уретке, уставившись в стену потухшим взглядом, и что-то заунывное напевал, раскачиваясь в такт. На появление матери он никак не отреагировал, даже не посмотрел в ее сторону. Инна подошла к Павлику, прижала к себе его голову, погладила по волосам.
     - Бедный мой! Ну как ты тут без меня?
     От ее ласки он немного обмяк, перестал раскачиваться, но не прекратил унылого пения. Она мягко отстранилась и стала готовить ему еду.
     Из-за плеска воды в мойке и скворчания масла на сковородке она не сразу расслышала подозрительный шум в прихожей. Только когда чуть слышно лязгнули замки на входной двери, она прислушалась.
     - Тетя Даша! - крикнула она, вытирая руки. - Ты вернулась, что ли?
     На возглас никто не ответил, и Инне стало страшно. Она огляделась в поисках какого-нибудь орудия самообороны и уже протянула руку к увесистому топорику для отбивания мяса, когда на пороге кухни появился плотный коренастый мужчина с низким обезьяньим лбом и черной бородой до самых глаз. Заметив ее движение, он молниеносно перехватил руку, потянувшуюся за топориком, и, резко заломив руку за спину, толкнул Инну на пол. Потом он вынул из кармана кусок пластыря, залепил ей рот, чтобы не кричала, а сам повернулся к Павлику. Павлик при виде незнакомца страшно побледнел, затрясся всем телом и тоненько заскулил, как раненая собака. По щекам его побежали ручейки обильных слез. Увидев, в каком он состоянии, бандит с отвращением сплюнул:
     - А, идиот! Совсем идиот! Ну шайтан с тобой, руки марать противно.
     Он отвернулся от Павлика, поднял с пола вяло сопротивлявшуюся от страха Инну и потащил ее в ванную комнату. Здесь он крепко связал ей руки и ноги широкой матерчатой лентой, она не оставляет на коже следов, в отличие от веревок.
     Потом он осмотрелся в поисках вещи, необходимой для инсценировки несчастного случая. Он собирался наполнить ванну водой, опустить туда Инну и бросить в воду какой-нибудь включенный электроприбор нормального женского обихода - фен, щипцы для завивки, - что-нибудь, что он сможет найти на месте, чтобы не оставлять в квартире незнакомых вещей, которые могли бы навести милицию на подозрения. На глаза ему попался вполне подходящий для его черного дела электрический фен. Он положил его поближе и открыл краны. Инна с ужасом следила за его приготовлениями, начиная догадываться, какую смерть он ей готовит, но не в состоянии ему помешать. Струя воды хлестала в ванну, наполнив ее до половины. Убийца включил фен в розетку и повернулся к Инне, собираясь раздеть ее и бросить в ванну, как вдруг за спиной у него раздался яростный крик.
     Муслим резко обернулся. В дверях ванной стоял тот жалкий псих, о кого он не захотел пачкать руки, но как он изменился! Лицо его было не мертвенно-бледным от страха, как минуту назад, а багровым от ярости, глаза пылали ненавистью, а в руках он держал все тот же злополучный топорик для отбивания мяса.
     Муслим вытащил из ножен на поясе большой десантный нож, но не успел им воспользоваться: топорик обрушился на его лицо, разрубив бровь и залив кровью глаза. Муслим, мгновенно ослепший от крови и ярости, ткнул вслепую ножом, но не попал в своего противника, а топорик снова обрушился на его лицо. Бандит яростно вскрикнул - ему было обидно, что его ранил жалкий идиот, но он и мысли не допускал, что тот сможет победить его, убить, помешать ему выполнить приказ Светланы... Сознание его мутнело, мутнело.., ему внезапно захотелось спать, спать...
     Топорик опускался на его голову раз за разом, превращая ее в кровавое месиво. Инна с ужасом смотрела на то, что делает ее сын. Она понимала, что он спас себя и ее от смерти, но все равно ей было страшно смотреть на него сейчас - багрового от ярости, наносящего удар за ударом по уже безжизненному телу. Постепенно поворачивая кисти связанных рук, Инна смогла освободить руки от веревок. Павлик наконец прекратил свою ужасную работу - вряд ли он понял, что его противник мертв, скорее всего, просто устал.
