валась. Если все гадание - прикрытие, то не мог  Шульман  предсказать
Саре ее судьбу так же точно, как он делал прогнозы своим липовым клиентам!
     - Случайность...
     - Ну, Песах... - укоризненно сказал Бутлер.
     -  Не  хочешь  же  ты  сказать,  -  рассердился  я,  -  что   Шульман
действительно во всех случаях занимался гаданием и во всех  случаях  гадал
правильно? Ведь я должен сделать такой вывод,  если  ты  утверждаешь,  что
случайность здесь не при чем.
     - О, уже теплее! - воскликнул Роман. - Кстати, ты меня  невнимательно
слушал. Ты помнишь, что сказал Шульман, когда Сара Вайнштейн обратилась  к
нему вторично?
     - Что я, склеротик? Он сказал, что никого не принимает дважды.  Ну  и
что? Хотел избавиться от женщины, только и всего.
     - Видишь ли, Песах, ни один из его клиентов действительно не приходил
к нему дважды - это легко проверить по компьютеру.
     - Ну и что? Конспирация. Он не хотел, чтобы его заподозрили... Ты  же
говоришь, что его клиенты - сплошь уголовники...
     - Не так резко. Подозрительные типы, скажем...
     - Какая разница?
     - Еще один момент из моего рассказа ты упустил в своей реконструкции.
Подскажу, чтобы ты не мучился: Шульман был  в  России  физиком,  занимался
какими-то слабыми взаимодействиями.
     - Помню я это, - пробурчал я. - Мало ли чем он  занимался  в  России?
Мой дед до репатриации был директором оборонного завода  в  Челябинске,  а
здесь до самой смерти починял старые транзисторы. О чем это говорит? Ни  о
чем.
     - Ты просто не хочешь признать, что неправ. Мозаика должна  содержать
все элементы.
     - Он что, твой  Шульман,  использовал  слабые  взаимодействия,  чтобы
просвечивать мозги  клиентов,  и  таким  образом  добывал  информацию  для
предсказаний? Ты же понимаешь сам, что это чушь.
     - И ты это понимаешь, - спокойно сказал Роман.  -  Зачем  нервничать?
Скажи сразу, что сдаешься.
     - Нет! Дай мне подумать. До завтрашнего вечера.
     - Думай, - разрешил Роман и включил лазерный карандаш.


     По-моему, он прекрасно понимал, что утром в воскресенье я  отправлюсь
к Шульману.
     Сначала я, конечно, посмотрел несколько номеров  "Маарива".  Запустив
программу "поиск", я нашел объявление. Оно действительно было таким куцым,
что потенциальный клиент просто обязан был не обратить на  него  внимания.
Потом  я  позвонил  гадателю  и  записался  на   прием.   Шульман   дважды
переспросил, действительно ли я хочу погадать на кофейной гуще, из чего  я
сделал логичный вывод о том, что случайный клиент  для  этого  человека  -
явление нежелательное.
     - Да, - сказал я по-русски, - мечтаю.
     И мы договорились  на  одиннадцать.  Честно  говоря,  я  боялся,  что
Шульман сбежит из дома перед моим приходом.
     Гадатель оказался человеком невзрачным и каким-то напуганным.  Принял
меня Шульман в салоне, просил подождать, пока закипит вода в кофейнике,  а
сам, тем временем, смотрел на меня изучающим  взглядом.  Возможно,  думал,
что бы мне наплести, чтобы было правдоподобнее.
     Я выпил кофе и перевернул чашечку. Кофе показался мне горьковатым и с
какими-то добавками. Чашечка была не фарфоровая, а пластмассовая,  хотя  и
не из обычной небьющейся пластмассы.
     - Вам когда-нибудь гадали на кофейной гуще? - спросил меня Шульман  с
ясно видимым опасением.
     - Конечно, - соврал я, - много раз.
     - Ага, - сказал он  с  сомнением,  -  значит,  основные  фигуры  вам,
наверно, известны?
     - Нет, - опять соврал я.
     Шульман бросил на меня недоверчивый взгляд, а  потом  забрал  у  меня
чашечку и заглянул на дно. Если бы он увидел там живого тигра, реакция  не
могла  бы  быть  более  стремительной.  Шульман  отбросил  чашечку  резким
инстинктивным движением, и "орудие производства", ударившись о край стола,
раскололось на три неравные части. Моя реакция оказалось, надо сказать, не
менее быстрой: я успел подхватить самый большой  осколок  прежде,  чем  он
упал на пол. Это было донышко и на нем - причудливая кофейная клякса.  Мне
никогда не гадали на кофейной гуще, но черного кофе я за свою жизнь  выпил
изрядное количество, и на дно чашек заглядывал неисчислимое множество  раз
- смею вас уверить, что даже самая вязкая жидкость не способна собраться в
столь странную каплю или, точнее, кляксу.
