би, показывай, какой ты умный.
     - Постараюсь, - охотно согласился он. - Только пожалуйста, Шельма: не
болтай лишнего и не отвлекайся на другие темы. А то я  попрошу  папу  тебя
побить.
     - Он не посмеет! Пусть только попробует!
     - Ах, не посмеет? Тогда  я  подарю  ему  на  свадьбу  кнут  -  это  в
дополнение к "Таинственным историям". Джейк, "Истории" ты  тоже  получишь.
Но кнут тебе необходим. Напряги внимание, Шельма.
     - Напрягла, Зебби. А ты напряги вдвойне.
     - Ты знаешь, что такое "прецессия"?
     - Разумеется. Предварение равноденствий. Это значит, что Вега  станет
Полярной звездой, когда я стану прабабушкой. Через тридцать тысяч лет  или
около того.
     - По существу правильно. Но ты пока даже еще не мама.
     - Ты не знаешь, что произошло сегодня ночью. Теперь я будущая мама. И
Джейкоб не посмеет подойти ко мне с кнутом.
     Мой муж явно удивился, но, похоже, обрадовался -  а  я  почувствовала
облегчение, Зебби взглянул на свою жену. Дити торжественно сказала:
     - Это вполне возможно, Зебадия. Мы обе не принимали контрацептивов, и
у нас обеих овуляция - или уже, или  вот-вот.  У  Хильды  группа  крови  В
резус-положительная, у отца АВ положительная. У меня А положительная. Могу
ли я узнать, какая группа у вас, сэр?
     - Ноль, положительная. Да... Не исключено, что я подбил  тебя  первым
же залпом.
     -  Весьма  вероятно.  Но...  скажи,  положительно  ли  ты   к   этому
относишься?
     - Положительно? - Зебби встал со стула, отшвырнув его.  -  Принцесса,
вы не могли бы подарить мне большего счастья! Джейк! За это нужно  поднять
бокалы!
     Мой муж прервал наш затянувшийся поцелуй.
     - Предложение  единодушно  одобряется!  Дочь,  есть  у  нас  холодное
шампанское?
     - Есть, папа.
     - Ну хватит вам! - сказала я.  -  Зачем  такой  энтузиазм  по  поводу
нормальной биологической функции? Нам с Дити неизвестно, залетели  ли  мы,
мы лишь надеемся, что залетели. И вообще...
     - Ну, так мы попробуем еще, -  перебил  меня  Зеб.  -  Какой  у  тебя
календарь, Дити?
     - Двадцать восемь с половиной дней, Зебадия. У меня ритм четкий,  как
маятник.
     - У меня двадцать семь дней, мы с Дити  просто  случайно  совпали  по
фазе. Но от шампанского я не отказываюсь, за ужином мы его откупорим, а то
вдруг потом долго не придется. Дити, у тебя бывает утреннее недомогание?
     - Не знаю, я ни разу не бывала беременной... пока.
     - А я бывала, и у меня бывает, и это  гадость.  В  тот  раз  я  очень
старалась  сохранить  маленького,  не  получилось.  Зато  теперь  уж  рожу
непременно!   Свежий   воздух,   упражнения    по    строгой    программе,
неукоснительная диета, сегодня  вечером  -  только  шампанское,  потом  ни
капли, пока не буду знать точно. А тем временем - профессор, позвольте мне
заметить, что идут занятия! Я желаю знать все о машинах времени,  а  когда
опилки у меня в голове подмочены шампанским, они плохо работают.
     - Шельма, временами ты меня поражаешь.
     - Зебби, временами  я  сама  себя  поражаю.  Мой  муж  строит  машины
времени, и я должна знать, как они действуют. Или по крайней мере на какие
кнопки нажимать. А то вдруг его укусит чудище и  мне  придется  везти  его
домой. Давай объясняй дальше.
     - Объясняю четко и наглядно.
     Но все же несколько минут ушло у нас впустую  ("впустую"?),  так  как
все целовались друг с другом - даже Зебби  с  моим  мужем  похлопали  друг
друга по спине и обменялись поцелуями  в  обе  щеки  в  латиноамериканском
духе. Зебби попытался было поцеловать меня так, будто я и правда его теща,
но  я  не  целовалась  подобным  образом  лет  с  пятнадцати.  Я  проявила
твердость, и в конце концов он капитулировал и устроил мне такой  поцелуй,
какого еще ни разу не устраивал  -  о-о-о-о!  Дити,  конечно,  знала,  что
делала. Но я не хочу давать моему средних лет мужу повод  для  ревности  к
молодому  мужчине,  и  кроме  того,  не  идиотка  же  я,  чтобы   пытаться
соперничать с Дитиными сиськами и всем прочим, в то время  как  у  меня  у
самой вместо них яичница из двух желтков, а моему милому  старому  козлику
так нравится мое все прочее.
