ее и издевались? Двое на том свете, правда, помогла им туда отправиться злополучная Алиса, но в данном случае их с Надеждой интересы полностью совпадали. Мелкий гаденыш Стручок, разумеется, очнется, но сотрясение мозга ему обеспечено, да еще и Дух, когда вернется, добавит. Вот с Духом у Надежды могут быть проблемы...
     Но об этом после.
     - Значит, парни доставили меня и удалились, - продолжала Татьяна, - а этот в черном так вежливо представился: Антонов Александр Викторович, сотрудник ФСБ, веду, говорит, дело вашего мужа. Я как услышала про дело, так и обмерла: этого, думаю, еще не хватало, чтобы Пашу в органы таскали. Ему нервничать совершенно нельзя, а этим, в органах, человека до инфаркта довести - раз плюнуть.
     - Возможное дело, - пробормотала Надежда. - Документы этот тип тебе показал?
     - Интересно, я же не вчера родилась, сразу документы спросила, - обиделась Татьяна. - Красные корочки, все как полагается, удостоверение сотрудника ФСБ. Ну и как начал он меня пугать! Оказывается, он полностью в курсе разработки, все знает про "Серебряного сокола". И, говорит, сами посудите, Татьяна Алексеевна (вежливый, сволочь), как это выглядит со стороны? Наисекретнейшая разработка исчезла, просто испарилась в воздухе!
     - А ты при чем? - удивилась Надежда. - Чего он к тебе-то прицепился? Ты в том КБ не работала, в разработке участия не принимала...
     - А при том, что я жена своего мужа! - вскричала Татьяна. - И он, Антонов этот, прекрасно понимает, что ради спокойствия Паши я пойду на все! На меня ему давить легче.
     - Верно, - согласилась Надежда, - пожалуй, ты права.
     - Дальше он и говорит, что Загряжский, оказывается, давно у них на подозрении был. И теперь получается, что налицо утечка секретной информации, а это - государственное преступление. Измена Родине, за это срок полагается.
     - Пугал профессионально, - вставила Надежда.
     - Чтобы меня испугать, не нужно профессионалом быть, - усмехнулась Татьяна, - мое уязвимое место всем известно. Как представила я, что Пашу не то что засудят, а только таскать начнут, так все внутри у меня и оборвалось.
     - И на лице небось все написано было... - проговорила Надежда.
     - Еще бы! - Татьяна отвернулась. - Ну, справилась я с собой как-то, сижу, дальше слушаю. Значит, начальник КБ Посташев скоропостижно умирает от инфаркта, говорит этот тип, кстати, с его смертью многое неясно, и есть подозрения, что ему помогли.
     Но так или иначе, с Посташева взятки гладки, к ответственности его привлечь нельзя. Такая же картина с Загряжским: с помощью киллера ушел от возмездия и от ответственности перед законом. И остается мой Паша! У него, дескать, все ниточки сходились, он главный конструктор, прекрасно представлял себе весь масштаб разработки, знал, что секретность не соблюдается, но не обратился к ним в органы, не предупредил вовремя и за это должен отвечать по закону со всей строгостью.
     - Так-так, - медленно заговорила Надежда, - значит, по словам этого Антонова выходит, что за Загряжским они следили, раз подозревали его. И тем не менее его не только укокошили средь бела дня, но и разработку кто-то успел спереть. То есть по его же собственным словам получается, что органы в этом деле сели в большую рваную галошу. И чего они теперь хотят от вас с Павлом? Ищут козла отпущения?
     Почему они раньше не наложили лапу на разработку, раз она секретная? Почему они раньше не пришли к Павлу, раз все знали? И, наконец, зачем тебя вызвал этот Антонов? Для чего ему нужно было напугать тебя до полусмерти? Ты эти вопросы ему задавала?
     - Тебе легко говорить, - устало сказала Татьяна, - сидишь в кафе, пирожные поедая. - Здесь она неодобрительно поглядела на тарелку из-под песочного пирога с ежевикой, которая сейчас была девственно-чиста, ни крошечки не осталось.
     Надежда проследила за ее взглядом и уставилась на тарелку в полном изумлении: когда она успела все съесть? Она совершенно не помнит. Мистика какая-то!
