Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
толик.
-- Нет, это просто невыносимо! Черт с ней, со сдачей!
Вирджиния вдруг встала с каменным лицом.
-- У меня возникла идея.-- Роберт помог ей надеть пальто.-- Не будем
разговаривать друг с другом неделю, идет?
-- Отлично! -- Она безумно обрадовалась.-- Меня это вполне
устраивает.-- И быстро направилась к выходу через весь зал -- ни разу не
оглянулась.
Роберт смотрел ей вслед -- как она решительно, большими шагами шла
между столиков и полы черного пальто развевались за спиной -- и мечтал в эту
минуту иметь дурной характер, настолько, чтобы остаться на всю ночь в
одиночестве и надраться как следует.
Появился официант, положил на стол мелочь. Роберт рассеянно перебирал
пальцами монеты. Через плечо официанта заметил: мисс Байри медленно
поворачивает голову в его сторону, пока все ее компаньоны что-то увлеченно
обсуждают. Впервые Роберт внимательно ее оглядел; да, все верно,-- он словно
оцепенел: женщины в наши дни или ужасно худосочны, или слишком толстые, черт
бы их всех побрал!
Мисс Байри улыбнулась ему. Носик ее по-детски сморщился, показались
белоснежные зубы -- она и правда долго не спускала с него глаз. Ему ужасно
льстило ее внимание, он сразу почувствовал себя моложе, да и любопытство
заедало. В приподнятом настроении он оставил официанту солидные чаевые.
Теперь уж он ничего с собой не мог поделать -- отлично знал, что завтра же
ей позвонит; даже представлял себе, как будет звучать в трубке ее голос...
Надел пальто и торопливо вышел из ресторана, чтобы догнать жену.
В ЧИСТО ФРАНЦУЗСКОМ СТИЛЕ
Беддоуз вернулся из Египта в разгаре утра. Поехал в свой отель,
дружески пожал руку консьержу, кратко поделился своими впечатлениями о
поездке: да, путешествие замечательное, но эти египтяне просто невыносимы.
Консьерж сообщил ему, что в городе ужасный наплыв туристов -- теперь это
стало обычным явлением -- и в результате цены на номера резко подскочили --
тоже обычное явление.
-- Туристский сезон теперь у нас продолжается круглый год! -- вздохнул
консьерж, передавая ему ключ от номера.
Беддоуз поднялся к себе, попросил носильщика убрать пишущую машинку
подальше с глаз, в кладовку,-- пока что не желает он ее больше видеть.
Открыв окно, полюбовался Сеной, ее плавно, задумчиво текущими водами. Принял
ванну, переоделся и назвал телефонистке на коммутаторе номер Кристины. У
этой телефонистки вечно раздражающая его привычка повторять номера
по-английски, и он с улыбкой отметил,-- конечно, она осталась ей верна.
Когда она пыталась дозвониться до Кристины, на линии, как всегда, поднялась
истерическая суматоха. Телефон в ее отеле стоит внизу, в холле; пришлось
диктовать по буквам ее фамилию: мадемуазель "Т" (Теодор), "А" (Андре), "Т"
(Теодор), "Е" (Елена). Наконец, мужчина на другом конце провода сообразил,
что от него требуется, и пошел звать Кристину: какой-то американский
джентльмен просит ее подойти к телефону.
Беддоуз слышал раздавшиеся в холле шаги Кристины -- идет к телефону, по
звукам можно догадаться, что она на высоких каблуках.
-- Хэлло! -- поздоровалась Кристина.
В трубке что-то щелкнуло, но даже сквозь помехи на линии Беддоуз легко
узнал привычный, восторженный тон ее голоса, хотя она и запыхалась от
быстрой ходьбы. Кристина обычно отвечала по телефону так, словно ожидала,
что каждый звонок ей -- приглашение на вечеринку.
-- Привет, Крис.
-- Кто это?
-- Голос из Египта.
