ц  закончилось  и  их
ужасное путешествие.
      Мусоровоз  остановился, кузов накренился, и  вместе  с
кучей  отходов  Алекс и Оксана высыпались в  зловонное  море
свалки.    Мусоровоз   торопливо   уехал,    не    дожидаясь
благодарности за проезд. Оксана вскинулась было за  ним,  но
".$(b%+l  сделал вид, что не слышит ее криков. Тогда  Оксана
выкарабкалась  из-под  завалившей  ее  дряни,  с  омерзением
отряхиваясь и принюхиваясь к самой себе.
     Алекс сидел весь в мусоре, тупо глядя перед собой.
     Оксана огляделась. Необозримое поле свалки простиралось
во  все  стороны до горизонта. Над ним кружили стаи  чаек  и
ворон,  и кое-где были видны неторопливо бродившие по  этому
зловонному  Клондайку в поисках одним  им  ведомых  сокровищ
человеческие существа.
      Два  таких  существа явно направлялись в  их  сторону.
Когда  они  подошли  поближе,  Оксана  разглядела  огромного
красномордого  мужика с бычьей шеей,  в  ватнике  и  высоких
резиновых  сапогах  и  мерзкого плюгавенького  старикашку  в
низко надвинутой на глаза солдатской ушанке.
      -  Смотри-ка, Митрич, какой нам бабец подвалил! Бывает
же такое! Кто бы рассказал - не поверил бы!
      -  Ладно тебе, Лось, бабец - это по твоей части,  а  я
сейчас  этого лоха пощиплю, сдается мне, у него  карманцы-то
не чищены.
      Старикашка  подошел  к Алексу, как  к  неодушевленному
предмету, и начал хладнокровно шарить в его карманах. Как ни
был  безучастен  Алекс, но даже он попытался  сопротивляться
такому  наглому грабежу. Тогда старик, ласково матюгнувшись,
ткнул   его  корявым  коричневым  пальцем  в  горло.   Алекс
закашлялся и больше не пытался возражать.
       Тем   временем   огромный  мужик,  которого   коллега
заслуженно  назвал Лосем, с плотоядной улыбкой направился  к
Оксане. Оксана в ужасе попыталась удрать, но бежать по горам
мусора было страшно неудобно, она то и дело оскальзывалась и
падала,  Лось очень быстро ее нагнал и схватил, как котенка,
за шкирку.
      -  Ну,  бабец, ты чего от меня удираешь-то? Брезгуешь,
что ли? Так ты на себя-то посмотри - нечего тебе передо мной
нос драть, швабра ты немытая!
      Выйдя от тети Нюры, мы поехали к нам домой, во-первых,
потому что Надежде надо было где-то перекантоваться до утра,
а  то что бы ее муж сказал, если бы она явилась домой в  три
часа  ночи,  а во-вторых, мы просто не могли расстаться,  не
обсудив,  что же, собственно, с нами произошло. Деньги,  все
пятьдесят  тысяч  долларов, были в  сумке,  лежали,  как  их
упаковали  Витька с Лерой. Как видно, убегая от шпаны,  Олег
Примаков  успел  забросить сумку на тети  Нюрин  балкон.  По
дороге мы заехали в открытый ночью универсам, и Борька купил
там  бутылку коньяка, шампанского и кое-что из еды. Так  или
иначе,  но  наши приключения закончились, и  надо  было  это
отпраздновать.
      Когда мы выпили по рюмочке и расслабились, то еще  раз
перебрали  в  памяти  все ключевые моменты  этой  истории  и
решили, что каждый из нас включился в эту передрягу на своем
этапе   совершенно  случайно.  Для  меня  все   началось   с
шатающегося   каблука,  хотя  нет,   с   прихода   налоговой
инспекции. Для Надежды - с чужой видеокассеты. Когда влез  в
эту историю мой муж, он предпочел промолчать, но я все равно
из него это потом вытрясу.
