Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
ю смолу из
своей трубки. И днем, и, после долгого ночного бдения (он позвонил жене --
предупредил, что не придет к обеду) результаты получились одинаковые.
Предательское пятно не пропадало,-- оно оставалось на хлопке; линолеуме;
пластмассе; искусственной коже; на тыльной стороне его руки.
Впадать в отчаяние, конечно, не стоит. Эрлих, например испытал 605
различных комбинаций, прежде чем добился своего магического препарата --
606-я комбинация. Наука -- дело долгое, время в этом случае ничтожно.
Наконец все неживые материалы для опытов были исчерпаны. Тогда он вытащил
двух белых мышек из выводка,-- ему их передали, так как они упрямо
отказывались развивать раковые опухоли.
Лаборатория "Фогель-Полсон" развернула рекламную кампанию, призывая
мыть собак средством "Флоксо". А вся причина в том, что оно уступало при
использовании в хозяйстве их самому главному и сильному конкуренту --
моющему средству "Вондро" -- и, стало быть, приходилось искать новые области
применения первозданно проведенного на мышах, оказались точно такими же, как
и с другими подручными материалами. Одна мышка стала первозданно беленькой
-- как в день, когда появилась на свет; растворитель, в котором он ее
искупал, мылился вполне нормально. Другая выглядела так, словно ее
обработали препаратом для клеймения, но растворитель Маннихона все
ликвидировал за какие-то пять минут.
Мышек он убил. Человек сознательный, убежденный, не мог он в своих
дальнейших опытах пользоваться второсортными мышами. Когда приканчивал
вторую, ему показалось, что она его укусила.
Приготовил новый раствор, на сей раз с одной миллионной грамма
диоксотетрамеркфеноферрогена-14; подошел к клеткам, вытащил еще парочку
мышей -- в клетках у него их великое множество. Ему отдавали мышей,
считавшихся бесполезными для науки,-- в лаборатории они больше не нужны,-- и
таким образом в его распоряжении оказались мыши с самыми разнообразными
заболеваниями: страдающие гигантизмом; слепые; черные, пегие; пожирающие
свое потомство; прихотливо-капризные мыши желтого цвета; серые, с пятнами,
похожими на красную анилиновую краску, и даже такие, которые кидались на
прутья клетки и на камертоне убивали себя, как только слышали ноту
до-бемоль.
Итак, стараясь уберечься от острых мышиных зубов, Маннихон ловко
вытащил из клетки еще пару мышей. Клетки с мышами хранились в темном
помещении (аудиторский отдел придерживался твердого мнения, что
электрический свет в отделе моющих средств и растворителей --
непозволительная роскошь), и он не видел, какого цвета его избранницы,
покуда не принес их в лабораторию. Оказалось -- желтоватого,-- сильно
смахивали по его представлениям на недоедающего золотистого лабрадорца или
недомогающего китайского рабочего прачечной. Намазал их обильно табачной
смолой; чтобы иметь ее в достатке, приходилось все время курить трубку,-- от
табака щипало язык, но сейчас не время задумываться над приносимыми
жертвами.
Опустил одну мышь в раствор дистиллированной воды и "Флоксо" на дюйм от
дна; с одинаковым тщанием протер руки спиртом и вымыл мышь; та поднимала
множество брызг, видно, ей нравилась такая ванна. Все пятна пропали, в
склянке зашипела мыльная пена. Тогда он проделал ту же процедуру с второй
мышью и добавил в раствор одну миллионную грамма красно-коричневого порошка.
Снова протер руки спиртом, а когда повернулся, мышь лежала на боку в
растворе. Наклонившись пониже, долго ее разглядывал: Не дышит, мертвая.
Ему-то хорошо известно, как выглядит мертвая мышь -- сколько перевидал их на
своем веку!
Ну и организация работы в лаборатории, с раздражением думал он.
Поручают ему серьезную исследовательскую работу -- и обеспечивать хилыми
мышами, которые гибнут при первом прикосновении человеческой руки. Выбросил
в мусорное ведро дохлую мышь, пошел в соседнюю комнату за другой; на сей раз
включил свет,-- черт с ними, с этими подонками из аудиторского отдела!
