винить  в
самоуверенности.
     - Ну... э-э... Мы всегда старались в нашем браке соблюдать равновесие
между пожилыми и молодыми, регулярно пополнять его в нужном соотношении...
чтобы сохранить наследие, переданное нам из рук в руки. Однако  иногда  мы
отклонялись... по разумным причинам, - он взглянул на Людмилу, -  а  потом
вносили поправки, -  и  посмотрел  на  Али  и  Фрэнка,  сидевших  рядом  с
Людмилой. - В течение многих лет, как  видно  из  наших  записей,  средний
возраст мужей в семье был около сорока, а жен - около тридцати пяти. Такая
разница в годах установилась, когда сто лет назад  возник  наш  брак,  ибо
Тилли исполнилось пятнадцать, а Черному Джеку двадцать в  тот  год,  когда
она избрала его в мужья. Сейчас же  средний  возраст  мужей  у  нас  ровно
сорок, а средний возраст...
     Ма сказала твердо:
     - Оставь в покое арифметику, милый. Говори дело.
     Я старался вычислить, кого имел в виду Грег. Правда, последний год  я
редко бывал дома, а когда появлялся, то все уже, как  правило,  спали.  Но
Грег явно говорил о свадьбе, а перед  свадьбой  у  нас  положено  долго  и
скрупулезно разбираться в будущем кандидате.  А  как  же  иначе,  ну  сами
подумайте!
     Нет, все-таки я просто дурак. Грег помялся и сказал:
     - Я предлагаю Вайоминг Нотт.
     Я же говорю - дурак. Я кое-что понимаю в технике, и техника  понимает
меня. А претензий на знание людей у меня нет. Когда я стану старшим мужем,
- если, конечно, доживу, - я поступлю точно так же, как Дед: вручу  бразды
правления Сидрис, пусть командует семьей. И  все  же...  Ну  хорошо,  Вайо
вступила в церковь Грега.  Мне  нравится  Грег,  я  _л_ю_б_л_ю_  Грега.  И
восхищаюсь им. Но, если теологическую основу его церкви  пропустить  через
компьютер, не получишь ничего,  кроме  нуля.  Вайо  это  знала  наверняка,
поскольку обратилась в Грегову веру уже взрослым человеком; честно говоря,
я подозревал, что ее обращение - всего лишь очередная жертва  ради  нашего
Дела.
     Хотя... она ведь завербовала Грега  еще  до  того.  И  именно  она  в
основном моталась к новой катапульте, так как ей было  легче  уехать,  чем
профу или мне. Так чего удивляться? Если подумать, конечно.
     - Грег, - сказала Мими, - у тебя  есть  основания  думать,  что  Вайо
примет наше предложение?
     - Да.
     - Отлично. Все мы знаем Вайоминг. Я уверена, что у всех  сложилось  о
ней определенное мнение. Не вижу причин открывать дискуссию...  разве  что
кто-нибудь желает высказаться. Говорите...
     Значит, для Ма это не сюрприз. Да и не может быть  сюрпризом,  как  и
для всех остальных, ибо Ма никогда не допустит толковища,  пока  не  будет
уверена в результате.
     Однако любопытно, почему это Ма так уверена в моем мнении?  Настолько
уверена, что даже не сочла нужным прощупать почву? И вот теперь сижу  я  в
глубокой луже, понимая, что _о_б_я_з_а_н_ заговорить,  понимая,  что  знаю
нечто страшно важное, неизвестное никому другому, иначе дело не  зашло  бы
так далеко. Важное не для меня, а для Ма и всех остальных наших женщин.
     Жалкий трус - так я и просидел, ничего не сказав.
     - Хорошо, - вновь заговорила Ма. - Голосуем по очереди. Людмила?
     - Я? Я люблю Вайо, это все знают. За!
     - Ленора, милая?
