адке. Основные члены клуба могли
зависать в нем на многие часы; постоянно улучшая Систему, споря по поводу
того, что должно быть следующим шагом или разрабатывая свой собственный
жаргон, который казался абсолютно непонятным тому, кто мог бы случайно
наткнуться на этих фанатичных тинейджеров, одетых в поношенные рубашки с
коротким рукавом и карандашами в карманах, в штанах из бумажного твила
(специальная ткань для спецовок и комбинезонов - пр.перев.), и, всегда с
бутылкой Кока-колы в одной руке. TMRC купила свою собственную машину по
розливу Кока-Колы за умопомрачительную по тем временам сумму в $165; но
при цене пять центов за бутылку все издержки были покрыты через три
месяца. Чтобы сделать продажу еще более удобной, Сандерс построил для
покупателей Кока-Колы автомат для размена монет, который потом
использовался еще в течение десяти лет. Когда какая-то часть оборудования
не работала, это было "losing"; когда часть оборудования выходила из
строя, ее называли "munged" (от Mash Until No Good - "расплющено в
лепешку", (хорошо подходит глагол "мандить")); два стола в углу комнаты
назывались не офисом, а "орифисом" (orifice - "отверстие, проход"); того,
кто настаивал на учебе, называли "тулзой" (tool); мусор назывался
"крафтом" (cruft); а разрабатываемый проект или изделие, создаваемое не
только для достижения некоторой конструктивной цели, но и для того, чтобы
оттянуться и получить простое удовольствие от собственно процесса,
назывался "хаком" (hack). Последний термин, возможно, был древним
жаргонным словом в МТИ. Слово "хак" долго использовалось для описания
озорных студенческих шуток, которые студенты МТИ регулярно придумывали:
например, покрытие отражающей фольгой купола, который возвышался над
университетским городком. Но при его использовании в TMRC, подразумевалось
серьезное уважение к обсуждаемому предмету разговора. Кто-нибудь мог
назвать хитрое соединение между двумя реле "просто хаком", тем не менее,
все понимали что, для того, чтобы это было действительно хаком, работа
должна содержать новшество, иметь стиль, и должна быть проделана с
технической виртуозностью. Даже если кто-то самоуничижительно говорил, что
он "хакерил Систему"
   (подразумевая, что он по своему разумению, делал это также безыскусно,
как человек, держащий в руках топор, колет дрова), весьма существенным
признавалось мастерство, с которым на самом деле это все было проделано.
Самые продуктивные участники группы Сигналов и Питания назвали себя
"хакерами" с большой гордостью. В пределах границ клубной комнаты в Здании
N 20, и "Комнаты для Инструментов"
   (где было мало институтской учебы и много технических, чисто мужских
разговоров), они наделяли сами себя атрибутами героев исландских легенд.
Вот, например, как Питер Самсон видел себя и своих друзей, подражая
сандбургской поэзии, в информационном бюллетене клуба:
 
   В свет и во тьму повергающий мир мановеньем руки, 
   Предохранителей Тестер, Прокладчик Путей, 
   Рубщик Системы продвинутый, игравший железной дорогой, 
   Странный, помятый, лежал он, растекшись под "полом"± 
   Ответь мне, о, бьющая точкой-об-точку контактов машина, 
   Линия, что коммутируешь ты, свет возносит над схемой, 
   Много мужей искушенных сказали мне - ты неисправна.
 
   Я им поверил - я видел, что лампы, горевшие долго, 
   Те, что раскрашены тщательно кистью умелой, 
   Были повергнуты в тьму, привлекая, 
   Многих желающих тут же залезть под Систему.
 
   Прямо под башнею, там, где скопление пыли, 
   Там мы похачим Систему, где трещины ширятся вдвое.
 
   Будет похачено все, даже если, 
   кто это делает - он первокурсник-невежда, 
   Тот кто забросил занятья и кто будет выгнан в дальнейшем.
 
   Будут похачены электрощиты, что стоят под замками, 
   Те что скрывают контакторы, что контролируют схему.
 