     - А там у меня все мысли из головы вылетели, - продолжала Татьяна, - да и не стал бы он мне отвечать, сама знаешь, какие у них там порядки.
     - Вот, кстати, где это - у них? - перебила Надежда. - Ты говорила: квартира типовая, в обычном доме.
     - Ну да, обычный жилой дом. Привезли меня к подъезду, водитель в машине остался, а двое парней потащили меня наверх. Сели в лифт, этаж вроде пятый, парень дверь открыл своим ключом. Этот Антонов, наверное, заранее в квартиру пришел, но дверь открывать не стал, потом уже ко мне в комнату прошел.
     - Значит, он тебе сказал, что ведет дело твоего мужа, - продолжала Надежда, - а бумаги какие-нибудь показывал?
     - Нет, - ответила Татьяна, не понимая еще, к чему клонит ее собеседница.
     - Раз есть дело - значит, это официально; - Надежда заговорила твердо. - А раз официально, то пожалуйте на допрос в Большой дом или куда там еще...
     А они тебя в квартиру какую-то притащили, конспиративную.
     - Ладно, значит, я его и спрашиваю, чего он от меня хочет? Потому что времени прошло много, мне домой нужно, муж ждет. Антонов отвечает, что, принимая во внимание Пашины заслуги, хотелось бы кончить дело миром. Дескать, если бы нашлась разработка, то дело закроют и никаких санкций применять к Паше не будут. Я говорю: рада бы помочь, да не могу, потому что сгорел компьютер и ничего не осталось, никакой информации. В общем, Антонов мне не поверил. Добывайте, говорит, разработку где хотите, а иначе сидеть вашему мужу долго и тяжело. На том и расстались. Отвезли меня парни обратно на то место, с которого прихватили. Паше я ничего не сказала.
     - Значит, им нужна разработка, а на то, будет или не будет сидеть твой муж, им, я так поняла, глубоко плевать... - задумалась Надежда. - Слушай, Татьяна, а тебе не приходило в голову, что Антонов этот попросту жулик? Кто-то угрохал Загряжского и слямзил разработку, а он, Антонов, допустим, представитель конкурирующей фирмы, он и решил действовать через тебя и Павла. Он не знал, что Загряжский все успел забрать и вирус в ваш компьютер запустить. Тогда все очень хорошо укладывается - и квартира обычная, и все остальное, а корочки сейчас можно какие угодно достать, хоть удостоверение президента России!
     - Нет, Надежда, тут ты не права, - твердо ответила Татьяна, - потому что Антонов этот такие подробности мне приводил из нашей с Пашей жизни... Он полностью в курсе всех разработок, в которых Паша участвовал, имена начальников называл, номера проектов, а это ведь информация строго секретная. Если бы он к органам отношения не имел, как бы обо всем узнал?
     - Все равно, темнит он что-то, - упрямо ответила Надежда.
     - Они всегда темнят, - вздохнула Татьяна. - В общем, сроку он мне дал неделю, а дальше устроит Паше огромные неприятности. Что делать - ума не приложу. Позвонила я кое-кому из знакомых сотрудников - никто ничего не знает. Я и на похороны-то Загряжского потащилась от полного бессилия, думала, может, хоть что-то узнаю.
     - Узнала? - поинтересовалась Надежда, допивая кофе.
     - Узнала, - усмехнулась Татьяна, - узнала, что у Загряжского, оказывается, жена есть.
     - Очень впечатляющая дама! - оживилась Надежда. - Одна шляпа чего стоит.
     - Сроду никто не знал, что он женат, - продолжала Татьяна, - а тут - на тебе, на похороны явилась!
     - Я видела, как мать его от нее шарахнулась, - вставила Надежда. - Есть такие люди - обязательно им надо выпендриться. Ну, умер бывший муж - тебе-то что за горе? Нет, надо прийти, да еще с шумом, чтобы все видели. Кому она что хочет доказать?
     - Не в этом дело, - заметила Татьяна, - я там, знаешь ли, нахально подслушивала, а поскольку меня никто не знает, то и не стеснялись. Так вот, удалось мне расслышать, как жена Загряжского - кстати, не бывшая, а самая что ни на есть настоящая, он с ней давно не жил, но официально они так и не развелись...