     - Ну, я, пожалуй, попробую уговорить ее снова  потемнеть;  мы  с  ней
прекрасно  оттеняли  друг  друга.  Ее  единственный  недостаток,  что  она
блондинка еще более яркая, чем я. _Д_а_!
     - Сидрис?
     - Я двумя руками "за". Вайо наш человек.
     - Анна?
     - Я должна сказать кое-что, прежде чем проголосую, Мими.
     - Не думаю, что в этом есть необходимость, милая.
     - И тем не менее я хочу вытащить это дело на свет. Тилли  всегда  так
поступала, такова традиция. В нашем браке каждая женщина несет свою  ношу,
принося в семью детей. Может быть, вы удивитесь, узнав, что у Вайо их было
восемь...
     Али это явно поразило до  глубины  души.  Он  резко  вскинул  голову,
челюсть отвисла. Я уставился в тарелку. Ах, Вайо, Вайо! Как же я  допустил
до этого? Хочешь не хочешь, а _п_р_и_д_е_т_с_я_ заговорить!
     И вдруг понял, что Анна все еще продолжает:
     - ...так что теперь она  сможет  иметь  собственных  детей;  операция
прошла успешно. Но Вайо очень боится снова родить неполноценного  ребенка,
хотя, по словам главы клиники  в  Гонконге,  это  практически  невозможно.
Поэтому мы должны найти в себе достаточно  любви,  чтобы  излечить  ее  от
страха.
     - Мы будем ее любить, - серьезно сказала Ма. - Мы уже любим ее. Анна,
ты готова проголосовать?
     - А что, в этом есть необходимость? Я ездила в Гонконг вместе с ней и
держала ее за руку, пока ей восстанавливали трубы. Я за Вайо.
     - В этой семье, - продолжала Ма, - всегда  предполагалось,  что  наши
мужья обладают правом вето. Возможно, это странно, но такой обычай ввела в
обиход Тилли, и до сих пор он себя оправдывал. Ну, что скажешь, Дед?
     - Э? Что ты хочешь, дорогая?
     - Мы голосуем прием Вайоминг, _г_о_с_п_о_д_и_н_ Дед.  Ты  даешь  свое
согласие?
     - Что? Ну конечно, конечно... Очень  милая  девочка.  Скажи,  а  куда
делась та маленькая хорошенькая африканочка, ее еще звали  как-то  похоже?
Она на нас обиделась?
     - Грег?
     - Предложение было мое.
     - Мануэль? Ты накладываешь вето?
     - Я? Но ты же знаешь меня, Ма!
     - Я-то знаю. Но иногда сомневаюсь, знаешь ли ты сам себя. Ганс?
     - А что будет, если я скажу "нет"?
     - Потеряешь несколько зубов, вот что, - тут же нашлась Ленора. - Ганс
голосует "за".
     - Шутки в сторону, родные, - сказала Ма с упреком.  -  Голосование  -
дело серьезное. Ганс, говори.
     - Da. Да. Ja. Si. Oui. Самое времечко завести настоящую  блондинку  в
нашей... Ох!
     - Прекрати, Ленора! Фрэнк?
     - Да, Ма.
     - Али, милый? Единогласно?
     Юноша вспыхнул до корней волос и ничего  не  сказал.  Только  закивал
головой что было сил.
     Вместо того чтобы  назначить  пару,  которая  должна  была  бы  чинно
заявиться к кандидатке и сделать ей официальное  предложение,  Ма  послала
Людмилу  и  Анну,  велев  им  привести  Вайо  _н_е_м_е_д_л_е_н_н_о_.   Как
выяснилось, она была неподалеку, в "Bon Ton'e". Церемония рушилась по всем
статьям:  вместо  того  чтобы  назначить  дату  и  обговорить  подробности
свадьбы, стали скликать детей, а двадцать минут спустя Грег  раскрыл  свою
книгу, и мы приняли обеты. И я наконец понял своей тупой башкой,  что  все
происходит  с  такой  головоломной  скоростью  исключительно  из-за  моего
намерения устроить себе завтра головоломку в самом буквальном смысле.