      Я вспомнила наш разговор в магазине с самого начала, о
том,  что было бы, если бы все случайности собрались в одном
месте  в  одно время. Похоже, что судьба решила  поиграть  с
нами  в  кости, каждому что-нибудь выпало, никого не  обошло
стороной. Началось с Леры. Ей за скверный характер и желание
нагадить ближнему досталось самое страшное - смерть. Обидно,
конечно,  но  с  судьбой не поспоришь. Смерть  у  Леры  была
глупая  и  опять-таки  случайная -  ее  стукнула  по  голове
бронзовым пресс-папье любовница ее же собственного мужа,  за
что  ее,  эту самую любовницу, в свою очередь, убил  киллер,
опять-таки случайно, по ошибке.
      Непонятно,  за  что пострадал сосед  Надежды  Геннадий
Березин,  но  случай не разбирает. Зато не  только  наемному
убийце  воздалось очень быстро за его злодеяния, но и  того,
кто  его  нанял, постигла быстрая смерть - его  выбросили  с
верхнего  этажа  строящегося  дома.  Об  этом  нам  сообщила
Надежда, загадочно поблескивая глазами и отказываясь назвать
свой источник информации. Я сильно подозревала, что источник
этот  уже  попадался на моем пути, в подъезде тети Нюры,  но
Надежда молчала, как двоечник у доски.
      С  ненормального  соседа  тети  Нюры  спрашивать  было
нечего.  Если бы не управляли им злые люди, от него не  было
бы  столько вреда. Как воздается за все Борькиной теперь уже
точно бывшей жене Оксане, не знаю, но я получила глубочайшее
удовлетворение, наблюдая, как ее увозит мусоровоз, и  больше
не  хочу  о  ней вспоминать. Остался последний  невыясненный
вопрос. Я в упор поглядела на своих собеседников:
      -  И что же мы будем делать с деньгами? Надежда пожала
плечами,  давая  понять,  что ее-то  этот  вопрос  точно  не
касается.
      -  Деньги  чужие,  - твердо сказал Борис,  -  их  надо
вернуть и забыть.
      -  Кому вернуть? Витьке? Ах, Витя, мы ночей не  спали,
жизнью  рисковали, вот возьми свои денежки. Да он тебе  даже
спасибо не скажет!
     - А что предлагаешь? Милка, ты меня удивляешь. С бомжом
связалась, мусоровоз наняла, Оксане все волосы выдергала, да
что с тобой происходит?
     Теперь еще хочешь чужие деньги прикарманить!
      -  Ах, я тебя удивляю? Ну так удивляйся дальше.  Этими
деньгами  я  сама  распоряжусь. У твоей матери  ведь  прорва
знакомых,  есть  очень  приличные и  влиятельные  люди.  Как
думаешь,  найдется среди них кто-нибудь, кто  сможет  помочь
отправить  человека на лечение за границу, в  Европу  или  в
Штаты, не спрашивая, откуда у этого человека деньги?
      Надежда  уже  все  поняла, а Борька  смотрел  на  меня
недоуменно, ожидая дополнительных объяснений.
      -  Ну  что  ты на меня смотришь? Ты подумал  об  Олеге
Примакове? Ты ведь не ходил к нему в больницу и не видел, во
что  превратилась его квартира. Ты не знаешь, что  его  жена
ночует  у знакомых и что его грозят перевести в дом хроника.
И молодой, красивый, здоровый мужчина на всю жизнь останется
полным инвалидом, а за что? За то, что, не подумав, связался
со  шпаной, за то, что случайно уберег деньги! И ты  хочешь,
gb.!k я отдала эти деньги этой скотине Витьке, а Олег умирал
там  в  доме  хроника?  Ну,  так  найдется  у  твоей  матери
приличный знакомый?
     - Наверное, найдется.
