Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
теряя последнюю
надежду.
Молча вся компания вошла в соседнюю комнату. Там был тот же ужасный
беспорядок, полный разгром, но не было следа братьев Калониусов. Вся группа
вернулась назад, в гостиную. Лавджой прошел в своей кабинет в итальянском
стиле.
-- Они захватили с собой все мое теплое белье,-- беспомощно
констатировал он.
-- Хорошо,-- сказал директор Свенкер.-- Теперь перейдем к случившемуся.
Перед вами -- альтернатива: либо вы предстаете перед судом, перед сирийской
Фемидой, либо даете все необходимые гарантии, остаетесь в нашем городе и
начинаете отрабатывать причиненный всем ущерб. Выплатите все, до последнего
пенни, независимо от того, сколько лет вам придется потратить на это.
-- Сколько, по-вашему,-- обратился директор к полицейскому с
пистолетом,-- ему предстоит отсидеть за решеткой?
-- Минимум тридцать лет,-- не задумываясь, ответил полицейский.
-- Хорошо, я заплачу,-- пообещал Лавджой.
До трех тридцати дня проходила запись всех предъявляемых к нему
претензий, и этот список постоянно рос,-- вазы, серебряная утварь, ковры,
бифштексы, вина, постельное белье, "мостовые" лампы, столики, чучело
обезьянки, книги. Еще пятьдесят фунтов, которые украл Карлтон из настенного
сейфа, и плюс десять фунтов, выделенных ему директором на приобретение
парика. В общем, общая сумма достигла громадной для него цифры -- 347 фунтов
27 шиллингов. Учитывая уровень сегодняшней зарплаты, притом если есть только
два раза в день, то, как вычислил Лавджой, ему придется выплачивать свой
долг лет семь. Только после этого его уволят, и он сможет вернуться в
Америку.
Он подписал счет сразу за все оптом, и для его официального оформления
был вызван адвокат, что увеличило сумму его долга еще на тридцать фунтов,
всего -- 377,27. Полицейский с пистолетом угостил его сигарой, и вскоре все
ушли. Он остался один в своем разрушенном доме, глядя на обломки своей
разбитой жизни.
Он выглянул в окно. Директор школы Свенкер, подняв на руки неподвижное
тело Карлтона, так и не пришедшего в себя от удара, понес его домой.
Лавджой сел, тяжело вздохнул. Он зажег сигару, подаренную ему
полицейским, и молча уставился на валявшиеся кругом пустые бутылки.
Месяцы шли своим чередом, сменяя друг дружку, и теперь этот чудовищный
эпизод в его жизни стал казаться ему внезапно обрушившейся на него карой
Господней, бессмысленной неприятностью, типа чумы, очищением через зло, и
все это совершалось само собой, неподвластное воле человека. Волосы у него
отросли, и он продал свой парик, потеряв на продаже полтора фунта, и за
исключением непродолжительного напугавшего его переживания из-за
разыгравшегося воображения Айрины, вдруг решившей, что она беременна
двойней, жизнь Лавджоя шла как и прежде, хотя теперь ежедневно ему
приходилось сталкиваться с горькой нищетой, и он понимал, что освобождение
от ее хватки на горле придет не скоро, может, ему придется страдать до этого
так же долго, как и библейскому Иакову.
К тому времени, когда Лавджой наконец стал расчесывать свои волосы, он
почти совсем забыл о калифорнийцах с их велосипедами.
Но вот однажды...
Он читал "Семь столпов мудрости", ту сцену, когда Лоуренс Аравийский
оказался в руках свирепых турок, когда вдруг откуда-то издалека до него
донесся громкий крик.
Кто-то кричал, называя его по имени. Он отложил книгу в сторону.
-- Стэнфорд, Стэнфорд,-- неуверенный голос этого человека дрожал,--
Стэн...
-- Нет, не может быть.-- Он встал, чувствуя, как его верхняя губа
задирается кверху, обнажая зубы для атавистического рычания.
-- Стэнфорд,-- снова раздался этот голос.
Он быстро сбежал вниз по лестнице, ноги у него подкашивались. Там, на
главной дороге, он увидел странный караван. Верхом на осле, покачиваясь из
стороны в сторону от нестерпимой жары, голода, жажды и изнеможения, сидел
Сен Клер Калониус. Его с обеих сторон поддерживали крепкие люди. Глаза у
него запали, губы, без кровинки, побледнели. А сзади на таком же осле, точно
в таком же состоянии сидел его брат, Ролан Калониус.
