радных статуй, потому что только оно жило своей,
а не чужой жизнью. Да, это было чудо. И святотатство. Я надеялся найти в
глазах Юры признание своей победы, но прочел в них лишь испуг.
   - Ты сошел с ума, Минхотеп, - прошептала она. Открылась дверь, и  Юра
исчезла.
   - Господин, - мрачно сказал тощий Хирам, -  мы  не  можем  оставаться
здесь. - Убирайтесь, - приказал я.
   Они вышли из мастерской на цыпочках, стараясь не касаться  ни  одного
предмета. Отныне моя душа была предназначена Гатгару. Я знал, что  обре-
чен, но расставаться с жизнью мне Не хотелось. И я понял, что должен де-
лать. Увидел единственный способ, который мог не только спасти меня,  но
дать возможность создавать, я уже знал, какое это счастье - лепить людей
так, как хочет душа.
   Позавтракав плодами, запер дверь мастерской, взял резец и  подошел  к
незаконченной статуе Хафры. Работал до вечера, а когда голод и усталость
взяли верх, пошел во дворец в надежде найти Фалеха.
   У порога мастерской я натолкнулся на Хирама. Пес, оказывается, стерег
меня, как раба.
   - Мне нужно видеть верховного сановника, - сказал я. Хирам быстро за-
лопотал, и я с трудом понял из его скороговорки, что Фалех в  Меннефере,
а завтра Царь царей, божественный Хафра, почтит своим присутствием  дво-
рец верховного сановника. Такая удача мне и не снилась.
   - Принеси еды, - потребовал я  и  вернулся  в  мастерскую.  Отдохнув,
взялся за работу и завершил ее лишь поздней ночью.
   Утром, выйдя в сад, я увидел, что он полон людей: воинов, сановников,
жрецов. Меня окликнул жрец и призвал именем Великого Дома во дворец.
   В большом зале стояло царское возвышение. Ахром-Хафра сидел на  троне
так непринужденно, будто на самом деле занял это место по  праву  рожде-
ния. Его лицо показалось мне более светлым, чем раньше. Приглядевшись, я
понял, что это искусно наложенный грим. Рядом с фараоном стояли Фалех  и
верховный жрец. Нужно было пасть на колени, но я стоял столбом: ноги от-
казывались сгибаться. Хафра усмехнулся:
   - Ты, я вижу, не вполне оправился после болезни. Только этим  я  могу
объяснить, что моя статуя еще не готова.
   - Она готова, о владыка, -  сказал  я.  -  Она  высечена  из  мрамора
"митт"...
   - Мы придем в мастерскую после совета, - кивнул Хафра.  Совет  воена-
чальников затянулся, и фараон со свитой  появился  в  мастерской,  когда
солнце стояло у самой черты горизонта. В свите Хафры не было  жрецов,  и
сам Царь царей выглядел рассерженным. Теперь моя жизнь зависела от  слу-
чая.
   Фараон подошел к своей статуе и не смог сдержать возгласа восхищения.
Хафра был высечен сидящим на троне. Руки со сжатыми кулаками  лежали  на
коленях. Голова, покрытая царским платком, гордо поднята кверху.  Прямой
нос, прижатые к голове уши и клиновидная бородка придавали лицу  нубийца
черты, которые делали фараона уроженцем Кемта!
   Хафра бросил на меня один только взгляд, и я понял, что спасен.
   - Это я, - коротко сказал Царь царей.
   Что ж, это оказалось правдой. С того дня Хафра стал таким, каким  был
изображен. Дворцовые умельцы изготовили изумительной работы маску, о су-
ществовании которой знали очень немногие, а те, кто догадывался, не сме-
ли говорить. Все дальнейшие изображения фараона, кто бы ни делал их, бы-
ли лишь точной копией моей работы. Мной действительно был создан  канон.