       -  Ладно,  я  сама  с  ней  поговорю,  а  то  ты  все
перепутаешь. Интересно, хватит сорока тысяч на лечение?
     - Почему сорока тысяч?
      -  Потому что десять тысяч долларов я завтра отправляю
Лешке,  чтобы  он заплатил за год обучения в Массачусетсском
университете!
     - Что? Ты мне ничего про это не говорила.
     - Не придуривайся, ты все читал в Лешкиных письмах.
     - Но я думал...
      - Ты думал, раз денег нет, то Лешка вернется. А теперь
деньги есть.
     Видя, что он недоволен, я пришла в ярость.
      -  Ты  что,  хочешь, чтобы он вернулся  сюда,  в  этот
бандитский   город?   Ты   хочешь,  чтобы   его,   абсолютно
неподготовленного  после  Америки,  избили,  как  Олега,  за
куртку, за часы, за просто так? Ты этого хочешь?
     - Но как же мы... - спросил он растерянно.
      -  А  мы накопим денег и поедем к нему в гости. А если
тебе со мной скучно, то так и быть, заводи кота. Вон Надежда
тебе посодействует котеночка из приличной семьи.
     - Устроим! - немедленно отозвалась Надежда.
      В  положенное время тетя Нюра вернулась из своего дома
отдыха и пригласила нас с Надеждой на торжественное чаепитие
по случаю своего возвращения. Слухи о неудавшемся ограблении
уже  ходили  по  всему дому, их распространяла  Митревна,  а
может,  кот  Тимоша по своей линии, но, так или иначе,  тетя
Нюра  уже  была  в  курсе.  Она восприняла  все  случившееся
довольно  спокойно, только благодарила нас  за  то,  что  не
упустили Тимошу.
      Когда  мы  съели чуть не половину огромного  пирога  с
капустой,  тетя Нюра рассказала нам, что случилось несколько
лет назад, незадолго до смерти ее мужа Николая Егоровича.
      - Как стал он болеть, сердце у него отказывало, но еще
довольно  бодрый был, так вижу, что-то все он  задумывается,
достанет  эту папку картонную, картинки все рассматривает  и
думает.  А  потом как-то и говорит мне, что  не  успокоится,
пока точно не узнает, что это за вещи. Я ему и отвечаю,  что
ведь  носил он эти картинки сведущему человеку, тот  сказал,
что  ерунда все это. А он мне: нет, Аннушка, видел я, как  у
того  коллекционера на картинки глаза-то зажглись,  не  все,
мол, с ними так просто. И пойдем, говорит, мы с ними прямо в
Эрмитаж,  там  уж  нас не обманут. Если  ерунда  это,  пусть
посмеются  над нами, мы уж потерпим, а вдруг и  правда  вещь
ценная?  Не  стал  бы чекист этот старый тайник  в  дымоходе
делать,  чтобы всякое барахло прятать. Я еще помню,  ворчала
на него, что совсем рехнулся на старости лет.
     Ну, пошли мы с ним как-то в будний день, чтобы народу в
Эрмитаже  поменьше.  Подошли к контролерше,  что  при  входе
сидит,   Коля   и  показывает  ей  папочку  и  вежливо   так
спрашивает, куда нам обратиться с этими вещами.  Та  сначала
#.".`(b,  что  сейчас не время консультаций, а потом  видит,
что мы люди не разбирающиеся, позвонила куда-то, приходит  к
нам  девушка, посмотрела папочку, ничего не сказала и повела
нас  по залам. Идем-идем, я уж уставать начала, заводит  она
нас в служебное помещение, там начальник сидит. Посмотрел он
картинки,  серьезный  такой  стал,  спрашивает,  откуда  они
взялись. Коля ему все по правде описал, как он папку нашел в
камине  замурованную, как она лежала у нас долго. Тот  вышел
куда-то,  а потом вернулся и говорит, что сейчас как  раз  у
них  в Эрмитаже присутствует какой-то самый главный эксперт,
он  придет  на  картинки посмотреть. Это, говорит,  для  нас
большая удача, потому что профессор этот старенький,  к  ним
не часто ездит, а нынче как раз такой случай.