-- Вот этого подобрал в пустыне,-- сказал ближайший к Лавджою погонщик
мулов.-- Он лежал там. Почти без признаков жизни. А этого,-- он ткнул
большим пальцем в Ролана,-- вытащил со дна колодца, он уже чуть концы не
отдал.
Сен Клер окинул его диким взглядом.
-- Стэнфорд, старичок...-- хрипло прошептал он, еле шевеля треснутыми
губами.-- Я просто в восторге. Увидимся, как только мы выйдем из больницы.
Старичок...
Сердце у Лавджоя упало от жалости к нему, на глазах выступили слезы. Он
неуверенной походкой подошел к Ролану.
-- Стэнфорд, старичок,-- Ролан, протянув свою высохшую руку, взял его
за плечо.-- Как я рад видеть тебя. Надеюсь, увидимся, как я только выйду из
больницы.-- Наклонившись к нему, покачиваясь на спине мула, словно пьяный,
он прошептал ему на ухо:-- Прошу тебя, сделай мне одолжение...
-- Ни за что,-- твердо сказал Лавджой,-- даже за миллион фунтов.
-- Нет, все же сделай. Этот сукин сын бросил меня в колодец. Я этого
ему никогда не прощу. Стэнфорд, старичок, ступай в город и купи там для меня
самый большой, самый острый нож, какой только сможешь там найти, с большим,
дюймов пять, лезвием. Оставь его в шкафу у себя, в твоем доме. В верхнем
ящике. Как только мы выйдем из больницы... Он не успеет сделать и шага --
полосну по горлу...-- Он издал какой-то страшный, убийственный звук.-- Я
покажу этому сукину сыну, как бросать меня в колодец... Стэнфорд, старичок,
нечего зря качать головой...
Неожиданно Лавджой перестал качать головой. Его глаза вдруг загорелись,
словно в трансе, но вскоре блеск пропал.
-- Я ничего не смогу для вас купить,-- сказал он.-- У меня нет ни
пенни.
Ролан, словно пьяный, стал шарить в своих карманах и, вытащив оттуда
целую пригоршню смятых купюр, вложил их в ладонь Лавджоя.
-- Деньги -- это не главное...-- Он потерял сознание, и два крепыша
вовремя подхватили его под руки. Лавджой аккуратно запихнул деньги в
бумажник и подошел к Сен Клеру.
-- Может, я чем-то могу помочь вам? -- спросил он ясным, слегка
дрожащим голосом.
-- Ты можешь сделать для меня только одно,-- сказал Сен Клер неистово,
словно сумасшедший, озираясь по сторонам.-- Лишь одно, старичок... Этот
сукин сын Ролан думает, что я его бросил в колодец. Он хочет меня убить. Но
еще никому не удавалось это сделать.-- Он порылся в карманах, выудил оттуда
пригоршню смятых купюр, устало огляделся.-- Ступай в город, старичок,-- тихо
сказал он,-- и купи для меня пистолет сорок пятого калибра и магазин к нему
с семью патронами. Положи его в ящик, где раньше ты хранил бутылки виски
"Джонни Уокер". В верхний ящик. Когда мы выйдем из больницы... этот сукин
сын не успеет сделать и шага. Семь пуль вгоню в него, как одну.
Стэнфорд с серьезным видом положил и его деньги в бумажник.
-- Послушай, Стэнфорд,-- сказал Сен Клер, наклонившись к нему и опасно
свесившись с мула.-- Ты сделаешь для меня такую мелочь, сделаешь?..
-- С большим удовольствием,-- ответил он.
-- Добрый старый Стэн...-- В это мгновение он отключился, и два дюжих
погонщика вовремя подхватили его. Караван направился к больнице.
Лавджой долго стоял, покуда с улицы не исчезли все мулы, и потом быстро
зашагал в город. Он купил там самый лучший, самый острый нож с выскакивающим
лезвием и превосходный новый с иголочки револьвер сорок пятого калибра и
магазин с несколькими патронами.
У него после этих покупок осталось еще немало денег. Он купил на них
три бутылки "Джонни Уокера".
