ть сам. Единственное, что могу сказать - незабываемое ощущение.
     Между  прочим,  подземные  евреи  в  системе  Барнард  342  -   самые
жестоковыйные евреи во Вселенной, можете мне поверить. Я прожил среди  них
около месяца своего личного времени (час по времени института), и мне  так
и не удалось убедить их в том, что во Вселенной  есть  еще  что-то,  кроме
песка, гранита, мрамора, известняка, молибдена, александрита и еще  тысячи
пород. В конце концов, на меня стали коситься, когда я заявил, что  Творец
способен сотворить не одни камни, но еще и  пустоту  впридачу.  По  мнению
местных евреев, Творец не мог сотворить пустоту,  поскольку  был  пустотой
сам. "Что значит - не мог?" - возмутился я, и  наша  дискуссия  перешла  к
обсуждению, аналогичному поискам истины в проблеме: "мог ли Творец создать
камень, который он сам не  смог  бы  поднять?"  Подобные  дискуссии  перед
дарованием заповедей были ни к чему.
     Мы   шли   и   шли   в   пустыне,   если   можно   назвать   пустыней
гранитно-мраморные наслоения, перемежаемые известняковыми  плитами.  Народ
устал,  народ  потерял  цель,  народ  возроптал,  а  ведь  я  его  еще   и
провоцировал сам  нелепыми  рассуждениями  о  пустоте.  И  народ  собрался
свергнуть своего лидера, чтобы предаться поклонению Золотому  тельцу  (мы,
действительно, приближались к мощной залежи золотоносной руды).
     Я оставил своих евреев отдыхать в русле подземной  песчаной  реки,  а
сам полез на мраморную гору, если можно назвать  горой  перепад  плотности
между мрамором и гранитом.
     Вы обратили внимание - я до сих пор ни слова не  сказал  о  том,  как
выглядят евреи, живущие под землей в системе Барнард  342?  Так  вот,  они
никак не выглядят. Камень в камне -  нужен  специалист-геолог,  чтобы  это
описать. А я историк, как вам известно. Поэтому ограничусь описанием того,
что сохранила моя память.
     Я поднимался, чтобы получить для своего народа заповеди, но  на  этот
раз был вовсе не уверен в результате. Рассчитывать на доктора  Фраймана  я
не мог - мы решили сделать эксперимент  "чистым"  и  надеяться  только  на
Творца. А если Творца нет, то заповедей я не получу, и придется испытателю
Шехтелю спасать меня от гнева толпы.
     На случай, если Творец, как обычно, проявит себя,  раскалив  докрасна
мрамор или гранит, я должен был набраться  смелости  и  прямо  спросить  у
него, кто создал весь этот сонм  миров  с  бесчисленным  числом  избранных
народов, каждый из которых называл  себя  "евреями".  Возможно,  Он  и  не
ответит, но научный подход к проблеме требовал хотя бы попытаться.
     Прошу заметить еще одно обстоятельство:  поскольку  дело  происходило
под землей, то ни о какой смене дня и ночи не могло быть и речи. Евреи  на