     Прибегает профессор, и правда старый, седой совсем, как
увидел  он  эту  папку, да как схватит ее и  давай  вертеть-
крутить!  Картиночки перебирает, а у самого  глаза  горят  и
руки  трясутся,  так  что Коля мой даже нахмурился  и  хотел
уходить,   потому  что  этот  профессор   очень   ему   того
коллекционера напомнил, который предлагал картинки за триста
рублей ему продать.
      А  потом профессор прослезился, сел за стол и говорит,
что  не картинки это, а офорты Рембрандта, и что пропали они
из  коллекции профессора, вот фамилию забыла я,  которого  в
тридцать  седьмом посадили, и так он и сгинул в  лагерях.  А
чекист  этот,  Ильичевский, тогда был мелкая  сошка,  видно,
хапнул в квартире профессора, что осталось. Они, из органов,
в искусстве не разбирались, видят, что бумажки какие-то, вот
и  бросили, а этот подобрал. А коллекция почти вся  пропала,
кое-что недавно всплыло за границей, он, наш-то профессор, и
не  надеялся, что еще что-то отыщется. А он сам сидел, чудом
выжил,  так  высказался потом про Ильичевского и про  других
очень нехорошими словами, меня не постеснялся, правда, потом
извинился.
      А  потом  начальник их говорит, что денег, конечно,  у
Эрмитажа  мало, но на такое дело найдут они средства,  чтобы
офорты  выкупить.  Тут  Коля мой  прямо  обиделся,  встал  и
говорит, что в жизни мы чужого не брали и как не стыдно  нас
с  тем  ворюгой  Ильичевским на  одну  доску  ставить.  Еще,
говорит,  не  хватало,  чтобы мы  за  эти  офорты  деньги  с
государства брали. Те, конечно, извинились, проводили нас  с
почетом, картинки оформили официально, акт составили. И где-
то  через  неделю  приезжает  к  нам  домой  на  машине  тот
профессор,  привозит это письмо, торт и мне вот такой  букет
роз!  Долго  сидели,  он много интересного  рассказывал  про
коллекцию  и  очень  благодарил, что тогда  Коля  не  продал
офорты  тому  коллекционеру  за триста  рублей,  потому  что
уплыли  бы они за границу как пить дать. Потом руку  мне  на
прощанье поцеловал и уехал, вот! - тетя Нюра с гордостью  на
нас посмотрела. - Коля положил письмо в папку ту же самую  и
опять  убрал в тайник, а мне и говорит: ты, Аня,  не  болтай
там  соседкам,  что  мы офорты нашли, а то  пойдут  по  дому
слухи, что Игнатьич покойный сокровища в тайниках замуровал,
так  еще  к нам залезут, драгоценностей не найдут, а  у  нас
последнее украдут. И где-то через полгода Коля мой  умер,  а
/`. это дело я и молчала, как он велел, мне ни к чему...
       На   бескрайних  просторах  свалки  встретились   два
авторитетных бомжа.
      -  Здорово, Ледокол! Чтой-то тебя в последнее время не
видать было? Али в другие края подался?
      - Да не, Ильич, так попробовал по поездам походить, да
не  дают там нашему брату. Там все дачники да садоводы, сами
нищие.  Перед  ними поешь-поешь - распинаешься,  а  все  без
толку. Не, здесь, на свалке, оно надежнее. Всегда хоть  что,
да  найдешь,  без стакана спать не ляжешь. А у вас-то  здесь
что нового?
     - Да у нас, Ледоколушко, такой цирк - со смеху сдохнуть
можно: у нас тут американец бомжует!
     - Ты чего клея нанюхался?
