казывал Игорь Константинович? - догадался я.
     Игин кивнул.
     - Два года сближают людей... обычно, - медленно сказал  он,  заполняя
паузы громким дыханием. - Совместная работа... А вышло  наоборот.  Астахов
нас встретил. Показал станцию. Возил к Спице.  Она  была  тогда  поменьше,
километров семьсот... Вы знаете, почему он оставался?
     - В общих чертах, - уклончиво ответил я. -  Знаю,  что  была  авария.
Астахова ранило, и он не мог лететь  на  Землю.  Все  возвращались,  а  он
оставался.
     - Да...  В  конце  первой  смены,  девять  лет  назад...  Был  только
фундамент. И отношение было другое. Автоматики тогда было поменьше,  людей
побольше. Летали  над  фундаментом.  В  корабль  ударил  разряд.  Астахову
сломало позвоночник, сожгло кожу на лице. Еле выходили...
     - Позвоночник... Я не знал.
     - Но он мог лететь. Потом, с третьей  сменой.  Не  захотел.  Работал.
Прогнозирование открытий - тогда это началось. Характер у него  был...  не
очень. Все же болезнь. Столько лет без  Земли.  Конечно,  трудно.  Тяжелый
характер... Так и получилось. Он с людьми - как  одноименные  заряды,  все
дальше и дальше...
     Я показал Игину стихотворение.
     - Крутизна дорог, - продекламировал теоретик нараспев. -  Знаю.  Есть
такая поэма...
     - Раньше Игорь Константинович не любил стихов, - сказал я.
     - Да, его больше привлекала мифология, - кивнул Игин.
     - Притчи! Игорь Константинович рассказывал их на каждом уроке.
     - Притчи,  аллегории,  как  хотите...  О  каждом  из  нас.  Притчи  о
планетах...
     Я молчал выжидающе.
     - Люди-планеты, - продолжал Игин.  Он,  верно,  не  привык  к  долгим
речам, паузы между словами все удлинялись, слушать его было мучением. -  У
каждого своя орбита. Есть массивные планеты. Влияют на судьбу других. Иные
очень малы. Действие их неощутимо. Небесная механика в судьбах людей...
     - Расскажите хоть одну, - попросил я.  Представил,  как  рассказывает
притчи Астахов: в его голосе  не  было  таких  тягучих  интонаций,  многие
детали он опускал, приходилось дополнять рассказ воображением  -  один  из
методов воспитания ассоциативного мышления.
     - Расскажу о  себе,  -  подумав,  сказал  Игин.  -  Планета-скиталец.
Сегодня под одним солнцем,  завтра  под  другим.  Сегодня  ее  притягивает
Сириус. Завтра - далекий Денеб. Планета летит к нему. Потом - дальше...
     Планета-скиталец. Если так, лучше я поговорю об Астахове с кем-нибудь
другим. Услышу более определенное мнение.
     В тонкостях настроений Игин, однако, разбирался.
     - Пойду, - сказал он. - Время позднее. Собственно, я зашел,  чтобы...
Игорь Константинович рассказывал о вас, и я хотел... - он  смущенно  повел
плечами. - А помощь... Вряд ли я смогу...
     Он обвел взглядом стеллажи. Встал, потоптался у  порога,  будто  ждал
какого-то вопроса.
     - Картотека на первых полках, слева... Мы пробовали разбирать.  Потом
бросили. Нет времени. В столе - текущая информация. В красной капсуле  акт
экспертизы. Спокойной ночи...



                                ФЛУКТУАЦИЯ

     Я сидел за столом и думал. О статистике открытий. Об учителе.  О  его
жизни и гибели.
     Путь, которым шел Астахов, казался на редкость  нерациональным.  Лишь
имея неограниченное время и безмерное терпение, можно было задумать  такую
работу.
     "В каждом открытии есть элемент случайности",  -  утверждал  Астахов.
Разделив  открытия  на  девять  классов,  он  разграничил  их  по  степени
случайности. Открытия первого класса делаются повседневно - открывается не
новый  принцип,  а  некая  неучтенная  закономерность  в  давно  известных
явлениях.
     С этой тривиальной ступеньки начинается путь наверх. Открытия второго
уровня - в предгорьях трудностей. Это тоже непринципиальные достижения, но
для них еще нет экспериментальной базы.  Появляется  элемент  случайности,
который растет от класса к классу.
     Девятый уровень высится как недостижимая вершина.  Открытия,  которые
принципиально нельзя предвидеть, - царство чистой случайности.