     - А это откуда тебе известно?
     - А про это его кузина с племянницей сплетничали, - охотно пояснила Татьяна. - Сама знаешь, если помочь надо, родственников не дозовешься, а умрет человек - они как мухи на мед слетаются.
     - Верно... Ну так что там про жену-то? - заторопила Надежда.
     - Так вот, жена эта старухе и говорит так тихонько, мол, когда будут оглашать завещание? Старушка удивилась - какое, спрашивает, завещание? Не было у моего сына никакого завещания! Как это не было - это жена в ответ, - когда он мне точно говорил, что завещание есть. Да мало того - мы с ним у того нотариуса были, который завещание оформлял, и он, Аркадий-то, меня с ним познакомил. Нотариус Пузанков Евгений Алексеевич. Тут старуха опомнилась и говорит строго: "Калерия, как тебе не стыдно? Человека еще не похоронили, а ты уже про завещание говоришь. И потом, что тебе-то за дело? Ведь знаю я, что вы с Аркадием фактически давно развелись. Так чего ж ты от него в завещании ждешь, каких таких сокровищ?"
     - И правда, какая наглая баба! - воскликнула Надежда. - Прямо на похоронах к матери насчет завещания пристает!
     - И ничуть она не смутилась, - подхватила Татьяна, - таким, знаешь, плюй в глаза, а им - что божья роса! Так вот, эта Калерия твердо так отвечает, что у вас, мол, мама, устарелые сведения. Мы, говорит, с Аркадием очень много в последнее время общались.
     Я ему в одном деле помогла, а он мне доверял. И сказал, что отпишет в завещании одну вещь, потому что вам она все равно ни к чему. Старуха согласилась с ней в том смысле, что ей самой скоро вообще ничего не нужно будет, потому что она сыночка своего ненадолго переживет. Значит, условились они завтра быть у нотариуса, в двенадцать часов. Калерия сказала, что за старухой заедет на машине.
     - Вот интересно, что же он ей обещал отписать в завещании?
     - Ну не "Серебряного же сокола"! - фыркнула Татьяна.
     - Черт их разберет! - в сердцах выругалась Надежда. - Ничего не понятно.
     - Мне тоже, - поддакнула Татьяна. - Я чувствую вокруг какую-то суету, мне кажется, за мной все время кто-то следит, наш телефон прослушивается...
     - И сейчас за нами следят? - Надежда оглянулась по сторонам.
     - Нет, потому что все посетители кафе сменились несколько раз, а мы все сидим да сидим, - невозмутимо ответила Татьяна. - Маловероятно, что у них в органах там много народу приставлено именно ко мне.
     - Из-за этого ты и не удивилась, когда увидела преследующую нас машину с Алисой? - догадалась Надежда.
     - Во-первых, я давно уже ничему не удивляюсь, а во-вторых, я как раз удивилась, - ответила Татьяна с истинно женской логикой, - потому что Алисе за мной следить нету никакого резона. Она сама стерла из компьютера всю информацию и прекрасно знает, что у нас ничего нет. Но раз она следила за тобой, то все встает на свои места.
     Надежда слегка заерзала под пристальным взглядом Татьяны. Дело в том, что, рассказывая о своих приключениях, Надежда Николаевна немного покривила душой. То есть основные факты она изложила весьма правдиво - про ее похищение, про подвал и про то, как Алиса уложила двоих бандитов. Она рассказала также про то, что видела Алису ночью, про то, что с помощью тихого алкоголика Венечки выкопала из-под листьев дамскую косметичку, про то, как засунула ее в списанный автоклав, а дальше слегка отошла от истины. Она сказала, что предприимчивый больничный шофер Ваня уже увез автоклав к себе в деревню. Как говорится, куй железо, не отходя от кассы!
     Если начальство разрешило - надо пользоваться, пока оно, начальство-то, не передумало. И теперь нужно ждать следующих выходных, когда Ваня поедет в деревню и вытащит из автоклава косметичку. Он обязался привезти ее обратно, ему, дескать, чужого не надо.
     - Ты по-прежнему не хочешь сказать, что было в косметичке? - настаивала Татьяна.
     - Да честное слово - ничего не было! - с жаром воскликнула Надежда, старательно смотря на Татьяну незамутненным взглядом. - То есть я не заметила, но определенно там было что-то важное, иначе Алиса бы так за ней не гонялась.
