от какова цель встречи с ним: нс  поклонение  и
не любовь, но месть?! - подумал юноша, и ему стал  понятен  смысл  слов,
произнесенных учителем в ту роковую ночь, когда посланец  фараона  прим-
чался в Каграт: "Я должен исполнить обычай предков..."
   Спокойный голос отшельника прервал мысли Хатора:
   - Кто он? В чем его вина перед тобой?
   - Вина передо мной?.. Вина не заставила бы меня пуститься  в  далекий
путь, - ответил Минхотеп. - В тысячу раз хуже незаслуженная награда, ко-
торая ожидает его.
   - Награда? - повторил отшельник и презрительно перечислил:  -  Почет,
слава, женщины, власть, деньги...
   - Бессмертие, - Минхотеп посмотрел на  высокий  свод  пещеры.  -  Для
всех, кто придет после нас, он будет олицетворением справедливости...
   - Я догадываюсь, кто он, - сказал отшельник. -  Неужели  ты  думаешь,
что правду можно скрыть во мраке времен?
   - Ах, старик, разве ты не знаешь слов, начертанных в храме Озириса на
острове Филэ?! - воскликнул скульптор. -  "Минует  все  быстротечное,  и
рухнет владычество Кемта, погаснут жертвенные огни,  исчезнут  храмы,  и
останутся от нас только басни и более ничего". Послушай же одну из  этих
басен, я все равно хотел рассказать ее ученикам...
   Много лет назад, когда я был молод и учился искусству у мудрого  Рао-
ми, Кемтом правил великий фараон Хуфу. Царь царей был  в  то  время  уже
глубоким стариком и часто глядел в сторону города мертвых, где  возвыша-
лась его пирамида. Во всем Кемте не было человека,  почитаемого  больше,
чем мой учитель, создатель этого каменного исполина.
   Мы с учителем жили во дворце фараона в специально отведенных  покоях,
потому что Царь  царей  мог  в  любую  минуту  призвать  к  себе  своего
скульптора и строителя.
   Ты, старик, возможно, помнишь дни, когда в Меннефер с победой вернул-
ся полководец Ипу и привел семнадцать тысяч пленных нубийцев. Среди  них
были знатнейшие люди побежденной страны. Ипу захватил главный город  Ну-
бии и сжег его дотла.
   Большинство пленников были посланы на каменоломни в Турру, где  добы-
вался камень для усыпальниц и храмов. Пятьдесят рабов отобрал себе  вер-
ховный сановник Фалех. Сын убитого чужеземного  царя  чистил  горшки  на
кухне, а дочь нубийского казначея верховный сановник сделал своей налож-
ницей.
   Пленного царевича  звали  Ахром.  Ему  было  двадцать  лет,  немногим
меньше, чем мне. Вряд ли я обратил бы внимание на этого раба, но учитель
как-то указал мне на него со словами:
   - Видишь этого юношу? Какое сильное у него лицо! Став царем, он прев-
зошел бы всех жестокостью и коварством. Он и здесь  опасен,  потому  что
отлично разбирается в интригах. Раоми помолчал и добавил:
   - Я хочу, чтобы ты вылепил скульптуру этого человека. Я опешил - мне,
создававшему царские статуи, делать скульптуру раба? -  и  хотел  возра-
зить, но учитель крепко сжал мне запястье и оказал:
   - Ты сделаешь это, Минхотеп!
   Я не смел ослушаться, и в тот же вечер, когда Раоми отправился на ве-
черний прием, начал работу.
   Ты знаешь, старик, что искусство Кемта  уходит  корнями  во  времена,
когда боги только создали мир и учили людей ремеслу. Боги передали людям
правила изображения мира, которые записаны в виде канонов "Книги Меонг".
Трудно представить, чем было бы искусство Кемта без этой  книги.  Каждое
поколение художников воспитывается на "Книге Меонг", и любую работу мас-
тер начинает с того, что вспоминает нужный канон.
   Наши мастера почти никогда не рисуют чужеземцев. Кемт - вот та почва,
на которой они выросли, вот тот мир, который они могут изобразить на па-
пирусе или в камне. Сами художники редко задумываются над этим.  "Книгу"
дали людям боги, кому придет в голову обсуждать повеления Озириса?
   Подумав, я решил: если лицо нубийца не соответствует канонам, тем ху-
же для нубийца.