     Он выронил из рук окровавленный топорик, бессильно опустил руки и по-детски, навзрыд, заплакал.
     Инна смотрела на него снова с привычной жалостью - это опять был ее Павлик, несчастный обиженный ребенок, тот самый Павлик, кого она по утрам водила в детский сад, в морозы до глаз обматывая теплым шарфом, Павлик, которого она учила читать и писать, с которым выводила в первом классе длинные ряды аккуратных палочек, Павлик, которого она собирала на школьный выпускной вечер. Сейчас он стоял перед ней - несчастный, искореженный войной, больной, плачущий человек с окровавленными руками, в залитой чужой кровью одежде... Кто сделал его таким? Кто виноват в его искалеченной судьбе?
     Инна обняла сына, прижала его к себе, не думая про окровавленную одежду, прижала, как прижимает к себе, любая мать, чтобы защитить его, уберечь от окружающего бесконечного зла, от внешнего мира с его опасностями и невзгодами.., она прижала к себе своего несчастного сына и заплакала вместе с ним.

***

     Юрий Костромин плохо спал ночь. Это бы еще ничего, но он плохо спал не первую ночь.
     Он плохо спал с того самого дня, когда...
     Когда прогремел взрыв, оборвавший жизнь крупного российского финансиста и тэ дэ и тэ пэ Александра Васильевича Строганова, - с того самого дня, когда он убил своего школьного друга.
     Он всегда ему завидовал. Все этому паршивцу доставалось так легко, почти даром. Он все мог себе позволить, имея такие тылы. Такую мамашу, эту железную леди. И с женщинами ему тоже везло... Но что хуже всего, за что Костромин его особенно ненавидел - это за его покровительственный тон. За то, как он изображал из себя благодетеля: "Я тебя сюда устроил - значит, ты - мой человек".
     Когда замаячила история с "калмыцкими" деньгами... Когда же Юрию пришла в голову идея операции? Как-то сама собой она сложилась у него в мозгу. И потом в дружеских беседах с Александром он незаметно, ненавязчиво подкидывал ему эту идею раз за разом, пока до того не дошло. Так что у этого кретина сложилось впечатление, что он сам придумал операцию. Как же! Сам он мог придумать, только как очередную девку задурить. С ним было даже неинтересно - так легко он заглатывал любую наживку, так легко поддавался убеждению.
     Юрий волновался, сумеет ли он убедить Строганова, что после операции тот должен исчезнуть, лучше всего умереть. Оказалось - зря он волновался, процесс убеждения прошел как по маслу. Александр даже сам подсказал некоторые детали. Тогда они и придумали замечательный трюк с взрывающейся машиной. Строганов должен был сесть в свою машину на глазах всего одного свидетеля, желательно такого, который смотрел бы только на него, на несравненного, неповторимого Александра Васильевича Строганова, и не заметил бы вторую машину, невзрачные неброские "Жигули", подъехавшие слева к шикарной строгановской БМВ.
     На этом этапе операции главная роль отводилась Костромину. Он должен был заранее, подъехав вплотную слева к машине Строганова и улучив момент, когда вокруг не будет посторонних глаз, открыть левую дверцу БМВ (Строганов дал ему дубликат ключей) и втолкнуть в машину пьяного до бесчувствия бомжа приблизительно такого же роста и комплекции, как Александр. Найти бомжа и довести его до нужной кондиции тоже входило в его задачу. Затем он должен был крутиться на "Жигулях" поблизости и ждать появления Строганова. Как только тот вышел из банка, обеспечив себе свидетеля, Костромин должен был снова подъехать к БMB, чтобы Строганов, сев в свою машину справа и перебравшись через бесчувственное тело, тут же незаметно выскользнул из нее слева и пересел в "Жигули" Костромина.
     Через секунду должен был прогреметь взрыв, изуродовав до неузнаваемости ни в чем не повинного бомжа и открывая перед Строгановым двери в новую безбедную и свободную жизнь.
     Так видел операцию Строганов. Костромину он, как всегда, отводил самую трудную часть работы и справедливую, как он полагал, долю прибылей - двадцать пять процентов. Костромин скрипнул зубами и согласился. Сам он видел операцию несколько иначе.