     Итак, занятия возобновились.
     - Шельма, ты можешь сказать, что такое прецессия у гироскопа?
     - Не знаю, попробую. Когда-то я сдавала физику за первый курс, но это
было давно. Толкни гироскоп, и он начнет двигаться не в том направлении, в
котором ты ожидаешь, а под углом в девяносто градусов к этому направлению,
так что толчок как бы подстраивается под вращение. Вот так. - Я  наставила
на них указательный палец, словно мальчишка, вопящий: "Ба-бах, ты убит!" -
Мой большой палец - это ось вращения, указательный -  направление  толчка,
остальные пальцы показывают направление вращения.
     - Молодец, можешь сесть в первый ряд. Теперь - подумай как следует! -
представь себе, что мы установили гироскоп в раме и затем приложили к нему
равные силы по всем трем пространственным координатам одновременно: как он
себя поведет?
     Я попыталась представить это зрительно.
     - По-моему, он или упадет в обморок, или рухнет замертво.
     - В качестве первой рабочей гипотезы неплохо. Если верить Джейку,  он
исчезнет.
     - Они правда исчезают, тетя Хильда, я видела. Несколько раз.
     - Но куда же они деваются?
     - Мне недоступна математика Джейка, я вынужден принимать его выкладки
на  веру.  Но  они  основаны  на  идее   шести   пространственно-временных
координат: три из них пространственные, самые обычные, которые  мы  знаем,
они обозначаются x, y и z, и три временные, одна обозначается обыкновенным
английским t, другая греческой буквой "тау", а третья кириллической буквой
"т", она пишется вот так: m.
     - Выглядит как латинское курсивное "м".
     - Да, только это не "м", у русских это вместо нашего "t".
     - Ну так вот, у нас имеется шесть измерений: x, y, z, t, "тау", m.  В
теории принимается, что все они находятся под прямым углом друг к другу  и
что любое из них переходит в любое другое посредством вращения -  или  что
можно ввести новую координату (не седьмую, а новую  вместо  какой-либо  из
шести), скажем, заменить "тау" на "тау-прим" путем смещения по оси х.
     - Зебби, я отключилась еще четыре координаты тому назад.
     - Покажи ей колючку, Зеб, - посоветовал мой муж.
     - А что, пожалуй. - Зеб взял у  него  какую-то  штуковину  и  положил
передо мной. Штуковина была похожа на одну  головоломку,  которая  была  у
меня в детстве, только вместо шести палочек из  нее  высовывались  четыре.
Три стояли на столе, треножником, четвертая торчала вверх.
     - Это оружие, - сказал Зеб, - изобретенное  в  незапамятные  времена.
Концы должны быть острые, тут они сточены. - Он подбросил  штуковину,  она
упала на  стол.  -  Как  бы  она  ни  упала,  один  шип  всегда  направлен
вертикально вверх. Если рассыпать такие перед конницей,  кони  натыкаются,
падают, атака захлебывается. В первую и вторую  мировые  войны  они  снова
вошли в  употребление  -  против  всего,  что  ездит  на  надувных  шинах:
велосипедов, мотоциклов, грузовиков и тому подобного. А когда они большие,
то выводят из строя и танки, и все,  что  на  гусеницах.  Маленькие  можно
метать из засады - обычно они бывают отравленные и убивают безотказно.
     Но тут у нас эта смертельная  игрушка  служит  просто  геометрической
проекцией, чертежом  координат  четырехмерного  пространственно-временного
континуума. Каждый штырь находится под углом ровно  девяносто  градусов  к
любому другому.
     - Вовсе нет, - возразила я. - Тут каждый угол больше прямого.
     - Но я же  сказал,  что  это  проекция,  Шельма,  это  изометрическая
проекция четырехмерных координат в трехмерном пространстве.  Это  искажает
углы... а человеческий глаз еще более ограничен. Закрой один глаз,  замри,
и ты увидишь только два измерения. Иллюзию глубины создает мозг.
     - Я не очень-то умею замирать...
     - Это уж точно, - подтвердил мой супруг, которого я нежно люблю  и  в
тот момент готова была задушить.