Барнарде 342 не знали, что такое Солнце, не имели  представления  о  смене
времен года, и это, кстати, не говорит об их умственной ущербности. Мы  же
не считаем себя  неполноценными  только  по  той  причине,  что  не  можем
определить на ощупь, сколько электронных оболочек в  атомах,  составляющих
кристаллическую решетку алмаза. Как говорится, каждому еврею - свое.
     Так вот, я поднялся на вершину (точнее - на место, где спад  давления
прекратился) в тот  момент,  когда  надо  мной  воссияло  Солнце.  Это  не
образное сравнение, по-моему, так оно и было: сверху возник огненный  шар,
и я почувствовал, что мои каменные бока вот-вот начнут плавиться и стекать
по склону. "Началось", - подумал я и  приготовился  получить  заповеди  из
первых рук.
     Звук хорошо  распространяется  в  камне,  и  потому  голос  прозвучал
подобно удару грома:
     - Вот заповеди мои  для  народа,  избранного  мной!  Вот  слова  мои,
обращенные к народу моему! Я Господь Бог ваш, и нет других богов, я один!
     Пока звучали слова введения, я внимательно всматривался в раскаленный
шар, сиявший надо мной. Во-первых, я обнаружил,  что  голос  раздается  со
всех сторон сразу. Во-вторых,  как  ни  странно,  голос  не  сопровождался
никакими колебаниями в каменной породе и,  следовательно,  звучал,  скорее
всего, во мне самом. Естественно: Творец говорил со мной лично,  и  евреи,
ждавшие меня внизу, не должны были слышать наших секретов.
     - Кто ты? - подумал я с такой силой, что мои каменные мозги  едва  не
выдавились из моего каменного черепа. - Если ты действительно Бог,  докажи
это. Если нет, скажи, из какой ты звездной системы!
     Мне показалось, что голос на мгновение запнулся, но  затем  продолжил
грохотать с еще больше яростью:
     - Сказано: я Господь Бог  ваш,  о  жестоковыйные!  Не  веря  в  меня,
насылаете вы напасти на себя и своих потомков. Я, только я...
     Ну, и так далее. Только он, естественно.  Так  я  и  поверил.  Больше
всего мне захотелось сейчас, чтобы Шехтель вытащил меня из этого каменного
мешка,  а  директор  Рувинский  удосужился  выслушать   идею,   неожиданно
возникшую в моем сознании. Голос грохотал,  а  когда,  наконец,  смолк,  я
обнаружил, что опираюсь на каменную скрижаль, значительно  более  плотную,
чем гранит. Солнце погасло, жар исчез, Бог отправился  в  другую  звездную
систему дарить заповеди другим евреям.
     Я с трудом протащил скрижаль сквозь базальтовые наслоения и  предстал
перед своим народом усталый, но довольный содеянным.
     - Вот! - провозгласил я. - Вот заповеди, которые вы должны соблюдать!
     О  соблюдении,  впрочем,  пока  речь  не  шла.  Сначала  нужно   было
прочитать. Этим народ и занялся.
     А я  вернулся  в  Институт,  потому  что  Шехтель  включил,  наконец,
спасательную систему.