     В тот роковой день Строганов вышел из банка, отослал назад свою девицу - так, чтобы она не успела дойти до дверей и стала бы надежным и искренним свидетелем его гибели. Взглянув на нее в последний раз, он открыл дверцу своей БМВ с тонированными стеклами, не позволявшими видеть внутренность салона, заметил силуэт мужчины на сиденье и сел рядом, чтобы секундой позже перелезть через своего соседа и выскочить из обреченной машины. Он захлопнул за собой дверцу и повернулся лицом к бесчувственному телу. Забавно было наблюдать, как менялось выражение его лица. В первый момент он еще ничего не понял - человек в машине был одет в плащ с высоко поднятым воротником, примерно такой же, как у самого Строганова, отчасти закрывавший лицо... Но когда он открыл глаза и подмигнул Строганову, тот узнал в нем Костромина, и на лице этого любимца судьбы появилось сначала недоумение, непонимание, потом - растерянность, потом - обида капризного ребенка, которому подарили на Новый год не ту игрушку.
     Обида была тем более искренней, что он никак не ожидал неприятностей именно от Юры, своего школьного приятеля, кому он сделал в жизни так много хорошего. Он еще не понял, чем грозит ему эта неожиданность, он понял только, что операция отклонилась от намеченного плана, и хотел спросить Костромина, в чем дело и где бомж. Но Костромин вынул из-за пазухи револьвер, направил его на своего школьного друга и покровителя и сказал с неожиданно злой усмешкой:
     - Бомжа ищешь, Саша? Так ты и есть бомж.
     Извини, дорогой.
     С этими словами он ударил Строганова рукояткой револьвера в висок.
     У Строганова все поплыло перед глазами, но он не потерял сознания и видел, как Юрий обшаривает его карманы. Вытащив из нагрудного кармана бумажник, Костромин быстро распахнул левую дверцу машины, пригнувшись, перепрыгнул в свои "Жигули" и резко сорвался с места.
     Строганов проводил его мутным взглядом. От удара в голове пульсировала тупая боль, глаза застилал красный туман, все тело охватила невыносимая слабость. Он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой и мучительно пытался понять смысл последних слов Юрия: "Ты и есть бомж".
     Вдруг в голове мгновенно прояснилось, и он с ужасом понял все. Все события, начиная с того, как он сел в БМВ, заняли не больше трех секунд.
     И в этот момент страшный взрыв разорвал его на куски, охватил пламенем его жалкую трепещущую плоть, перемешал с исковерканным металлом некогда роскошной машины в одно кровавое пылающее месиво.
     Александр Васильевич Строганов был далеко не глуп, как думали многие, просто жизнь никогда не давала ему повода усомниться в себе.
     Он шел по жизни легко, снисходительно принимая подарки от судьбы, ему все удавалось, от этого в его характере гипертрофически развилась одна черта - самоуверенность.
     Однако в этот раз судьба в лице Костромина сыграла с ним злую шутку, которая оказалась роковой.
     Костромин, пересев в свою машину и резко рванув с места, чтобы уйти из зоны взрыва, где сейчас появится куча людей - милиция, врачи, пресса, просто зеваки, жадные до чужой крови, - был совершенно уверен, что операция прошла именно так, как он задумал, что наконец-то он раз и навсегда отомстил своему ненавистному покровителю, дорогому другу детства, что он рассчитался с ним сполна за все унижения, за все подачки, за все его высокопарные улыбочки и похлопывания по плечу. Конечно, кроме мести, какой бы сладкой она не была, он огреб еще солидный куш - все "калмыцкие" миллионы, которые Строганов, по его, Костромина, идее, перевел в маленький банк на Кипре. Однако в бумажнике Строганова не оказалось распечатки с кодами доступа и номером счета. Костромин испугался было, но заметил лежащую тут же квитанцию на отправление заказного письма. Строганов зачем-то отправил письмо самому себе до востребования, хотел подстраховаться, чтобы не носить такой важный документ с собой. Хотя зачем ему это было надо, Костромин не понял. Что ж, имея на руках паспорт Строганова, Юрий теперь спокойно сможет получить конверт - почтовые служащие никогда, не смотрят на фотографию; документ предъявлен - следовательно, все в порядке.