     - Но я могу закрыть оба глаза и ощупать эти измерения.
     - Вот и прекрасно. Закрой глаза, возьми эту штуку в руки и  представь
себе, что штыри - это четыре измерения четырехмерного  пространства.  Тебе
что-нибудь говорит слово "тессеракт"? [тессеракт - четырехмерный куб]
     - В школе учитель геометрии показывал нам, как делать тессеракты - то
есть их проекции - из пластилина и спичек. Очень интересно.  Я  обнаружила
еще кое-какие четырехмерные  фигуры,  проекции  которых  делать  легко.  И
научилась их делать. Разными способами.
     - Шельма, у  тебя  был  какой-то  совершенно  исключительный  учитель
геометрии.
     - Так я же училась в исключительном классе.  Ты  только  не  падая  в
обморок, Зебби, я состояла в группе так называемых сверхуспевающих  детей.
Тогда  как  раз  было  сочтено   недемократичным   называть   нас   "особо
одаренными".
     - Вот это да! Так какого же черта ты вечно изображаешь дурочку?
     - А вы обо всем поверхностно  судите,  молодой  человек!  Я  хихикаю,
потому что не позволяю себе  рыдать.  Это  безумный  мир,  и  единственный
способ получать от него удовольствие, - это относиться к нему как к шутке.
Но это же не значит, что я не читаю и не думаю. Я читаю все: от  Джиблетта
до Хойла, от Сартра  до  Полинга  [Д.Джиблетт  -  американский  публицист,
популяризатор  психоанализа;  Ф.Хойл  -   английский   астрофизик,   автор
научно-фантастических книг; Ж.П.Сартр - французский  писатель,  философ  и
публицист, представитель экзистенциализма; Л.К.Полинг - американский физик
и химик, общественный деятель, лауреат  Нобелевской  премии].  Я  читаю  в
ванне, читаю на стульчаке, читаю в постели, читаю, когда ем в одиночку,  и
читала бы во сне, если бы только умела спать с  открытыми  глазами.  Дити,
вот тебе доказательство, что Зебби никогда со мной не спал: книги  у  меня
внизу - это для красоты, мое настоящее чтиво все у меня в спальне.
     - Дити, ты разве думала, что я спал с Шельмой?
     - Нет, Зебадия.
     - И не будешь  спать!  Дити  рассказала  мне,  какой  ты  сексуальный
маньяк! Попробуй только  облапить  меня  своими  похотливыми  ручищами,  я
кликну Джейкоба, и он тебя отколошматит.
     - Не рассчитывай на это, милая моя, - смиренно отозвался мой  муж.  -
Зеб крупнее, сильнее и моложе меня... и  даже  если  я  сочту  необходимым
все-таки попробовать, на меня накричит Дити. И отколошматит меня.  Сын,  я
должен был тебя предупредить: моя дочь беспощадно применяет каратэ. У  нее
инстинкт киллера.
     - Спасибо. Кто предупрежден, тот вооружен. Буду защищаться с кухонным
стулом в одной руке, револьвером в другой и кнутом в еще одной, как я  это
проделывал со львами и тиграми в цирке.
     - Получается три руки, - сказала Дити.
     - Я четырехмерный, милая. Профессор, наш семинар можно  ускорить,  мы
недооценили нашу сверхуспевающую студентку. Хильда очень способная.
     - Зебби, давай поцелуемся и помиримся, а?
     - Только после звонка, сейчас идут занятия.
     - Зебадия, это никогда не бывает не вовремя. Правда, папа?
     - Поцелуй ее, сын, а то она скуксится.
     - Не скуксюсь. Я не кукса, я кусака.
     - По-моему, ты куколка, -  сказал  Зебби,  обхватил  меня  за  плечи,
перетащил к себе через стол и впился в меня губами. Наши зубы клацнули,  а
мои соски взметнулись вверх. Иногда я жалею, что я такая благородная.
     Но тут он опустил меня на место и объявил:
     - Занятия продолжаются. Два штыря колючки, окрашенные в  синий  цвет,
представляют  трехмерное  пространство   нашего   опыта.   Третий   штырь,
окрашенный желтым, - это наше привычное t-время. Красный  четвертый  штырь
символизирует одновременно тау-время и m-время, неисследованные  временные
измерения, необходимые для теории Джейка. Ну вот, Шельма, мы урезали шесть
измерений  до  четырех,  теперь  придется  либо  делать  умозаключения   о
шестимерной системе по аналогии с четырехмерной, либо прибегнуть  к  такой
математике, которую, насколько мне известно, понимают только Джейк  и  мой
кузен  Эд.  Если,  конечно,  ты  не  выдумаешь  нам  какой-нибудь   способ
представить шесть измерений в трехмерной проекции - ты же говоришь, у тебя
проекции отлично получаются.