     Конечно, для меня  это  имело  чисто  символическое  значение  -  как
проявление любовного отношения  семьи,  что  ли,  ибо  новобрачная  всегда
проводит  первую  ночь  со  старшим  мужем,  а  вторую  и  третью  ночи  я
намеревался болтаться в космосе. Но символическое или нет, а когда женщины
начали плакать во время церемонии, я вдруг обнаружил, что слезы  капают  и
из моих глаз.
     Вайо расцеловала всех и ушла под ручку с Дедом; я отправился спать  в
мастерскую. Устал зверски, особенно за последние два дня. Вяло подумал  об
упражнениях и решил, что перед смертью не надышишься. Потом  подумал,  что
надо позвонить Майку, спросить про новости с Терры. И лег спать.
     Не знаю, долго ли я спал, когда вдруг обнаружил, что уже не сплю, а в
комнате кто-то есть.
     - Мануэль? - раздался тихий шепот в темноте.
     - А? Вайо? Тебе не полагается быть здесь, дорогая.
     - Нет, полагается, муженек. Ма в курсе, что я здесь, Грег тоже. А Дед
сразу пошел спать.
     - З-э-э... Который час?
     - Около четырех. Пожалуйста, дорогой, можно я лягу?
     - Что? Да, конечно! - Что-то я должен был сделать, но что? Ах  да!  -
Майк!
     - Да, Ман, - ответил он.
     -  Отключись.  Не  прослушивай.  Если  понадоблюсь,  вызови  меня  по
семейному телефону.
     - Вайо уже меня предупредила, Ман. Поздравляю.
     Затем ее голова оказалась на моем обрубке, и я обнял ее правой рукой.
     - О чем ты плачешь, Вайо?
     - Да не плачу я! Просто дико боюсь, что ты не вернешься назад!



                                    16

     Проснулся я в кромешной тьме, очумелый от страха.  "Мануэль!"  Ничего
не понимаю - где низ, где верх.
     - Мануэль! - снова забубнила тьма. - _П_р_о_с_н_и_с_ь_...
     В мозгах у меня слегка прояснело: это же будильник! Ну да,  я  помню,
как лежал распростертым на столе в госпитале Комплекса: свет слепит глаза,
слышу чей-то голос, а в вены по каплям вливается снотворное. Но  ведь  это
было  сто  лет  назад,  с  тех  пор  прошла  целая  вечность,  наполненная
кошмарами, невыносимой тяжестью и болью.
     До меня дошло, почему не разобрать, где низ,  где  верх;  ощущение-то
знакомое. Невесомость. Значит, я в космосе.
     Что же и почему не  сработало?  Может,  Майк  потерял  запятую  перед
дробью? Или уступил своей детской  природе  и  сыграл  с  нами  шутку,  не
понимая,  что  она  нас  прикончит?  Но  тогда  почему  после  всех   этих
бесконечных мучений я все еще жив? А может, я умер?  Может,  для  призрака
это и есть нормальное состояние - быть одиноким, потерянным,  существующим
нигде?
     - Проснись, Мануэль. Проснись, Мануэль...
     - Ох, да заткнись ты! - огрызнулся я. - Закрой свою гнусную пасть!
     Запись продолжала крутиться. Я плюнул на нее и решил врубить свет. Ну
где же этот вонючий выключатель?!  Нет,  чтобы  оторваться  с  трехкратной
перегрузкой от Луны, вовсе не нужно  мучиться  сто  лет,  это  мне  просто
кажется. Восемьдесят две секунды... Но порой человеческая нервная  система
ощущает каждую микросекунду. Три "g" - это в восемнадцать растреклятых раз
больше, чем обычно весит лунарь.