     И действительно, на почте ему выдали конверт Строганова, где он, как и ожидал, нашел необходимый для получения денег код. Казалось бы, все шло так, как было задумано, но какое-то непонятное чувство томило Юрия. Что-то было не так, он чувствовал это с самого начала, с самого дня того, что он не хотел называть убийством, а другого названия придумать не мог. Ему мерещилось непонятно что; он уже готов был поверить, что Строганов, кому всегда так бесчестно везло, и здесь сумел как-то выкрутиться и остался в живых. Хотя он прекрасно помнил его бессильно обмякшее тело и мутный взгляд за две секунды до взрыва, как он мог спастись?!
     Этого не может быть! И однако, когда управляющий банка сказал ему об опознании трупа по стоматологической карте, Костромин еще больше заволновался. А вдруг эксперт покажет, что не Строганов погиб в машине? Вдруг Строганов жив и прячется где-то рядом, наблюдая за ним и готовясь нанести удар, тем более страшный, что Костромин совершенно его не ждет?
     А когда управляющий снова вызвал его и сказал, что звонила Громова и просила приехать к ней, чтобы ознакомиться с результатами экспертизы, и что самому управляющему этим заниматься некогда, - Костромин поехал к Громовой с бьющимся от волнения сердцем, нехорошими предчувствиями и влажными ладонями.
     Громова ждала его в своем кабинете за столом, заваленным бумагами. При его появлении она оторвалась на секунду от бумаг, поздоровалась, указала жестом на стул - садитесь - и снова уткнулась в очередной документ. Если бы Костромин не был так взволнован, он бы только усмехнулся, он хорошо знал такой психологический прием - я, мол, так занята, так занята... - с одной стороны, внушаешь посетителю ощущение своей значимости и страшной занятости, с другой - заставляешь его подождать и понервничать, тем самым подготавливая к очередному нелицеприятному разговору. Но сейчас Костромин был так взволнован, что не воспринял поведение Громовой как обычный психологический трюк, а занервничал еще больше. Он посмотрел на ее склоненную голову. Лет этак за пятьдесят, но еще не пенсионный возраст. Одета вроде бы и прилично, но неинтересно - еще бы, где ей об одежде думать, надо преступников ловить! Громова оторвала взгляд от бумаг и подняла глаза:
     - Извините, Юрий Николаевич...
     - Что вы, - Костромин в первое мгновение удивился - откуда она знает его имя и отчество, но потом сообразил, что он только что оформлял внизу пропуск и ей его данные, конечно, сообщили.
     - Нами произведена экспертиза эксгумированных останков, предположительно приписываемых Александру Васильевичу Строганову, - начала Громова, и Юрий похолодел: "предположительно приписываемых!". Значит, еще не точно!
     Громова продолжала:
     - С санкции прокурора была произведена эксгумация вышеназванных останков и изъятие в стоматологической клинике "Стома" зубной карты Строганова. Экспертом Новиковым Андреем Ивановичем было произведено сличение зубного оттиска нижней и верхней челюстей эксгумированных останков с данными стоматологической карты. На основании этого сличения эксперт Новиков подтвердил, что эксгумированные останки принадлежат Строганову Александру Васильевичу.
     Костромин почувствовал, как с его души свалился камень величиной с постамент Медного всадника. Строганову не удалось-таки выкрутиться, смерть не перехитришь. Он заметно повеселел и спросил у Громовой:
     - Вы пригласили меня только для того, чтобы сообщить результаты экспертизы? Больше я ничем не могу вам быть полезен?
     - Не мне, - строго поправила его Громова, - не мне, а следствию. Разумеется, можете быть полезны. Я хотела бы спросить вас о двух вещах.
     Во-первых, как вы считаете, кто мог быть заинтересован в смерти Строганова?
     "Больше всех - сам Строганов", - подумал Костромин, но вслух он этого сказать не мог, поэтому слегка замялся:
     - Вы понимаете.., человек, работающий с большими деньгами всегда находится как бы в зоне риска...