Вернувшись домой, он освободил верхний ящик в шкафу, положил туда
револьвер и нож рядышком. Затем намазал куском мыла как следует пазы, чтобы
его можно было легко вытащить даже в большой спешке.
Потом сел и стал ждать, когда братья Калониусы выйдут из больницы. Он
налил себе виски в большой стакан. Сделав внушительный глоток, он
ухмыльнулся.
КРУГ СВЕТА
По земле низко стелился туман, и как только машина ныряла в выбоину,
свет от фар выхватывал впереди мешанину молочного цвета. Было уже около часа
ночи, и других машин на дороге не было. Они петляли по узкой дороге,
поднимаясь к стоявшему на холме дому. Между главным шоссе и домом Уиллардов
стояли только четыре дома, и во всех было темно.
Они сидели на переднем сиденье. Мартин и его сестра Линда с мужем. Она
включила радиоприемник и тихо, под аккомпанемент оркестра напевала: "Не то
время, не то место..."
Джон Уиллард, удобно устроившись на месте водителя, быстро гнал машину,
улыбаясь, когда Линда, наклонившись, напевала эту песню ему на ухо,
вышучивая страстную манеру исполнения, характерную для певиц в ночных
клубах: "Но ваше дивное лицо..."
-- Поосторожнее,-- предупредил ее Уиллард.-- Не забывай, ты щекочешь
ухо водителя.
-- Известно ли вам,-- вмешался в их разговор Мартин,-- что за последний
год на дорогах произошло гораздо больше аварий из-за того, что пассажир
щекотал ухо водителя, чем от езды в нетрезвом виде, неисправности тормозов и
безрассудного поведения во время общенациональных праздников?
-- Кто тебе сказал такое? -- спросила Линда агрессивным тоном.
-- Это всем известная статистика,-- ответил Мартин.
-- Плевала я на твою статистику,-- сказала возмущенная Линда.-- Я
просто с ума схожу по ушку водителя.
Уиллард фыркнул.
-- Ну-ка убери эту снисходительную улыбочку, "солдатик",-- проговорила
Линда.
Уиллард снова довольно фыркнул, а Линда, склонив голову на плечо
Мартина, вновь вернулась к своей песенке, намереваясь непременно допеть ее
до конца. На ее веселое, молодое лицо, обрамленное распущенными черными
волосами, падал слабый свет от приборной доски.
"Лет через десять после того, как я женюсь,-- подумал Мартин,
поглядывая искоса на сестру,-- хочется надеяться, и мы с женой будем
испытывать то же, что и они, когда будем возвращаться домой после
проведенного в городе вечера".
Мартин приехал из Калифорнии сегодня вечером. Перед этим он прислал
телеграмму, сообщая в ней о том, что бросает работу и едет в Европу, и
спрашивал не может ли рассчитывать во время этого транзита на постель и
сносную еду. Линда встретила его в аэропорту, и она, по его мнению,
нисколько не изменилась за два года их разлуки. Они заехали к Уилларду на
работу, пропустили с ним по паре стаканчиков, как следует пообедали и
добавили потом бутылку дорогого вина, чтобы отметить приезд Мартина. Была
пятница, и Уилларду не нужно было идти на работу на следующий день, поэтому
они отправились в ночной клуб, где послушали певицу в белом платье,
исполнявшую французские песенки. Мартин с Уиллардом по очереди приглашали на
танец Линду, а она все время только повторяла: ну разве здесь не мило? Если
бы ты только предупредил меня заранее, я бы обязательно нашла для тебя
девушку, и тогда мы веселились бы вчетвером, и вечер не был бы испорчен.
Тебе не нравится цифра четыре?
Мартин, ее любимый брат, был на семь лет моложе Линды. Когда он учился
в колледже, то обычно проводил летние каникулы в компании Линды с Уиллардом,
играя роль третьего лишнего на вечеринках, сражаясь на теннисной площадке с
ее мужем и постоянно подвергая опасности жизнь их двух маленьких сыновей,
когда обучал их плаванию и нырянию, езде на велосипеде, демонстрировал, как
нужно правильно ловить баскетбольный мяч, и без ущерба для себя падать с
высокого дерева.