Под влиянием приступа вдохновения,-- таких не объяснить вескими
причинами, и именно им наука обязана когда делает семимильные шаги, он
вытащил еще одну желтую мышь, точную копию погибшей, и, бросая дерзкий вызов
начальству, оставил свет в помещении для мышей включенным. Там тут же
поднялся невообразимый писк -- децибел восемь, не меньше.
Вернувшись в лабораторию, старательно измазал новую подопытную табачной
смолой (заметив походя, что первая все еще весело резвится в мыльной пене) и
опустил в стеклянную посудину с довольно высокими для нее краями -- не
выскочит. Вылил прямо на мышь свою смесь; несколько мгновений ничего
особенного не происходило -- он внимательно наблюдал за ее поведением. Потом
мышь издала вздох, тихо легла и умерла.
Маннихон сел; встал; зажег еще одну трубку; подошел к окну, выглянул:
над дымоходом опускается луна... Попыхивая трубкой, раздумывал. Как
исследователь, он осознавал: есть причина -- должно быть следствие, а оно не
вызывает никакого сомнения -- две подохшие мыши. Но ведь первую белую мышь
он опустил практически в такой же раствор, а она не умерла, хотя на шерстке
остались пятна смолы. Белая мышь -- желтая, вторая желтая -- снова белая...
У него начинает болеть голова... Луна уже исчезла -- скрылась за дымоходом.
Пора вернуться к столу: мертвая желтая мышь в посудине уже почти
одеревенела -- лежит, безмятежная, в чистой, ясной жидкости. А в другой
посудине вторая желтая мышь с увлечением занимается серфингом на белой
мыльной пене "Флоксо". Утопленницу он вытащил и поместил в холодильник --
пригодится для работы.
Снова совершил рейс в помещение для мышей -- писк стоит ужасный,
усилился никак не меньше, чем до одиннадцати децибел. В лабораторию он
принес трех мышек -- серую, черную и пегую; отложил в сторону трубку с
табачной смолой и опустил мышек, одну за другой, в раствор, в котором умерла
их желтая подружка. Этим трем, судя по всему по вкусу пришлась купель, а
пегая продемонстрировала поразительную резвость и даже предприняла попытку
спариться с черной, хотя обе -- самцы. Поместил трех контрольных мышек в
портативные клетки и в упор, не спуская глаз, долго наблюдал за желтой
мышью: по-прежнему наслаждается в своем миниатюрном Средиземном море
пенистого, никогда не подводящего "Флоксо".
Осторожно вытащил желтую мышь из мыльной пены; насухо, старательно
вытер,-- эти действия, кажется, вызвали у зверька раздражение; кажется,
мышка опять его укусила... Легонько опустил желтую мышь в стеклянную
посудину, где расстались с жизнью два ее желтых братца, но так резвились три
разноцветных. Снова несколько мгновений все спокойно; потом в свою очередь
желтая посередине склянки, вздохнула, упала на бок и сдохла.
Из-за усиливающейся головной боли Маннихон закрыл глаза на целых
шестьдесят секунд. А когда снова открыл, желтая мышь неподвижно лежала там,
где упала, в кристально-чистой жидкости.
Великая усталость овладела им. Ничего подобного с ним еще не случалось
за все годы, что он верой и правдой служил науке. Слишком утомленный, он не
в силах был объяснить, что происходило у него на глазах: к лучшему это все
или к худшему, поведут его передовые очищающие средства вперед, по столбовой
дороге науки, или, напротив, отбросят лет эдак на сто назад; приблизят к
отделу раковых заболеваний или к этажу, где занимаются воском и клеями, а
может, даже и к выходному пособию. Мозг отказывался в этот поздний вечер
решать возникшую проблему; машинально он положил желтую мышь рядом с
мертвыми сородичами в холодильник, вытащил всю троицу -- серую, черную,
пегую,-- почистил мышек, сделал кое-какие записи, погасил в своей
лаборатории свет и отправился домой.
Сегодня он без своего "Плимута" -- жене понадобился: вздумала ехать
играть в бридж. Автобусы давным-давно не ходят, на такси денег нет, даже
если б и попалось в столь поздний час, так что пришлось добираться пешком.
