Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
янная работа какого-то таинственного, доброго к Логу, существа.
Лог взвалил на спину котомки - Лене они ни к чему, а ему пригодятся
обе, если "туманные шары" смогут их поднять, - и шагнул в поле, перебирая
рукой страховочную веревку.
На делянке ничего не изменилось: низко над землей висело пять мешков,
насыщаясь пузырьками пахучего тумана. Лог распустил веревки на полную
длину, и шары рванулись вверх, повиснув невидимо где-то над головой. Лог
притянул назад один из "туманных шаров", это удалось ему с трудом, но Лог
удержался от проявления восторга. Он привязал к веревке котомку с
провиантом, и "туманный шар" легко поднял этот груз. Лог привязал и вторую
котомку - к другому мешку и лишь потом задумался над простым, в сущности,
вопросом. Он ведь понятия не имеет, что ждет его там, наверху. В любом
Путешествии по земле была неопределенность риска, но точное знание того,
что Путешественнику пригодится пища, чтобы не умереть от голода, и
постель, чтобы не спать на сырой земле. А там, наверху, где нет ничего,
кроме тумана и Голоса неба?
"Я только должен убедиться, - подумал Лог, - должен сам увидеть
оранжевый туман, а потом отрежу один или два мешка и опущусь в поле, и
тогда, наконец, узнав истинную красоту, стану Путешественником".
Так, убедив себя, что котомки с едой и постелями еще пригодятся. Лог
начал привязываться. "Туманные шары" были сцеплены вместе, лямки, которые
должны были обхватить Лога за плечи, под мышками, он приладил несколько
дней назад, а сейчас привязал крепким узлом сиденье и сел на него Сидеть
было неудобно, веревки впивались в тело. Нужно было сделать более удобное
сиденье, там, в котомках, есть постели, можно использовать их.
Дернулась страховочная веревка, все еще державшаяся на поясном
кольце. Лог замер. Почудилось? Веревка дернулась ощутимее, едва не вырвав
Лога из сиденья.
"Лена вернулась, - подумал он. - Теперь станет пробираться сюда и
нужно будет ее успокаивать и убеждать вернуться. Или даже грозить".
Это была не Лена. Лог услышал голоса. В тумане вдоль веревки
двигались люди. Гулкий бас принадлежал одному из старейшин, мужчине
огромного роста с неприятным бородатым лицом. Второй голос, что-то
бормотавший в ответ, был голосом старосты.
Неужели Лена, вместо того чтобы идти домой, все рассказала старосте?
И, предавая ее, неужели Лог встретился с другим предательством, не во
спасение, а во зло?
Лог отбросил подальше конец страховочной веревки, уселся плотнее,
чтобы случайный рывок не вывалил его из сиденья. Лог едва доставал ногами
до земли и не мог нагнуться, чтобы отцепить пять привязанных к "туманным
шарам" веревок от вбитого в землю кола. Голоса приближались, и тогда Лог,
достав удобно положенный в карман нож, полоснул по веревкам.
Все осталось по-прежнему, только сиденье слегка качнулось, и ноги,
сколько ни вытягивал их Лог, не находили опоры. А потом Лог услышал голоса
- откуда-то снизу, будто из-под земли.
И лишь тогда он понял, что летит.
Был мгновенный, иглой кольнувший страх и было быстрое успокоение,
потому что связка "туманных шаров" поднимала свою ношу легко и почти
неощутимо. Но главное, почему Лог знал, что не висит на одном месте, было
растущее ощущение холода. На поле стояла летняя вяжущая теплынь, а здесь
было холодно, как в хорошее зимнее утро. Лог не мог этого предвидеть, и
теперь дрожал, и клял всеми словами свою непредусмотрительность, хотя как
он мог предусмотреть то, о чем ничего не знал?
Лог согревал себя тем, что пытался отвечать на разные, приходившие в
голову "почему"; почему наверху холодно? Почему, несмотря на то что до
утра еще далеко, над головой наметилось нечто расплывчато-зеленоватое,
едва видимое, но все же различимое, как далекие отсветы горящей лампады? И
почему, когда Лог поднес к глазам намокшую вдруг ладонь, он увидел лежащие
на ней огромные снежинки?