   Будет похачено все!
 
 
   Вот оригинал этого произведения:
 
   Switch Thrower for the World, 
   Fuze Tester, Maker of Routes, 
   Player with the Railroads and the System's Advance Chopper; 
   Grungy, hairy, sprawling, 
   Machine of the Point-Function Line-o-lite:
 
   They tell me you are wicked and I believe them; 
   for I have seen your painted light bulbs 
   under the lucite 
   luring the system coolies...
 
   Under the tower, dust all over the place, hacking with 
   bifurcated springs...
 
   Hacking even as an ignorant freshman acts who has never lost 
   occupancy and has dropped out 
   Hacking the M-Boards, for under its locks are the switches, and 
   under its control the advance around the layout, 
   Hacking!
 
 
   "Будет похачено все!", - этими странноватыми, в потрепанной одежде,
лежащими под схемой хакерскими выбросами юношеской энергии; отстегнутыми
поджаривателями диодов, которые гордятся своими ролями Повергателей мира
во тьму, Тестеров Предохранителей, Прокладчиков Путей, Игроков с Железной
дорогой, и Продвинутых Прерывателей Системы.
 
   Всякий раз, когда была возможность, Самсон и его товарищи
проскальзывали в комнату ЭОПД с ее наборными полями, пытаясь придумать,
как можно использовать эту машину для отслеживания коммутаторов под
моделью железной дороги. Они также считали важным, понять для себя пределы
того, что можно было бы сделать при помощи этого электромеханического
считывающего устройства.
   Весной 1959 года, в МТИ студентам был предложен новый курс. Это был
первый курс по программированию компьютера, который могли выбирать для
себя новички. Преподавателем был человек, немного отрешенный от этого
мира, с шевелюрой больше похожей на взрыв волос на голове, чем на прическу
и такой же непослушной бородой. Его звали Джон Маккарти.
   Будучи великолепным математиком, Маккарти был классическим рассеянным
профессором. Ходила масса историй относительно его привычки отвечать на
вопрос спустя многие часы, а иногда даже дни, после того, как он ему был
задан. Он встречал вас в коридоре, и без всякого приветствия начинал
говорить со своей очень четкой роботоподобной дикцией, как будто пауза при
разговоре занимала только долю секунды, а не неделю. И, как правило, этот
запоздалый ответ был полностью исчерпывающим.
   Маккарти был одним из малочисленной группы людей, которые работали с
компьютерами в абсолютно новой области. Изменчивая и спорная природа этого
поля деятельности был очевидна из крайне высокомерного названия, которое
Маккарти ему дал - искусственный интеллект. Этот человек на самом деле
думал, что компьютеры могут быть разумными. Но даже в таком наукоемком
месте как МТИ, большинство людей считали эту идею смешной. Они полагали,
что компьютеры являются полезным, хотя и невероятно дорогим, инструментом
для перемалывания огромных массивов численных вычислений и основой для
разработки ракетных оборонных систем (как, это было, например, с самым
большим компьютером МТИ, Whirlwind (Вихрь), который был построен для
системы раннего обнаружения SAGE), но они высмеивали саму мысль, что
компьютеры могут представлять поле для научных исследований.
   В конце пятидесятых, информатика (computer science) как таковая
официально в МТИ не существовала, и сам Маккарти, и его
коллеги-компьютерщики работали в Департаменте Электротехники, где для
студентов был разработан курс N 641, который Коток, Самсон, и несколько