Я не думал об этом, спасая свою жизнь, но так получилось:  я,  скульптор
Минхотеп, сотворил того Хафру, какого тридцать лет знал  и  любил  народ
Кемта...
   Насмотревшись на собственное изображение, Хафра подошел к статуе Юры.
Он стоял перед ней очень долго. Солнце зашло, мастерская  погрузилась  в
полумрак. Хафра громко сказал:
   - Девушка прекрасна. Кто она?
   - Это скульптура моей дочери Юры, о владыка, - ответил Фалех, - но  я
нахожу...
   - Почему я раньше не видел твоей дочери? - прервал его Хафра. - Ты не
приводил ее в мой дворец? Помолчав, он добавил:
   - Мы поговорим о ней позднее, сановник.
   Фалех поклонился. Фараон обратился ко мне:
   - Я доволен, Минхотеп. И велю выставить свою статую в тронном зале  в
Меннефере. Тебе поручаю начать строить  в  городе  мертвых  усыпальницу,
достойную Царя царей. В помощь я вызвал из Она строителя Ментаха.
   С этими словами Хафра покинул мастерскую. После ухода фараона я долго
искал Юру в саду и во дворце. Вернулся к себе и здесь застал Иддибу.
   - Где твоя госпожа? - воскликнул я.
   - Госпожа, - голос Иддибы дрожал, - не сможет увидеться с тобой.  Моя
госпожа - невеста Великого Дома. Это решилось сейчас.  Мы  переезжаем  в
Меннефер. Госпожа велела передать тебе амулет. Просила, чтобы ты  всегда
носил его в память о ней.
   Я увидел тонкую золотую пластинку на цепочке. На одной стороне амуле-
та было выбито имя Озириса, на другой - божество  сфинкса.  Изумительная
древняя работа. Неожиданно мне показалось, что сфинкс улыбается странной
и непонятной улыбкой. Улыбкой нубийца...
   Наступил вечер, но в пещере было довольно светло, потому  что  взошла
луна. В ее свете можно было разглядеть жалкое ложе отшельника, несколько
кувшинов с водой и пищей.
   Минхотеп лежал, закрыв глаза. Отшельник стоял над ним, сложив на гру-
ди короткие руки. Хатор, сидя подле Минхотепа на коленях,  смачивал  лоб
скульптора влажной тряпочкой. Отшельник нарушил молчание:
   - Учитель ваш ослаб. Пусть отдохнет. Я продолжу  его  рассказ.  -  И,
увидев удивленные лица юношей, добавил: - Да, я - Ментах, бывший  зодчий
фараона, строитель царской усыпальницы.
   Хатор так и впился взглядом в хмурое скуластое  лицо  отшельника.  Он
верил каждому слову учителя и ждал продолжения.
   Сетеб притаился в глубине пещеры. Он тоже слушал, но что, кроме стра-
ха, ощущал Сетеб в себе? Еще и еще раз повторял он  это  страшное  слово
"святотатство" и видел, как душа его, обливаясь кровью, попадает в  лапы
Амамат, обреченная на вечные муки.
   А отшельник, чьи не утратившие зоркости глаза заметили эту внутреннюю
борьбу, начал говорить медленно, обращаясь, казалось, не к ученикам, а к
Минхотепу.
   Жреческая школа в Оне - лучшая в Кемте. Я попал туда в детстве.  Дол-
жен был стать жрецом. Ничего не знал  о  своих  родителях.  Мне  сказали
только, что они были убиты. Война! Орды нубийцев напали на Верхний Кемт.
Многих убили. Многих.
   Меня учили, как устроен мир. Учили десятикратности человеческого "я".
Учили, что нет людей выше жрецов. Учили повиноваться только гласу богов.
Не учили меня одному: искусству строителя. Должно быть, великий Тот "  в
доброте своей сам обучил меня этому.
