а жива, - убеждая самого себя, подтвердил Алекс, - и  теперь  ее
не убить.
     В теориях реинкарнаций Евгений не был силен и потому согласился.


     Прежде чем сделать третий шаг к своему  преступлению,  Алекс  Рискинд
отправился к раввину Райхману в ашкеназийскую синагогу Неве Яакова.  Самое
интересное, что он вовсе не  был  религиозным  человеком,  кипу  носил  по
прагматическим соображениям, и тем не менее,  когда  возникла  потребность
излить душу, Алекс взял в собеседники раввина, а  не  физика.  Раввину  он
доверил свои мысли, свои записи и свои планы. И вот, что он услышал:
     - Творец запрещает убивать плод в чреве матери. Но я не уверен в том,
что твое решение - единственно возможное в данной  ситуации.  Тело  и  дух
едины в этой жизни. Оставь свои записи - я поразмыслю над ними.
     К сожалению, рав Райхман размышлял очень долго -  несколько  лет.  До
самого суда. Может, не будь он таким тугодумом, Алекс Рискинд  не  наделал
бы глупостей?


     Через три месяца  "магнитная  колыбель",  соединенная  с  компьютером
IBM/AT-860, содержала и пестовала души сорока трех зародышей, что  говорит
о высокой  потенциальной  рождаемости  среди  нерелигиозного  израильского
населения. Алексу приходилось трудно - он  вынужден  был  зарабатывать  на
хлеб насущный в  "Шарей  цедек",  между  сменами  мотаться  по  больницам,
присутствуя  при  операциях  прерывания  беременности,  причем   приятелям
надоело терпеть постороннего  в  операционном  зале  и  Рискинду  норовили
поручить хотя  бы  подавать  инструмент  -  а  каково  это  было  для  его
возмущенного сознания? И еще дома - Элина почему-то решила, что муж  завел
любовницу, иначе с чего бы он стал таким постным в  постели...  Ну  почему
жены, наблюдая неожиданно охлаждение супруга, видят единственную причину в
появлении соперницы? Как известно, из всех причин эта - последняя.
     Еще через несколько месяцев произошли три события: а) Элина  Рискинд,
следуя дурному примеру мужа (как она понимала дурной пример), завела  себе
любовника, что как-то сгладило нараставшую напряженность в семейной жизни,
б) Евгений Брун получил, наконец, стипендию Шапиро и оставил своего  друга
Алекса расхлебывать заваренную вместе кашу, в) первый из зародышей  достиг
возраста, когда нормальные младенцы появляются на свет.
     Из этих событий нас, конечно, интересует третье, ибо первые два, хотя
и  повлияли  на  жизнь  Алекса,  но  все  же  не  могли   фигурировать   в
обвинительном заключении.
     Душа зародыша перешла в иное качество в одиннадцать утра.  Алекс  как
раз сменился и поехал со смены не домой, а в институт, ставший за  полгода
для него роднее  собственной  жены.  Из  "магнитной  колыбели"  доносились
странные звуки,  совершенно  не  похожие  на  вопли  младенца,  рожденного
обычным  способом.  Скорее  эти   звуки   напоминали   стенания   старика,
проснувшегося поутру с привычной  болью  в  печени.  Алекс  подключился  к
аппаратуре аудиоконтакта с компьютером и услышал:
     - Господи, и это называется жизнь?
     По-русски, кстати.
     Говорить  с  новорожденной  душой  -  занятие  не  из  легких.  Алекс
попытался сказать  нечто  вроде  "мир  тебе,  входящий",  но  компьютерный
транслятор  выдал  какую-то  абракадабру,  отчего  душа-младенец   зашлась
воплем, едва не разорвавшим Алексу барабанные перепонки.
     На второй контакт он  решился  через  три  дня.  За  это  время  душа
освоилась в мире, начала даже покидать "магнитную колыбель" и  парить  над
потолком, чего, конечно, никто не видел по причине полной  прозрачности  и
даже нематериальности означенной души. Это был, между прочим,  мальчик,  и
звали его Эдиком. То есть, он сам себя назвал Эдиком, а на вопрос Рискинда
ответил:
     - Так бы меня назвала мама, если бы я родился.
     Ему, конечно, виднее.
     Душа младенца отличается от живого младенца  не  только  тем,  ей  не
нужно совать грудь и менять пеленки. Душа,  даже  новорожденная,  обладает
всеми знаниями всех предшествовавших реинкарнаций,  а  Эдик,  к  тому  же,