     -  Что  же  меня  ждет?  -   спокойно   спросил   я,   полагая,   что
профессионализм возьмет у Шульмана верх над страхом.
     У гадателя дрожали руки, когда я передавал ему злополучный осколок.
     - Да вы и сами знаете, - пробормотал он. - Завтра - допрос в  полиции
по делу о российской мафии. В ближайшие  дни  работа  над  рассказом...  а
может, главой в книге... в общем,  над  неким  текстом,  в  котором  некий
Шульман будет главным персонажем.
     - Если я -  вот  эта  загогулина,  то  вы,  скорее  всего,  правы,  -
согласился я. - Послушайте, я понимаю, что они вас запугали, но неужели вы
не могли прочитать собственную судьбу и выяснить, что добром это все равно
не кончится? Или ваш метод действует только на других?
     Шульман покачал головой.
     - А, понял, - продолжал я.  -  Вы  настолько  трусливы,  что  боялись
гадать себе лично, чтобы заранее не расстраиваться. Я прав?
     Шульман непроизвольно глотнул, но не произнес ни слова.
     - Может, мы вместе пойдем к моему другу Бутлеру?  -  сказал  я.  -  И
чашку захватим, а также и приборчик, который стоит у вас... где? В  шкафу,
наверно? Впрочем, если я знаю своего друга Бутлера,  он  сейчас  объявится
сам. Он, видите ли, очень нетерпелив.
     В дверь позвонили.


     - Если ты заранее знал результат, - сказал я Роману тем же вечером, -
то зачем натравил на Шульмана меня?
     - Операция по деморализации противника, - улыбнулся Бутлер.  -  После
тебя мы его взяли тепленьким. Видишь ли, его компьютер был  пуст,  он  все
хранил в голове. Я мог арестовать его еще вчера или даже два дня назад, но
такие  люди  от  страха  либо  мгновенно  раскалываются,  либо   врут   до
последнего, путая следствие и  самих  себя.  Я  думал,  что  после  твоего
наскока он врать не станет.
     - Иезуит проклятый, - с чувством сказал я.
     - А ведь этот человек, -  задумчиво  продолжал  Роман,  -  мог  стать
великим физиком. Лауреатом каким-нибудь.
     - Ты думаешь, сейчас он лауреатом уже не станет? - поинтересовался я.
- Наука есть наука. Получили же премии  в  свое  время  творцы  атомной  и
водородной бомб.
     - Не знаю, - сказал Роман. - Я бы не дал... Что меня в  этой  истории
потрясло, Песах, так это  наша  израильская  ментальность.  Приезжает  оле
хадаш, физик. Хороший физик. Возможная гордость науки. И даже  шапировской
стипендии получить не может,  потому,  видишь  ли,  что  никого  из  наших
научных боссов теория фронтальных мировых линий  не  волнует.  Не  волнует
настолько, что, когда Шульман выступил на семинаре в Технионе и  рассказал
о возможности полного  прогнозирования  личности,  ему  даже  вопросов  не
задали. Вежливо похлопали - и все. Представь его моральное состояние. А на
другой день... или через  неделю  -  неважно...  приходит  к  нему  некто,
напоминает  о  екатеринбургских  дружках  и  предлагает  неплохие  деньги,
побольше пресловутой стипендии, за то, чтобы  Шульман  открыл  свое  дело,
занялся гаданием... в том числе для людей, бизнес которых,  мягко  говоря,
далек от поисков справедливости на Земле.
     - Я бы пошел в полицию, - сказал я.
     - Не уверен. Если бы  тебе  предложили  выбирать  между  кошельком  и
жизнью... А Шульман, действительно, храбростью не отличается.
     - Но ты хоть понял, что он там открыл, этот Шульман? - спросил я.