     И тут я обнаружил, что эти безмозглые идиоты,  у  которых  в  головах
чистый вакуум, не надели мне руку. По какой-то дурацкой причине они  сняли
ее, когда раздевали меня и совали в скафандр, а я от лошадиной дозы пилюль
типа "не-волнуйся-милый" и "баюшки-баю" совсем обалдел и  не  протестовал.
Надеть руку обратно, конечно, забыли. А этот drecklich выключатель конечно
же где-то слева, там, где у меня пустой рукав скафандра.
     Следующие десять лет я провел в попытках  отстегнуться  одной  рукой,
затем двадцать лет отбывал срок, плавая в непроглядной тьме, пока  наконец
не натолкнулся на свою люльку. Выяснил, где у нее головная часть и стал на
ощупь искать  выключатель.  Отсек  был  не  больше  двух  метров  в  любом
направлении, но при невесомости  и  в  полной  тьме  казался  куда  больше
Старого Купола. Наконец нашел. И стал свет.
     (Не спрашивайте,  почему  в  этом  гробу  не  сделали  хотя  бы  трех
осветительных систем, работающих непрерывно. Вероятнее всего, по привычке.
Раз есть лампы - значит, должен быть и  выключатель,  разве  _н_е_т_?  Все
наше жилище сварганили за пару дней; спасибо и  на  том,  что  выключатель
вообще сработал.)
     Когда я зажег свет, объем сразу уменьшился  до  размеров,  вызывающих
клаустрофобию, а то и процентов на десять поменьше. И я смог взглянуть  на
профа.
     На  вид  явно  мертв.  Что  ж,  у  него  есть  уважительные  причины.
Позавидовал ему, но решил, как положено, проверить пульс,  дыхание  и  так
далее на случай, если ему не повезло и у него  сохранились  эти  никчемные
функции.  Легко  сказать  -  проверить.  И  дело  тут  не  только  в  моей
однорукости. Зерно перед погрузкой было высушено и  подвергнуто  вакуумной
обработке,  но  предполагалось,  что  наш  отсек  будет  загерметизирован.
Никакой роскоши  -  просто  резервуар,  наполненный  воздухом.  Скафандры,
конечно, обеспечат наши дыхательные потребности в течение двух  суток,  но
даже в самом лучшем скафандре передвигаться  удобнее,  когда  снаружи  его
окружает атмосфера, а не вакуум. Кроме того,  мне  надо  было  обследовать
своего пациента.
     А я не мог. Мне даже не требовалось снять шлем, чтобы  понять  -  эта
консервная банка не сумела остаться герметичной; стоило  только  взглянуть
на скафандр, и все стало ясно. Конечно,  лекарства  для  профа,  сердечные
стимуляторы и прочее были у меня в "полевых" ампулах; я мог проткнуть  ими
любой скафандр. Но как проверить пульс и дыхание?  Скафандр-то  у  него  -
типичная дешевка, такую дрянь покупают  только  лунари,  редко  покидающие
свои поселения. Никаких наружных контрольных приборов.
     Рот у профа был раскрыт, глаза закатились. Мертвяк, - решил я. Ничего
уже не ждет экс-профессора за порогом  этой  старой  баржи.  Он  сам  себя
ликвидировал. Я попытался пощупать пульс на шее: не выходит, мешает шлем.
     Нас обеспечили программируемыми часами - неслыханная  щедрость!  Судя
по их показаниям, я был в отключке сорок четыре  часа  с  лишком,  все  по
плану, а значит, через три часа  мы  получим  жуткий  пинок  и  выйдем  на
парковочную орбиту вокруг Терры. Затем, после двух оборотов, то  есть  еще
через три часа, нас  включат  в  программу  приземления  -  если  наземный
контроль в Луне не передумает и не оставит нас на орбите. Но это вряд  ли:
зерно не задерживают  в  вакууме  дольше,  чем  необходимо.  Оно  начинает
вздуваться  и  превращается  в  "поп-корн",  что  не  только  снижает  его
качество, но и нашу баржу может расколоть, как перезрелый арбуз.  Приятная
перспектива, не правда ли? И какого  черта  они  упаковали  нас  вместе  с
зерном? Почему не загрузили баржу камнями, которым плевать на вакуум?