                            (окончание следует)





                                П.АМНУЭЛЬ

                        РИМ В ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЧАСОВ




     Записка, приложенная к пакету:

     "Штейнберговский Институт альтернативной истории, исх. 45/54.
     23 марта 2023 г.
     П.Амнуэлю, историку.
     Песах, посылаю пневмопочтой три компакт-диска с системными  записями.
Полагаю, что содержимое дисков  тебя  заинтересует.  Используй  компьютеры
модели IBM-1986А. Происхождение информации объясню  позднее.  М.Рувинский,
директор."


                           ДИСК ПЕРВЫЙ. РОМАНЦЫ

     От Фьюмичино начинались уже городские пригороды - Рим сильно разросся
за последние годы, - и Зеев Барак  просигналил  остановиться.  Обе  машины
съехали на обочину, не доезжая километра  до  последнего  на  этой  дороге
патрульного поста италийцев. Зеев заглушил двигатель и  вышел  из  машины.
Аркан остался сидеть за рулем, ладони лежали на баранке, глаза смотрели на
Зеева, но видели не настоящее, а будущее. Минут этак на пятнадцать вперед,
когда начнется.
     "Такой молодой, а уже нервный", - подумал Зеев.  Он  помахал  ладонью
перед лицом Аркана, и тот, придя, наконец, в себя, опустил боковое стекло.
     - Лечиться надо, - добродушно сказал Зеев. - Если ты будешь  с  таким
же видом смотреть на полицейского...
     - На полицейского я вовсе смотреть не буду, - тихо  сказал  Аркан.  -
Зачем мне на него смотреть? Выйду, руки за голову...
     - Ты, главное, выйди где и когда надо, - жестко сказал Зеев, полагая,
что напряжение он снял и теперь можно говорить серьезно.  -  Улица  Нерона
угол Юпитера, здание  министерства  внутренних  дел.  Паркуешь  машину  на
третьей стоянке слева, перед  выходом  отпускаешь  сцепление  и  включаешь
радио. Идешь в сторону...
     - ...Улицы Мальфитано, знаю, -  прервал  Аркан  и,  наконец,  оторвав
взгляд от какой-то, ему одному видимой точки, посмотрел  на  Зеева.  -  На
память не жалуюсь. Повторить маршрут отхода?
     - Не надо, - помолчав, сказал Зеев. - Бэ зрат а-шем, вперед.
     За руль он садился с неприятным ощущением, что день этот  радости  не
принесет. Не нравилось  ему  выражение  лица  Аркана.  Нельзя  так.  После
возвращения нужно будет показать мальчика  психологу.  В  Перудже  хороший
психолог, Бен-Хаим, из третьего поколения римских евреев.
     Дальше Аркан ехал первым - ровно ехал, хорошо. У поста  притормозили,
полицейские-италийцы смотрели на Зеева презрительно-недоверчиво, проверяли
машину  придирчиво,  разрешение  на  въезд  в  Рим  чуть  ли  не  в   лупу
разглядывали.
     - Проезжайте, - сказал капрал, и они  проехали.  Через  два  квартала
настало время расстаться - за светофором Зеев свернул налево и в зеркальце
увидел, что Аркан повернул вправо и выехал на бульвар короля Виктора.
     Эти италийские названия... Когда город был романским,  бульвар  носил
имя Рамбама,  и  в  этом  заключался  высокий  смысл.  А  кто  такой  этот
италийский Виктор? Он и королем-то был всего три с  половиной  года,  пока
его не убил собственный сын. И эта нация претендует на Вечный город!
     Мысли о Викторе, достойном разве что двух строк  в  учебнике  гойской
истории, отвлекли Зеева, но не помешали подъехать  к  зданию  Центрального
военного универмага в точно обозначенное время. В десять утра народу здесь
было много, люди входили и выходили, романцев среди них,  естественно,  не
наблюдалось. Зеев отпустил сцепление, включил  радио  -  первая  программа
италийцев передавала классическую музыку, то  ли  Верди,  то  ли  Пуччини.
Музыка изгнанников, особенно Верди - он, как слышал Зеев, все  свои  оперы
писал в Париже с мыслями о возвращении италийцев в Рим.
     Выйдя из машины, Зеев быстрым шагом пошел в сторону Храма  Юпитера  -
там облавы начнутся в последнюю очередь. Миновав площадь  Независимости  с
нелепым фонтаном, в центре которого стояла  статуя  Нептуна,  извергавшего
воду из огромного кувшина, Зеев углубился в квартал Весталок.
     Внешне Зеев не очень отличался от среднего италийца, кипу,  уезжая  в
Рим, оставил дома. Улица в этот час была пустынна: весталки отдыхали после
утомительных, надо полагать, ночных оргий. Часы на одной из башен  Старого
города начали бить десять, и Зеев обратился в слух.
     С последним ударом раздались два глухих взрыва - справа и сзади.  Что
ж, Аркан не подкачал. Молодец малыш, нервы нервами, а  все  сделал  точно.
Теперь бы еще посмотреть на результат, но придется  терпеть  до  вечера  -
покажут в программе новостей. Диктор  скажет  мрачным  голосом:  "И  вновь
еврейские фундаменталисты, называющие себя романцами, взорвали  начиненные
взрывчаткой автомобили на людных местах столицы. И вновь  пролилась  кровь
невинных..."
     Невинных - вот, что они говорят каждый раз. Нет  невинных  италийцев.
Невинный италиец - мертвый италиец. Зеев вышел к парку принца Домициана и,
углубившись в пустынные аллеи, сел на скамью. Посмотрел  на  часы.  Минуты
через две должен подойти  Аркан  -  конечно,  довольный  и  уже  не  такой
напряженный, как час назад.
     Лучше всего  успокаивает  нервы  удачно  проведенная  акция.  Солнце,
голубое небо, ни облачка, хорошо. Мысли короткие, как  дротики  италийцев.
Где-то завывают сирены: пожарные, скорая помощь, полиция. Кажется,  слышны
и крики. Нет, слишком далеко - игра воображения. Где же Аркан?


