я должен увидеть книгу. Так мне сказали во сне.
     Старик молча поднялся и заковылял в глубину Хранилища. Авраам шел  за
ним, Доминус - поодаль, испуганный и ничего не понимающий.
     - Много лет назад, -  заговорил  Хранитель,  -  когда  земля  еще  не
тряслась, а камни Иерусалима не  были  окончательно  съедены  песком,  эту
книгу нашли мои предки в каких-то развалинах. Она написана на  языке  тех,
кто здесь жил и кто давно уже  не  существует.  Ни  один  человек  сейчас,
конечно, не понимает этих знаков. Я много раз пытался... Нет, разве  можно
понять язык людей, исчезнувших много поколений назад? Мои предки,  Авраам,
рассказывали кое-что о том времени.  Фантазии,  конечно.  Дед  моего  деда
слышал это от  своего...  Утверждают,  что  тогда  люди  умели  летать  по
воздуху, ездить в повозках, не запряженных козами, передавать на  огромные
расстояния свой голос, превращать пустыни в сады. Они  могли  такое,  чему
даже названия не сохранилось. И все ушло в песок. Я даже  не  уверен,  что
эти рассказы действительно о  времени  Первых  людей.  Может,  их  сочинил
кто-то из моих же предков? Может, и  эту  книгу  написал  кто-то  из  них,
придумав тайные знаки, чтобы никто ничего не понял...
     Они подошли к небольшому столу, стоявшему отдельно от других в  самом
дальнем углу Хранилища. Свет лампад сюда почти не проникал,  но  на  столе
стояла свеча, и старик зажег ее от ближайшего светильника.
     Авраам вскрикнул, Доминус вытянул шею, а старик отступил назад.
     Книга была сделана из полуистлевшей кожи.  Так  показалось  Доминусу.
Но, вероятно, материал был все же иным, никакая кожа  не  сохранилась  бы,
если на земле сменились тысячи (сколько  их  было?)  поколений.  Авраам  с
видимым усилием приподнял обложку.
     - Да, - сказал он, - это книга, которую я искал.
     Он провел пальцем по строке справа  налево,  заговорил  монотонно,  с
усилием поднимая со страницы каждое слово.
     - "Бырейшит, - читал Авраам, - бара элохим эт ашамаим вэ эт аарец. Вэ
аарец хайта тоу..."
     Он читал все громче и увереннее, палец  все  быстрее  скользил  вдоль
строк, и Доминус, не понимая ничего, ощущал явление какой-то неуправляемой
силы, заставлявшей его вжиматься в стену. А старик неожиданно  протянул  к
Аврааму тощие руки и стоял так, то ли не решаясь остановить чтение, то  ли
ожидая, что мальчишка сейчас потеряет  сознание  от  умственных  усилий  и
свалится замертво.
     Сколько времени это продолжалось? Когда Авраам  выкрикнул  "вэ  йасем
баарон бамицраим" и с треском захлопнул книгу, Доминус  опустился  на  пол
Хранилища, потому что ноги не держали его. И обнаружил, что старик  давно,
видимо, сидит у ног мальчика, глядя на Авраама снизу вверх.
     - Что это было? - спросил Доминус.
     - Бырейшит. В начале. Первая книга Торы, - отрывисто ответил Авраам.
     - Кто ты? - едва слышно прошептал Хранитель,  и  Доминус  понял,  что
старик уже знает ответ, точнее - надеется, что ответ будет  именно  таким,
какой он хочет услышать.
     - Тот, для которого написана эта книга.  Тот,  кто  может  понять  ее
скрытый смысл. Тот, кто направлен в этот мир, чтобы повести за собой народ
Израиля, вывести его из галута, воссоздать Третий храм, воскресить мертвых
и создать царство Божие на земле.
     - Авраам, сын Давида, - благоговейно сказал хранитель. - Мессия.
     - Мессия, - эхом повторил Авраам, впитывая звучание  слова,  примеряя
его к себе.