     - Да правду я тебе говорю! Сам поверить не мог! Сперва-
то все думали - он туману напускает для понта, а он - нет, и
по-ихнему чешет будь здоров...
      - Да это небось просто профессор какой наш, здешний. Я
в бомжах профессоров-то на целую роту тебе наберу!
      -  Не,  этот не профессор, профессора - они поговорить
любят,  чуть что - всякая у них философия. А этот  -  только
охает  да дом свой американский поминает: да сколько у  него
там  ванных, да сколько сортиров, да во что он ему обошелся.
Точно тебе говорю - настоящий американец.
     - А как же он к нам попал?
      -  Ой,  это  опять  такой цирк - умрешь!  Его  Васька-
мусоровоз на своей машине привез! Привез в кузове и  посреди
свалки так и сбросил! И еще бабу с ним...
     - Что еще за баба?
      -  Баба-то что надо, все при ней, да ее сразу  Колька-
Лось оприходовал.
      Она-то  попервоначалу рыпалась, сбежать  пыталась,  да
Лось  ее так отлупил пару раз - стала как шелковая: что Лось
велит, он еще и сказать не успел, а она уже бежит делать.  И
сапоги  ему  снимает, и косяки крутит. Так до чего  дошло  -
портянки  .  ему стирает! Лось в жизни портянок  не  стирал,
носил,  пока одна рвань останется, а тут при бабе этой  стал
как барин: чуть не каждую неделю портянки свежие!
     - Ну, это уж она мужика разбаловала!
      -  А попробуй она его не разбалуй - как что не по нем,
сразу в морду.
      -  Так ее Васька вместе с американцем привез? Она что,
тоже американка?
      -  Да нет, какое там! Своя баба, наша, матом иной  раз
так запустит - заслушаешься! А с американцем этим у нее что-
то,  видать, было: она его если увидит, то шипит, как  масло
на сковородке, иначе как козлом его и не называет.
      -  А  как этот америкашка здесь живет? -Он ведь небось
ничего и не умеет?
      -  Да  попервости совсем ничего не умел, чуть было  не
пропал у нас. Так мужики пожалели, помереть не дали. Я и сам
его  пару  раз покормил. А потом научился кое-как, к  Фонарю
прибился, что найдет, ему сразу тащит, а Фонарь его  за  это
кормит.
      -  А чего же он в свою Америку не возвращается, раз  у
него там дом на десять сортиров?
      - Да, видно, боится чего-то, натворил тут у нас дел. А
потом  у  него Митрич, таракан старый, в первый день карманы
обобрал  и  попер  все  его документы американские.  Теперь,
говорит,  ты  мне за них тыщу баксов должен,  а  иначе  тебе
своей Америки не видать!
     - Ну, Митрич - гнида знаменитая...
      - Главное дело, он мне по пьяни-то проболтался, что  у
него  уже  и документов тех давно нету, он их как спер,  так
кому-то  за  косяк  и продал, а кому - не  помнит.  Так  что
ходить нашему америкашке в бомжах до волчьей пенсии!
     - Это что еще за волчья пенсия такая?
      -  А  ты как думаешь - какая у волка пенсия? Пока ноги
носят - бегает, а потом сдохнет, вот и вся тебе пенсия.
      Там  же  на  свалке несколькими днями позже никудышный
бомж  по  кличке  Америкашка, в  котором  никто  из  прежних
знакомых  не  мог  бы  узнать гражданина Соединенных  Штатов
Алекса  Ильичевски, дождавшись, когда Колька-Лось  уйдет  на
промысел, крадучись пробрался к его хибарке, сколоченной  из
старых  дверей  и  пустых ящиков. На пороге  хибарки  сидело
грязное запущенное существо с расцарапанным лицом и огромным
синяком  под  глазом. Только злой огонь,  вспыхнувший  в  ее
глазах при виде Америкашки, напоминал прежнюю Оксану.