     - Ты уверен, что это было его  личное  решение?  -  спросил  Зеев.  -
Может, он просто не успел?
     - Не успел! - Марк пожал плечами. - Ты смотрел  италийский  "Взгляд"?
Этот придурок выполнил все операции и остался в машине.  Семь  минут!  Что
можно не успеть за семь минут?
     - Но зачем? - пораженно сказал Зеев.
     На  экране  опять  появились  кадры   с   мест   утренних   терактов.
Полуразрушенное  здание  универмага  -  его,  Зеева,  работа,  много  тел,
десятки, большинство - военные, хорошо. А вот  министерство  -  обрушилась
стена со стороны стоянки, кругом остовы  сгоревших  машин.  Пострадал  сам
министр Гай Туллий, ранен в голову, довольно серьезно, но, к  счастью,  не
смертельно. К счастью? Для министра, может, и к счастью.  Вот  и  "субару"
Аркана - центр взрыва. Обгоревший труп в салоне, страшно смотреть, так нет
- еще раз специально показывают: вот, мол, глядите, дорогие  италийцы,  до
чего  уже  дошли  эти  еврейские  фанатики...  а  куда  смотрела  дорожная
полиция... как в городе оказались автомобили со взрывчаткой... когда можно
будет спокойно жить в собственной столице...
     Марк выключил телевизор.
     - И что я скажу его матери? -  спросил  Зеев.  -  Что  ее  сын  решил
погибнуть как герой? Стать символом Сопротивления?
     - Ребятам можно сказать и так, -  покачал  головой  Марк.  -  Хотя...
символом его делать нельзя. Примером для подражания  -  тем  более.  Жизнь
одного еврея дороже сотни гойских, поступок Аркана принесет больше  вреда,
чем пользы... А матери скажи правду.
     Зеев вопросительно посмотрел на Марка.
     - Ты не знал? - удивился Марк.  -  Ты  вообще  чем-то  интересуешься,
кроме всей этой пиротехники? Или ты никогда не видел Малку?
     Вот оно что! Зеев,  конечно,  догадывался,  но,  честно  говоря,  эти
проблемы его совершенно не волновали. В жизни нужно делать  одно  дело,  и
Зеев его делал. Он был, конечно, женат, как всякий  религиозный  еврей,  и
рожал детей, поскольку на то была Его воля,  но  знал  ли  он,  что  такое
любовь? И слава Творцу, что не знал. Хая была хорошей женой  и  матерью  -
все, точка.
     - Малка поощряла его? - спросил Зеев с горечью.
     - Ну, ты, действительно, слепец, - изумился Марк. - Поощряла! Она его
к себе на метр не  подпускала.  Некоторые  думали,  что  он  просто  хочет
воспользоваться случаем - муж в Америке,  все  такое...  Нет,  я-то  знал:
Аркан ее любил. Был влюблен по уши. Готов был жизнь отдать...
     - Вот и отдал, - сказал Зеев. - Дурак.
     Марк посмотрел на Зеева странным взглядом  -  слишком  много  в  этом
взгляде смешалось разнородных эмоций, Зеев  не  сумел  разобраться,  какая
была главной. Неважно.
     - Пойду  к  Далии,  -  сказал  он.  -  Сейчас,  ясное  дело,  объявят
комендантский час, могу не успеть... Надеюсь, следующая акция состоится  в
срок.
     - Завтра обсудим, - уклончиво отозвался Марк. - Не мы  с  тобой  ведь
решаем...


     Далия Шаллон, мать Аркана, была историком. Молодая еще  женщина,  лет
сорока пяти, не красавица, но очень мила, как любил говорить ее  муж  Шай,
благословенна его память.  Она  тоже  смотрела  телевизор,  ждала  сына  с
работы, Аркан, как всегда, опаздывал, Далия к  этому  привыкла  и  еще  не
начала волноваться.
     Зеев не стал проходить в салон, остановился у  двери.  Дверь  оставил
открытой, и в спину дуло.
     - Да проходи ты, - пригласила Далия. - Я женщина  нерелигиозная,  мне
можно.
     - А мне - нет, - сказал Зеев и решил покончить с заданием сразу. - Ты
смотрела "Взгляд"?
     - Италийский? Смотрела. Работа "Каха"?
     - Нет, это мы, "Бней-Иегуда". Я и Аркан.
     Далии понадобились три секунды, чтобы  осмыслить  сообщение.  Она,  в
отличие от самого Зеева, поняла его целиком, со всеми нюансами и  скрытыми
от Зеева смыслами. Он подумал даже, что она ожидала от своего сына чего-то
такого. Далия опустилась в кресло, закрыла глаза, лицо стало белее  стены,
но, когда Зеев сделал шаг вперед, она предостерегающе подняла руку,  и  он
остался у двери.
     Он не знал, сколько прошло времени  -  может  быть,  час.  Далия,  не
открывая глаз, сказала:
     - Уходи. Ты не виноват, я знаю, но уходи. Я хочу побыть одна.
     - Я скажу Хае, чтобы...
     - Скажи Хае, что я не хочу никого видеть, пусть  она  позаботится  об
этом.
     Потоптавшись на месте, Зеев повернулся, чтобы уйти, и  Далия  сказала
ему в спину:
     - Никогда нельзя смешивать личные беды с бедами народа.  Никогда.  Он
был неправ.
     Она говорила о своем сыне, будто читала главу в  учебнике  истории  -
том самом, что написала несколько лет назад для еврейских средних школ.
     Зеев вышел и закрыл дверь.