Лог протянул в туман руку, чтобы поймать побольше этих неожиданных в
летнее время снежинок, и ощутил вдруг, как мгновенно вспотела спина и даже
волосы, кажется, зашевелились на макушке: он видел кончики пальцев
вытянутой руки. Даже в этом мраке, едва освещаемом неразличимой лампадой,
он видел в тумане то, что с трудом мог различить в самые прозрачные дни!
Он посмотрел вверх и с предельной отчетливостью, будто перед самыми
глазами, увидел все пять "туманных шаров", все связывающие их веревки, и
котомки с провиантом, и все это, совершенно невозможное для охвата
одним-единственным взглядом, на слабо светящемся фоне зеленоватого
почему-то тумана.
"Почему туман и воздух - разные слова?" - вспомнил Лог.
Он смотрел вверх, выворачивая шею, а туман над головой все больше
редел, и в нем все четче возникал огромный светящийся круг, непонятно как
держащийся там, а небе. Страх, который Лог испытал по этому поводу,
сменился и вовсе безотчетным ужасом: издалека приближался, сминал ночную
тишину Голос неба. Что-то невидимое надвигалось, рвало в клочья воздух,
туман и все вокруг, сиденье под Логом раскачивалось все сильнее, он едва
не выпал из него, а Голос ревел, и это был конец. Это был гнев небес, и он
был ужасен.
Полностью парализованный. Лог ждал смерти, но Голос стал затихать, он
нырнул куда-то в глубину, и Лог слышал его почему-то под собой, куда не
смел взглянуть. Лишь много времени спустя, когда Голос истаял
окончательно, Лог посмотрел вниз и увидел белое поле снега, бугристое, с
броскими четкими тенями, и поле это тянулось так далеко, как... Логу не с
чем было сравнить, и он понимал только одно: он видит. Не на пять, не на
двадцать, не на сто локтей. Может, даже не на тысячу.
Заболели глаза, они не привыкли к такой работе - смотреть, вдаль. Лог
зажмурился на мгновение, а когда вновь решился открыть глаза, взгляд его
был направлен не вниз, а вверх.
Туман исчез.
Была чернота, абсолютная чернота вымазанного сажей купола. И на
куполе блестели, искрились, светились, переливались яркие и слабые, белые,
голубые, желтые точечки, снежинки. Казалось, что они меняются местами и
приплясывают. Сознание Лога уже не было способно оценивать впечатления, и
он не понимал, что точечки на небе совершенно неподвижны, а связка шаров
раскачивается в высотном течении, унося Лога прочь от родного селения и от
всех навсегда для него умерших земных проблем.
В глаза Логу заглянуло огромное зеленоватое лицо с какими-то пятнами,
безглазое и безносое, и почему-то с выщербленной щекой. Это была та
лампада, что светила сквозь туман, она превратилась в лицо, четкое,
страшное, окруженное снежинками-точечками. Лицо тянуло Лога к себе, и он,
широко раскрыв глаза и уже не сдерживая рвущийся из горла крик, чувствовал
приближение неотвратимого и безнадежного.
Бездна купола становилась все глубже, все более слабые искорки
появлялись из мрака, вступая в общий пляс, их стало больше, чем снежинок в
поле, и бездна уже не казалась черной - напротив, она сверкала, слепила, а
когда Лог повернул голову, снежинки ринулись на него, упали на плечи,
заколотили жгучим дождем и понеслись вокруг, и противная тошнота поднялась
к горлу.
Он не чувствовал ни рук своих, ни ног, он умирал среди огней, ловил
ртом остатки воздуха, разреженного на этой высоте, и не понимал, что губит
его не гнев Голоса, а простой недостаток кислорода. И это не глаза
небожителей смотрят в его глаза. И внизу - не снег, а все тот же туман, из
которого связка воздушных шаров, наполненных легким газом, вынесла Лога в
прозрачную и открытую вышину.
Лог уже не видел всего этого великолепия обычной летней ночи, а
увидев, он не смог бы не только понять, но даже осознать всего, что видят
его глаза.
Туман лежал холмистой равниной, освещаемый ровным и равнодушным
светом почти полной луны, а между туманом и небом, которое вовсе не было
твердью купола, неслась в воздушном потоке неуправляемая связка шаров,
отбрасывая на поверхность тумана причудливую тень.