   Мне исполнилось шестнадцать. По  моим  указаниям  перестроили  правое
крыло храма Ра. Я заслужил величайшую милость наставников. Был  посвящен
в первую ступень жреческого сана. Стал  жрецом  и  продолжал  оставаться
строителем, В девятнадцать я прошел вторую ступень посвящения. Знал все,
что может знать жрец. И кроме того, у меня был талант.  Я  скрывал  свое
презрение ко всему, чему меня учили. У меня не было друзей.  Все  дни  я
проводил в работе и молениях. Наставники  не  могли  нарадоваться  моему
усердию. А между тем я был лицемером и вольнодумцем. Я не верил! Нет, не
в богов, но в людей, их представлявших. Впрочем, я готов был и от  богов
отказаться. Боги, которые прощают зло, - какой в них толк? Однажды  меня
призвал к себе верховный жрец Ханусенеб.
   - Слушай, Ментах, - сказал он, - Великий Дом, прослышав о  твоих  та-
лантах, повелел мне подготовить тебя к строительству царской  усыпальни-
цы. Завтра ты отправишься в Меннефер.
   Путешествие из Она в столицу оказалось легче, чем я ожидал.  Меннефер
привел меня в восторг. Дворцы знати, лачуги бальзамировщиков,  ремеслен-
ников, горшечников. Неприступный портик храма Птаха. Островерхий, с кры-
латыми сфинксами у входа, дворец фараона.
   Тронный зал оказался узким, высоким. Потолок его терялся  в  темноте.
Передо мной на возвышении сидел владыка Верхнего и Нижнего Кемта божест-
венный Хафра.
   Аудиенция продолжалась недолго. Я был наполнен  впечатлениями.  Слова
Великого Дома с трудом доходили до моего сознания. Пришел в себя,  когда
носильщики вынесли меня из Меннефера. Вдалеке показалась вершина пирами-
ды Хуфу. Около пирамиды лагерем расположился  отряд  копейщиков.  Дальше
слышался шум голосов, метался свет факелов. Это сто десять тысяч рабов -
нубийцев, мидийцев, вавилонян - ожидали сигнала к началу работ.
   Ко мне подошли двое. В одном я узнал жреца храма Птаха.  Рядом  стоял
юноша немногим старше меня. При свете факелов лицо его казалось траурной
маской. Я подумал, что такие лица неспособны улыбаться. Юноша смотрел на
меня недоверчиво. Его приветствие было холодным. Пожелание долгих лет  -
нарочитым, неискренним. Он с первого взгляда  не  понравился  мне.  Этим
юношей был ты, Минхотеп.
   - Скоро ты переменил свое мнение...
   - Я думаю, - медленно сказал Ментах, - думаю, вспоминаю и вижу. Пере-
до мной растет гора камней... С востока тянется бесконечная вереница лю-
дей. В этой массе, будто живые, шевелятся глыбы известняка. Люди как ре-
ка. Словно плоты, камни плывут по ее течению. Растет кладка, рядом  рас-
тет пирамида мертвых тел. Рабов не хватает. Фараон  приказывает  послать
на строительство тридцать тысяч крестьян-должников. Свободных  землепаш-
цев, принужденных умереть ради величия Хафры. Я думаю, Минхотеп,  и  эта
картина заслоняет от меня другое. Не могу вспомнить, когда мы решили вы-
рубить Сфинкса.
   - Это было, - сказал Минхотеп, - на седьмую осень после начала работ,
когда на небе появился Себек.
   - При чем здесь божественные предзнаменования, Мянхотвп? Мне кажется,
это произошло, когда строительство почтил своим присутствием фараон.
   - Да, ты прав. Ментах... Но дело не только в посещении фараона.  Сыг-
рало роль появление Себека и еще то, что именно тогда рабы  натолкнулись
на скалу вблизи заупокойного храма. До этого разве  я  не  старался  ка-
заться верным подданным? Разве не старался оправдать свое звание царско-
го скульптора? Возле пирамиды, которую возводил ты. Ментах,  я  построил
храм, впервые пробуя свои силы в строительстве. Внутренние  стены  храма
облицевал полированными плитами из розового гранита, а в залах установил
семьдесят фигур фараона из диорита, гранита, мрамора. И  все  скульптуры
были подобны той, что я создал когда-то во дворце верховного  сановника.