По дороге увидел свой "Плимут" припаркованный, перед темным зданием на
Сеннет-стрит, на расстоянии приблизительно мили от их дома. Жена не сообщила
ему, где собирается играть в бридж, а он не спрашивал -- просто удивился,
как это люди могут играть в карты до двух часов ночи, а шторы на окнах так
плотно задернуты, что сквозь них не просачивается ни единого луча света. Но
он заходить не стал: однажды жена заявила, что его присутствие при карточной
игре мешает ей правильно определять ставки.
-- Собери все свои записи,-- наказывал ему Самуэл Крокетт,-- положи в
портфель и запри на замок! И запри холодильник!
В нем лежат, объяснения Маннихон, восемнадцать мертвых желтых мышей.
-- А нам лучше поговорить обо всем в удобном месте,-- завершил
Крокетт,-- где никто не помешает.
Это и произошло на следующий день. Маннихон зашел к Крокетту в
одиннадцать утра -- тот работал в соседней лаборатории. Сам он оказался в
своей уже в шесть тридцать -- не мог заснуть и все утро опускал в свой
раствор предметы желтого цвета, что попадали под руку. Крокет стал именовать
его раствор "раствором Маннихона" в двенадцать часов семнадцать минут.
Впервые что-то назвали в его честь -- дети носили имена тестя и тещи,-- и
вот Маннихон, не отдавая, правда, себе ясного в том отчета, стал воображать
себя крупным деятелем науки. Решил приобрести контактные линзы даже до того,
как к нему явятся корреспонденты и фотографы общенациональных журналов и
начнут его снимать.
Крокетт, по прозвищу Горшок, один из тех его молодых коллег, которые
разъезжали повсюду в спортивных автомобилях, с сексапильными девицами.
Правда, пока это всего лишь "ланчиано", зато с открытым верхом. Первый
студент в Массачусетском технологическом институте, двадцати пяти лет и трех
месяцев; работает по особой программе с кристаллами и сложными протеиновыми
молекулами. Положение его в лаборатории "Фогель-Полсон" сравнимо со статусом
маршала в наполеоновском генеральном штабе. Этот долговязый, жилистый янки
знал, как трудно достается хлеб экспериментаторам.
Несколько долгих утренних часов Маннихон по очереди отправлял в свой
раствор предметы желтого цвета (шелк, хлопчатобумажную ткань, промокательную
бумагу) -- никакой реакции, только загубил дюжину желтых мышей. Почувствовав
вдруг острую необходимость в чужих мозгах, в другом интеллекте, он
направился к соседней двери, где сидел Крокетт, положив ноги на лабораторный
стол из нержавеющей стали, сосал кусочек сахара, пропитанного ЛСД, и слушал
пластинку Фелониуса Монка на граммофоне. Встретил он коллегу, неприветливо,
не скрывая раздражения:
-- Какого черта тебе здесь нужно, Флокс?
Так называли Маннихона некоторые молодые сотрудники -- форма
профессионального поддразнивания1, Когда он объяснил ему в двух словах цель
своего визита, Крокетт согласился пойти за ним. Не раз уже прибегал он к
помощи Крокетта, и эта помощь уже окупилась сполна. Тем более что его
осенила ослепительная идея -- ввести несколько капель своего раствора
разноцветным мышам непосредственно внутрь, через рот,-- и он завершил эту
процедуру с желтой мышью, одной из последних в выводке, хранившемся у него в
клетках. После введения нескольких капель раствора все мыши -- белые, серые,
черные, пегие -- вели себя довольно активно, становились веселыми и
воинственными. после такой выпивки желтая спокойно почила в бозе, через
двадцать восемь минут. Совершенно ясно, что раствор оказывает свое
воздействие как снаружи, так и изнутри. На Крокетта произвел сильное
впечатление тот факт, что даже самая малая порция красно-коричневого порошка
удаляет упрямую мыльную пену "Флоксо",-- он даже похвалил Маннихона в своей
обычной, немногословной манере истинного янки.
1 От "флокуляция" выпадение в раствор хлопьев (англ. "bcocr" --
"хлопья").