   Я принялся за работу, и в  несколько  дней  глиняная  заготовка  была
вчерне вылеплена. Как требовали каноны, я разделил статую  в  высоту  на
восемьдесят семь частей, из которых тридцать пришлись на  голову,  сорок
три на ноги... Вылепил лицо, ничуть не похожее на лицо нубийца, и  велел
привести Ахрома. Раба привели и усадили передо мной. Ахром сидел смирно,
но смотрел на меня гордо и вызывающе. Меня бесило, что он видел мое сму-
щение и понимал его причину. Несколькими движениями я примял у скульпту-
ры нос и подбородок, постарался придать лицу более варварское выражение,
не нарушая, однако, классических пропорций, и объявил, что работа закон-
чена.
   Ахрома увели, и мне показалось, что молодой  нубиец  остался  доволен
своим изображением... Из дворцового храма послышалось пение жрецов:  фа-
раон приступил к вечерней молитве. Отворилась дверь, вошел  Раоми.  Учи-
тель долго смотрел на статую.
   - Настало время, - сказал он наконец, - когда ты достиг такого совер-
шенства в своем творчестве, что в слепом  поклонении  магическим  числам
дошел до нелепости. Даже лицо варвара, само по себе прекрасное, ты  мыс-
лишь как жалкое подобие кемтского.
   Я был поражен, услышав, что учитель называет прекрасным лицо раба, но
то, что Раоми сказал дальше, повергло меня в ужас:
   - Запомни, Минхотеп, одну-единственную мудрость: нет правил, нет  ка-
нонов, все это ложь. Разве живое человеческое лицо  собрано  по  канонам
"Книги Меонг"? Нет! И это не уродует его, но делает более  прекрасным...
Ты знаешь, Минхотеп, я изъездил всю страну в поисках редких пород камня.
Однажды в каменоломне Суана обвалилась гранитная глыба, и на моих глазах
погиб молодой раб-ливиец. Видя, с каким равнодушием отнеслись  к  смерти
его товарищи, я склонился над юношей, чтобы он не  умер  в  одиночестве,
как пес. Я закрыл мертвецу глаза, но не мог  успокоиться.  За  несколько
дней из обломка той глыбы, что убила раба, я высек его лик, заставив се-
бя забыть каноны и пропорции "Книги Меонг". Да, я кощунствовал! И  знал:
если мою работу увидит хоть один жрец, этого будет достаточно, чтобы ос-
тавить меня в Суане навсегда... Утром я вышел из шатра, чтобы при первых
лучах солнца посмотреть на законченную работу. Я увидел старика с  дряб-
лым телом, изъеденным язвами. Он плакал и целовал скульптуру в  каменный
лоб. Надсмотрщик сказал мне, что это отец погибшего юноши.  Старик  бро-
сился мне в ноги, точно я вернул ему живого сына...
   Раоми умолк. Пение жрецов доносилось  все  отчетливее  сквозь  завесу
тонких тканей. Учитель направился к двери, на пороге остановился и  ска-
зал:
   - Истине нельзя научить, Минхотеп. Она рождается и умирает в душе че-
ловека. Ее нужно открыть. И если ты хочешь постичь ее тайны, найди к ней
путь... даже если этот путь ведет к гибели.
   Раоми ушел в свои покои, оставив меня в лихорадочном волнении. Я  вы-
шел в сад, чтобы подумать над словами учителя.
   Ночь была лунной, прохладной. У священного бассейна  я  опустился  на
холодную плиту, нагнулся к воде, пытаясь разглядеть сверкающие  плавники
золотых рыбок. Неожиданно брызги попали мне в лицо. Я поднял голову. Ря-
дом стояла Юра, дочь верховного сановника Фалеха. Заметив мое  смущение,
она тихо засмеялась:
   - Что ты здесь делаешь?
   - Думаю, Юра.
   - Вот оно что! Ты лепишь раба, а обо мне не вспоминаешь!
   - Я помню о тебе, Юра. Скоро я сделаю твою статую, и она будет  самой
прекрасной из всех...
   В лунном свете лицо Юры показалось мне высеченным из белого  мрамора,
и я решил запечатлеть ее именно такой: задумчивой, чуть улыбающейся  де-
вочкой. Но мне не удалось тогда осуществить свой замысел, потому что ут-
ром умер божественный Хуфу. Страна погрузилась в траур, Фалех увез Юру в
свое поместье, и я больше не встречал ее у священного бассейна, даже по-
том, когда во дворце вновь наступило спокойствие, и  на  престол  взошел
молодой Джедефре.
   В одну из первых недель своего правления Великий Дом призвал  к  себе
учителя и меня, В тронном зале собрался Большой совет. По правую руку от
фараона стоял верховный жрец, по левую -  верховный  сановник  Фалех.  У
трона толпились номархи, государственные советники, жрецы храма Ра.  Но,
едва мы вошли, мне бросилось в глаза, что чуть позади Фалеха стоял Ахром
и что-то записывал в свиток папируса. Куда делось тряпье, которое он но-
сил после своего пленения? Он был одет, как придворный.