Да иначе и нельзя было. Хафру дозволено было изображать только так, Ник-
то и не представлял себе Царя царей иным. Народ любил владыку - ведь все
великие дела приписывались ему. Он был для жителей Кемта как  отец  род-
ной, этот нареченный брат Хуфу. Его и боялись, как боятся отца,  строго-
го, но справедливого... Я ничего не забыл, Ментах, ты это  хорошо  знал,
ведь мы часто говорили об этом, я ничего не забыл и  не  простил,  но  я
ждал. Хотел, чтобы весь Кемт увидел, кому поклоняется.
   Храм был готов, когда пирамида поднялась от земли на сто локтей. Сто-
ял месяц паопи, Яро только что разлился, и к востоку от  города  мертвых
виднелись покрытые мутной красной водой поля.
   Жрецы устроили у пирамиды жертвоприношение в  момент  восхода  звезды
Сотис. И тогда пронеслась весть: по пути из Сильсилэ, после молений богу
Яро, строительство почтит своим присутствием владыка Верхнего и  Нижнего
Кемта.
   Мы встречали Хафру, распростершись на  песке  у  заупокойного  храма.
Помнишь, Ментах, ты старался разглядеть лицо  нубийца  сквозь  тончайшую
маску? Я не смотрел на Хафру, нет, я  видел  только  молодую  прекрасную
женщину, стоявшую позади фараона. Это была Юра! Она видела меня, но, ка-
залось, не замечала моего волнения. Лицо ее оставалось бесстрастным, оно
совсем не было похоже на то милое, полное юной радости лицо,  которое  я
запечатлел в мраморе и ради которого совершил святотатство.
   Явилось ли посещение Хафры каплей, переполнившей  чашу?  Я  ненавидел
фараона, но дело было не во мне одном. Речь шла  о  Кемте,  о  попранной
чести страны, об осквернении богов. О людях, которые поклонялись не доб-
рому, но строгому владыке, а жестокому властолюбцу. Беседы с тобой. Мен-
тах, укрепили мой дух. К истине через святотатство, говорил Раоми. А ты,
Ментах, сказал, что "Книга Меонг" придумана жрецами.
   Есть один смысл в искусстве, говорил ты, этот смысл - правда. И в тот
день, когда фараон, чрезвычайно довольный, отбыл в Меннефер, нам  откры-
лась правда.
   Царский кортеж медленно исчез в песках, и с ним навсегда исчезла Юра,
больше я не видел ее.
   Еще утром я велел копать почву в двух хетах от  храма,  чтобы  начать
оттуда закладку стены, опоясывающей  усыпальницу.  Солнце  только-только
опустилось. Мы с тобой, Ментах, стояли на холме и смотрели, как рабы за-
полняют камнями очередной ряд пирамиды. Я увидел  надсмотрщика,  который
поднимался к нам и что-то кричал на бегу. Рабы у храма перестали копать,
они стояли и смотрели в нашу сторону. Надсмотрщик вбежал на холм.
   - Господин, - обратился он ко мне, - мы натолкнулись на скалу.
   - Велика ли скала? - спросил я.
   - Не знаю, господин.
   - Выкопайте землю вокруг, узнайте размеры и форму. Надсмотрщик  побе-
жал вниз, а ты. Ментах, удивленно спросил:
   - Зачем тебе понадобилось окапывать скалу, Минхотеп?
   - Я и сам не знал, мне казалось, что скала натолкнет меня  на  мысль,
которую я искал долгие годы. Рабы поволокли корзины с песком, скала ста-
ла медленно показывать свои шероховатые грани. И тогда, Ментах, ты схва-
тил меня за руку. Помнишь? Ты прошептал:  "Смотри,  Минхотеп,  это  Себе
к..."