Как младенец, Лог ничего не понимал в том, что увидел, заново
явившись в мир. Как у младенца, в теле его жили только ощущения - приятно
и светло, тепло и хочется есть. Он не думал этими словами, он вообще не
думал. Пришло время, и он насытился. Пришло время, и он вспомнил свое имя.
Пришло время, и он начал разбирать детали внешнего мира, и увидел кое-что,
знакомое из прежней жизни. Стол. Он вспомнил название. Скамья. Окно. Свет.
Человек. Было и еще что-то непонятное, как не понимает малыш назначения
никогда не виденных предметов. Внимание Лога сосредоточилось на человеке,
сидевшем у изголовья постели. Ему удалось сконцентрировать внимание на
лице человека, и это позволило Логу выйти из младенческого возраста. Он
стал взрослым почти мгновенно и вспомнил все. Всю свою прежнюю жизнь и
ужас последних минут, когда открылся ему мир, настолько непонятный, что
Лог не в силах был принять его, а не приняв - не в силах жить.
Голова закружилась, и Лог вцепился пальцами в мягкое одеяло. Воздух!
В комнате не было воздуха! Он видел стол и скамью у противоположной стены,
окно, выходящее в черноту ночи, яркую слепящую лампаду под высоким
потолком - видел все сразу! Его глаза, от рождения привыкшие глядеть на
расстояние вытянутой руки, не воспринимали объемности удаленных предметов,
и до потолка в этой комнате без воздуха могло быть десять локтей, а могло
быть и все сто тысяч.
Человек, сидевший у постели, молчал и улыбался. Лицо его было выбрито
до синевы, как у юноши, но покрытое тонкими морщинами оно, несомненно,
принадлежало старику. Лицо казалось знакомым, но и это впечатление могло
обмануть.
- Малыш, - сказал человек, - малыш, тебя зовут...
- Лог, - он почувствовал, как клокочет в горле. Малыш. Человек был
похож на Путешественника, на Петрина. Это не мог быть Петрин, но желание,
чтобы это был именно Петрин, оказалось сильнее разума, и Лог, обретя,
наконец, возможность если не мыслить логически, то хотя бы связно
говорить, спросил:
- Почему?
- Почему? - переспросил Петрин.
- Почему я дышу? Здесь нет воздуха. Почему я вижу? Все кружится, но я
вижу. Почему?
- Разве воздух и туман - одно и то же? Это разные слова, и обозначают
они разные вещи.
- Петрин!
- Меня зовут Ярин... Я буду твоим наставником, Лог, в этой новой для
тебя жизни. Пока ты не станешь самостоятельным. И скажу тебе сразу: ты
жив. Ты был без памяти всего сутки, не так уж долго. Ты на Горе. И это
теперь твой дом. Остатки твоего воздушного корабля в соседней комнате, как
и твои вещи. И ты действительно видишь на много локтей вокруг. Глаза даны
человеку, чтобы видеть мир. Весь и сразу. Здесь и там, далеко. Запомни
это. Лог. Повторяй, пока не привыкнешь, пока это не войдет в тебя, не
станет тобой... Ты жил в тумане и не знал, что туман - не воздух, а
помеха. Но ты был недоволен, ведь так? Ты искал новое. Ты не мог жить как
все. И ты нашел способ узнать. Ты узнал. Не все - только малую толику. Ты
дышишь воздухом. Он вокруг тебя, невидим и неощутим. Воздух открывает тебе
мир, а туман закрывал его. Тумана здесь нет. Лог. Он остался внизу. Ты
поднялся выше тумана. Ты поднялся выше себя. Лог. Подумай об этом. Лог,
прими это как закон. Так есть.
Прежде чем Лог успел произнести слово, за окном раздался басовитый,
рокочущий, угрожающий Голос неба. В этом звуке невозможно было ошибиться.
Голос гневался на Лога, он едва не убил Лога там, в ночном тумане, он
настигнет Лога здесь.
Ярин тоже услышал Голос, но остался совершенно спокоен. Может, он -
бог? Ярин что-то сказал, и Лог даже услышал, но не воспринял, слова не
проходили в сознание, где властвовал Голос.