других членов TMRC взялись изучать этой весной.
   Маккарти начал работу над мамонтообразной программой на Неповоротливом
Гиганте IBM 704 , которая придала бы этой машине невероятные способности
игры в шахматы. В противовес критике противников подававшей надежды
области искусственного интеллекта, люди, подобные Джону Маккарти, могли
предоставить только голый оптимизм. Но Маккарти имел определенное видение
того, что компьютеры могли делать, и игра в шахматы была только началом.
   Котока, Самсона и других привлекали не эти "видения", а вполне
конкретные и занятные вещи. Они хотели понять, как же работают эти
проклятые машины, и хотя этот новый язык программирования LISP, о котором
Маккарти постоянно говорил во время курса N 641, был достаточно интересен,
он не был столь же интересен, как сам акт программирования или то
фантастическое мгновение, когда вы забираете вашу распечатку из рук
Верховных Жрецов, полученную непосредственно из источника! После этого
можно было потратить многие часы, детально изучая результаты работы
программы, пытаясь понять, что пошло не так, и как это можно было бы
исправить и улучшить.
   Хакеры из TMRC изобретали способы подобраться поближе к IBM 704,
которая в скором времени была модернизирована до более новой модели 709.
Оставаясь в вычислительном центре в ранние утренние часы, постепенно
признакомившись с Высшим Жречеством, отбивая поклоны и осеняя себя
крестными знамениями необходимое количество раз, Котоку и прочим, в
конечном счете, позволялось нажать несколько кнопок на машине, и
понаблюдать моргание лампочек во время ее работы.
   На этих машинах имелись и свои тайны. Они были кропотливо изучены
некоторыми старшекурсниками в МТИ, у которых был доступ к 704 и друзья
среди Верховных Жрецов. Что удивительно, некоторые из этих программистов -
дипломников, работавших с Маккарти, даже написали программу, которая
использовала одну из строк крошечных лампочек.
   Лампочки зажигались в таком порядке, что это напоминало небольшой
шарик, который пролетал справа налево: и если оператор нажимал выключатель
в нужный момент, то огоньки мог ли двигаться в обратную сторону. Это
походило на компьютерный пинг-понг! Очевидно, что это было как раз тем,
чем можно было бы похвастаться перед друзьями и впечатлить их, после чего
они бы посмотрели на код программы, и попытались бы понять, как это было
сделано.
   Чтобы программа стала лучше, можно было бы попробовать сделать то же
самое с меньшим количеством команд, приложив при этом достойные усилия,
так как в маленькой "памяти" компьютеров тех дней было очень мало места и
в них не могло помещаться много инструкций. Джон Маккарти однажды отметил,
как его аспиранты, которые тусовались вокруг IBM 704 , работали над своими
компьютерными программами, пытаясь выжать из машинных команд все, что
только было возможно, чтобы в итоге программа была максимально компактна и
чтобы в машину нужно было вставлять наименьшее количество перфокарт.
Удаление одной или двух инструкций для них было почти навязчивой идеей.
Маккарти сравнивал этих студентов с лыжниками-баммерами (bummers), которые
ездят на максимальной скорости. Студенты получали те же острые ощущения от
этого "максимального кодекса" как и фанатичные лыжники, которые получали
удовольствие, отчаянно и со свистом проносясь с вершины холма. Поэтому
попытки отрезать часть инструкций от компьютерной программы без