     - Наши эксперты сейчас  разбираются,  а  Шульман  их  по  возможности
путает. Не потому, что действительно того хочет - просто вещи, которые ему
лично понятны, он не может внятно объяснить. Есть, знаешь, такая категория
ученых... Пока ясно одно: Шульман обнаружил (еще будучи в России, кстати),
что Вселенная пронизана  бесконечным  количеством  силовых  линий  слабого
взаимодействия. Но линии эти протянуты не только от точки к точке, но и во
времени - из прошлого в будущее. И, по идее, любое будущее  можно  сделать
видимым - если научиться эти силовые линии различать и  если  расшифровать
их очертания. В грубом сравнении  это  все  равно,  что  сделать  видимыми
силовые линии магнитного поля. Помнишь  школьный  опыт?  Кладешь  железные
опилки на лист бумаги, подносишь магнит и опилки мгновенно выстраиваются в
причудливые фигуры...
     - И для того, чтобы сделать видимыми мировые линии, понадобился кофе?
- недоверчиво сказал я.
     - Не сам кофе, а добавки. Плюс особый  вид  пластмассы,  из  которого
сделаны чашки. Плюс усилитель, который, как  ты  сам  догадался,  стоял  у
Шульмана в шкафу...
     - И непременно нужно, чтобы чашку переворачивал тот, чью судьбу нужно
предсказать, - сказал я.
     - Разумеется, ведь это твоя мировая линия должна  проявиться  на  дне
чашечки!
     - Но ведь кляксы на дне еще ровно ни о чем не говорят!  -  воскликнул
я. - Это как древнеегипетские тексты, их еще нужно расшифровать!
     - А чем, по-твоему, Шульман занимался  полжизни?  Принцип  он  открыл
давно, и первые опыты проделал, будучи еще  доцентом  в  Екатеринбурге.  А
потом... ну, не борец он, ты  же  видел.  Какие-то  местные  рэкетиры  его
вычислили быстрее, чем коллеги-физики. И  он  вынужден  был  предсказывать
успех или провал ограблений.
     - Ты хочешь сказать, что он сбежал в Израиль, спасаясь от  российских
преступников?
     - Он-то? Чушь. Ты читал, как президент Малышев взялся в свое время за
российскую преступность? Шефы Шульмана решили вывести его из-под  удара  и
репатриировали в Израиль. А здесь к нему пришли.  Мафия,  как  ты  знаешь,
международна, как ни банально это звучит.
     - Тогда вот тебе другая банальность, - сказал я. -  Научные  открытия
не должны делать люди, слабые духом. Иначе их используют вовсе не на благо
человечества.
     - Ах, - взмахнул руками Роман, - какие слова! Можно подумать, Сахаров
был слаб духом. Или Оппенгеймер.
     - Значит, - сказал я, не желая продолжать  исторические  аналогии,  -
бывшие гадатели на кофейной гуще,  действительно,  разбирались  в  мировых
линиях?
     - Нет, конечно. Без шульмановских добавок кофе почти не дает  эффекта
предсказания.  Кое-что  накопили,  конечно,  за   сотни   лет   -   сугубо
эмпирически. Моя бабка, например... Я тебе не рассказывал?
     И комиссар Роман Бутлер  поведал  мне  историю  о  своей  бабушке  по
материнской линии, предсказавшей на  кофейной  гуще,  что  внук  ее  будет
большим человеком в Израиле. К теме русской мафии эта история отношения не
имеет, и пересказывать ее я не стану.
     - Кстати, почему мафия русская? - спросил  я,  когда  весь  кофе  был
выпит, а чашки вымыты - переворачивать  их  мы  не  собирались.  -  Почему
русская, а не российская? Ты разве не понимаешь, что имидж русской алии от
этого...
     - Ах, оставь, - поморщился Роман.  -  Нет  на  иврите  разницы  между
словами "русский" и "российский". Можно подумать, что ты этого не  знаешь.
Полагаю, что имидж зависит не от игры слов.
     Возможно. И все-таки, я бы предпочел, чтобы в ивритских газетах  дело
Шульмана называлось как-то иначе. За евреев обидно, не за державу.





                                П.АМНУЭЛЬ

                                 ВЫБОРЫ




     - Помнишь, ты говорил мне о том, что  какого-то  бизнесмена  убили  с
помощью компьютерного дискета? - спросил  я  у  своего  соседа,  комиссара
тель-авивской криминальной полиции Романа Бутлера.
     - Что? - рассеянно переспросил Роман, глядя на  меня  как  на  пустое
место, или, если быть  точным,  как  на  министра  иностранных  дел  Игаля
Фишмана. Я повторил вопрос.
     - А! - сказал Роман. - Видишь ли, я, конечно, выразился фигурально...