   Запад полыхал багрянцем, и в этой расплавленной массе плавала, дрожа,
желтоватая крупинка.
   - Это Себек, он светит нам, Минхотеп! Редко кто может похвастать, что
видел его. Говорят, что людям, увидевшим Себек, открывается правда!
   И мы, не сговариваясь, посмотрели туда, где из-под  песка  появлялись
контуры скалы. Мы вместе подумали об одном, и я сказал:
   - Статуя?
   Ты покачал головой:
   - Сфинкс!
   Прошло несколько дней, и скала, окруженная копошащимися рабами,  чер-
ной львицей легла меж изрытых дюн. Ее массивная  бесформенная  голова  с
тоскливой ненавистью смотрела на восток. Тогда, Ментах, ты сказал:
   - Себек дарит нам Сфинкса, которого еще не видел Кемт.  Нужно  следо-
вать естественной линии камня. Придется немного поработать,  чтобы  при-
дать ему совершенную форму.  Конечно,  если  Фалех  даст  дополнительные
средства.
   У тебя был практичный ум, Ментах. А я думал о том, что мое  искусство
должно будет проклясть не только фараона, но и то, что стояло за ним,  -
вековое невежество и страх, тиранию  жрецов  и  сановников,  продажность
знати. Должно будет показать жалкую природу властителя, запрещавшего на-
родные празднества, опустошавшего амбары  крестьян,  назначавшего  непо-
сильные налоги - все ради пирамиды. Показать Хафру в его истинном  обли-
ке. Помнишь, Ментах, как мы обсуждали подробности? Неожиданно ты помрач-
нел. Минхотеп, сказал ты, нам не дадут довести дело  до  конца.  Подмас-
терья мигом поймут, какого Сфинкса мы задумали ставить в городе мертвых.
Остальное не нужно даже воображать.
   - Необходимость - сестра мудрости, - сказал отшельник. -  Как  сохра-
нить Сфинкса для тех, кто придет после нас? Я  вспомнил  маску  на  лице
Хафры, о которой рассказывал ты, Минхотеп. Подумал: не закрыть ли и  нам
лицо Сфинкса алебастровой маской? Умело наложенные слои алебастра прида-
дут статуе кемтские черты и выражение лживого величия. Раскрасить по ка-
нонам: лицо коричневой охрой, бороду - синайской чернью, головной платок
- синим шессилитом и ракушечной потравой. Такой Сфинкс ни у кого не  вы-
зовет подозрений. Но пройдет время. Зной и ветер раскрошат  тонкую  але-
бастровую корку. Тогда весь Кемт увидит, какое коварное существо охраня-
ло великие пирамиды. Но жрецы уже  не  смогут  отдать  приказ  распилить
Сфинкса на плиты. Время обожествит в их глазах  кощунственную  вольность
царских строителей...
   Отшельник вскочил на ноги и, порывшись в темном углу пещеры, вернулся
со свитком папируса.
   Ментах бережно расправил папирус, и Хатор увидел  чертежи  и  рисунки
львиного Сфинкса.
   - Таким мы высекли Сфинкса спустя шесть лет, - сказал Ментах, - Смот-
рите, юноши... Рука вашего учителя  изобразила  Сфинкса  в  алебастровой
маске. Какое благородство на лице владыки двух стран!  Вспомните  "Книгу
Меонг" и сверьте пропорции. Они не нарушены.
   Ментах передвинул изображение и открыл новый рисунок. Хатор вскрикнул
от изумления. Черты Сфинкса неузнаваемо изменились. Это был не  Хафра  -
отец Кемта, верный защитник народа, это был другой Хафра, правду о кото-
ром Хатор узнал сейчас.
   - Сфинкс без маски, - сказал отшельник. - Таким он должен  был  стать
тысячу лун спустя. Вглядитесь в лицо фараона. Какое безволие,  подлость,
какая жестокость... А улыбка? Разве не смеется Хафра над легковерием на-
рода?
