сказал Борзов. - Мы были в одной  цепи,  вы,  я,  все
ребята. И никто ничего такого не ощутил. Контакт с этим облачным существом
и с... гм... полем... был надежным, кое-что мы поняли,  но  в  основном  -
ничего, и анализ покажет...
     Дмитрий отвернулся. "Он никогда так не говорил с  шефом,  -  подумала
Алена. - Разве можно говорить  таким  тоном  с  Борзовым,  который  всегда
прав?".
     Дмитрий протянул руку к аппарату, и Борзов  рассыпался  снопом  искр,
как порождение ада. Алене даже почудилось, что запахло паленым.
     - Выпьем чаю, - сказал Дмитрий обыденно, поцеловал Алену в лоб,  губы
скользнули по лицу и родился поцелуй, какого Алена никогда не  испытывала.
Дыхание захватило, было сладко и немного больно.
     Потом они пили чай, Дмитрий ломал пальцами  куски  сахара,  бросал  в
рот, смеялся ("я снайпер  наоборот"),  и  говорил,  говорил  ("не  обращай
внимания, Аленушка, у меня реакция...")
     - Ты знаешь, - сказала Алена, вклинившись в паузу,  -  сначала  я  не
верила, что это серьезно, а когда поверила, мне стало страшно. Я подумала,
что ты умрешь... или сойдешь с ума...
     -  Почему?  -  удивился  Дмитрий.  -  А...  Эффект  Черного   Облака!
Перегрузка новым знанием? Мы  это  учли.  У  нас  было  десять  человек  в
эксперименте. Вся информация, какую можно понять,  сразу  шла  на  машины,
они-то  с  ума  не  сдвинутся.  А  то,  что  понять  нельзя,   просто   не
воспринимается. Так что я, к  примеру,  помню  только  впечатления,  общие
идеи... И Борзов их помнит, вот в чем штука. А почему-то делает  вид,  что
не помнит. Или действительно не помнит?
     Дмитрий допил чай и молча смотрел в пустую  стенку  кухни.  "Не  надо
было заговаривать о прошедшем опыте", - подумала Алена.  Прозрачная  стена
между ней и Дмитрием возникла вновь, будто кто-то включил силовое поле.
     - Дима, - позвала Алена, - вернись, Дима.
     - Да, - сказал Дмитрий, - наверное, он все же  ничего  не  ощутил.  А
жаль, ведь мысль была ясной.
     - Какая мысль, Дима?!
     - Знаешь, Аленушка, астрономы сойдут с ума.
     - Меня не интересуют астрономы,  -  устало  сказала  Алена.  -  Ты-то
сам...
     - Нет, вообрази! Сколько лет астрономы наблюдают на небе  эти  темные
круглые туманности - глобулы. Всем  все  было  ясно  -  это,  мол,  центры
образования звезд. А оказывается, ни черта не понимали.  Это  ведь  _е_г_о
тела! А переменные звезды в шаровых скоплениях? Тоже ведь все было ясно. А
это _о_н_о_ выводит звезды из равновесия, заставляет  пульсировать  и  тем
питается. Удивительно, Алена, верно?
     - Да, - покорно сказала Алена.
     - А поля тяжести! Именно они-то, оказывается, первичны по тем законам
природы, которым они подчиняются. И если поле тяжести  очень  сильно,  оно
становится разумным.  Оно  разумно  в  окрестностях  черных  дыр.  Нелепая
фраза... Неправильная. Это именно поле создает себе ядро  мозга  -  черную
дыру, когда становится разумным. Или нет... Не  знаю...  Я  ровным  счетом
ничего пока не знаю. Нужно будет покопаться в машинных записях. Теперь  ты
понимаешь, Аленушка, что мы были правы?
     Алена покачала головой.
     - Я понимаю одно, - сказала она, - тебя больше нет со мной...


     Дмитрий лежал, прислушиваясь к своим  ощущениям.  В  подсознании  шла
мучительная работа - мозг переваривал крохи того, что в него было напихано
днем. Алена спала, Дмитрий оставил включенным ночник, и в  его  рассеянном
свете лицо девушки казалось неживым.
     Дмитрий потянулся к  выключателю.  Темнота  ярко  вспыхнула,  Дмитрию
показалось, что  она  ослепительна.  Мир  увиделся  негативом,  вывернутой
наизнанку реальностью. Прошлое стало  будущим,  сделанное  -  предстоящим.
Дмитрий спрыгнул на пол и босиком, шлепая по холодному пластику,  уверенно
пошел в кабинет. Он не видел дорогу - он ее знал.  Он  не  понимал,  зачем
идет - шел потому, что так было нужно. Включил аппаратуру, нашарил в ящике
стола таблетки стимулятора. Пульт высветился зеленым  созвездием.  Дмитрий
вытащил из розетки шнур телефонного аппарата, сел в кресло, знакомо ощутив
прикосновения подлокотников.
     Уже почти не осознавая, где находится, он подхватил -  мыслью,  будто
расставленными ладонями, - всплывшую наконец из подсознания идею решения и
кивнул сам себе. Начали.