   Мы приблизились к трону и преклонили колени. Царь царей  был  бледен,
казался уставшим. Он заговорил тихо, не глядя в нашу сторону:
   - Вступив на трон, мы хотим, как и наши предки, оставить о себе  дос-
тойную память. Тебе, Раоми, мы предлагаем приступить к сооружению  новой
усыпальницы в городе мертвых близ пирамиды нашего великого отца. Сто де-
сять тысяч рабов в твоей власти, мой скульптор и строитель Раоми.
   Учитель, казалось, воспринял новую почесть как должное. Каково же бы-
ло мое изумление, когда Раоми обратился к фараону:
   - Честь, оказанная мне, безгранична. Но здоровье мое слабо.  Я  знаю,
что не доживу до конца работ. Рядом со мной стоит юноша, чей талант мно-
го больше моего. Пусть Царь царей поручит ему священный заказ.
   Верховный сановник что-то сказал на ухо фараону. Лицо  Великого  Дома
было лицом статуи, которой совершенно все равно в этом мире. Но зато ра-
ба Ахрома живо заинтересовали слова Фалеха. Он  весь  напрягся,  вытянул
шею. Когда Фалех вернулся на место, раб сказал вполголоса, но во внезап-
но наступившей тишине его гулкий бас услышали все:
   - Молодая антилопа покладистее старого шакала. Раоми схватился за ру-
коять тема, висевшего у него на поясе, повернулся и быстро вышел из  за-
ла. Я бросился за учителем, но голос верховного жреца заставил меня  ос-
тановиться:
   - Раоми совершил кощунство, отказавшись выполнить  волю  Царя  царей.
Совет жрецов решит судьбу Раоми.  Верховный  сановник  продолжал,  когда
жрец умолк:
   - Ты талантлив, юноша, ты  возведешь  усыпальницу.  Фараон  кивнул  и
встал. Прием закончился. Я выбежал из тронного зала, перехватив  насмеш-
ливый взгляд Ахрома, Помчался к учителю, чтобы передать ему  слова  вер-
ховного жреца, но Раоми не дал мне говорить:
   - Я знаю все, - сказал он. - Жрецы давно хотят избавиться от меня.  А
теперь представился случай. Они могут обвинить меня  в  кощунстве,  даже
если я возьмусь за строительство усыпальницы. Ведь я стар, могу  умереть
до окончания работ, пирамида останется недостроенной. Они все  обдумали,
Минхотеп...
   Совет жрецов решил судьбу учителя. Раоми  вышел  проводить  меня,  мы
попрощались, и я ушел, глубоко задумавшись. Сзади послышались  крики,  я
обернулся. Учитель лежал на камнях, убийцы склонились над ним. Я крикнул
и бросился назад. Увидев меня, убийцы разбежались. Раоми был мертв,  тем
торчал у него между лопаток. Я рыдал, как женщина, и в конце концов упал
в беспамятстве.
   Я провалялся в болезни две недели. Сначала  бредил,  и  мне  виделись
ожившие памятники, потрясавшие каменными руками, каменные лица с нубийс-
кими приплюснутыми носами хохотали гулким смехом...
   Богам было угодно, чтобы, едва я начал понемногу вставать с  постели,
ко мне явился сам верховный сановник Фалех, Меня  призывал  Царь  царей.
Зачем?
   Слуги повели меня под руки, а Фалех шел рядом и говорил:
   - Раоми понес заслуженную кару, ибо перед богами равпы и простой зем-
лепашец, и великий скульптор. Царь царей даст тебе новый заказ. Но ты не
должен удивляться. Ты должен помнить: то, что происходит в Кемте, угодно
богам...
   Когда мы подошли к тронному залу, слуги отпустили меня, и мы  с  вер-
ховным сановником вошли вдвоем. Я поднял голову к возвышению, на котором
стоял трон, и посреди зала упал на колени, ибо силы оставили меня, когда
я увидел.
   На троне владыки Кемта восседал, величественно подняв голову, осенен-
ную уреем нубиец Ахром.
   - Раб?! - вырвалось у меня. Лица писцов вытянулись, а нубиец, отшвыр-
нул в сторону кнут и связку прутьев - символы царской власти -  бросился
на меня. Схватив меня за волосы, он прохрипел:
   - Ты - мой раб! Ты - мой пес! Стоит мне пожелать, и тебя раздавят!