-- Боже мой,-- сказала Линда, когда автомобиль проскочил через заросшие
каменные ворота,-- два года -- это очень большой срок, Мартин. Что же мы
будем делать без тебя, когда ты уедешь в Европу?
-- Ничего. Приезжайте ко мне, увидимся,-- предложил Мартин.
-- Вы только посмотрите на него,-- вздохнула Линда.
-- А что здесь особенного? Всего одна ночь на самолете.
-- Может, ты знаешь такого человека, который организует тебе такой
перелет бесплатно? -- Она махнула рукой в сторону темного леса.-- Покуда мы
все выплатим за эти чудовищные акры, пройдет лет десять, никак не меньше.
-- Здесь очень приятно,-- сказал Мартин, пытаясь разглядеть сквозь
пелену тумана темный мокрый лес.-- По-настоящему чувствуешь, что ты -- в
деревне.
-- Куда там,-- сказала Линда.-- Ты только представь себе -- семнадцать
акров непроходимого подлеска.
-- Разве нельзя расчистить хотя бы часть,-- спросил Мартин,-- и
посадить что-нибудь на этом участке?
-- А налоги? -- коротко бросил Уиллард, вырываясь из лесу на крутую
дорожку перед большим кирпичным домом с белыми колоннами, выплывающим из
туманного плена.
Внизу, на первом этаже света не было, только из зашторенного окна на
верхнем пробивалось бледное свечение. Весь дом был погружен в кромешную
темноту, и это не могло не производить мрачного впечатления.
-- По крайней мере, Линда, можно было оставить хотя бы одну лампочку
над входом,-- упрекнул ее Уиллард.
-- Это все новая горничная,-- оправдывалась Линда.-- Сколько раз я ей
говорила, но все без толку, она просто какая-то дьяволица, свихнувшаяся на
экономии.
Уиллард остановился, и все они вышли из машины. Мартин взял свою сумку
с заднего сиденья.
-- Обратите внимание на эту изысканную архитектуру,-- сказала Линда,
когда они, поднявшись по ступенькам крыльца между колонн, подошли к входной
двери.-- Отдаленное, бледное, как привидение, сходство с греческой.
-- Погодите, вы еще не видели, что там внутри,-- сказал Уиллард,
открывая перед ними двери и включая свет.-- Ради этого можно примириться со
всем остальным. К тому же здесь на участке возле дома очень удобно играть
детишкам.
-- Но у этого дома есть еще одно достоинство,-- сказала Линда, снимая
пальто и бросая его на спинку стула в оклеенной обоями передней.
Они прошли в гостиную, Линда включила там все лампы, Уильям разлил всем
по стаканчикам виски,-- с выпивкой Мартину будет легче восхищаться их домом.
Гостиная -- большая, приятная для глаза, просторная комната, с беспорядочно
развешанными на стенах картинами, с кучами разбросанных повсюду книг,
журналов и другими едва ли полезными предметами, которые тоже лежали не на
своих местах. Мартин улыбался, глядя на все это. Как ему знакома
безалаберность сестры, ее беззаботное пристрастие к ярким краскам, к
изобилию всевозможных ваз и вазочек, к цветам, античным безделушкам. Вся
комната предстала перед ним в час ночи в своем обычном, удобном для хозяев
беспорядке. Весь вечер в доме царила мертвая тишина, так как здесь до их
приезда не было ни души.
Линда, сняв туфли, сидела, положив ноги на угол большой кушетки, держа
обеими руками стаканчик с виски. Мужчины сидели напротив, чувствуя, как их
одолевает сон, но все же они боролись с ним, так как им пока не хотелось
завершать эту ночь, отмеченную дружеской встречей.
-- Послушай, Мартин,-- сказала Линда,-- ты на самом деле не останешься
с нами хотя бы на неделю?
-- Мне нужно быть в понедельник в Бостоне,-- ответил Мартин.-- И оттуда
я вылетаю в Париж через день, в среду.
-- Мальчики просто не вынесут такого разочарования,-- убеждала его
Линда.-- Может, ты на этот уик-энд подцепишь кого-нибудь и изменишь свои
планы? Мы приглашены сразу на три вечеринки.
Мартин засмеялся.
-- Мне повезло с поездкой в Бостон,-- ответил он.-- Я там смогу прийти
в себя.
Линда крутила виски в стаканчике.