                               ЧАСТЬ ПЯТАЯ


                                    1

     Я размышляю.
     Я уже освоилось с  существованием  Анта,  хотя  законы  возникновения
разума в полях тяжести мне по-прежнему недоступны. Но то, что мы  с  Антом
нащупали _ч_е_л_о_в_е_ч_е_с_т_в_о_, - это действительно надолго  останется
предметом удивления  и  размышления.  Существует  ведь  закон  минимальных
формаций: никакая сложная структура не может быть  самоорганизована,  если
она по размерам меньше любой из моих глобул. А  человечество  -  миллиарды
организмов! - живет  на  планете,  неимоверно  маленьком  плотном  комочке
материи, какие во множестве обращаются около звезд. Я думало, что  знаю  о
планетах все. Так оно и было - сами по себе планеты очень просты.  Но  то,
что на одной из них... Ни Ант, ни Старшие не понимают этого, для них  даже
я - немыслимое существо.
     Я, Ант и Дмитрий чувствуем друг друга в тех пределах, какие позволяют
немногие общие для нас троих законы природы. Мы знаем, что задача все  еще
не решена. Нас слишком мало. Мало, хотя не так давно я было  одно,  и  мне
казалось, что мир познан и понят...
     Я размышляю.



                                    2

     Ант рассчитал точно, и Старшие, хотя  и  были  противниками  подобных
вмешательств, ему помогли.  Он  направил  свое  ядро  к  двойной  системе,
которую образовали Леро и этот... Ант не хотел знать его  имени.  Леро  не
сопротивлялась - ждала, что Ант придет, надеялась с самого начала,  только
хотела наказать его за безразличие. А излучение  этого...  Ант  так  и  не
узнал его имени... ничему не могло помешать.
     Ант и Леро чувствовали, что ничего им больше  не  нужно,  кроме  этой
эйфорической игры полей, когда два ядра рядом, когда они -  одно.  Старшие
оставили Анта в покое, не задали ни одного вопроса, и когда любовная  игра
пошла на убыль, Ант ощутил себя предателем.  Он  начал  поиск,  он  вовлек
Старших, он нашел человечество. А потом сбежал. Ничто еще не  доведено  до
конца. Сейчас их трое - три разума,  живущие  в  одной  Галактике,  но  по
разным законам природы. Самое странное,  конечно,  -  люди.  Невообразимая
форма, Ант и сейчас не знает, что такое человечество. Но убежден, что  их,
типов разума, должно быть больше.
     Он опять начал улавливать волны  Старших.  Тревожные  волны.  Старшие
всегда недовольны. Сначала они  были  недовольны  его  идеей  контакта,  а
теперь так увлеклись этой  идеей,  что  недовольны  его,  Анта,  временным
отступничеством. Конечно, временным.
     Две черные дыры, обращаясь друг  около  друга,  двигались  по  орбите
вокруг  центра  Галактики  в  полном  соответствии  с  законами   небесной
механики, которые только людям на  крошечной  Земле  могли  представляться
естественными.
     Задача усложнялась. Найти неведомый четвертый разум можно было лишь с
помощью человека, его чувствительнейшей нервно-эмоциональной  организации.
А  отыскать  человечество  в  нужный  момент  времени  могло  только   это
газообразное существо, живущее сразу в нескольких временах.
     Поиск начался.



                                    3

     ................................................................
     ................................................................