     Утренние италийские газеты были  заполнены  огромными  заголовками  и
фотографиями, бьющими на жалость. Зеев из дома не выходил, потому  что  по
улицам Перуджи расхаживали военные патрули, смотрел телевизор, где  первые
полосы газет демонстрировались крупным планом. Позвонил Арону Московицу  и
спросил, что происходит с романским телевидением и газетами.
     - Что всегда, - отозвался Арон, и  Зеев  так  и  увидел,  как  старик
усмехается  в  бороду.  -  Закрыто.  В  наш  век  информации  это   просто
бессмысленно. Кстати, комендантский час кончается в полдень, и на два часа
назначено заседание. Изволь явиться.
     - Сколько их  там  было?  -  спросил  Зеев.  -  Я  так  и  не  слышал
окончательного числа.
     - По последним данным - сорок восемь. Подробности - когда встретимся.
     - Аркана жалко, - сказал Зеев.
     - Не  опаздывай,  -  отозвался  Арон,  не  отреагировав  на  реплику.
Конечно, для него Аркан - богоотступник,  религия  не  прощает  самоубийц,
жизнь  еврея  принадлежит  Ему,  и  никто  не   может   распоряжаться   ею
самостоятельно. Это так. Но все равно жалко.


     Подвели итоги. Заседали в малом зале синагоги, где не было книг и где
обычно собирались раввины и муниципальные власти, чтобы  обсудить  местные
проблемы, которых всегда было достаточно, а после оккупации  стало  просто
невпроворот. Перуджийский совет Общины Бней-Иегуды насчитывал  одиннадцать
человек - достаточно для миньяна  и  для  принятия  любого  ответственного
решения.
     Зеев был краток -  только  главные  детали  и  основные  выводы.  Рав
Штейнгольц, руководитель Общины, кивал  головой,  а  когда  Зеев  закончил
доклад,  пустился  в  свои  обычные  рассуждения  о   причинах   и   целях
Сопротивления. Рава  слушали  внимательно,  хотя  он,  по  большей  части,
повторял известные истины - но среди этих истин, как цветы  среди  камней,
попадались замечательные мысли, которые никому, кроме рава,  в  голову  не
приходили. И не могли придти - рав был мудр, а  остальные  просто  служили
Создателю.
     - Сейчас, в пять тысяч семьсот пятьдесят пятом году, - рассуждал рав,
- просто нелепо сохранять такое количество богов,  что  свидетельствует  о
косности италийского мышления. Подумать только - президент у них  посещает
храм Юпитера Капитолийского, а министр иностранных  дел  просит  помощи  у
Марса, когда направляет карательные отряды в Перуджу и Неаполь! Бог  един,
и это признал уже весь цивилизованный мир.  Даже  безбожники  в  Штатах  и
России вынуждены были  согласиться,  что  Мир  не  мог  быть  создан  этим
олимпийским сборищем развратников. Уже хотя бы поэтому приход италийцев на
эту землю противен всему развитию цивилизации.
     "Что ты знаешь о развитии цивилизации? - подумал Зеев. - У тебя  даже
телевизора нет. Компьютера - подавно. Твой  Хаим  приходит  к  моему  Гилю
играть в компьютерные игры, они вместе убивают на экране италийцев, и  это
учит их патриотизму больше, чем твои субботние речи."
     - Недавно мне пришлось услышать в этих  стенах  большую  глупость,  -
продолжал рав. - Один романский еврей, я не хочу называть  имени,  спросил
меня в личной беседе: а что бы случилось с нами, евреями,  если  бы  почти
две тысячи лет назад Титу удалось взять Иерусалим и  разрушить  Храм,  как
того хотел его отец, император Веспасиан? И мне  пришлось  объяснять,  что
история не знает сослагательного наклонения, что было - то было,  и  евреи
просто обязаны были победить, потому что опыт прежних сражений с греками и
римлянами не мог  не  принести  свои  плоды.  И  гений  Маккаби  Бен-Дора,
описанный Иосифом Бен-Маттафием...
     "Конечно, - думал Зеев, - Иосифу было проще - он  шел  с  наступающей
армией, и когда Бен-Дор вошел в Рим и лично убил  Веспасиана,  как  прежде
убил и Тита, и когда он разрушил храм Юпитера, историку было легко все это
описывать. А сейчас, когда все перепуталось, и  мы,  евреи,  прожившие  на
этой земле  два  тысячелетия,  сделавшие  из  этой  земли  рай,  вынуждены
собираться здесь, скрываться... и опять брать в руки оружие... и  погибать
за то, что уже было нашим... и должно им быть..."
     - И только антисемитизм Сталина, - воскликнул рав, - дал  возможность
новоиспеченной Организации Объединенных Наций  создать  здесь,  на  землях
романских евреев, это нелепое