     Я начал понимать, для чего нужно было подробное  разделение  открытий
на классы, прогнозирование в каждом классе предполагалось вести различными
способами, и, естественно, Астахов начал снизу.
     Он применил метод, который сам назвал поисками иголки в  стоге  сена.
Астахов   приспособил    для    прогноза    морфологический    анализ    -
модернизированный в двадцатом веке древний метод  проб  и  ошибок.  Нужно,
допустим, придумать  новый  тип  двигателя.  Составляешь  "морфологический
ящик": таблицу, в которую заносишь все мыслимые характеристики двигателей,
все возможные изменения. Огромную таблицу с  десятками  тысяч  клеток.  Ни
одна возможность, ни один  принципиально  осуществимый  тип  двигателя  не
могут быть упущены. Но сколько же нужно времени и сил,  чтобы  разобраться
во всех  сочетаниях  клеток  таблицы,  во  всех  возможных  и  невозможных
двигателях!
     Как-то грустно все это, непохоже на Астахова... Заболела голова -  не
от усталости, мозг всегда странно реагировал на информацию, которую не мог
сразу переварить. Я  вспомнил  об  акте  экспертизы,  вставил  в  проектор
красную капсулу.
     ...Тот  день   был   обычным.   Вахта   Тюдора,   начавшаяся   утром,
заканчивалась в тринадцать часов. Тюдор сдавал смену Игину,  когда  сигнал
внешней тревоги заставил всех бросить работу и помчаться к шлюзовой.
     Не было Астахова, который ушел к  Спице  в  девять  двадцать.  Сигнал
тревоги выдали автоматы, когда в тринадцать ноль-ноль проверочный  импульс
не  получил  отклика  от  радиомаяка  Астахова.  Вызовы  по  личной  связи
оказались безуспешными.
     - На выход! - приказывает Тюдор.
     Они выводят большой кар-лягушку и  мчатся  к  первой  мачте  будущего
Полигона, мимо лабораторного корпуса, мимо ССЛ  -  сверхсветового  лазера.
Непрерывно верещит приемник -  автоматические  наблюдательные  системы  на
трассе докладывают: нет, не видели, не проходил...
     Что было потом? Они вернулись. Патанэ с Огреничем вылетели в поиск на
космолете, хотя отрицательные  ответы  автоматики  не  давали  надежды  на
успех. Двое оставшихся начали контроль пультового управления. Все приборы,
роботы, автоматы, агрегаты, датчики в шестой зоне, куда должен  был  пойти
Астахов, оказались в порядке, да и в соседних зонах тоже. Космолет облетел
основание Спицы  и  вернулся  ни  с  чем.  А  Тюдор  с  Игиным  перешли  к
исследованию командно-операционного блока.
     Тогда все и обнаружилось.
     В акте экспертизы было написано: при контроле командной перфоленты на
ней была обнаружена внепрограммная группа сигналов, прошедшая на Полигон в
одиннадцать тридцать две. По этим сигналам включались гравитаторы шестой и
седьмой зон.
     У  меня  при  чтении   этого   отрывка   возникло   жуткое   ощущение
нереальности.  Откуда  мог  появиться  на  ленте  внепрограммный   сигнал?
Оператор никак не мог его упустить  -  перед  вводом  лента  сверяется  со
стандартом, а Тюдор не ребенок.
     Как это называется? Мистика... Они, правда,  отыскали  другое  слово:
флуктуация. Смысл один - случилось то, что происходит раз в тысячу  лет  и
может не  случиться  никогда.  Вероятность  случайного  включения  тут  же
подсчитал Игин: получилось что-то около одного шанса на миллион.
     На этом экспертиза кончалась - на вероятностях. Странный вывод. Нужно
найти _п_р_и_ч_и_н_у_, а здесь ее будто и  не  искали.  Внешнее  описание.
Хронометраж.  И  не  было  остановлено  строительство,  не   демонтированы
злосчастные гравитаторы, не заменена печатающая система. Будто  с  гибелью
Астахова примирились, едва она стала фактом.
     Я подумал, что невольно разделил экипаж на  "них"  и  "него".  Они  -
четверо - стояли по другую сторону барьера.  Они  -  четверо  -  не  очень
понимали Астахова. Они дорожили каждой минутой.  Астахов  не  берег  часы,
размышлял над методикой открытий. Они строили Спицу, Астахов же был  занят
чем-то сугубо теоретическим. "Характер у него  тяжелый",  -  сказал  Игин.