                                    4

     Был хаос. Дмитрий проваливался куда-то, где кипели розовые пузыри,  и
взлетал вверх, где в  блеклой  серости  плавали  и  пульсировали  создания
изменчивой формы. Пока он еще чувствовал  собственное  тело,  но  ощущения
становились все более призрачными, в хаосе выкристаллизовалась неожиданная
ясность мышления, и Дмитрий  уяснил  себе  нынешнюю  задачу.  Сегодня  он,
человек, был главным в симбиозе трех разумов. Он должен отыскать мыслью  в
хаосе еще один  разум  -  четвертый.  Так  думало  газообразное  существо,
которое вместе с Антом составляло сейчас частицу подсознания Дмитрия.  Да,
Дмитрий ощущал их где-то в глубине себя, ощущал интуицией, теми  ресурсами
подсознательного, которые раньше не проявляли себя, дремали миллионы лет в
ожидании _э_т_о_г_о_ мгновения.
     "Как я буду искать?" - подумал Дмитрий. И сразу  возникла  мысль:  "я
уже ищу". "Как? - подумал он. - Как??" Ни сам он,  ни  Ант,  ни  существо,
состоящее из тысяч глобул, не дадут ответа. Еще не  познанные  ими  законы
природы, действующие  лишь  частично  в  каждом  из  них,  сейчас  впервые
проявляли себя. Предстояло  подчиниться,  не  понимая.  Предстояло  искать
четвертое звено в цепи разумов, не понимая как, но  точно  зная  -  зачем.
Потому что существовал еще цикл законов природы, не зная которых не понять
и остальных.
     Неожиданно со всей ясностью сознания Дмитрий подумал, что  не  найдет
ничего, потому что ничего нет. Это было не мнение, а знание. Дмитрий знал,
что искал и не нашел. Все, конец.
     Нет, не конец. Эта мысль пришла извне. И за ней следующая: я не в том
времени ищу. Нужно искать не сейчас, а вчера, или  год,  или  века  назад.
Нелепая мысль, от которой он недавно отмахнулся бы,  прозвучала  спокойно,
потому что была верной.
     Розовые  круги  разорвались  фейерверком,  меняя  цвета,  и  Дмитрий,
окунувшись на миг в черноту, вязкую как болотная вода,  увидел,  вынырнув,
оранжевое небо, серую землю и голубые льдины, которые были не льдинами,  а
домами где-то и когда-то. Где и когда - Дмитрий не знал, но первой  мыслью
было поразительное удивление не увиденным, а собой, человеком. Он, человек
Земли, нащупал еще один, четвертый разум. Четвертое звено в цепи. Какие же
еще силы скрыты в нем, проявления каких законов природы способны пробудить
его мозг к неожиданным, немыслимым действиям?
     Сейчас в их симбиоз вольется новый разум. Но знание уже  подсказывало
- не вольется. Этот разум  не  готов.  Он  еще  не  осознал  необходимости
контакта.
     Опять не то время. Вперед.
     И тогда он увидел.
     Дмитрий  оказался  в   той   поворотной   точке   истории   четвертой
цивилизации, когда они уже начали понимать неизбежность  создания  системы
разумов. Начали понимать. Но еще не поняли до конца.
     Не успели.
     Ярко-желтые грибы медленно выросли над  льдистыми  кубами  и  ушли  в
зеленое небо, расплылись и вмиг обрушились  плавящим  жестоким  дождем,  в
струях  которого  голубые  ледышки  осели,  оплавились,  истончились  и...
кончилось время цивилизации. Эпоха разума миновала.
     Чернота и хаос.
     Четвертая цивилизация убила себя, воображая, что это  -  единственный
способ разрешения внутренних противоречий.
     Дмитрий ощутил порыв отчаяния. Порыв газообразного существа, и  Анта,
и Старших. И свой собственный.