     У  меня  было  достаточно  времени,  чтобы  поразмышлять  об  этом  и
почувствовать жажду. Глотнул из соски капельку, не больше, так  как  вовсе
не собирался встретить шесть "g" с полным мочевым  пузырем.  (Беспокойство
было излишним: меня снабдили катетером. Но сказать забыли.)
     Когда время стало подпирать, я решил, что профу не повредит,  если  я
вколю  ему  лекарство,  которое  должно  помочь  ему   выдержать   сильное
ускорение. Потом, на парковочной орбите, дам еще и  сердечный  стимулятор.
Похоже, ему теперь вообще ничего не может повредить.
     Сделал профу укол,  а  все  оставшиеся  в  моем  распоряжении  минуты
потратил на то, чтобы  снова  залезть  в  "упряжь".  Нелегкая  работа  для
однорукого. Жаль, не знал я имени моего заботливого дружка - покрыл бы его
покрепче.
     Десять "g" при выходе на парковочную орбиту вокруг Терры давят  всего
3,26 на 10^7 микросекунд; просто кажется, что дольше, поскольку десять "g"
в шестьдесят раз больше того, к чему привык этот жалкий мешок протоплазмы.
Фактически тридцать три секунды.  Боюсь,  моей  прародительнице  в  Салеме
пришлось покруче в те полминуты, когда ее вздернули и заставили плясать  в
воздухе.
     Я дал профу сердечный стимулятор, а затем  три  часа  пытался  решить
вопрос, стоит ли мне самому колоться перед приземлением. И решил,  что  не
стоит. Все,  что  дали  мне  уколы  при  катапультировании,  это  столетие
кошмарных сновидений вместо полутора минут мучений и двух  дней  скуки,  а
кроме того, если эти последние минуты окажутся действительно последними, я
хочу их _п_р_о_ж_и_т_ь_. Даже если они будут ужасны, они все равно мои,  и
я не собираюсь их никому отдавать.
     Они и в самом деле оказались ужасными. Шесть "g" тоже были не  лучше,
чем десять. Даже хуже. Да и четыре, честно говоря, не  фонтан.  Потом  нам
наподдали  еще  разок.  Потом,  совершенно  внезапно,   несколько   секунд
свободного падения. После чего последовал удар о воду,  который  вовсе  не
был "аккуратненьким" и который мы приняли на ремнях, а не  на  прокладках,
так как нырнули "головой" вниз. А после глубокого нырка (думаю, Майк этого
не предусмотрел) мы вылетели из воды и снова тяжело плюхнулись, прежде чем
поплыть  по  волнам.  "Землееды"  зовут  это  плаванием,  но  оно   сильно
отличается от плавания в свободном падении: на вас давит  сила  тяжести  в
одно "g", то есть в шесть раз больше, чем в Луне, да к тому же еще болтает
из стороны в сторону. И здорово болтает... Майк уверял, что на Солнце  все
спокойно и нам не угрожает радиация внутри нашей "железной  девы".  А  вот
погода в Индийском океане его, видимо, не очень интересовала; прогноз  для
приземления барж был вполне приемлемым, и он решил, что все в  порядке.  Я
бы на его месте решил точно так же.
     Мне казалось, что в желудке у меня пусто. Но  шлем  вдруг  наполнился
такой отвратительной кислой  жидкостью,  что  я  и  врагу  не  пожелал  бы
оказаться на моем месте. Затем нас перевернуло, и эта дрянь хлынула мне  в
глаза, в волосы и даже в  ноздри.  Землееды  зовут  такие  штуки  "морской
болезнью". Всего лишь одна из множества мерзостей, которые у них в порядке
вещей.