- Это винтолет, - повторил Ярин.
И Лог успокоился. Его успокоило слово, на котором лежала печать
неживого, придуманного. И пренебрежение, с которым Ярин произнес это
странное слово "винтолет".
- Винтолет, - повторил Лог. - Это... Голос неба...
- А... - Ярин покачал головой. - Да, для тех, кто в тумане, это Голос
неба. Опять туман... Нам приходится летать выше тумана, опускаемся мы
редко, навигация только по приборам, это сложно и опасно. А вы не видите
машину, вот и легенда. У вас много легенд. Больше, чем знаний. Есть и у
нас легенды, притчи. Но совсем иные...
- Что поднимается выше туч?
- Горы.
- Что простирается выше гор?
- Небо.
- Что же за небом, где светят планеты и звезды?
- Мысль и Знание.
Лог почти ничего из сказанного не понял, кроме одного: Голоса неба
нет. Он привстал на постели. Руки и ноги вполне повиновались ему, они
больше не дрожали, и Лог решил встать. Но отказали глаза. Все закружилось,
перевернулось. Лог вцепился в плечо Ярина, но не лег. Сидел, пережидая с
закрытыми глазами приступ тошноты. А Голос все звучал, доносился издалека,
и когда, открыв глаза. Лог увидел все предметы на прежних местах, он
спросил:
- Его... можно увидеть?
- Ты молодец, малыш, - сказал Ярин. - Ты просто молодец, Лог.
Конечно, винтолет можно увидеть и даже потрогать. А потом и полететь на
нем, если захочешь. Скоро взойдет солнце, станет светло, и ты увидишь
город, и винтолеты, и заводы, и людей, которые уже любят тебя... А сейчас,
чтобы ты не мучился ожиданием, я расскажу тебе историю нашей бедной
планеты...
Лог покачал головой. Он не понимал и половины слов. Город. Завод.
Солнце. Планета. Пустые звуки.
"Один шаг, - подумал Лог. - Один шаг и один удар ножом по натянутым
веревкам. И - новый мир. Один шаг - и новый мир". Лог повторял эти слова,
забыв о том, что до этого шага он сделал множество других. Он шел всю
жизнь. Желал необычного, хотел того, что еще мог понять и представить,
потому что человек просто не может хотеть того, чего не представляет. И
получил свое, хотя совсем не то, чего ждал, и теперь должен перешагнуть
через нелепицу, которая является не нелепицей мира, а лишь нелепицей его.
Лога, представлений.
- Винтолет, - еще раз повторил Лог, - город, планета... Все кружится
перед глазами, Ярин...
- Это естественно, - сказал Ярин. - Это пройдет. Закрой глаза. Лог.
Слушай...
И Лог узнал.
Несколько тысяч лет назад это была прекрасная зеленая планета, с
высоким и прозрачным зеленым небом ("Не оранжевым?" - вставил Лог), по
которому плыли белые облака ("Что?" - спросил Лог, но больше не перебивал,
только запоминал непонятное).
Жили на планете люди - племя землепашцев и умельцев, летали птицы, в
лесах водились звери.
А потом пришел туман.
В недрах планеты шли процессы, которые никто из людей в то время не
понимал. И постепенно, очень постепенно воздух, прекрасный, чистый и
прозрачный воздух, начал мутнеть. Почти всюду из-под почвы выделялись газы
и пары, следы подземных реакций. Они были безвредны для людей, но птицы
погибли почти сразу. Туман был везде, и уйти от него можно было, только
поднявшись повыше. Туман был тяжел, он стлался по земле, и люди жили будто
в молочном плену.
Они ушли в горы, не все, только часть. Другая часть осталась на
равнинах, в привычной, хотя и изменившейся, обстановке. Те, что остались,
сеяли и убирали, и жили этим, и этот труд, необходимый, чтобы не умереть
от голода, был их жизнью. Они ничего не видели в тумане, но и не хотели
видеть, потому что забыли, что это такое. Они привыкли. Еще несколько
тысячелетий такой жизни, и у них, вероятно, развилось бы новое чувство,
скажем, инфракрасное зрение или звуколокация. Но времени прошло немного -
чуть меньше тысячи лет. И в долинах жило племя слепцов, создавших себе
удобную веру в то, что так и должно быть, что мир - это селение, что жизнь
- это работа в поле, дом, семья, дети, и больше ничего нет и быть не
должно, потому что таков Закон. Это твое племя. Лог...