-- Да, что-то там у тебя получилось.-- Крокетт не переставал посасывать
кусочек сахара, пропитанного ЛСД..
Маннихон заметил, что Крокетт повернул к двери, явно намереваясь
покинуть лабораторию.
-- Почему бы нам не поговорить здесь, Крокетт?
Врем прихода на работу он уже отметил, и ему, конечно, не хотелось,
чтобы кто-нибудь из отдела кадров поинтересовался, почему это он в четверг
взял отгул на полдня.
-- Не будь наивным, Флокс,-- только и ответил Крокетт без всяких
объяснений. Пришлось Маннихону собрать все свои записи, положить в портфель,
привести в порядок стоящие на полке аппаратуру и материалы, которыми
пользовался для эксперимента, закрыть холодильник и выйти из лаборатории
вслед за Крокеттом.
У ворот, возле входа, столкнулись нос к носу с Полсоном.
-- Ах горшок, старый ты горшок! -- Ласково обнял он Крокетта за
плечо.-- Бож! Хэлло, Джонс! Куда это вы направляетесь?
-- Я...-- начал Маннихон, заранее зная, что непременно начнет
заикаться.
-- Ему назначено у оптика,-- торопливо объяснил за него крокет.-- Я
подвезу.
-- Ага! -- молвил мистер Полсон.-- У науки, как известно, миллион глаз.
Милый, старый горшок!
Вышли за ворота.
-- Разве вы не ездите на своем автомобиле, мистер Джонс? --
поинтересовался служащий стоянки,-- четыре года назад слышал, как Полсон
назвал Маннихона Джонсом.
-- Вот,-- перебил его Крокетт,-- возьмите! -- И протянул в качестве
чаевых кусочек сахара с ЛСД.-- Пососите!
-- Благодарю вас, мистер Крокетт.-- И служащий тут же отправил кусочек
в рот.
"Ланчиано" вырвался со стоянки на главное шоссе, потом на Итальянский
проспект, на Виа Венето, промчался, как вихрь, мимо редакций
общенациональных журналов, здесь общество богатых людей, открытое солнцу,
ветру и дождю... Так казалось Маннихону.
"Ах, Боже мой,-- думал он,-- вот как нужно жить!"
-- Ладно, пора подсчитать все плюсы и минусы,-- подвел итог Крокетт.
Сидели в темном баре, убранном в стиле английского гостиного двора:
изогнутые бронзовые рожки, кнуты, на картинах -- сцены охоты. У стойки
красного дерева на равном расстоянии друг от друга сидели на высоких стульях
три замужние дамы, в мини-юбках, ожидая своих джентльменов явно не мужей.
Крокетт пил виски "Джэк Дэниел", разбавленное водой. Маннихон потягивал
"Александер",-- этот единственный алкогольный напиток он принимал, ибо
считал его похожим на взбитый молочный коктейль.
-- Минус первый,-- Крокетт помахал официанту, чтобы тот принес ему еще
стаканчик "Джэка Дэниела",-- пил он быстро,-- выпадение осадка. Но это не
такое уж непреодолимое препятствие.
-- Вопрос времени,-- прошептал Маннихон.-- С помощью катализаторов мы
могли бы...
-- Может быть. Плюс первый -- явное, пока неясное нам сродство с живыми
организмами желтого цвета; пока ограничено главным образом мышами.
Дальнейшие опыты это только подтвердили. Как ни говори, а все же прорыв.
Специфические химические сходства с различными особыми организмами, которым
оказывается предпочтение. Конечно, прорыв, что же еще? Удостоишься всяческих
похвал.
-- Да-а, мистер Крокетт...-- Маннихон потел еще больше обычного, такое
удовольствие доставляли ему эти слова.-- Ничего себе -- услыхать такое от
вас -- отличника в Массачусетском технологическом институте. Не спорю, не
спорю...
-- Называй меня просто Горшок,-- предложил Крокетт.-- Мы ведь оба с
тобой варимся теперь в этом соку.
-- Горшок,-- повторил с благодарностью Маннихон, думая о своем будущем
автомобиле -- "ланчиано".