Убили не дискетой, а программой,  которая  была  на  дискете  записана.  И
ничего тут интересного нет, мы быстро разобрались. Ты же помнишь, как пять
лет назад прошла эпидемия компьютерного гриппа?
     - Помню, - сказал я, передернувшись. Еще  бы  не  помнить!  Пять  лет
назад на рынке появились компьютеры типа ВР первого  поколения,  и  каждый
пользователь, вроде меня, получил  возможность  забираться  в  виртуальную
реальность  компьютерных  программ.  Тогда  же  появились  и  новые   типы
компьютерных вирусов. Нет, принципиально ничего  не  изменилось  -  вирусы
портили компьютерные программы, как и тридцать лет назад. Но ведь теперь в
каждой программе проживал с десяток пользователей, для  которых  в  данный
момент  эта  программа  ничем  не  отличалась   от   самой   взаправдашней
реальности! Подхватив  компьютерный  вирус,  можно  было  заболеть  вполне
реальной болезнью, которая от обычного, скажем, гриппа отличалась тем, что
имела полный  набор  симптомов  и  ни  малейших  следов  известных  врачам
вирусов. И если раньше врачи говорили, что лечат не симптомы,  а  болезни,
то теперь приходилось лечить именно симптомы, поскольку никакой физической
болезни, естественно, быть не могло.
     Но, черт возьми, можно ведь умереть и из-за симптомов! Я сам года три
назад едва не отдал концы, подцепив в программе "История Полинезии  в  XIX
веке" все симптомы гонконгского гриппа. Насколько я понял  моего  приятеля
Романа Бутлера, убийство, о котором  он  мне  так  и  не  рассказал,  было
осуществлено именно таким способом - некий пользователь умер от  симптомов
бубонной чумы, будучи абсолютно здоровым человеком!
     - Компьютер, - сказал я, - благо цивилизации, но  вымрем  мы,  скорее
всего, именно из-за компьютеров.
     - Здравая мысль, - одобрил Роман. - Надеюсь только, что, если арабы с
нами не справились, то и компьютерам не удастся. Разве что...
     Он замолчал и надолго задумался. Минут десять спустя, вылив из  чашки
Романа  остывший  кофе  и  налив  горячий,  я  рискнул  прервать  раздумья
комиссара.
     - Что? - переспросил он. - Нет, Песах, я вполне здоров. Ты же знаешь,
я предпочитаю не входить в виртуальную реальность, с меня хватит  обычного
дисплея. Я вот думаю, стоит ли втягивать  тебя  в  одно  дело...  С  одной
стороны, ты не программист... С другой стороны,  ты  историк,  и  сможешь,
возможно, поймать ошибку, если это была ошибка, а не преступление...
     - Что, - сказал я, - речь идет о преступлении?
     - Скорее всего, - вздохнул Роман. - Ну, хорошо, дело вот в чем.


     Чтобы  читателю  было  все  ясно,  скажу  сразу,  что  разговор   наш
происходил 17 мая 2020 года, то есть в самый разгар предвыборной кампании.
За места в  кнессете,  как  вы,  конечно,  знаете,  боролись  три  больших
партийных блока - Авода, Ликуд и Тиква, -  а  также  восемнадцать  партий,
среди которых были пять религиозных, и в их числе  даже  "Натурей  карта",
решившая войти в кнессет  несуществующего  для  этой  братии  государства,
чтобы уничтожить изнутри порождение гойского духа.
     В лидерах у Аводы был тогдашний премьер Хаим Визель,  а  у  Ликуда  -
будущий премьер Натан Бродецки. Блок Тиква  возглавлял  Реувен  Харази,  и
только из-за этого правые заполучили в  свое  время  двести  тысяч  лишних
голосов. Лидеров остальных партий и групп я перечислять не буду - те,  кто
политикой интересуется, могут назвать этих людей без моей помощи,  а  тех,
кто политикой не интересуется, мой список лишь утомит,  и  они  не  станут
читать дальше.


     Итак, дело заключалось в следующем. Утром 14 мая в полицию Тель-Авива
обратился пресс-секретарь Центральной избирательной комиссии  Рон  Кармон.
Срывающимся  от  волнения  голосом  он  объявил,  что  над   избирательной
кампанией нависла угроза срыва, поскольку некие злоумышленники  вывели  из
строя главный компьютер, ведавший предвыборной стратегией в рамках страны.