"Неудачник", - голос Огренича.
     Неудачник. Так бывает: слово прилипнет и безотносительно к тому,  что
оно означает, начинает играть главную роль в рассуждениях.
     Крутизна дорог...  Но  гораздо  круче  пропасти  обрыв...  Неудачник.
Пропасть, в которую падаешь, когда не удается главное дело жизни. Дороги к
вершине могут оказаться слишком крутыми, сама вершина  -  на  недосягаемой
высоте... Предсказание открытий - взял ли Астахов эту вершину?  Если  нет?
Если убедился, что неприступные скалы непроходимы для разведчика-одиночки?
     ...Наверно, с этой мыслью  я  уснул,  потому  что  сон,  который  мне
приснился, был на редкость противоестественным. Я  не  хотел  просыпаться,
знал: проснусь, придется додумывать этот глупейший сон до конца.  Но  даже
во сне я знал, что все равно проверю эту идею, несмотря  на  ее  глупость.
Потому что она объясняла все.



                                  СПИЦА

     Выехали с рассветом. Утро на Ресте  начиналось  с  невнятного  шепота
пустыни. Остывшая за ночь почва  быстро  прогревалась  и  тихо  шелестела,
вспучиваясь и заполняя трещины  в  скальной  породе.  Высокий  коэффициент
объемного  расширения  -  только  и  всего.  Но  когда   просыпаешься   от
непривычного гула, ощущаешь под ногами вибрацию массы, как-то не  думается
о физической стороне явления.
     Тюдор молчал, пока автоматика проверяла моторы и системы  управления.
Кар, напоминавший по форме раскоряченную лягушку, подпрыгнул и  ринулся  в
пустыню. Автоматы заложили крутой вираж, и я увидел Спицу.  Вольф  освещал
ее в лоб, теней не было, и Спица  казалась  далекой,  как  звезды.  Предки
сравнили бы ее с гигантской - увеличенной в  тысячи  раз  -  телевизионной
башней... Кар взбирался в небо, как в гору - давало себя знать  автономное
поле тяжести Спицы.
     - Я слышал, вы учились у Астахова, - сказал Тюдор. - Это чувствуется.
Я знаком с вашими работами. Планета-лазер. Динамичные ландшафты... В ваших
идеях нет системы. Интуиция, возведенная в абсолют. В работах  Астахова  -
тоже. Разница в том, что вы не  пытаетесь  -  и  справедливо  -  подводить
псевдонаучную базу под свой талант.
     - Вы слишком хорошо обо мне думаете, - сказал я с кислой улыбкой. - Я
хотел видеть Игоря Константиновича, потому  что  и  сам  занялся  подобным
делом...
     Взгляд Тюдора был откровенно неодобрителен. У  него  исчезло  желание
разговаривать. Перейдя на ручное управление, Тюдор повел кар  на  посадку.
Площадка, на которой мы сели, была  ровной  металлической  поверхностью  с
едва различимыми стыками между отдельными листами конструкций.  Неподалеку
возвышался ряд  монтажных  башен,  окружавших  бесформенное  сооружение  с
красной надписью "Планк-31". Это был один  из  внешних  выводов  вариатора
постоянной Планка. Неказистый на вид,  никакой  внушительности.  Остальные
девяносто девять тянулись вдоль  горизонтального  пояса  Спицы  на  высоте
двухсот тридцати километров над Рестой. Лишь подумав об этом, я понял, что
и сам нахожусь сейчас на этой высоте и стою вовсе  не  на  планете,  а  на
вертикальной поверхности Спицы. Вольф висел над головой - на самом деле он
недавно взошел, и на планете еще не укоротились тени.
     Рано я прилетел сюда. Прилететь  бы  года  через  три,  когда  первые
эксперименты по изменению мировых  постоянных  взорвут  окрестный  космос.
Возникнет особый мир, со своими законами природы... Но через три года меня
здесь не будет - Ресту объявят запретной зоной.
     Мы подошли к одной из  монтажных  башен.  Откинув  крышку  приборного
отсека, Тюдор начал контроль систем. Он молчал, и  мне  казалось,  что  он
просто не хочет говорить со мной, -  Тюдор  разочарован,  не  ожидал,  что
встретит в Яворском сторонника идей этого странного человека,  так  нелепо
ушедшего из жизни.