     - Ну ладно, подождем до выходных...
     - Знаешь, - сказала Надежда, чтобы поскорее уйти от опасной темы, - мне кажется, разработку никто не успел украсть. Во всяком случае, все окружение Загряжского так думает. Иначе бы они не вертелись вокруг.
     - Ну и что? - Татьяна глядела сурово.
     - А то, что у тебя есть шанс ее найти! - воскликнула Надежда. - Нужно только узнать, где он спрятал документы, а потом... - Она прикусила язык. Татьяна ведь не знала, что есть ключ, который открывает волшебную дверь, и этим ключом является палец.
     Дамы обменялись телефонами и расстались, условившись держать друг друга в курсе событий. Едучи домой в метро, Надежда думала, что нашла ответ на один из вопросов: откуда у Загряжского могут быть большие деньги? Денег у него не было, но была документация уникального скоростного самолета, которую он собирался продать за большие деньги. Остался еще один, самый важный, вопрос: где искать документы?
     И на еще один вопрос, касающийся лично Надежды Николаевны, она могла теперь дать ответ. Если раньше непонятно было, за каким чертом ей влезать в опасную передрягу и в разборки с бандитами, то теперь ее поступки обрели смысл: нужно помочь Татьяне выручить мужа из беды. Найти документы и отдать этому типу из органов. Только подстраховаться, чтобы Павлу Грибову не причинили неприятностей.
     Надежда приободрилась, потрогала спрятанную в потайной карман косметичку и вышла на своей остановке.

***

     Калерия Эдуардовна аккуратно, стараясь не помять поля, сняла шляпу, повесила на плечики пальто, по неистребимой привычке переобулась в тапочки, прошла в комнату, достала из сверкающего хрусталем серванта бутылку армянского конька, налила себе полную рюмку и выпила.
     По щекам ее поползли грязные дорожки слез.
     Здесь, у себя дома, она могла себе это позволить.
     Калерия Эдуардовна оплакивала не беспутного мужа Аркадия - с ним она разошлась достаточно давно, да и никогда особенно его не любила. Она оплакивала даже не своего двоюродного братца Мишу, известного в определенных кругах как Кабаныч. Мишу, конечно, было жалко, но не до такой степени, чтобы пускать слезу, тем более что встречи их, вследствие специфики Мишиных занятий, были нечастыми.
     Плакала Калерия, как обычно плачет любая женщина, о собственной жизни, пролетевшей так быстро и оставившей после себя только горечь.
     Калерия Эдуардовна налила еще одну рюмку и сказала себе:
     - Жизнь не удалась!
     Единственным, кого она действительно любила, был ее отец, Эдуард Вахтангович, великий человек.
     Так говорили все его друзья, собираясь в их небольшой, но прекрасно обставленной и уютной квартире по самым разным поводам.
     "Выпьем за этого великого человека!" - обязательно говорил кто-нибудь из друзей.
     Эдуард Вахтангович был директором гастронома.
     Не самого крупного в городе, не самого известного.
     "Не нужно выделяться, - говорил он часто, - не нужно быть на виду. Властям понадобится козел отпущения, и они выберут того, кто слишком выделяется. Надо быть скромнее".
     Еще он часто говорил: "Мне не нужна скандальная известность!"
     И у него не было скандальной известности, но в определенных кругах, очень узких, но очень влиятельных, Эдуарда Вахтанговича хорошо знали. И очень уважали.
     Многие теневые дельцы тех времен ссылались на него как на высочайшего эксперта:
     "Эдуард Вахтангович считает, что с рыбой сейчас лучше не связываться".
     И те, кто прислушался своевременно к этому совету, через несколько месяцев тихо радовались, потому что те, кто связался с рыбой, собирали маленькие чемоданчики и отправлялись в "места, не столь отдаленные".
     Еще Эдуард Вахтангович любил повторять фразу, услышанную когда-то от старого киноактера второго плана: "Главное правило - держаться подальше от камеры и поближе к кассе".
     В устах Эдуарда Вахтанговича слово "камера" приобретало совсем другой смысл, чем в устах артиста: зловещий и роковой.