     - Я ничего не понимаю, - сказал Доминус, - о чем вы говорите?  Откуда
этот мальчишка знает грамоту древних? И что там  было  написано,  в  конце
концов?
     Оба - старик и ребенок - посмотрели на Доминуса как на шипящую  змею.
Змею можно убить, можно отшвырнуть ногой, можно пройти мимо, но можно ведь
и снизойти до нее.
     - Множество народов жили на земле тысячи поколений  назад,  -  сказал
старик медленно, подбирая слова. Он говорил не столько для Доминуса,  хотя
обращался именно к нему, сколько для себя, проверяя вслух мысль, пришедшую
в голову, - и среди них был один, создавший эту книгу. Или  -  народ,  для
которого эта  книга  была  создана.  Они  называли  себя  евреями.  Людьми
Израиля. Это был  народ,  избранный  Богом  для  того,  чтобы  спасти  род
людской. Отец говорил мне, а ему - его дед... В одной из книг это предание
описано подробно... Может быть, это было  вообще  единственное  более  или
менее логичное предание о том, ушедшем времени... Люди Израиля.  Их  давно
нет.
     - О чем ты говоришь, старик? - надменно спросил мальчик. - Я  Мессия.
В моих снах я видел, что должен найти Тору и прочитать ее. И  тогда  пойму
смысл своего явления в мир. Я нашел Тору и  прочитал.  Я  понял  смысл.  Я
пришел спасти мой народ.
     У старика начала трястись голова. Это было  так  жутко,  что  Доминус
даже не решился подойти, помочь, поддержать. Авраам тоже стоял неподвижно,
ждал ответа. И начал уже страшиться его, потому что догадывался, каким  он
будет.
     - Творцы, будь вы благословенны, - бормотал Хранитель, -  за  что  вы
поступили так с созданиями своими... Творцы,  неужели  прервали  вы  связь
времен, чтобы наказание стало неотвратимым...
     - Я понял, - сказал Авраам потухшим голосом, - я читаю в твоих мыслях
то, что ты не решаешься сказать.
     Они стояли друг  против  друга  -  старый  и  молодой,  -  и  похоже,
разговаривали глазами, Доминус не понимал ни  слова  в  этом  диалоге,  но
чувствовал в нем напряжение,  способное  уничтожить  любого,  кто  посмеет
вмешаться.
     Наконец  плечи  старика  опустились,  взгляд   погас,   а   мальчишка
неожиданно всхлипнул и, подняв со стола книгу, которую  он  назвал  Торой,
бросил ее на пол. Доминус сделал шаг, чтобы посмотреть, что же  изображено
в этой книге, какие значки, а, может быть, и картинки,  но  книга,  падая,
захлопнулась. Обложка была шершавой на взгляд и, видимо, не очень приятной
на ощупь.
     - Почему Творцы всегда опаздывают? - сказал старик. Был ли это вопрос
или только мысль, не обращенная ни к кому? Авраам, вероятно, думал  о  том
же, потому что сказал своим ломким детским голосом:
     - Когда продумываешь мир на миллионы поколений вперед, разве  так  уж
жалеешь об ошибке в десяток или даже тысячу?
     - Но если от этой ошибки меняется судьба мира...
     - Судьба народа. Но почему - мира?  Мир  бесконечен.  Народ  ушел,  и
народ пришел. Что он на пути Вселенной?
     - Что же теперь будешь делать ты?
     - Ты знаешь, - сказал мальчик.
     Он повернулся и пошел к  выходу.  Доминус  посторонился,  Авраам  шел
прямо на него, не видя ничего перед собой. Да и как он мог видеть - сквозь
слезы?
     - Вы меня совсем запутали, - сказал Доминус. - Вы оба. Чем  ты  довел
Авраама до слез, старик, - я никогда не видел, чтобы он плакал. Даже когда
упал с дерева - прошлым летом...
     - Ему есть о чем плакать, - отозвался Хранитель. - Доминус, об  одном
прошу тебя... Я не доживу, а ты не забудь... Когда  его  будут  убивать...