воздействия на конечный результат стали в итоге называться "программным
баммингом" и вы могли бы часто слышать людей, бормочущих под нос что-то
вроде: "Возможно, я сумею бамнуть несколько инструкций нафиг и сократить
загрузку программы восьмеричной коррекции с четырех карт до трех".
   В 1959 году интересы Маккарти немного сместились: он оставил шахматы и
занялся новым способом общения с компьютером. Это был новый "язык"
   под названием LISP. А шахматным проектом занялись Алан Коток и его
друзья, которые были весьма нетерпеливы и готовы приступить немедленно к
решению проблемы. Работая на IBM, которая функционировала в режиме
пакетной обработки, они начали обучать IBM 704, потом модель 709, а
впоследствии и заменившую ее модель 7090, решению задачи расстановки
ферзей на доске. В конечном счете, группа Котока стала самым большим
пользователем компьютерного времени во всем вычислительном центре МТИ.
   Однако работа с IBM сильно выматывала. Не было ничего хуже долгого
ожидания в промежутке после сдачи ваших перфокарт и моментом, когда ваши
результаты вручались вам назад. Если вы напечатали не в том месте хотя бы
одну букву, то программа вылетала с ошибкой, и вы должны были начинать всю
работу снова. Кроме того, как снежный ком росло количество чертовых
правил, которые пронизывали всю атмосферу вычислительного центра.
Большинство из этих правил было предназначено для того, чтобы держать
сумасшедших компьютерных фанов типа Самсона, Котока и Сандерса, на должном
физическом удалении от машины. Самым жестким правилом из всех было то, что
никто не должен быть прикасаться к переключателям или непосредственно
вмешиваться в работу машины. Как раз это ребята из СиП хотели сделать
больше всего на свете и просто умирали от этого страстного желания, а
действующие ограничения сводили их с ума.
   Один Жрец, а точнее - помощник Жреца низкого уровня, во время ночной
смены был особенно настойчив в выполнении этих бюрократических
распоряжений. Для него Самсон изобрел подходящую месть. Однажды, копаясь в
развалах электронного хлама в магазине Эли, он случайно наткнулся на
электронную плату, которая в точности походила на плату, аналогичную той,
на которой были смонтированы электронные лампы, находившиеся внутри IBM.
Однажды ночью, около 4 часов утра, этот младший помощник Жреца отлучился
на минуту из комнаты. Когда он возвратился, Самсон сказал ему, что машина
вышла из строя, но они нашли источник проблемы, после чего показал ему
полностью разбитый модуль от старой IBM 704, которую он нашел у Эли.
   Помощник жреца едва смог вымолвить: " Г-где ты это взял?"
   Самсон, большие зеленые глаза которого могли легко принимать
маниакальное выражение, медленно показал на свободное место в стойке
машины, где, конечно, никогда никакой платы не стояло, но сиротливая
пустота которого, была как нельзя кстати.
   У помощника жреца перехватило дыхание. По его лицу было видно, что от
испуга его внутренности вот-вот выйдут наружу. Он начал стенать и взывать
к Господу. Вне всякого сомнения, перед ним начали проноситься кошмарные
видения в виде вычета в миллионы долларов из его зарплаты. Он успокоился
только после того, как пришел Старший Жрец, который несколько понимал
менталитет этих молодых вундеркиндов из TMRC и объяснил ему, что же
происходит на самом деле.
   Он будет далеко не последним администратором, который на своей шкуре
почувствует недовольство хакера, которому мешают в доступе к системе.
 