обладал еще и явными задатками гения в области абстрактного мышления. Если
бы он родился... Но чего уж жалеть  о  несбывшемся!  Алекс  вел  с  Эдиком
многочасовые беседы, в ущерб собственному здоровью,  поскольку  забывал  о
еде, в ущерб семейной жизни, поскольку позволял Элине путаться с  каким-то
ватиком, и в ущерб бюджету,  поскольку  опаздывал  на  работу,  и  однажды
получил письмо о увольнении.
     Он не  очень  огорчился,  поскольку  именно  в  этот  день  ожидалось
рождение второй души. Эдик радовался этому не меньше Алекса.
     Второй была девочка. Прелестное создание по имени  Анюта  -  мама  ее
(если женщину, решившуюся на аборт,  можно  было  назвать  мамой  хотя  бы
теоретически) была  родом  из  Санкт-Петербурга,  и  новорожденная,  издав
первый крик, немедленно объявила, что Питер - лучший город России и  всего
мира, а Москва всего лишь деревня. Можно было подумать, что с этим  кто-то
спорил.
     Кстати, после появления Анюты Алекс мог бы больше  времени  проводить
дома - ведь теперь Эдику было с кем развлечься, - но Рискинд уже вошел  во
вкус. Он даже и не искал новой работы, полагая, что полгода  перекантуется
на пособии, а там видно будет. Эдик помогал  душе  Анюты  осваиваться,  он
сопровождал ее во время первого выхода (или вылета?) за пределы "магнитной
колыбели", и Алекс ощущал даже некоторую ревность  -  он,  видишь  ли,  их
родил (какое самомнение!) и сразу стал не нужен. Вечная проблема  отцов  и
детей, но не слишком ли рано?
     А потом пошло. Души рождались одна за другой, и хорошо, что они  были
нематериальны, иначе в  "магнитной  колыбели"  очень  быстро  наступил  бы
демографический кризис. Да еще новые поступления едва ли не каждый день  -
женщины продолжали заниматься богопротивным делом, избавляясь от ненужного
им плода. И что ужасало Алекса - почти все они были "русскими".  Проклятое
наследие социализма с его неприятием контрацептивов.
     Какие были люди! Эдик со  всеми  своими  задатками  уже  через  месяц
затерялся в толпе. Душа нерожденного Фимочки Когана оказалась  потрясающей
рассказчицей - когда  она  начинала  говорить  (или,  точнее,  мыслить  на
публику), смолкали  даже,  казалось,  птицы  на  деревьях.  Алекс  пытался
подключить к "колыбели" диктофон, чтобы потом перенести рассказ на дискет,
но  из  этого  ничего  не  вышло  -   на   пленке   появились   совершенно
непроизносимые  звуки,  даже  музыка  какая-то  взялась  невесть   откуда:
типичные "голоса с того света", о которых писали газеты лет полста назад.
     Алекс пытался напрямую соединить  души  с  процессором  компьютера  -
может, они найдут общий язык, тогда Фимочка смог бы просто подключаться  к
какому-нибудь текстовому редактору. Но ничего не получилось и из этой идеи
- все же Рискинд имел образование медицинское, а не  техническое,  что  он
понимал в компьютерах? Можно подумать, что в душах он понимал больше...
     Однажды - это было через полтора года после рождения Эдика -  забежал
в институт Евгений Брун. Подключился, послушал  минуту,  а  потом  полчаса
глядел на Алекса мутным взглядом. Спросил:
     - Сколько их?
     - Сто шестьдесят четыре, - с гордостью ответил Алекс. - Завтра должно
быть сто шестьдесят пять.
     - О чем они? Я половины не понял!
     - Естественно. Максик, например, развивает сейчас какую-то  квантовую
теорию,  идеи  он  получил  от  папочкиных  сперматозоидов,  кое-что   ему
подсказала душа предка по материнской линии, она была в восемнадцатом веке
неплохим метафизиком. Я-то в физике не волоку... А  Маечка  здорово  поет,
прямо как Мария Каллас, когда она заливается,  все  боятся  подумать  даже
слово. Если родится хотя бы один тенор, они там такую оперу сделают...
     - Алекс! Ты их всех различаешь?
     - Евгений, - рассердился Рискинд. - Это же  в  некотором  смысле  мои
дети!
     Брун ушел, качая головой. Он  бы  с  удовольствием  остался  -  какая
проблема! какие перспективы! Но стипендию Шапиро нужно было  отрабатывать,
такова  израильская  жизнь,  себе  не  принадлежишь...   В   общем,   свое
предательство Евгений оправдывал как мог.