Помоги, чтобы он не мучился.


     Всю  дорогу  домой  Авраам  молчал.  Доминус  сначала   приставал   с
вопросами, но потом отстал, мальчишка всегда  был  упрям,  сам  заговорит,
если захочет.
     Обратный путь казался более  легким.  Солнце  село,  сумеречное  небо
светилось сполохами от горизонта до горизонта, и  можно  было  не  бояться
темноты. Правда, в песок время от времени падали с высоты  стрелы  молний,
но это была привычная опасность, в пустыне  она  была  не  больше,  чем  в
селении. Если Творцы хотят наказать, от них не скроешься.
     Под кроной Лоредана мальчишка решил почему-то  сделать  привал,  хотя
дом был уже рядом. Доминус не стал спорить, за этот долгий день он  понял,
что если и есть человек, который точно знает, чего хочет, то это Авраам.
     - Что  сказал  тебе  Хранитель  на  прощание?  -  неожиданно  спросил
мальчишка. Доминус вздрогнул.
     - Ничего, - ответил он торопливо. - Обычные слова...
     - Ты не можешь скрывать мысли, Доминус, - вздохнул Авраам, - и  никто
не может. Не  бойся.  Тебе  не  придется  меня  спасать.  Все  кончено.  Я
опоздал...
     Он протянул руку на запад, где совсем недавно опустилось солнце.
     - Там, - сказал он, - было море. Море - это место, где много воды, от
горизонта до горизонта. И не качай головой, я в своем  уме.  А  здесь  жил
народ. Здесь... Но - тогда. Они ждали меня. Творец, почему ты привел  меня
в мир сейчас? Кого наказал ты? Их? Меня? Творец, возьми назад все, что  ты
дал мне...
     Мальчишка опустился на колени,  погрузил  ладони  в  песок,  бормотал
что-то, плакал - надрывно и всхлипывая. Доминусу было страшно, он не знал,
что делать. Ему казалось, что за этот день Авраам прожил всю свою жизнь, и
сейчас ему не девять лет, а все сто, и плачет он о том, что жил  напрасно.
Можно приласкать мальчишку, но как успокоить старого мудреца?
     - Мессия, -  повторил  он.  Слово  было  непонятным,  оно  ничего  не
означало. Может быть, имя? Может быть, прозвище. Может быть, судьба...
     Авраам,  сын  Давида,   Мессия,   опоздавший   родиться   на   восемь
тысячелетий, плакал о чем-то, чего уже никто не мог понять.





                                П.АМНУЭЛЬ

                        ОШИБКА ВЕЛИКОГО МАГИСТРА




     Прежде мне не приходилось  иметь  дела  с  живыми  читателями.  Я  не
получал ни писем с признаниями  в  любви  (разумеется,  читательской),  ни
писем с угрозами расправиться со мной,  если  я  не  перестану  сидеть  за
компьютером. Единственный человек, с кем я вел постоянную  переписку,  это
мой издатель Рик Кандель. Переписка эта заключалась в том, что он сообщал:
"Песах, ты еще не осветил год две тысячи двадцать третий",  а  я  отвечал:
"завтра же освещу, вот только фонарь найду".
     Поэтому вчера, открыв на звонок дверь и обнаружив мужчину средних лет
и приятной наружности, с черным дипломатом в руке, я, естественно, сказал:
     - Извини, я ничего не покупаю.
     - А я ничего не продаю, - отпарировал мужчина и  вошел  в  салон.  Он
прошел к журнальному столику, положил на него дипломат, щелкнул замками  и
извлек на свет не очень толстый томик. Насколько я мог  понять,  заголовок
был на латыни.
     - Мое имя Соломон Штарк, -  сказал  незванный  гость,  усаживаясь  на
диван и глядя на меня  снизу  вверх.  По-видимому,  он  не  был  знаком  с
основами  психологии  поведения,  либо  эта  неудобная  для  диалога  поза
казалась ему вполне естественной.