     Я закрыла глаза и задумалась.
     - Зебби, по-моему, это невозможно. Не знаю, может, Эшер  [Морис  Эшер
(Эсхер) - нидерландский художник,  автор  графических  работ,  реализующих
гротескные и парадоксальные геометрические представления] смог бы.
     - Это возможно, моя дорогая, - вмешался мой дорогой, - только  ужасно
неэффективно. Даже на дисплее компьютера, который умел  бы  вычитать  одно
или несколько измерений. У супергипертессеракта - "a" в шестой  степени  -
слишком много ребер, вершин, граней, кубов и гиперкубов,  чтобы  глаз  мог
все это воспринять. А если компьютер вычтет вам  измерения,  то  получится
то, что вы и так уже  знали.  Боюсь,  что  человеческий  мозг  органически
неспособен формировать многомерные зрительные образы.
     - Мне кажется, папа прав, - согласилась Дити. - Я много сил  положила
на эту программу. По-моему, сам покойный доктор Марвин Мински не  смог  бы
сделать это лучше в плоскостной проекции. Головидео? Не  знаю.  Непременно
попробую, если в  моем  распоряжении  когда-нибудь  окажется  компьютер  с
головизионным дисплеем и со способностью прибавлять,  вычитать  и  вращать
шесть координат.
     - Но отчего непременно шесть? - спросила я. -  Почему  не  пять?  Или
даже четыре, раз вы говорите, что измерения можно менять  одно  на  другое
посредством вращения.
     - Да, почему, Джейк? - спросил Зеб.
     Мой возлюбленный пришел в некоторое замешательство.
     - Видите ли, мне показалось странным, как  это  так  получается,  что
пространственно-временной   континуум   содержит   три    пространственных
измерения, а временное только одно. Конечно, Вселенная такова, какова  она
есть, но ведь природа полна симметрий. Даже  после  опровержения  принципа
четности ученые продолжали обнаруживать все новые и  новые  симметрии.  Не
говоря уже о том, что философы с симметрией никак не могут расстаться - но
философы не в счет.
     - Конечно, не в счет, - согласился Зеб. - Никакой философ не позволит
фактам  поколебать  свои  теории,  а  то  его  немедленно   вышвырнут   из
философского цеха. Богословы они все, вот кто.
     - Я того же мнения. Ну так вот, Хильда, я придумал, как проверить это
экспериментально,  и  оказалось,  что   измерений   действительно   шесть.
Возможно, и больше - но я не знаю, как до них добраться.
     - Так, - сказала я. - Дайте-ка сообразить. Если  я  правильно  поняла
то, что было сказано раньше, то любое измерение можно  заменить  на  любое
другое.
     - Да, поворотом на девяносто градусов.
     - Но это же значит, что из шести измерений можно брать  сочетания  по
четыре, правда? Сколько это будет сочетаний?
     - Пятнадцать, - сказал Зеб.
     - Боже мой! Пятнадцать вселенных? А мы пользуемся всего одной?
     - Нет, нет, милая!  Столько  вселенных  будет,  если  наша  Вселенная
относится к числу евклидовых. А она - вернее, они, то есть наши  Вселенные
- определенно неевклидовы, это известно по крайней мере с 1919 года. Или с
1886-го,  если  хочешь.  Я  готов  согласиться,  что  космология  -  наука
несовершенная, но все  же  по  соображениям,  которые  я  не  в  состоянии
сформулировать в нематематических терминах, мне пришлось принять,  что  мы
живем в искривленном пространстве  с  положительным  радиусом  кривизны  -
иначе говоря, в замкнутом пространстве. А в этом случае  оказывается,  что
вселенных, которые можно получить поворотом либо смещением,  насчитывается
вот сколько, - и мой муж небрежно набросал три шестерки.
     - Шестьсот шестьдесят шесть, - недоверчиво сказала я. - Число Зверя.