     Я подумал, что не смог вчера отыскать  систему  в  записях  Астахова,
потому что ее и не было. Четверо. Умные люди.  Современные  ученые.  Глупо
думать, что они не смогли бы преодолеть сопротивление характера,  если  бы
видели в работе Игоря Константиновича хоть какое-то рациональное зерно.
     - Не обижайтесь,  Ким,  за  "псевдонаучную  базу",  -  сказал  Тюдор,
закончив осмотр. - Говорю, что думаю.
     - Вы откровенны, - согласился я. - Тогда скажите, что вы  думаете  об
Астахове.
     - За два года я изучил его, - сказал Тюдор, когда мы стартовали. - Он
неудачник.  И  по  причине  личной  неудачливости  -  скверный   характер,
подозрительность,   стремление   превознести   собственные,    не    очень
значительные успехи. Не оправдываю себя, я виноват. Думаю, вы заметили,  в
чем слабость экспертизы. Все мы смалодушничали, не захотели прямо сказать:
Астахов не выдержал.
     Та же мысль, что в моем чудовищном сне! Тюдор-то не спал, когда думал
об этом.
     - Убежден: каждый из нас тогда решил, что Астахов сделал  это  сам...
добровольно. Флуктуация слишком нелепа. Но никто не  сказал  вслух.  Чтобы
утверждать  такое,  нужны  доказательства.  Их  нет.  Есть   только   наши
впечатления. Все мы знали, что  Астахов  подавлен.  Особенно  в  последнее
время, когда не получилось с методикой...
     Тюдор замедлил движение кара, и мы повисли  под  каким-то  немыслимым
углом к горизонту, почти вниз головой - гравитаторы Спицы создавали  поле,
удобное для монтажных работ.
     - Наверное, каждый думал: человек  ушел,  он  был  несчастлив,  зачем
копаться в этом? Пусть будет случайность...
     Видимо, решив, что мы уже достаточно  повисели  вниз  головой,  Тюдор
повел  кар  к  станции  -  я  видел  черную  тень  сверхсветового  лазера,
напоминавшую очертания старинного радиотелескопа.  Мы  сели  в  нескольких
метрах от гаража, и машина  поползла  к  своему  дому,  на  ходу  втягивая
двигатели.  Крыша  нависла  над  нами,  после  Спицы  все   казалось   мне
игрушечным, я на минуту как-то оробел, в памяти все еще я  видел  Ресту  с
высоты двухсот километров - планету, вставшую дыбом, нарисованную  пустыню
внутри иссиня-черной рамки неба.
     Тюдор не обратил внимания на мое состояние. Должно  быть,  он  сказал
уже все, что хотел, и теперь торопился в пультовую. Я едва  нагнал  его  у
входа в пост управления и скороговоркой выложил  свои  вопросы.  Допустим,
произошел срыв, Астахов решился на крайний шаг. Как все случилось?  Почему
именно сейчас? Отчего не сработала система безопасности?
     - Вы не обратили внимания,  Ким,  -  сказал  Тюдор.  -  В  экспертизе
указано: в комнате Астахова обнаружен диктофон с  лентой,  подключенный  к
коммутатору Мозга. Это нормально -  чтобы  не  прерывать  работы,  все  мы
обычно пишем команды с голоса, а сами занимаемся более продуктивным делом.
Мозг  обрабатывает  эти  команды  и  выдает  на  Спицу,   если   допускают
строительные нормы и техника безопасности. Лента в диктофоне Астахова была
пустой, и мы не стали проверять, есть ли на  ней  стертая  запись  команды
включения гравитаторов.
     -  Погодите,  Рен,  при  чем  здесь  лента?  Придя  в   зону,   Игорь
Константинович мог дать команду на включение...
     - Нет, - отрезал Тюдор. - Команды на Спицу идут только через Мозг.
     - Значит, находясь вне станции, вы не можете  вносить  исправлений  в
работу механизмов?
     - Разумеется,  нет.  Сигналы  управления  сложны,  в  монтаже  сейчас
участвует до миллиона агрегатов. Если  исправления  необходимы,  их  нужно
записать кодом на диктофон. Мозг включит вашу программу в общий цикл, если
это будет возможно. Запись стирается, а на ленте  в  посту  появляется  ее
копия. Поэтому, если Астахов хотел... если он решился на крайний  шаг,  то
был лишь один  способ.  Надиктовать  внеплановые,  значит,  внеконтрольные
команды включения гравитаторов и прийти в зону к  моменту,  когда  команды
будут выданы на исполнение.
     Тюдор начал было подниматься по короткой  лестнице  в  пультовую,  но
что-то в моем лице заставило его остановиться. Недоверие? Нет,  все  могло
быть так, как он говорил.