     - Я сенситив и прогностик, - продолжал он, а я, между тем, думал, как
можно избавиться от человека, без причины нарушившего домашний покой. -  И
я читатель твоей "Истории Израиля".
     - Очень приятно, - пробормотал я.
     - Приятного мало, - отрезал господин Штарк. - Дело в том, что история
развивается вовсе не так, как должна.
     - Согласен, - сказал  я,  -  иметь  под  боком  такое  сокровище  как
президент Раджаби...
     - При чем здесь этот палестинский  выскочка?  -  возмутился  господин
Штарк. - Я имею в виду Магистра.
     Мне-таки пришлось опуститься на диван  рядом  с  господином  Штарком,
потому что он раскрыл книгу и ткнул пальцем в некий стихотворный текст,  а
зрение мое вовсе не  таково,  чтобы  читать  мелкие  буквы  на  расстоянии
полутора метров. Книга  оказалась  двуязычным  изданием  Нострадамуса:  на
одной странице шел латинский текст, а на соседней - его  русский  перевод.
Катрен, на который показывал незванный гость, гласил:

           "Союзник Генриха - кудрявый король побеждает арабов.
           Черноволосый, с помощью гениальных изобретений
           Он победит жестоких и гордых людей:
           Великий Генрих поведет пленных под знаменем полумесяца."

     - Катрен семьдесят девятый, - сказал господин  Штарк.  -  Пророчество
Магистра на год две тысячи двадцатый. Великий Генрих должен был взойти  на
французский престол  в  конце  двадцатого  века.  Кудрявый  король  -  это
испанский монарх. Жестокие и гордые арабы должны быть к  сегодняшнему  дню
уже побеждены и повержены во прах.  И  единственной  свободной  страной  в
восточном Средиземноморье остается Израиль. Так сказал Магистр.
     - Но так не получилось, -  возразил  я.  -  Арабы  все  еще  в  силе,
палестинцы хотят за столом переговоров оттяпать Яффо, а пресловутый Генрих
вовсе не родился, и Франция все еще республика. Знаешь, я согласен, что  у
Нострадамуса были верные предсказания, вот ведь и распад Советского  Союза
он в двух  словах  изобразил...  Но  пророки  всегда  отличались  туманным
стилем.
     - Это отговорка неучей, - отрезал господин Штарк.  -  Пророки  всегда
отличались абсолютной  точностью.  Иначе  они  были  бы  не  пророками,  а
фантастами.
     - Спасибо за комплимент, - буркнул я, соображая, как  бы  выпроводить
посетителя без вреда для здоровья и мебели.
     - Все,  что  предсказал  Магистр  до  рождения  Генриха,  сбылось.  И
Французская революция, и век пара, и марксизм с ленинизмом, и  образование
коммунистического государства, и его распад через семьдесят четыре года, и
рождение Израиля, и мировые  войны,  Гитлер  и  Мао,  я  уж  не  говорю  о
Сталине... Генрих просто не мог не  родиться,  он  не  мог  не  возглавить
Францию в 1999 году.
     - Не повезло, - сказал я. - Его потенциальная  мать  вышла  замуж  за
другого. Ты же знаешь француженок, они такие ветреные, да  и  Нострадамуса
не читают...
     - Нечего иронизировать, -  печально  сказал  господин  Штарк.  -  Вся
история идет наперекосяк, а историку Песаху Амнуэлю на это плевать.
     - Историк описывает то, что произошло на самом деле,  а  не  то,  что
могло бы произойти, если бы сбылось чье-то пророчество.
     - Все, о чем  писал  Магистр,  произошло  на  самом  деле,  -  сказал
господин Штарк.
     - Возможно, - сказал я, - но не в нашем мире.


     И лишь произнеся эти слова, я понял, чего добивался посетитель.