     Все шло к развязке. Я  долго  думал  над  тем,  был  ли  такой  финал
неизбежен.  Наверное,  нет.  Могло  быть  иначе.  Но  случилось  то,   что
случилось. Тем более, что ответа от рава Райхмана Алекс Рискинд так  и  не
дождался, и все моральные и нравственные проблемы вынужден был решать сам.
В прежние времена он мог бы довериться Элине,  но  сейчас?  Элина  перешла
жить к любовнику, забрав с собой сына, который успел за эти годы  подрасти
настолько, что уже понимал: от такого папочки, как Алекс, хороших  игрушек
не дождешься.
     К осени  2022  года  в  "магнитной  люльке"  уживались  души  трехсот
девяносто девяти детей в возрасте от нуля до трех лет. Физический  возраст
был, конечно, совершенно условен, ибо души бессмертны. Еще  одна  душа,  и
можно было бы отметить круглое число. Не довелось.


     Хава Шпрингер, 32 лет, будущая жертва убийцы  в  белом  халате,  была
потенциальной матерью двух безымянных душ. Она была классическим  примером
ветреницы, замечательно описанной Мопассаном, Бальзаком и - если  говорить
о русской прозе - Лимоновым. Детей на не любила. Нет, это слишком мягко  -
она их терпеть не могла. Ни чужих, ни, тем более, своих, которых у нее  по
этой причине никогда и не было.  Другое  дело  -  мужчины.  Нет,  господа,
напрасно  все-таки  Творец  совместил  два  процесса,  предварив  рождение
сексом. В конце концов, некоторые размножаются почкованием, и ничего -  не
вымирают.
     В России, кстати, Хаву называли Раей. Об этом Алексу сказала одна  из
безымянных душ, это была девочка, от которой Хава-Рая избавилась, даже  на
минуту не задумавшись, какое имя могла бы дать  ребенку  при  рождении.  В
отличие от прочих, две души, матерью которых не стала Хава, были дебильны,
насколько может быть дебильной нематериальная структура.  Они  едва  могли
разговаривать. Они почти ничего не понимали.  Они  все  время  парили  под
потолком, не вступая в дискуссии о строении Вселенной, и с видимым усилием
отвечали на вопросы. Их было жаль до смерти. Ну и что  толку?  Алекс  умел
лечить тело - этому его научили в медицинском институте. Лечить душу он не
мог. Вылечить такую душу не смог бы никакой психиатр. И никакой раввин.
     "Убивать надо таких женщин", - думал Алекс. Он вовсе не имел  в  виду
физическое убийство. Он просто был зол. Он страдал. И можно его понять.


     В  тот  день,  когда  должен  был  родиться  четырехсотый   обитатель
"магнитной  колыбели",  Алекс  отправился,  как  обычно,  в   "Хадасу"   -
присутствовать на  операции  и  спасти  еще  одну  неродившуюся  жизнь.  В
гинекологическом кресле сидела Хава Шпрингер,  32  лет,  вполне  довольная
жизнью. Предстоящая процедура была для нее не первой и, как она думала, не
последней, о двух своих потенциальных детях, чьи души парили под  потолком
в странном Институте для безработных олим, она, естественно, не знала.
     А Рискинд знал. Он провел бессонную ночь, пытаясь хоть что-то  понять
из беспрерывных причитаний двух хавиных потенциальных детей. Не сумел.  Он
увидел  Хаву  и  понял,  что  сейчас  еще  одно  нежеланное  дитя  лишится
физической сути. И значит, скоро еще одна безымянная душа станет биться  о
невидимые для всех стены "магнитной колыбели".
     Вечно...
     Это было  двойственное  состояние.  Конечно,  аффект.  Но,  с  другой
стороны, Алекс Рискинд прекрасно понимал, что делает. Он вытащил пистолет,
который носил, как  и  все  жители  Иерусалима  после  печально  известной
трагедии у Машбира. На глазах у ничего не  понявших  врачей  он  приставил
ствол к виску женщины и нажал на спуск.
     Что страшнее - лишить жизни или лишить души?