     - Думайте, - сказал Тюдор. - Впечатлений  у  вас  теперь  достаточно,
Ким.
     - Да, Рен... Только одно. Игин говорил мне о притчах...
     - Ах, это, - Тюдор усмехнулся. - Психологические  этюды,  не  больше.
Хотите знать, что он говорил обо мне? Будто бы есть такая планета... Живут
на ней люди. Умирают. Их хоронят - раньше закапывали умерших  в  землю.  И
все, что они знали, что любили, короче - вся информация переходит в почву,
записывается в ее структуре. Память земли. Планета помнит все...  Но  кому
от этого польза?



                                НЕУДАЧНИК

     Плохой я все-таки психолог. Никудышный.  Психологическая  аномалия  -
то, что произошло на Ресте. И разбираться в ней  -  не  мне.  Архивом  мне
нужно заниматься, методикой открытий, а не психологией.  Астахова  нет,  и
ничем не поможешь.
     На нижних полках книгофильмы стояли особенно тесно,  и  на  некоторых
оказались звуковые дорожки. Я услышал голос Астахова. Все, о чем  я  думал
сегодня, показалось мне нелепым. Голос был прежний, астаховский,  будто  я
впервые в его классе, учитель поднимает мой подбородок и говорит:  "А  ты,
Ким, хочешь к звездам?" Прежний голос и чужой характер.
     На нижних полках была не картотека открытий, а астаховские разработки
- то, зачем я прилетел  на  Ресту.  Содержанием  капсул  была  все  та  же
морфология - десятки, сотни идей,  добываемых  из  неисчерпаемого  колодца
проб и ошибок. Я начал уставать - прошло несколько часов,  я  смотрел  все
подряд, не пропуская ни одного кадра, это оказалось невероятно утомительно
и малопродуктивно. До обеда я просмотрел меньше одного  стеллажа  и  решил
перейти к выборочному методу - изучать каждую десятую капсулу. У  Астахова
накопился огромный материал, сразу разобраться просто невозможно.
     С таким намерением я и поставил в проектор  одну  из  капсул  нижнего
ряда. Содержание я понял не сразу, потому что  ждал  совсем  другого.  Это
вовсе не были предварительные разработки,  речь  шла  об  открытии  пятого
уровня в биологии. Я заглянул в конец  книгофильма.  На  последних  кадрах
перекатывались, ломая низкорослые деревья, камни чужой планеты, среди  них
спокойно стоял довольно тщедушный  гражданин  и  легонько  поднимал  одной
рукой  внушительных  размеров  вездеход-ползун.  Внешне  гражданин  чем-то
напоминал Огренича. Голос Астахова сказал:
     - В чем оптимальное состояние человеческого организма? Каждый  скажет
- это  состояние  идеального  здоровья.  Но  пошлите  по-земному  идеально
здорового человека на Марс. Он  не  протянет  в  разреженной  атмосфере  и
минуты... На  голограмме  -  планета  Динора  системы  Росс-113.  Здоровый
человек проживет секунду - не больше. Наступит конец. Потому  что  идеалом
на Диноре является малый газообмен и увеличение белых телец в  крови.  Так
пошлите на Динору больного лейкемией. Не нужно его лечить, пусть  хотя  бы
не умрет по дороге. На Диноре он проживет двести лет!
     Астахов не мог знать о работах Коренева,  они  были  опубликованы  за
месяц до моего отлета на Ресту. Диплом на открытие, с формулировкой, почти
не отличающейся от астаховской, вручили Кореневу в день,  когда  стартовал
"Экватор".
     Может, Астахова просто осенило?.. Но при такой великолепной  интуиции
не стоило и заниматься морфологическим анализом, рисовать длиннющие оси  с
сотнями клеток.
     А  может,  я  нахожусь  в  плену  собственной  работы,   собственного
интуитивного метода? Подсознательно не допускаю, что способ Астахова может
быть верен? "Морфология, - пренебрежительно думаю я. - Пробы  и  ошибки...
Огренич с Тюдором в голос твердили "неудачник". Это перекликалось  с  моим
впечатлением, и я тоже повторил "неудачник". А если нет?"
     Я наугад выбирал  книгофильмы,  просматривал  их,  ставил  на  место.
Морфология. Перебор вариантов... Стоп! Открытие пятого уровня!  Зарождение
жизни в межгалактической среде... Опять морфология. И  снова  -  открытие