     - Так, - сказал я, взяв в руки книгу катренов и перечитывая тот,  что
был отмечен желтой полосой, - ты хочешь сказать,  что  примерно  в  тысяча
девятьсот  семидесятом  году  произошло  событие,  которое  сместило  нашу
историю на альтернативную мировую линию. Ведь именно в семидесятом  должен
был родиться Генрих, верно?
     - Ну вот, - удовлетворенно сказал  господин  Штарк,  -  ты,  наконец,
понял. Он произнес это таким тоном, будто был убежден, что средний историк
в состоянии понять только азбучные истины.
     - А что  такого  произошло  в  семидесятом?  -  задумчиво  сказал  я,
перебирая в памяти события того времени. - Ранние годы застоя в СССР.  США
увязли во Вьетнаме. Франция переживает период политической нестабильности.
В Германии... Но Германия нас ведь не интересует...
     - Франция, - сказал господин Штарк. - И узнать это можно только одним
способом.
     - Ну да, -  кивнул  я,  -  воспользоваться  Смесителем  истории.  Но,
господин Штарк, почему ты пришел  ко  мне?  Смесители  продаются  во  всех
салонах фирмы "А-зман а-зе", и если ты еще не приобрел эту штуку...
     - Приобрел, - сказал господин Штарк, - и я не настолько туп, чтобы не
воспользоваться Смесителем и не узнать истину. Разумеется,  я  был  в  том
времени. В семьдесят втором,  а  не  в  семидесятом,  если  на  то  пошло.
Трагическая  случайность.  Даже  Магистр  мог  этого  не  учесть.  В  июне
семьдесят второго на авиасалоне в Бурже произошла катастрофа  -  советский
Ту-144 потерял управление и врезался в дом. Погиб  экипаж,  там  был  даже
замминистра. Об этом писали. А о  том,  что  в  разрушенном  доме  погибла
молодая женщина по имени Жаннетт Плассон, не писал никто.
     - Ты хочешь сказать...
     - Она находилась на восьмом месяце. Если бы катастрофы не  произошло,
или если бы салон состоялся месяцем позже,  Жаннетт  родила  бы  мальчика,
который через двадцать семь лет изменил бы лицо мира.
     - А как насчет альтернатив? - спросил я.
     - А никак, - пожал плечами господин Штарк. - Гибель  самолета  -  это
ведь не результат чьего-то сознательного выбора. Если бы пилот хотя бы  на
мгновение задумался - влепить машину в дом или спокойно завершить полет, -
обе альтернативные возможности были бы осуществлены физически. Но  процесс
от выбора человека не зависел. И альтернативных миров,  в  которых  Генрих
родился бы и выполнил свою миссию, просто нет.
     - Ах, - сказал я, - как это Нострадамус так подкачал? Предсказал мир,
который не мог возникнуть даже в качестве альтернативы.
     - Все же, Песах, - с сожалением сказал господин Штарк, - ты  оказался
глупее, чем я думал.
     Что я должен был сделать, как  по-вашему?  Я,  естественно,  встал  и
пошел открывать дверь. В конце концов,  пословица  гласит,  что  незванный
гость хуже татарина. Правда, это русская пословица, и господин  Штарк  мог
ее не знать. Наверно, только по этой причине он не сдвинулся с места.


     Оказывается, господин Штарк все обдумал еще до прихода  ко  мне.  Он,
видите ли, был с детства человеком увлекающимся и безмерно верящим  в  то,
чем увлекался. Книга "Мир глазами Нострадамуса"  попалась  ему  на  глаза,
когда он готовился на аттестат зрелости. Можно  подумать,  что  прежде  он
никогда не слышал о пророках  -  в  одном  только  Танахе  их  достаточно.
Почему-то  свои,  иудейские  пророки  на   него   не   произвели   особого
впечатления. Ну конечно, жили они в библейские времена  и  пророчествовали
от  имени  Творца,  да  еще  и   выражались   весьма   отвлеченно   и   на
общефилософские темы. А Нострадамус был, во-первых,  точен  в  обозначении
дат, во-вторых, предсказывал не только политические интриги, но и  научные
открытия,  что,  естественно