     - Зачем вы это сделали? - спросил Борзов.
     Он склонился над Дмитрием знаком вопроса, смотрел  требовательно,  но
без раздражения. Он признавал за Дмитрием право поступать так, а не иначе,
но  ждал  разъяснений.  Комната  была  погружена  в  трясину  Полумрака  -
опущенные шторы создавали  иллюзию  раннего  утра.  Алена  стояла  в  углу
незаметная, притихшая, отсутствующая. За несколько часов, прошедших с того
момента, когда она не нашла Дмитрия рядом с собой,  и  до  того,  как  над
домом застрекотал винтолетик Борзова, Алена пережила все муки,  выпадающие
на долю бессмертного, вынужденного ждать  вечно.  Она  пыталась  отключить
систему, но это  ей  не  удалось.  Она  включила  телефон,  чтобы  вызвать
"Скорую", но не сделала этого - не зная  смысла  стимуляции,  врачи  могли
убить Дмитрия.  Решила  вызвать  Борзова,  но  он  позвонил  сам.  Система
действовала вне режима, и шеф желал знать, что происходит. Одного  взгляда
оказалось достаточно.
     А у Дмитрия было ощущение, что жизнь кончена.  Ответственность  перед
человечеством, которую они с Борзовым и всеми ребятами взвалили  на  себя,
только  сейчас  высветилась  перед  ним  в  пугающей  полноте.  Бесплодная
ответственность, потому что цепь разумов разорвалась.
     - Меня позвали они, - сказал Дмитрий, с трудом разлепляя губы. -  Для
познания Вселенной нужна система разумов. Они начали искать  сами,  но  не
смогли. Им нужен был человек. Только вместе могло получиться.
     - Так, - сказал Борзов. - Вы нашли следующее звено?
     - Нашли, - сказал Дмитрий, помедлив. - Все  записано  в  машинах.  Вы
узнаете, как мы искали. Только его... четвертого... нет. Он погиб.  Вот  и
все.
     - Ваши соображения? - спросил Борзов. Похоже было, что мнение Дмитрия
значило сейчас больше, чем его собственное.
     - Соображения? В цепи разорвано звено.  Значит,  пользы  от  цепи  не
будет... В том, четвертом, было много от нас, людей. Во всяком случае,  он
жил на планете, а не в пространстве.
     - Вы хотите сказать, что дальнейшая  работа  бесполезна?  -  каким-то
неожиданно высоким детским голосом спросил Борзов.
     Дмитрий пожал плечами.  Риторический  вопрос.  Мудрый  Борзов  и  сам
понимал, что отсутствие единственного звена -  все  равно  что  отсутствие
всей цепи. И значит, все напрасно.
     Дмитрий встал, пошатываясь. Борзов хотел подхватить его,  но  Дмитрий
отстранился. Подошел к окну, раздвинул портьеры, распахнул  раму.  Летний,
пропаренный солнцем воздух казался жестким,  будто  его  молекулы  острыми
гранями скребли  по  коже,  в  носу,  в  горле.  Дмитрий  закашлялся.  Ему
показалось, что воздух согрет не солнцем, а пожарами, и что это они, люди,
уничтожили себя, вычеркнули человечество  из  системы  разумов,  развалив,
разрушив систему своей высокомерной безответственностью.
     - Аленушка, - позвал он.
     Кто-то осторожно взял его за локоть.  Дмитрий  обернулся  -  это  был
всего лишь Борзов. Дмитрий прошел в спальню - Алены не было. На  туалетном
столике белел лист бумаги, и Дмитрий ощутил скрытую в нем  угрозу,  прежде
чем увидел текст:
     "Только раз в жизни выпадает влюбленным день, когда все им удается. И
ты прозевал свое счастье. Прощай".
     Дмитрий поразился, что Алена написала не своими словами. Чьи они - он
не  помнил,  было  лишь  смутное  впечатление   давно   прочитанного   или
услышанного со сцены. Он стоял, сжимая в руке скомканный лист, на обломках
своего _д_о_м_а_, так и не построенного ласковыми руками Аленушки.  "Нужно
догнать, - подумал он, - нужно объясниться". Ушла.  Именно  сейчас,  когда
без нее он совсем  одинок.  Ушла,  когда  поняла,  что  он  способен  быть
одержимым, способен быть творцом, способен решать.
     В висках стучало все громче. Почему? Почему я  не  бегу  за  ней?  За
Аленушкой. Почему я не бегу за ней,  когда  все  уже  кончено  и  мечта  о
системе разумов, познающей Вселенную, лопнула?  Лопнула  из-за  того,  что
кто-то  где-то  когда-то  почему-то  возомнил,  что   разум,   цивилизация
существуют сами по себе и могут распоряжаться своей судьбой,  могут  убить
себя,  не  думая,  что  их  гибель  означает  и  гибель  других   разумов,
разваливает еще несозданную систему...
     "Может быть, -  подумал  Дмитрий,  -  где-то  когда-то  во  Вселенной
существовал разум, подобный погибшему? И выжил, прошел критическую  точку,
как прошли ее мы, люди? Почему мы так легко сдались? Мы - я, Ант, Старшие,
газообразное существо..."
     - Вы поможете, Николай Сергеевич? - спросил Дмитрий и,  не  дожидаясь
ответа, открыл коробочку с таблетками стимулятора.




                               ЧАСТЬ ШЕСТАЯ


                                 1, 2, 4

     Мы размышляем...
     Сколько нас? Трое? Миллионы? Мы будем искать, но  пустота  четвертого
звена может и не заполниться никогда. Разум уникален и незаменим. Хотим мы
этого или нет, но каждый из нас живет для  других.  Лишь  система  разумов
может стать хозяином Вселенной. Понять мир и переделать его.
     Мы продолжим поиск. Но... нет уверенности.
     Искать - кого? Жить - для чего? Познавать - сможем ли мы это теперь?
     Мы размышляем...