     В газетах писали, что Алекс Рискинд находился в невменяемом состоянии
из-за измены жены, отсутствия  работы  и  из-за  того,  что  правительство
Израиля не думает решать проблему новых репатриантов. И в этом  есть  доля
правды.  Но  не  главная.  Впрочем,  если  бы  судьи  знали  о  "магнитной
колыбели", разве приговор был бы иным? Нет. Закон есть закон.


     Прежде чем опубликовать эту главу моей "Истории Израиля",  я  посетил
Институт в Рехавии.  Видел  компьютер,  видел  некий  прибор,  похожий  на
небольшое корыто, заполненное микросхемами. Корыто было отключено от сети.
Душ, парящих  под  потолком  или  плавающих  в  "магнитной  колыбели",  я,
естественно, не увидел. Я не знаю, что  стало  с  младенцами.  Что  вообще
происходит с душой, если она никому не нужна? Как  говорил  Евгений  Брун,
"не телом единым жив человек"...





                                П.АМНУЭЛЬ

                                 ПЕРЕХОД




     Это еще Шекспир написал, а Гамлет сказал. Помните?  "На  свете  много
есть такого, что и не снилось нашим мудрецам". Мой сосед, комиссар полиции
Роман Бутлер, напомнил мне эти слова гойского классика,  когда  я  сказал,
что весь ход расследования  дела  Дины  Цаплиной  кажется  мне  совершенно
фантастическим.
     - Это в тебе говорит  историк,  -  заявил  Бутлер.  -  Ты  все  время
смотришь  назад,  а  нам,  полицейским,  приходится  иметь  дело  с   днем
сегодняшним, а порой даже и завтрашним.
     Вообще говоря, он, конечно, прав: создавая свою  "Историю  Израиля  в
ХХI веке", я основательно углубился в архивы и как-то  перестал  думать  о
том, что, появись главы из моей  "Истории",  скажем,  в  девяностых  годах
прошлого  столетия,  они  воспринимались  бы  именно  как  фантастика,   и
тогдашние историки (не я, конечно, - в те годы я ходил  под  стол  пешком)
обвинили бы автора в необузданной игре воображения. Или - представляю себя
на месте Рамбама (простите  за  нескромность),  которому  показали  сугубо
историческое  исследование,  написанное  в  ХХ  веке  -  со  всеми   этими
"Востоками", "Телефункенами" и  "Сони".  Нечего  людям  головы  дурить,  -
сказал бы раби, и был бы по-своему прав.
     Поэтому, недолго подумав, я сказал Роману:
     - Беру свои слова обратно. И  все-таки,  согласись,  догадаться  было
практически невозможно. Ты превзошел себя.
     Бутлер поперхнулся чаем, и я похлопал его по спине.
     - Человек не может превзойти себя, - сказал Роман, отдышавшись. - Это
уже,  действительно,  фантастика.  А  насчет  того,  что  догадаться  было
невозможно, то я и не утверждаю, что догадался сам. Рассказать?
     - По-моему, мы препираемся на эту тему уже полчаса! - вскричал я.
     - Да? - удивился Бутлер. - А я думал - мы пьем  чай  и  рассуждаем  о
роли фантастики в истории. Будешь записывать?
     Я включил диктофон.


     Пятнадцатилетняя Дина Цаплина исчезла примерно  в  полдень  14  марта
2026 года. Девочка пошла к  подруге  заниматься  математикой,  потому  что
семья Цаплиных, репатриировавшаяся из Винницы  всего  год  назад,  еще  не
успела  обзавестись  компьютером.  Но  у   подруги   она   не   появилась.
Обеспокоенная Соня, подруга Дины, около часа дня позвонила к Дине домой  и
повергла Риту, мать Дины, в ужас - идти нужно было ровно пять минут.
     В полицию заявили три часа спустя - после того,  как  обзвонили  всех
подруг и обегали все ближайшие игровые салоны.
     К вечеру были опрошены сотни людей, среди которых нашлись и свидетели
того, как Дина переходила  улицу,  и  того,  как  Дина  стояла  у  витрины
магазина часов, и даже того, как, уже у самого сониного дома, она  гладила
какого-то щенка, а рядом стоял мужчина средних лет.
     Киберпортрет    этого    мужчины,    составленный    на     основании
ментоскопической реконструкции воспоминаний  трех  свидетелей,  в  тот  же
вечер показали  в  программе  "Мабат",  после  чего  около  сотни  человек
позвонили в полицию и сказали, что никогда не видели этого человека, и еще
около сотни позвонили на  телевидение  и  заявили,  что  в  Израиле  давно
действует  русская  мафия,  с  которой  пора  кончать   всеми   доступными
способами,  один  из  которых  -  выдворение  из  страны  всех   "русских"
репатриантов. Дескать, не было бы здесь этих Цаплиных, так  никого  бы  не
украли. А не было бы  "русских"  вообще,  так  и  помидоры  стоили  бы  не
тридцать пять шекелей, а всего десять.
     Звонившие  забыли,  что  тогда  страна  осталась  бы   без   министра
иностранных дел Хаима Финкеля и без такой мелочи, как ксеноновая бомба, но
не будем вступать в надоевшую всем дискуссию.  Факт  тот,  что  ни  в  тот
вечер, ни в пятнадцать  последующих  никаких  следов  исчезнувшей  девочки
обнаружить не удалось. После чего дело и было передано в ведомство  Романа
Бутлера как безнадежное.