     Но благодаря уму и дальновидности жизнь Эдуарда Вахтанговича прошла именно так - подальше от камеры, поближе к кассе.
     Он был очень полезным человеком, и поэтому у него было множество друзей. Он любил красивую жизнь, красивые вещи, но осторожность диктовала свои законы. Он жил с женой и дочерью всего лишь в трехкомнатной квартире, потому что боялся привлекать к себе внимание. И дача у него была небольшой и очень скромной, не идущей ни в какое сравнение с особняками нового времени.
     Правда, скромная снаружи дача внутри была отделана и обставлена весьма комфортабельно и уютно; правда, небольшая квартира поражала неподготовленного человека своей удивительной по тем временам обстановкой.
     Эдуард Вахтангович говорил, что снаружи его дом могут видеть завистливые глаза соседей, а изнутри - только добрые глаза друзей, и поэтому не жалел денег на убранство своего жилища.
     Особенно любил он пышный и воздушный саксонский фарфор и собирал где только можно мейсенские безделушки. Многочисленные друзья Эдуарда Вахтанговича знали, что никакой подарок не доставит ему такого удовольствия, как немецкая статуэтка, и приносили их к каждому празднику.
     А праздники он любил и умел их устраивать. За столом у него собирались нужные деловые люди, но нередко появлялись и известные артисты, журналисты, певцы.
     Лерочка росла в интересном, ярком окружении.
     Она была единственным и любимым ребенком в семье, и будущая жизнь рисовалась ей сплошным праздником, который сумеет создать для нее дорогой папочка.
     Неподалеку от Эдуарда Вахтанговича мелькала кривая волчья ухмылка двоюродного брата Миши.
     Миша посматривал на дядю Эдика с большим уважением и старался усваивать его житейскую мудрость.
     Позже, после смерти Эдуарда Вахтанговича, он говорил Лерочке, что многим обязан ее отцу, что благодаря его советам самому Мише тоже, за редкими исключениями, удалось прожить "подальше от камеры, поближе к кассе", несмотря на трудный и опасный характер выбранной им работы.
     Да не только это: Эдуард Вахтангович познакомил молодого, перспективного родственника с нужными людьми, заложив тем самым основы его будущего могущества.
     Миша, как и многие его коллеги по уголовному миру, высоко ценил родственные отношения и не раз говорил Калерии, что она всегда может на него рассчитывать.
     Однажды она действительно к нему обратилась.
     С Загряжским они встретились случайно - на дне рождения школьной подруги. Опытный ловелас положил глаз на свеженькую кареглазую Леру, а узнав, чья она дочь, загорелся всерьез. Влюбить ее в себя Аркадию не составило труда.
     Совместная жизнь обоих очень разочаровала. Аркадий Ильич, хотя и хорошо по тем временам зарабатывал и делал неплохую карьеру, никакими силами не мог создать Калерии тот комфорт, ту райскую жизнь, к какой она привыкла в отчем доме. Кроме того, почти сразу после свадьбы Лера начала натыкаться на следы его бесчисленных измен.
     Естественно, характер ее испортился, причем до такой степени, что иногда она сама пугалась накатывающей внезапно ярости.
     Примерно тогда муж стал называть ее "Моя Калера", произнося это так, что отчетливо слышалось "холера".
     Калерия Эдуардовна вспомнила этот этап своей семейной жизни, и от злости глаза ее мгновенно высохли.
     Она вытерла глаза кружевным платочком, брезгливо посмотрела на пятна смазанной туши, но не пошла умываться, а налила себе еще одну рюмку коньяку.
     Конечно, это был уже перебор, но сегодня можно было наплевать на чувство меры.
     Завтра нужно будет идти к нотариусу, придется привести себя в приличный вид, а сегодня можно не думать о внешности. Сегодня - вечер воспоминаний.
     Калерия вспомнила, какой невыносимой стала их жизнь с Аркадием, тогда она наконец решила вернуться к отцу.
     Как ни странно, это решение успокоило и ее, и мужа, они разошлись достаточно мирно. Единственное, о чем просил ее Аркадий, - не подавать на развод, потому что в тот момент у него решался вопрос о служебном повышении, и развод мог помешать.
     Калерия на настаивала: официальный статус замужней женщины