                                П.АМНУЭЛЬ

                                НЕВИНОВЕН




     Одно могу сказать твердо: я невиновен!
     Невиновен в том, что в Антарктиде холодно, а на  экваторе  жарко.  Не
виноват, что рыба дохнет в реках. Не  моя  вина,  что  инквизиторы  сожгли
Джордано Бруно. И атомное оружие - тоже не моих рук дело.
     Газеты печатают карикатуры. На одной из них я лечу куда-то в ступе, а
за моей спиной чего только не творится: взрывы  звезд,  ураганы,  войны...
Полотно, достойное Босха. Впрочем, газетчики ничего не понимают в науке. А
коллеги-ученые? Ведь каждый из них за  хорошую  идею  готов  продать  душу
дьяволу.  Остроумный  эксперимент,  опровергающий  второстепенную   деталь
старого закона, расценивается в докторскую степень.  А  меня,  ответившего
сразу на множество загадок природы, - под суд...
     Я стал козлом отпущения, потому что удивительно вовремя  провел  свой
опыт. Удивительно вовремя. Лет на триста раньше, чем люди доросли  до  его
понимания.
     Во мне нет ничего демонического. В Гарварде, где я учился,  говорили,
что я "везунчик". Теоретическая физика входила в меня, как  шило  в  вату.
Лишь немногие знали, чего мне это стоило.  Я  не  спал.  Точнее,  половина
моего сознания бодрствовала круглые  сутки,  а  вторая  половина  дремала,
она-то и занималась научными изысканиями. Лучшие идеи приходят  во  сне  -
это я усвоил еще в колледже. Твердо уверовав в силу интуиции,  я  придумал
себе особый режим тренировок и через пару лет научил половину своего мозга
постоянно находиться в сонном состоянии.  Нормальный  ученый  спит  восемь
часов, а то и меньше. Лучшая половина моего  "я"  спала  круглые  сутки  -
стоит ли удивляться, что нетривиальные идеи посещали меня втрое чаще,  чем
моих коллег?
     Я стал хронодинамиком. Это была совсем молодая наука, самая  странная
и неразработанная. Никто  ее  толком  не  понимал,  включая  создателей  -
Рагозина и  Леннера.  Машины  времени  находились  под  строгим  контролем
правительств,  которые,  впрочем,  тоже  не  представляли,  зачем  изучать
прошлое,  если   его   нельзя   изменить?   "Прошлое   может   влиять   на
экспериментатора,  но  не  наоборот"  -  так  гласит   знаменитый   запрет
Рагозина-Леннера. Поэтому я и занялся теорией проникновения - если бы  мои
исследования удались, стало бы возможным не только увидеть прошлое,  но  и
воздействовать на него.
     Теперь, сидя под домашним  арестом,  я  начал  догадываться,  что  не
только пиетет перед именами корифеев  мешал  моим  коллегам  работать  над
теорией проникновения. Страх - вот что многих удерживало. Страх, что, если
все удастся, найдется маньяк, который станет  лихо  перекраивать  историю.
Это при существующих проверках  и  контроле!  Даже  сейчас,  когда  машины
времени больше напоминают телекамеры, водитель обвешан  датчиками  больше,
чем космонавт. Контролируются все движения. Да  он  и  мизинцем  не  может
пошевелить вне программы...
     В общем, я был доволен: делал,  что  нравилось,  и  никто  не  мешал.
Правда, никто моих работ и не знал - публиковался я редко.  Понимала  меня
лишь моя жена Инее.
     Не знаю, стоит ли говорить об этом  на  суде  в  моем  заключительном
слове, но если бы не Инее...  Она  испанка,  горячая  кровь.  На  нас  все
оборачивались, когда мы шли по  университетскому  городку.  "Везунчик",  -
слышал я. Со стороны могло показаться, что мы воркуем, как два голубка. На
самом деле я говорил о теории проникновения, только это  и  занимало  меня
(ту половину моего мозга, которая спала).
     Что она  во  мне  нашла?  Характер  у  меня,  можно  сказать,  рыбий.
Темперамента у Инее хватило на двоих - именно она добилась, чтобы мне дали
лабораторию. Ей недоставало мировой славы - так я это сейчас понимаю.
     У меня