-- Джон,-- обратилась она к мужу,-- как ты считаешь, можно в столь
поздний час прочитать ему нотацию, а?
-- Уже ужасно поздно, Линда, и ты прекрасно знаешь об этом,-- отозвался
Уиллард, чувствуя себя неловко.
-- Какую еще нотацию? -- подозрительно спросил Мартин, заранее чувствуя
отведенную ему роль младшего брата.
-- Видишь ли,-- начал Уиллард,-- после того, как мы получили от тебя
телеграмму, мы с тобой поговорили по телефону и начали размышлять с Линдой,
складывая все воедино.-- По-моему, это твоя третья работа после окончания
колледжа?
-- Четвертая,-- поправил его Мартин.
-- Первая была в Нью-Йорке,-- продолжал Уиллард, исполняя свой долг
перед свояком, перед другом, долг уважающего себя солидного гражданина,
который вот уже пятнадцать лет после окончания юридического колледжа
работает в одной и той же фирме.-- Потом работа в Чикаго. Потом в
Калифорнии. И вот теперь -- Европа. Ты ведь давно уже не мальчик, и
определенная стабильность в жизни могла бы...
-- Ладно, не слишком напирай на него,-- сжалилась над братом Линда,
видя, как его лицо становится все более непроницаемым. Он молча сидел,
слушая их и вертя в руках свой стаканчик.-- Не стоит вести себя так, словно
ты обращаешься с речью по поводу начала учебного года в Массачусетском
технологическом институте, или, как генерал Паттон,-- с призывом к своим
войскам. Мы между собой говорили только о том,-- продолжала она,
поворачиваясь теперь к Мартину,-- что в один прекрасный день ты вдруг
осознаешь, что тебе уже тридцать, и жизнь проходит мимо...
-- Ну а ты, ты сама обнаружила, что тебе уже тридцать и твоя жизнь
проходит мимо? -- широко улыбнулся ей Мартин.
-- Да, сыплется как песок между пальцами,-- хихикнула она, и лицо
Мартина вновь стало таким же открытым, как прежде.
-- Но все же это -- очень важный вопрос,-- сказала Линда, на сей раз
вполне серьезно,-- как просто таким смазливым парням, как ты, превратиться в
бродяг. Особенно там, во Франции.
-- Я не слишком хорошо знаю французский, поэтому никак не смогу стать
бродягой,-- озорно возразил ей Мартин. Он встал, погладил сестру по волосам
и подошел к низенькому столику, служившему им баром, чтобы бросить еще пару
кубиков льда в свой стаканчик.
-- Чего мы добиваемся, Мартин,-- сказала она,-- мы добиваемся только
одного,-- разумно предостеречь тебя, только и всего. Мы не хотим...
-- Послушайте,-- сказал Мартин, выглядывая в окно,-- вы что, ждете
гостей?
-- Гостей? -- недоуменно переспросил Джон.-- Каких гостей? В такой
поздний час?
-- Вон там стоит какой-то человек и старается заглянуть к вам,-- сказал
Мартин. Он вытянул шею, пытаясь взглянуть за угол дома.-- К тому же к
балкону приставлена лестница... Ну вот, теперь он исчез...
-- Лестница! -- резко вскочила на ноги Линда.-- Дети! -- Она бросилась
вон из гостиной, вверх по лестнице, за ней помчались мужчины.
В холле перед детской горела лампочка, и Мартин увидал двух малышей,
которые спокойно спали в своих кроватках, у противоположных стен спальни.
Через полуприкрытую дверь в соседнюю комнату до них доносился ровный храп
горничной. Линда с Уиллардом убедились, что с детьми все в порядке. Мартин
обследовал окна. Они были распахнуты настежь, но вход с балкона был закрыт
ставнями. Никто их не потревожил, все крючки были на местах. Мартин, откинув
крючки, открыл ставни, вышел на балкон, который возвышался над входом в дом,
поддерживаемый двумя колоннами на крыльце. Какая темная, сырая ночь. Туман
все сгущался, а свет из окон первого этажа, отражаясь во мгле, едва достигал
балкона. Мартин, подойдя вплотную к перилам, посмотрел вниз. Откуда-то
слева, ближе к дому, послышался неопределенный звук, и он посмотрел в этом
направлении. Он увидел какое-то белое, размытое пятно, которое быстро
дви