А другая часть народа уходила в горы. Туман настигал их, и они
поднимались все выше. Им было худо, потому что в горах мало пищи; они,
однако, не хотели сдаваться - не для того даже, чтобы выжить, а чтобы
ответить на вопрос: "Почему? Почему случилась такая беда?"
Туман поднимался медленно, но неотвратимо. Только четыре горные
вершины оказались выше тумана, когда движение его, наконец, прекратилось.
Только четыре группы людей - небольшая горстка - остались жить, отделенные
друг от друга тысячами километров. Ничего друг о друге не зная. Четыре
острова в океане тумана. Но они отстояли себя. Более того, они сохранили
знания. Они построили в горах поселки, а когда не хватало места, они
взрывали скалы. Лучшими людьми здесь были ученые, инженеры. Чтобы
передвигаться по горным склонам, люди изобрели вездеходы. Чтобы сообщаться
с тремя другими городами, они придумали радиосвязь и воздухоплавание. И
только одного у них всегда недоставало: пищи. Горные поля скудны, и спустя
два-три столетия уже не могли прокормить возросшее население. И перед
нами, точнее, перед нашими предками, возникла проблема проблем.
Вот тогда и пришлось им спуститься в покрытые туманом долины.
"...И небо разгневалось на людей, явился Голос и началась буря,
которая продолжалась много дней и ночей, а когда Голос умолк, люди
покинули свои дома и вышли в поле, чтобы собрать в амбары урожай, и
оказалось, что Голос наказал их, забрав половину скирд на небо. И когда
люди молились. Голос отвечал им: так будет всегда..."
- Забирая у нас часть урожая, вы оставляли взамен орудия, - сказал
Лог, понявший в рассказе Ярина лишь суть, но не детали.
- Да, - кивнул Ярин. - Орудия, которые вы не могли сделать сами, ведь
у вас нет литейного производства.
- Нет чего?
- Мы для вас боги, могучие, бестелесные и громогласные, - вздохнул
Ярин. - Вы для нас братья, которым мы не в силах помочь прежде всего
потому, что вы в нашей помощи не нуждаетесь, вы отвергли бы ее, не поняв.
Вы счастливы, как ни странно. Вы глупо счастливы, ничего не зная ни о
себе, ни о мире. Что нужно человеку для счастья? Скудости воображения и
уверенности в том, что счастье достижимо. Туман незнания скрывает от вас
мир. Туман просочился и в ваши мысли. Отделил мысли одну от другой, отучил
связывать мысли в цепочки рассуждений. Вам достаточно того, что у вас
есть. У вас просто нет воображения. Туман. Проклятый туман...
- Может, это и к лучшему? - пробормотал Лог. Он подумал о матери, о
малышах, о Лене и Лепире, обо всех сразу, как-то одним взглядом охватил
всю свою жизнь и жизнь селения под этим новым для него углом зрения. - Вот
вы, Ярин, не утратили способности стремиться к тому, чего у вас еще нет. И
я хотел... хочу того же. Оранжевого тумана. А теперь, когда я знаю, что
это глупость, я хочу еще большего. Я не могу это описать, мне кажется, что
я сейчас хочу так много, что лопну от нетерпения. И так тоскливо. А они
счастливы. Те, кто остался в тумане. Значит, им лучше, чем вам... нам.
Ярин помолчал, глядя Логу в глаза.
- Ты хотел бы вернуться вниз? - спросил он. - Жить, как живут
другие... Вот видишь. Это прекрасная болезнь разума - желание знать и
уметь. Как и всякая болезнь, она мучительна. Но если ты излечишься, твой
разум угаснет. К счастью, эта болезнь неизлечима. Но вы так редко
болеете...
- Путешественники, - сказал Лог.
- Это лишь легкая форма болезни, - сказал Ярин. - Не сон разума, но
еще и не явь. Это дрема, пробуждение. Неясное ощущение неудобства,
вле