     - Но ведь такое убийство никак не может быть сопряжено ни с ограблением, ни с попыткой вымогательства денег - у покойника ничего уже не отнимешь. Вы не могли бы мне сказать - возможно, ему кто-либо угрожал, шантажировал его?
     - Мне о таких фактах ничего не известно.
     - Кроме того, что вы занимаете пост начальника службы безопасности банка, вы еще и были другом покойного Строганова, и даже достаточно близким? Кажется, вы с ним учились в школе?
     Чертова баба, сколько сарказма она вложила в это "кажется"! Наверняка знает точно, что они со Строгановым знакомы еще со школы, потом работали вместе, это нетрудно выяснить.
     - Вам не кажется, Анна Николаевна, мы действительно учились с ним в школе. - Как только Костромин убедился, что Строганов мертв, он решил показать зубки.
     - Обычно школьная дружба - самая долгая и самая близкая. Следовательно, вы со Строгановым были близкими друзьями. Не могу понять, почему вы так боитесь признать этот факт.
     - Я ничего не боюсь признать, просто хотел бы сказать, что наша дружба была не настолько близкой, чтобы он делился со мной своими тайнами...
     - Пусть даже так. Но вы не могли не заметить, хотя бы по долгу службы, если бы он был в последнее время подавлен и обеспокоен?
     - В наше время все обеспокоены и большинство людей подавлены, "Он мне будет рассказывать!" - подумала Громова.
     - Все же, я думаю, перед такими людьми, как Строганов, не маячит призрак нищеты!
     - Как вам сказать... Зато ему есть что терять.
     Бедному человеку терять нечего, и он чувствует себя спокойнее...
     - Весьма оригинальный взгляд на вещи! - Громова сняла очки и даже чуть привстала из-за стола, чтобы лучше разглядеть своего собеседника. - Надо будет рассказать о вашей точке зрения моему соседу, подполковнику, который полгода не получает жалованье, и у него даже нет денег на лекарства от астмы, которую он заработал за двадцать лет службы в отдаленных гарнизонах... Впрочем, я отвлеклась. Вернемся к непосредственной теме нашего разговора. Значит, у вас не сложилось впечатления, что покойный Строганов был в последнее время чем-то обеспокоен больше чем обычно?
     - Совершенно верно, - немного обиженно ответил Костромин.
     - Ну что ж... Давайте ваш пропуск, я подпишу. Кстати, до меня дошли сведения, что в банке, кроме убийства заместителя управляющего, имело место.., еще одно ЧП, скажем так.
     - Что вы имеете в виду? - насторожился Костромин, он уже забрал пропуск и собрался уходить, в связи с чем успокоился и несколько расслабился.
     - Что я имею в виду? Какие же неприятности могут произойти в банке? Разумеется, связанные с деньгами. Большими деньгами...
     Разнюхала-таки! Не зря чуть не половина банка перебывала у нее на допросах, кто-то трепанул, а ей много не надо, теперь вцепится как бульдог и начнет копать!
     - Что-то вы, Юрий Николаевич, побледнели? - продолжала Громова откровенно издевательским тоном. - Вам нехорошо? Может быть, в кабинете слишком душно? Идите, я вас не задерживаю. Все равно вы мне про ЧП ничего не расскажете.
     Костромин добежал до своей машины, резко сорвал ее с места и вытащил мобильник. Набрав знакомый номер, он коротко бросил:
     - Надо встретиться. На том же месте, ты знаешь. Через полчаса.
     Через полчаса, оставив машину неподалеку, он прошел по безлюдной аллее парка Лесотехнической академии и сел на зеленую садовую скамью.
     Светлана торопливо подошла пятью минутами позже, запыхавшаяся и злая.
     - Что за спешка? И вообще - договорились же, никаких незапланированных контактов!
     - Я только что от следователя. Она что-то разнюхала про калмыцкую историю и недвусмысленно дала мне понять, что связывает ее со взрывом.
     - Пусть себе связывает на здоровье. Доказать ничего она не сможет. Самое главное - нет человека - нет проблемы.
     - Одно радует.., провели экспертизу, и она подтвердила, что в машине был он.
     Све