   - Прости, господин, - Хатор дотронулся пальцем до  рисунка.  -  Никто
никогда не говорил нам, что близ пирамиды Великого Дома стоит Сфинкс.
   - Время обогнало наши стремления, - сказал Минхотеп. - Скала поддава-
лась с большим трудом. Пришлось вырубить в  ней  многочисленные  уступы,
замуровать щели, чтобы придать камню монолитность. Шесть лет...  Наконец
рабы сняли леса, и Сфинкс стал виден на много хетов вокруг. Величие  его
подавляло всех, даже тех, кто недавно обтачивал бронзовым скребком когти
льва. Слухи быстрее ветра неслись через пустыню и гнали в город  мертвых
тысячи любопытных.
   Мы с нетерпением ждали Хафру, чье имя было дважды высечено на  подно-
жии Сфинкса. В полдень мы с тобой. Ментах, вместе с начальником стражи и
мастерами встречали Царя царей. Хафра говорил с нами приветливо, изволил
слегка наклонить голову. Но тут я увидел Хирама, который  что-то  шептал
верховному жрецу. Жрец приблизился к фараону и сказал несколько слов.  В
это время Хирам с группой мастеров начали взбираться на  Плечо  Сфинкса,
Хирам первым ударил киркой по лицу Сфинкса.  Алебастр  посыпался.  Кирки
все глубже вгрызались в хрупкое покрытие, и  второй  лик  фараона  начал
медленно выступать из камня. Статуя ожила, линия подбородка и скул  зак-
руглилась, глаза расширились, брови взметнулись вверх. Рот, строгая  ли-
ния которого ранее дышала отрешенностью от всего  земного,  расплылся  в
улыбке, хищно вздернулись ноздри широкого носа. Хафра, подавшись вперед,
визгливо прокричал:
   - Не вижу! Я ничего не вижу!
   И он действительно больше не увидел Сфинкса, потому что за одну  ночь
рабы засыпали Сфинкса. Землю на том месте, где была голова нубийца, рабы
утоптали... Сам я не видел, мне рассказал обо всем  начальник  дворцовой
стражи, когда я ожидал в темнице решения Хафры. Мне грозила  смерть,  но
Царь царей проявил милосердие... Я остался один. Тебя, Ментах,  не  было
со мной ни тогда, ни после, когда объявили приговор, и меня  сослали  на
соляные копи Каграта.
   - Я бежал, - коротко сказал отшельник и, поскольку  Минхотеп  молчал,
продолжал: - Хирам с мастерами полез на плечо Сфинкса. Я понял, что наши
дни сочтены, и сделал тебе знак, Минхотеп. Ты не видел. Тогда я побежал.
Никто не замечал меня. Все смотрели на меняющееся лицо Сфинкса.
   Я ушел в пустыню. Бродил по ней, как шакал, в поисках  пищи  и  воды.
Несколько месяцев спустя вернулся в Меннефер. Узнал, что бывший  царский
скульптор Минхотеп сослан куда-то по решению суда жрецов.  Из  отдельных
фраз, намеков, случайных слов я понял, что произошло в  городе  мертвых.
Там было в тот день больше ста тысяч человек.  Рабы,  крестьяне,  воины,
жрецы. Почти все они погибли. Рабы - в Ливийской пустыне, куда их погна-
ли, как стадо. Крестьян забили насмерть, сгноили в  каменоломнях  Турры.
Такой была цена царского спокойствия. Хватали всех в  слепом  стремлении
уничтожить любого, кто видел.
   Я ушел из Меннефера. Скитался. В каждой деревне рассказывал легенды о
фараоне, об искусстве, о Сфинксе. Рассказывал о тебе, Минхотеп.  Некото-
рые верили. Большинство - нет. Крепким было убеждение  в  непогрешимости
фарао