     - Как-как? А-а-а! Откровение Иоанна Богослова... Но я не это  имел  в
виду. Я неразборчиво написал цифры, и  ты  решила,  что  это  "666".  А  я
подразумевал вот что: 6^6^6. Шесть в шестой  степени,  результат  еще  раз
возвести в шестую степень. Это будет такое число: 1,03144x10^28, или, если
написать  полностью,   10.314.424.798.490.535.546.171.949.056.   То   есть
вселенных нашей группы насчитывается более десяти миллионов секстиллионов.
     Что вы не это скажете, а?
     Джейк продолжал:
     - Эти вселенные - наши ближайшие соседи, они отстоят от нас  на  один
поворот или одно смещение. Но если включить также и сочетания поворота  со
смещением   -   представь   себе   гиперплоскость,   которая    пересекает
супергиперконтинуумы, не проходя через "здесь-сейчас", -  то  общая  сумма
становится неисчислимой. Не бесконечной: бесконечность  не  имеет  смысла.
Просто  не  подающейся  подсчету.  Пересчитать  эти  вселенные  с  помощью
существующей на сегодняшний день математики невозможно. Добраться  до  них
на континуумоходе можно, а подсчитать нельзя.
     - Папа!
     - Что, Дити?
     - По-моему, Хильда попала в точку. Ты  хотя  и  агностик,  но  ценишь
Библию как историю, поэзию и миф.
     - Кто сказал, что я агностик, дочь моя?
     - Прошу прощения, сэр. Я еще Бог весть когда пришла к такому  выводу,
поскольку ты не говорил на эти темы. Я была  неправа.  Не  следует  делать
заключения на основании неполных данных. Но  это  ключевое  число  -  одна
целая три тысячи сто сорок четыре стотысячных на десять в двадцать восьмой
степени - может быть, это и есть "Число Зверя".
     - Что ты хочешь этим сказать, Дити?
     - Я хочу сказать, что Откровение - это не история, не  очень  хорошая
поэзия и не миф. Тогда почему все эти высокоученые  люди  включили  его  в
Библию, а  десятки  других  текстов  не  включили?  Должно  же  быть  хоть
какая-нибудь  причина.  Что,  если   в   качестве   первой   гипотезы   мы
воспользуемся  бритвой  Оккама  [бритва  Оккама  -  философский   принцип,
согласно которому понятия, несводимые к интуитивному  и  опытному  знанию,
должны удаляться из науки; другими словами, не  следует  изобретать  новые
понятия  для  объяснения  явления,   если   оно   может   быть   объяснено
существующими понятиями] и усмотрим в нем именно то,  чем  оно  само  себя
называет? То есть пророчество.
     - Гм. Полка под лестницей, рядом с Шекспиром.  Библию  короля  Якова,
остальные три перевода не надо.
     Дити исчезла и в мгновение ока вернулась с потрепанной черной книжкой
в руках. Я была несказанно удивлена. Я-то читаю Библию, у меня на то  свои
причины, но я никак не ожидала этого  от  Джейкоба.  Воистину,  мы  всегда
вступаем в брак с незнакомыми людьми.
     - Вот, - сказала  Дити.  -  Глава  тринадцатая,  стих  восемнадцатый:
"Здесь мудрость. Кто имеет ум,  тот  сочти  Число  Зверя,  ибо  это  число
человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть".
     - Это невозможно прочесть как показатели степени, Дити.
     - Но это же перевод, папа. Оригинал-то на греческим. Не помню,  когда
были придуманы показатели степени, но само возведение в степень  греческие
математики того времени, конечно же, знали. Что,  если  в  оригинале  было
"Дзета, _Д_з_е_т_а_, ДЗЕТА!" [дзета - шестая  буква  греческого  алфавита;
обозначает также цифру 6] - а переводчики, не зная математики, неправильно
поняли это как "шестьсот шестьдесят шесть"?
     - Ну уж... Фантазируешь, дочь.
     - Кто учил меня, что мир не только удивительнее, чем мы предполагаем,
но и удивительнее, чем мы можем предположить? Кто уже свозил меня в  целых
две других вселенных и благополучно доставил обратно?
     - Постой-ка! - вмешался Зеб. - Так вы с папой уже испытывали эту вашу
машину пространства-времени?
     - Разве папа тебе не говорил? Мы совершили одно минимальное смещение.
Сначала  нам  показалось,  что  ничего  не  получилось  и  мы  никуда   не
переместились. Но потом я раскрыла  телефонную  книгу.  Там  не  оказалось
буквы J. И в "Британской энциклопедии" тоже  не  было  J.  И  ни  в  одном
словаре не было. Тогда мы влезли