   Ахром был смешон в эту минуту гнева, потому что до  сих  пор  фараоны
вершили дела как боги - одно короткое слово, один скупой жест...  Нубиец
понял свою ошибку, вернулся к трону.
   - Но ты не умрешь, - сказал он. - Нам нужно твое искусство. Я, Хафра,
владыка Верхнего и Нижнего Кемта, сын Озириса, нареченный брат Хуфу, по-
велеваю тебе, Минхотеп, высечь мою статую для тронного зала с тем, чтобы
эта статуя стала образцом для всех  последующих  скульптур,  рельефов  и
изображений.
   - Я выполню все, что ты приказал, о владыка, и да будет  вечно  сиять
твое величие над страной Озириса, - то был шепот Фалеха, достаточно чет-
кий, чтобы его мог услышать тот, кому он предназначался.  Я  понял,  что
спасло меня от мести нубийца: глиняная модель, которую я вылепил по при-
казу учителя. Сейчас, когда случай так странно вознес раба над  смертны-
ми, Ахром понимал, что только искусство скульпторов, художников и писцов
придаст ему то неземное совершенство, которое неспособны дать  ни  самые
стремительные колесницы, ни несметные сокровища, ни победы над  ливийца-
ми...
   Мне пришлось повторить вслед за Фалехом: "И да будет вечно..." Я  был
слаб, очень слаб. И предал учителя.
   Только впоследствии мне стали известны кое-какие подробности возвыше-
ния Ахрома, Дворцовые тайны хранились свято, ничто не могло  открыть  их
потомству: ни пирамиды, ни храмы. В печах сгорали папирусы, стирались  в
пыль таблицы, стачивались неугодные надписи на вечных камнях  пирамид  и
склепов. Вот почему истинная причина гибели молодого Джедефре и  стреми-
тельного возвышения Хафры никогда не будет раскрыта.
   В детстве Джедефре воспитывался не жрецами, а неким  мудрецом  Шамаи-
лом, которого покойная царица дала в наставники сыну. Шамаил внушал  ца-
ревичу отвращение к золоту и войнам, любовь к искусству и поэзии.  Совет
жрецов обвинил мудреца в святотатстве и сослал в каменоломни Силили, где
тот вскоре погиб. Джедефре отдали под надзор жрецов храма Птаха, Но нас-
ледник возненавидел своих новых наставников за убийство Шамаила, и жрецы
усердно молили богов, чтобы те продлили бесценную жизнь Хуфу.  Но  этого
было мало, и верховный жрец Хаорес подумывал о смене  династии.  Он  мог
сам стать фараоном, но тогда получил бы могучего противника в лице  вер-
ховного сановника. Возникла бы смута, война -  этого  жрецы  не  хотели.
Тогда они обратились к Фалеху. Поразмыслив  и  посовещавшись,  верховный
жрец и верховный сановник решили посадить на престол человека, полностью
покорного их воле. Управлять Кемтом, оставаясь в тени. Вот тогдато  мно-
гоопытный Фалех и вывел в свет нубийца, заметив в Ахроме - все же он был
сыном царя - удачное сочетание вл-астолюбия, сметливости,  завистливости
и покорности богам.
   Ахрома-Хафру представили как нареченного брата Хуфу, который юные го-
ды провел в жреческой школе храма Ра. Выдать нубийца за жителя Кемта не-
легко, и Хафра первое время не покидал пределов дворца. Потом выход  был
найден: слой румян, накладная борода... Издалека  нубийские  черты  лица
владыки, оставшегося рабом, не бросались в глаза.  А  вблизи...  Владыку
видят не таким, каков он на самом деле, а таким,  каким  его  изображают
художники, скульпторы, писцы, сказители. Они должны были  создать  Хафру
для народа Кемта. И создали. Я был среди них. Более того: я создал новый
канон. Наверно, мой поступок достоин презрения, но  тогда  все  виделось
мне в ином свете, а многого я просто не понимал. Судите сами.
   Помню: из тронного зала меня вывели все те же слуги, посадили  в  по-
возку и куда-то долго везли. Соображал я плохо и  весь  дрожал.  Забылся
тяжелым сном и очнулся в комнате с широким окном, затянутым тонкой брон-
зовой сеткой. В этой комнате я провел десять дней, не видя никого, кроме
рабов, приносивших мне еду и воду. Силы вернулись ко мне, но на душе бы-
ло тяжело.
   Лишь на одиннадцатый день вместо раба на пороге появилась  девушка  с
черными волосами и тонкими руками.
   - Кто ты? - спросил я.