 
   * * *
 
 
   В один из дней, в клуб нанес визит бывший член TMRC, который теперь
работал на факультете института. Его звали Джек Деннис. В начале 1950-х,
когда он сам был студентом, он с такой же неистовой увлеченностью работал
под моделью железной дороги. Деннис недавно начал работать на компьютере,
который МТИ только что получил из Lincoln Lab, дочерней институтской
лаборатории, которая занималась военными научными исследованиями.
Компьютер назывался TX-0, и это было один из первых транзисторных
компьютеров в мире. В Lincoln Lab его использовали исключительно для
проверки гигантского компьютера под названием TX-2, который имел настолько
сложную память, что специально для этого построили "маленького брата",
который мог успешно диагностировать ее проблемы. Теперь, когда его работа
была закончена, TX-0, стоимостью три миллиона долларов был передан
Институту в виде "долгосрочной ссуды" и, похоже, никто в Lincoln Lab не
отметил в календаре дату возвращения. Деннис спросил у ребят из СиП в
TMRC: хотели ли бы они на нее посмотреть? С тем же успехом можно было
спросить монахинь: "Эй, монашки! Хотите встретиться с Римским папой?".
 
 
   TX-0 размещался в Здании N 26, на втором этаже Научно-Исследовательской
Лаборатории Электроники (Research Laboratory of Electronics - RLE),
непосредственно над первым этажом Вычислительного центра, на котором
размещался неповоротливый IBM 704. Лаборатория RLE походила на рубку
управления старинного космического корабля. TX-0, или Tixo, как ее иногда
называли, для своего времени была маленькой по размерам машиной, так как
это был один из первых компьютеров, которые использовали транзисторы
размером с палец, вместо электронных ламп размером с руку. Тем не менее,
он занимал большую часть комнаты, и это не считая пятнадцати тонн
вспомогательного оборудования для кондиционирования. Рабочие компоненты
TX-0 были установлены на нескольких высоких, тонких шасси, которые
походили на металлические стеллажи для книг, опутанные проводами, с
аккуратными небольшими рядами маленьких, контейнеров, похожих на
бутылочки, в которые были вставлены транзисторы. Другая стойка имела
металлическую переднюю панель, пестревшую мрачновато выглядящими
рукоятками управления. Перед стойками была расположена L-образная консоль,
которая являлась пультом управления этого космического корабля из романа
Герберта Уэллса, с синим покрытием, на которое можно было положить локти
или бумаги. На коротком конце этой буквы "L" стоял Flexowriter, который
походил на пишущую машинку, переделанную для ведения противотанковой войны
- его основание покоилось на станине, выкрашенной в шаровый (серый) цвет,
которым обычно пользовались военные. Наверху были расположены органы
управления, которые выглядели как выпячивающиеся ящики, выкрашенные в
положенный желтый цвет. На обращенных к пользователю сторонах ящиков,
находилось несколько ручек, ряды мигающих лампочек, размерами в четверть
дюйма, матрица из стальных переключателей, каждый из которых был размером
с большое рисовое зерно, и действительно большая, лучшая из всех на этот
момент, настоящая катодная лучевая трубка (CRT), округлой формы и
дымно-серого цвета.
   Ребята из TMRC благоговейно затрепетали. Эта машина не использовала
перфокарт. Пользователь сначала пробивал свою программу на длинной и
тонкой бумажной ленте при помощи Flexowriter-а (кроме того, в соседней
комнате имелось несколько дополнительных Flexowriter-ов), затем садился за
консоль, загружал программу, заправив ленту с ней в перфосчитыватель, и
наблюдал за выполнением программы. Если с программой что-то шло не так, то
пользователь немедленно узнавал об этом. Он мог определить источник
проблем, нажимая на некоторые из выключателей, или проверяя, какой из
сигнальных огней мигает или горит. Компьютер даже имел аудио выход: во
время исполнения программы, спикер раположенный ниже пульта, играл своего
рода музыку, похожую на плохо настроенный электрический орган, чья мелодия
вибрировала с нечетким, эфироподобным шумом. Аккорды этого "органа"
менялись, в зависимости от того какие данные машина считывала в конкретную
микросекунду. После того, как вы становились более или менее знакомы с
издаваемыми звуками, вы могли действительно слышать, на какой части вашей
программы работал компьютер. Это вы могли также узнать по треску
Flexowriter-а, работа которго была весьма похожа на ожесточенную стрельбу
из пулемета.
   Но еще более удивительными были "интерактивные" способности машины, на
которой пользователям были выделены интервалы времени для использования
TX-0 целиком для своих нужд. Кроме того, вы могли вносить в программу
изменения, сидя непосредственно за компьютером.
   Это было просто фантастикой!
   В самой преисподней не нашлось бы никаких препятствий, которые могли бы
отвратить Котока, Сандерса, Самсона и других от этой машины. К великому
счастью, как оказалось, вокруг TX-0 не было той самой бюрократии, которая
окружала IBM 704. Не было никакого персонала из официозных жрецов. Техник,
ответственный за компьютер, был осторожным блондинистым шотландцем по
имени Джон Маккензи. Хотя он и проверял, чтобы аспиранты и, работающие над
финансируемыми проектами, сотрудники института являлись Официально
Допущенными Пользователями, и имели соответствующий доступ к машине,
Маккензи переносил присутствие команды сумашедших из TMRC , которые начали
периодически оставаться в лаборатории RLE, где стояла TX-0.
   Самсон, Коток, Сандерс, и новичок, которого звали Боб Вагнер, в скором
времени вычислили, что лучшим временем для пребывания в Здании N 26
является ночь, когда ни один человек в своем здравом уме не запишется на
одночасовой сеанс в расписание, которое вывешивалось каждую пятницу около
воздушного кондицион