     - Пойми меня правильно, - сказал мне Роман. - Я сам "русский", потому
вопли о русской мафии коробили меня не  меньше,  чем  прочих  выходцев  из
России, но отрабатывались все мыслимые версии, и эта не была  исключением.
Но должен тебе сказать, Песах, что ни эта, и никакая другая версия мне  не
казались достойными внимания. Дело не в моей  интуиции,  а  просто  в  том
факте, что, если муниципальные сыщики сдались,  значит,  все  версии  были
отработаны. Я мог лишь повторить  пройденное.  Поэтому,  пока  мои  ребята
занимались тотальным сыском, я заперся в кабинете,  влез  в  киберспейс  и
попробовал подступиться к проблеме с иной стороны.
     Ты будешь смеяться, Песах, но я занялся историей. Я  вышел  на  банки
данных  иностранных  полицейских  архивов   и   затребовал   анализ   всех
нераскрытых исчезновений людей  в  течение  последних  десяти  лет.  Потом
увеличил срок до двадцати, затем - до  тридцати  лет,  а  когда,  расширяя
круги, добрался до границы XIX и XX веков, то уловил некую тенденцию. Нет,
вру - не я, конечно, уловил, а компьютер, а я, как всегда,  воспользовался
результатом.
     Так вот. В начале ХХ  века  люди  исчезали  вполне  благопристойно  -
оставляли некоторое количество следов, по которым  полиция  могла  делать,
например, выводы о том, что  данный  индивидуум  похищен  цыганами  (но  в
ближайшем таборе не обнаружен),  или  смотался  в  Америку  (но  тамошними
иммиграционными службами не выявлен). Не умел  народ  исчезать  красиво  и
абсолютно бесследно.
     В середине прошлого века (я не говорю о  войне,  где  люди  пропадали
толпами) исчезновений стало больше, но - вот странное дело! - стало больше
и находок. То есть, большую часть  исчезнувших  в  конце  концов  находили
живыми и здоровыми (муж сбежал от жены, сын  от  отца,  а  дезертир  -  от
призыва), а меньшую обнаруживали в каком-нибудь кювете в таком  состоянии,
когда опознать тело было уже довольно затруднительно.
     В начале нашего ХХI века люди исчезать перестали. И это естественно -
Каркан изобрел метод съемки голографических следов, этот метод  давал  сто
очков  вперед  любой  розыскной  собаке,  и  след  похищенного   оказалось
возможным отследить даже в том случае,  если  беднягу  убили  и  увезли  в
машине, а место происшествия  для  верности  облили  гадостью,  отбивающей
запахи. Так, кстати, нашли в 2011 году  похищенного  израильского  солдата
Ицика Кахалани - хамасовцы его даже обидеть не успели, а уже были  накрыты
агентами ШАБАКа.
     В досье полиций Англии, США, Франции и других развитых стран  никаких
сведений о нераскрытых похищениях я больше не нашел. В Шри Ланке или Иране
люди продолжали исчезать, но они там исчезали всегда, и  для  того,  чтобы
прекратить эту волну, нужна  была  не  полиция,  а  революция.  В  Израиле
последнее бесследное нераскрытое исчезновение приключились 19 апреля  2007
года - средь бела дня исчез строительный рабочий.
     Почему метод Каркана не показал никаких следов на том месте, где Дину
Цаплину видели последний раз? Именно этот вопрос и замучил меня. Коллеги в
свое  время  от   него   отмахнулись,   приписав   отсутствие   результата
собственному  неумению  пользоваться  достаточно  сложной  аппаратурой   и
несовершенству датчиков.
     Я пон