   - Иддиба, рабыня дочери верховного сановника  Фалеха.  Госпожа  хочет
видеть тебя.
   Мы вышли в сад. Рабыня быстро шла по  запутанным  тропинкам.  Деревья
расступились, открыв небольшой пруд с белыми кувшинками. В воздухе  про-
пела стрела и вонзилась в ствол акации. Возле пруда появилась Юра с  лу-
ком в руках.
   - Испугался? - воскликнула она, довольная своей шуткой.
   - Нет, госпожа. Где я, что все это значит?
   - Иди за мной, Минхотеп.
   В дальнем конце сада стояло невысокое строение с решетчатыми  окнами.
Вслед за Юрой я вступил в сводчатое помещение, пол которого  был  устлан
мягкими циновками.
   - Здесь все для тебя, Минхотеп, - сказала Юра. - Но помни: ты  обещал
мне скульптуру.
   Я огляделся в восхищении. Какой скульптор остался бы равнодушным  при
виде великолепно оборудованной мастерской? Здесь были тяжелые медные пи-
лы с резными рукоятями, сверлильные трубки, нефритовые кувалды,  бронзо-
вые стамески, полировочный песок из Магхара и драгоценные резцы с  алма-
зами. На деревянных подпорках стояли две заготовки для парадных  статуй:
одна из белого мрамора, другая из редкого пятнистого мрамора "митт", ко-
торый впоследствии назвали "камнем Хафры". У окна я увидел и две  глиня-
ные заготовки. Теперь я понял, чем был вызван мой вынужденный переезд  в
имение Фалеха. Срочность заказа фараона заставила  верховного  сановника
создать у себя эту мастерскую. Впоследствии мне стала  ясной  и  дальняя
цель заказа Царя царей, цель, о которой в то время я не  мог  и  догады-
ваться.
   - Эти инструменты - подарок отца, - сказала Юра, - а  лучшие  подмас-
терья помогут тебе выполнить заказ Великого Дома и... обещание,  которое
ты дал мне.
   Я понял, что она многого не знает, и решил не открывать ей того, чему
сам стал свидетелем. - Мое сердце у твоих ног, госпожа, -  сказал  я.  С
этого дня я начал работать над двумя статуями под неусыпным  наблюдением
подмастерьев Хирама и Джхути, которых с удовольствием колотил при каждом
удобном случае. Работал быстро. Если одну из скульптур - фараона -  над-
лежало выполнить, точно соблюдая все каноны, то вторую никто не мог  по-
мешать мне высечь так, как я хотел. Работая,  я  размышлял  о  том,  что
умею, оказывается, меньше, чем какой-нибудь раб из Вавилона. Как-то Рао-
ми показывал мне привезенную с далекого  севера  вещицу:  вырезанную  из
кости головку девушки. Лицо северной  красавицы,  удлиненное,  с  острым
профилем. В то время я не смел признаться самому себе,  что  никогда  не
видел лица более прекрасного, и упорно твердил, что это работа  варвара,
что даже смотреть на нее - кощунство...
   Когда обе статуи были почти готовы, я бросил работу. С утра  до  ночи
бродил по саду, хотел видеть Юру и встретил  ее  в  одном  из  коридоров
дворца. Вероятно, я выглядел довольно странно, потому что Юра  подбежала
ко мне:
   - Что случилось, Минхотеп?
   - Я почти закончил работу. Осталось самое важное, мне хочется, госпо-
жа, чтобы ты была со мной,
   Мы вернулись в мастерскую, и, усадив Юру у окна, я приступил к  рабо-
те. Подмастерья пыхтели у меня за спиной, я чувствовал на себе их подоз-
рительные взгляды. Иддиба принесла еду, мы немного  поели  и  продолжили
работу. Юра уснула, и лишь тогда до меня дошло, что уже ночь. Я разбудил
Юру, проводил ее во дворец. Вернулся и прогнал подмастерьев. Они вышли и
встали у дверей: было слышно, как они переговаривались.
   Я работал до утра. В окне брезжил свет зари, когда я забылся  тяжелым
сном, полным кошмарных сновидений,
   Проснувшись, прежде всего увидел серые от ярости лица подмастерьев, а
затем - Юру. Девушка смотрела на свое изваяние с испугом, сложив руки  у
подбородка.
   - Минхотеп... Что ты сделал, Минхотеп? - тихо сказала она.
   И только тогда, увидев свою работу при ярком дневном свете, я  понял,
что сотворил чудо. Мраморная Юра была живой. Лицо казалось грустным, уг-
лы рта были опущены, в них затаилась обида. Это лицо можно  было  узнать
среди тысяч одноликих па