-- Минус второй,-- Крокетт принимал из рук официанта стаканчик "Джэка
Дэниела".-- Этот твой раствор, судя по всему, оказывается фатальным по
отношению к организмам, с которыми проявляет сродство. Но вопрос заключается
в том, на самом ли деле это минус.
-- Ну, это покуда выяснить невозможно... одеревеневших, загубленных им
мышей заперты в холодильнике!
-- Негативная реакция подчас та же скрытая позитивная. Все зависит от
того, с какой точки зрения к ней подходить, продолжал Крокетт.-- Вполне
естественный цикл восстановления и разрушения. И то и другое оказывается на
своем законном месте, когда наступает время. Этого нельзя упускать из виду.
-- Нет, что ты,-- смиренно откликнулся исследователь, решительно
настроенный никогда этого не делать.
-- Если подходить к проблеме с коммерческой точки зрения,-- рассуждал
далее Крокетт,-- то посмотри на ДДТ. Миксоматоз, но бесценен для Австралии,
где всю территорию заполонили кролики. Никогда не симпатизировал этому
серебряному карасю...
Карася они позаимствовали из аквариума, стоявшего на столе у дежурной,
и в 12.56 дня опустили его сначала в чистый "Флоксо", а затем в раствор
Маннихона. Никак не скажешь, что карасю пришелся по вкусу "Флоксо" -- он
стоял на голове в стеклянной колбе и вздрагивал всем тельцем каждые тридцать
шесть секунд, но все же остался жив; после двадцатисекундного пребывания в
растворе Маннихона испустил дух и, мертвый, занял свое место в холодильнике,
рядом с восемнадцатью трупиками мышек.
-- Нет,-- подтвердил Крокетт,-- совсем не нравился...
Посидели молча, выражая соболезнования по поводу кончины серебряного
карася.
-- Итак, повторим все по порядку,-- предложил Крокетт.-- У нас в руках
вещество с необычными свойствами. При нормальной температуре оно нарушает
неустойчивый баланс обычно связанных между собой молекул жидкости. Смешно и
говорить о расходах на его производство -- просто мелочь. В крошечных
количествах следы минералов почти неразличимы. Далее: это вещество
высокотоксично для одних организмов и вполне безвредно для других. Право, не
знаю, но... по-моему на этом можно кое-что заработать... У меня
предчувствие...-- И резко осекся, словно сомневаясь, делиться ли с коллегой
своими мыслями.-- Можно найти такое место, где возможно... Желтый, желтый,
постоянно желтый цвет... Что, черт подери, представляет собой этот желтый
цвет, который не дает нам покоя, как кролики в Австралии? Ответим на этот
вопрос -- выясним все!
-- Ну, надеюсь, к концу года мистер Полсон повысит нам с тобой
зарплату. По крайней мере премия к Рождеству обеспечена,-- заметил Маннихон.
-- "Премия"? -- Крокетт впервые повысил голос.-- "Повысит" зарплату"?
Послушай, парень, ты случаем не помешался?
-- Нет. В моем контракте указано: все, что я открою, разработаю,
принадлежит компании "Фогель -- Полсон". За это... А у тебя контракт
составлен иначе, не как у меня?
-- Кто ты такой, парень? -- пренебрежительно бросил Крокетт.--
Пресвитерианец?
-- Нет, баптист.
-- Ну, теперь понимаешь, почему мы для этого разговора ушли из
лаборатории?
-- Наверно...-- Маннихон оглянулся на стойку бара и на трех сидящих за
ней дам в мини-юбках.-- Атмосфера гораздо уютнее...
-- "Уютнее"! -- Крокетт фыркнув, произнес нецензурное слово.-- У тебя
парень, своя компания, да? Где зарабатываешь?
-- "Своя компания"? -- не понял озадаченный Маннихон.-- На что она мне
сдалась? Зарабатываю я семь тысяч восемьсот долларов в год, не считая
налогов, платы врача, которые следят за моими детьми, страховки... А у тебя?
-- Четыре или пять. Может, даже семь -- кто их считал? Одна -- в
Лихтенштейне, две -- на Багамских островах, еще одна -- на имя разведенной
т