     - Ну, чего приперся, козел вонючий? Чего еще надо? Мало
тебе,  что  ты  мне всю жизнь поломал? Хочешь теперь,  чтобы
Лось тебя увидел и последние зубы мне выбил?
     - Нет, Оксана. Я хочу выбраться отсюда.
      -  Ага!  Он  выбраться хочет! А я здесь на  всю  жизнь
остаться хочу, наверное. Слава богу, немного уже этой  жизни
осталось!
      - Посмотри, что я нашел. - Алекс протянул ей небольшую
пластмассовую флягу.
     - Это еще что такое? - недовольно пробурчала Оксана.
      -  Ты  ведь  врач, правда? Тогда ты лучше меня  должна
знать, что это такое.
      -  Спирт  метиловый.  На  черта  ты  мне  эту  гадость
приволок?  На  тот  свет  собираешься  и  меня  в   компанию
приглашаешь?  Что  ж, может, и правда, нет  у  меня  другого
выхода...
     - Есть у тебя выход.
     - Что ты так на меня страшно смотришь?
      -  Ты  Лосю  своему налей этой дряни, он выпьет  -  не
поморщится. А потом ты свободна.
      - Ты, гнида американская, на убийство меня толкаешь? А
если  Лось  догадается? Он ведь Перед  смертью  меня  успеет
пришить! Пошел ты отсюда вместе с отравой своей!
      - Я-то уйду, только одну вещь тебе покажу, что сегодня
нашел.
     - Что еще за вещь?
      Алекс залез в карман своей драной телогрейки и вытащил
круглое  ручное  зеркало. Оксана жадно  схватила  зеркало  и
вгляделась в свое отражение. По ее лицу, сменяя друг  друга,
прошли  выражения  изумления,  отвращения,  ненависти.   Она
ab.o+   неподвижно,  не отводя глаз от  зеркала,  не  меньше
десяти минут. Потом убрала его за пазуху и протянула руку:
      - Давай сюда свою отраву. Она перелила метиловый спирт
в бутылку из-под спирта "Ройял" и отдала флягу Алексу:
      -  На,  выкинь где-нибудь подальше. Алекс  кивнул,  не
отводя взгляда, он видел, как в ее глазах зрела решимость.
      Часа через два Колька-Лось вернулся с промысла. Он был
уже навеселе - видно, успел уже что-нибудь сбагрить Фонарю и
отоварился у него самогонкой.
     Сразу с порога Лось набросился на Оксану.
     - Ты, швабра драная, мужиков тут без меня принимаешь! И
добро бы еще мужиков, а то Америкашку этого поганого! Митрич
видел,  как  он тут возле тебя сшивался. Учил я тебя,  учил,
ничего тебе впрок не идет. Видно, правду Митрич говорит, что
я  с тобой много цацкаюсь! Так тебя поучить надо, чтобы ты с
моего  ученья  кровью харкала, тогда будешь себя  вести  как
положено!
      Тут  на глаза Лосю попалась бутылка спирта. Глаза  его
загорелись, весь он прямо затрясся от вожделения.
      -  Ах  ты, стерва! Спрятать от меня хотела?  Это  тебе
кобель  американский,  что  ли,  приволок?  Клинья  к   тебе
подбивает? А ну, давай сюда!
      -  На, подавись, - Оксана протянула ему бутылку, глядя
белыми от ненависти глазами.
      Лось  отвинтил  крышку  и надолго  припал  к  горлышку
бутылки.  Когда бутылка наполовину опустела, он поставил  ее
на хромоногую табуретку и сказал помягчевшим голосом.
      -  Ладно, швабра, живи пока. Жрать давай. Оксана молча
поставила   перед   ним   миску  с  какой-то   невообразимой
похлебкой.  Выхлебав  миску  в  два  глотка,  Лось  сел   на
солнышке,  привалившись к стене своей хибарки,  и  задремал.
Через полчаса он встрепенулся и беспокойно завертел головой:
      -  Ой, чего