     Не буду углубляться в подробности и описывать, как долго и нудно  нас
тащили на буксире в порт.  Достаточно  сказать,  что  вдобавок  к  морской
болезни у меня почти кончился запас кислорода в баллонах.  Каждый  из  них
рассчитан на двенадцать часов - вполне достаточно  для  пятидесятичасового
полета,  большую  часть   которого   я   провел   обездвиженным,   но   на
дополнительные несколько часов буксировки маленько не хватило. Когда баржа
наконец остановилась, я  прибалдел  настолько,  что  меня  уже  ничего  не
волновало, в том числе и проблема выхода из жестянки.
     Хотя нет, кое-что волновало... Нас подобрали,  покрутили  и  оставили
висеть вниз  головой.  Позиция  малоприятная,  особенно  при  земной  силе
тяжести, и просто невозможная, если  предполагается,  что  ты  должен:  а)
отстегнуть  ремни;  б)  выбраться  из  углубления,  сделанного  по   форме
скафандра;  в)  достать  кувалду,  прикрепленную  к  переборке  с  помощью
барашковой гайки; г) сбить скобы, закрывающие аварийный люк; д)  пробиться
через него наружу е) и в заключение вытащить на себе  старика,  одетого  в
тяжелый скафандр.
     Я не выполнил даже пункта "а" - отключился, повиснув вниз головой.
     К счастью, пункты эти были  предусмотрены  на  крайний  случай.  Стью
Лажуа знал о нашем прибытии, а  незадолго  до  посадки  известил  об  этом
земные средства массовой информации. Я очнулся, увидел  склонившихся  надо
мной людей и тут же вырубился. Вторично пришел в  себя  уже  в  госпитале,
лежа на спине и ощущая тяжесть  в  груди.  Чувствовал  себя  слабым  -  не
больным, а просто усталым, избитым, голодным и умирающим от жажды. Кровать
покрывал прозрачный пластиковый купол, благодаря которому дышалось легко и
свободно.
     Ко  мне  с  обеих  сторон  бросились  люди:   с   одной   тонюсенькая
медсестра-индуска с огромными глазищами, с другой - Стью Лажуа.
     - Привет, дружище! Как самочувствие?
     -  З-э-э...  нормально.  Но  пропади  оно  все  пропадом!  Разве  так
путешествуют?!
     - А проф говорит, это  был  единственный  способ.  Ну  и  крепкий  же
старикан!
     - Постой-ка! _П_р_о_ф_ говорит? Но проф же умер!
     - Ничего подобного. Конечно, вид у него неважный. Мы поместили его на
пневматическую постель, наблюдаем круглосуточно, да и проволок  от  разных
приборов в него воткнули столько - не поверишь!  Но  он  жив  и  в  скором
времени будет готов приступить к работе. Он на полном  серьезе  ничего  не
имеет против вашего путешествия; он его даже не  ощутил.  Заснул  в  одном
госпитале, проснулся в другом. Я-то, грешным делом, раньше понять не мог -
почему проф не разрешает мне послать за вами корабль?  Предлагал  же  ему,
как-нибудь исхитрился бы  зафрахтовать.  Но  он  оказался  кругом  прав  -
реклама просто _о_б_а_л_д_е_н_н_а_я_!
     - Ты говоришь, - медленно произнес я, -  проф  _н_е  _р_а_з_р_е_ш_и_л
тебе послать корабль?
     - Вернее, не разрешил председатель Селен. Разве  ты  не  видел  наших
радиопрограмм?
     - Нет. - После драки кулаками не машут. - В последние дни я был  дико
занят.
     - Верю. Мы здесь тоже... даже не помню, когда  удалось  покемарить  в
последний раз!
     - Ты говоришь совсем как лунарь.
     - А я и есть лунарь, Манни, и  не  вздумай  в  этом  сомневаться.  Но
сестричка в меня уже мечет молнии. - Стью схватил ее и развернул  лицом  к
двер