     Я полагаю,  что  любой  знающий  программист,  прочитав  эти  строки,
улыбнулся или даже залился здоровым смехом. Но нужно  учесть,  что  Кармон
был прекрасным юристом и неплохим политиком, но в компьютерах  понимал  не
больше... ну, скажем, чтобы никого не оскорбить, не больше,  чем  господин
Раджаби, президент государства Палестина.
     - Вы хотите сказать, что террористы взорвали главный блок? -  спросил
дежурный офицер.
     - Да вы что! - возмутился Кармон. - Компьютер цел, но...
     Короче говоря, объяснить ситуацию толком он не  смог,  а  на  просьбу
позвать кого-нибудь из программистов Центра отвечал, что  все  они  внутри
компьютера. Ввиду полной неясности  ситуации  Роман  Бутлер  отправился  в
Центр  лично  -  по-моему,  просто  для   того,   чтобы   поглядеть,   как
координируется избирательная кампания.
     К концу дня он смог уяснить только то, что программистам удалось-таки
выявить новый вирус и даже создать - за несколько часов! - противовирусную
программу.  Трое  системных  программистов,   работавших   в   виртуальной
реальности, были госпитализированы  в  "Ихилове"  с  симптомами  сибирской
язвы,  состояние  одного  из  них   критическое.   Опасность   дальнейшего
распространения вируса  была  ликвидирована,  как  и  опасность  заражения
пользователей, но программу исправить  не  удавалось  -  вся  предвыборная
кампания действительно оказалась перед угрозой срыва.
     - Мы сейчас работаем в двух направлениях,  -  завершил  свой  рассказ
Роман. - Мои сыщики ищут террориста, ибо иначе чем компьютерный террор,  я
этот  случай  квалифицировать  не  могу.  А  мои  программисты  вместе  со
знатоками из Хайтека пытаются наставить  компьютер  на  путь  истинный.  И
похоже, что им это не удастся без помощи историка. Это  мне  моя  интуиция
подсказывает, а ты, Песах, знаешь, что она никогда не ошибается.
     - Безусловно, - поспешил согласиться я. - И если тебя  устроит  такой
историк, как я...
     - Меня устроит, - протянул Бутлер. - Если ты не  будешь  вмешиваться.
Нужно только разобраться в ситуации и дать рекомендации.
     - Хоть сейчас, - сказал я.
     - Через десять минут, - возразил Роман. - Я допью кофе.


     В виртуальную реальность со мной пошел Гиль Цейтлин, лучший системный
программист Хайтека. По-моему, он получил четкие указания от Бутлера  -  в
случае моего вмешательства в события применять любые приемы нейтрализации,
как компьютерные, так и чисто физические.
     В   виртуальной   реальности   Центральная   избирательная   комиссия
размещалась в женевском Дворце Наций. Странная фантазия  -  интерьер  там,
конечно, замечательный, но неужели в Израиле не нашлось лучше? Мы вошли  с
Цейтлиным в большой зал, где за круглым столом сидели  двадцать  мужчин  и
одна женщина. Женщину я узнал  сразу  -  это  была  Офра  Даян,  правнучка
известного генерала, лидер женской партии "Цаира". Приглядевшись, узнал  и
мужчин - стереоизображения каждого из  них  я  много  раз  видел  либо  на
страницах газет, либо в телевизионных политических шоу.
     - Рады приветствовать тебя, Песах, - сказал Хаим Визель, показывая на
пустое кресло рядом с собой.
     - Ты меня знаешь? - пробормотал я, смущенный  столь  высокой  честью.
Почувствовал  толчок  в  бок  и  понял,  что  Цейтлин  призывает  меня  не
отвлекаться.
     Кресло оказалось не очень мягким, а взгляды, устремленные на меня,  -
изучающими.
     - Послушай, Песах, - обратился ко  мне  Натан  Бродецки,  сидевший  у
противоположной стороны стола, - что ты думаешь о народе, который в  своей
предвыборной программе провозглашает  передачу  палестинским  арабам  всех
территорий, которыми они владели в 1948 году? Тебе  не  кажется,  что  это
самоубийство? Я за такой народ голосовать не буду.
     - Тебя и  не  заставляют,  -  буркнул  Реувен  Харази,  лидер  Тиквы,
сидевший между двумя господами в черных шляпах -  равом  Шаем  из  "Дегель
а-Тора" и равом Леви из "Ягудат а-Тора". - У нас, к сожалению, демократия.
Но выслушать предвыборную программу каждого народа ты все-таки обязан.
     - Противно, видит Бог, - сказал Бродецки.
     - Не упоминай Его имени всуе! - возмутился