-- Уолтер! -- радостно воскликнула Кристина.-- Когда ты приехал?
-- Только что, буквально в эту минуту.-- Беддоуз солгал, чтобы сделать
ей приятное.-- По-моему, ты на высоких каблуках.
-- Что-что?
-- Я говорю, у тебя туфли на высоких каблуках.
-- Ну-ка погоди... минуточку, сейчас посмотрю...-- И после паузы
удивленно промолвила: -- Ты что, стал ясновидцем в Каире?
Беддоуз фыркнул, объяснил весело:
-- Полувосточный обман, больше ничего! Захватил с собой изрядный запас
обманов. Хочу пригласить тебя на ланч. Куда пойдем?
-- Уолтер,-- смущенно пробормотала она,-- ты просто приводишь меня в
отчаяние.
-- У тебя свидание?
-- Да. Когда ты научишься предупреждать о своем приезде телеграммой,
скажи на милость?
-- О'кей! -- небрежно бросил Беддоуз.-- Ладно, как-нибудь в другой раз.
У него бзик -- никогда не выдавать своего разочарования. Чувствовал:
стоит попросить Кристину отменить свидание -- она, конечно, послушается; но
у него еще один бзик -- он никогда и ничего не просил.
-- Может, выпьем днем, Уолтер?
-- Можно с этого начать! -- обрадовался он.-- Так, значит, в пять?
-- Скажем, в пять тридцать.
-- Где тебя искать? -- Его раздражала в эту минуту получасовая
отсрочка.
-- У площади Этуаль.
-- У Александра?1
-- Отлично! Надеюсь, ты хоть раз в жизни явишься вовремя.
-- Можно бы повежливее, Кристина,-- шутливо упрекнул Беддоуз.-- Человек
едва успел приехать, первый день в городе.
-- До скорого! -- легко произнесла Кристина по-французски.
-- Что вы сказали, мэм?
-- В этом году принято говорить только по-французски -- это касается
даже детей! -- засмеялась Кристина.-- Как хорошо, что ты вернулся, что ты
снова в городе!
Щелчок -- она повесила трубку. Беддоуз медленно тоже опустил ее на
рычаг, подошел к окну, снова уставился на реку: впервые за долгое их
знакомство Кристина не откликнулась немедленно на его приглашение и не
пришла к нему, когда он вернулся в Париж. Вода в реке кажется такой
холодной, деревья стояли голые, а небо такое мрачное, словно не расстается с
этой противной серостью уже несколько месяцев. Но, несмотря на это, город
обещает ему самые радужные перспективы. Даже в такую бессолнечную,
бесснежную зимнюю погоду Париж никого не лишает надежд.
Беддоуз пригласил на ланч одного журналиста из "Ассошиэйтед пресс" --
тот только что вернулся из Америки. Сказал, там все идет вверх дном и, даже
если питаешься в закусочных, за ланч приходится выкладывать не меньше
полутора долларов,-- Беддоузу чертовски повезло, что он не там, а здесь, в
Париже.
Беддоуз немного опоздал в кафе, как всегда, но Кристины все равно еще
нет. Сел на застекленной террасе, рядом с большим окном,-- как настырно
пробирается дневной зимний холод через одежду... На террасе полно
посетителей: женщины пьют чай, мужчины углубились в вечерние газеты. На
улице, под деревьями, ветераны Первой мировой войны готовятся к небольшому
параду, там царит суматоха. Все эти пожилые люди, промерзшие до костей в
своих легких пальтишках, с флагами в руках и наградами на груди, намерены
прошагать за военным оркестром до Триумфальной арки1 и возложить венок на
могилу Неизвестного солдата -- почтить таким образом память своих павших в
битвах товарищей, о которых уже никто больше не вспоминает. Эти французы,
раздраженно думал Беддоуз -- Кристина запаздывает, не выполнила данного ему
обещания,-- всегда находят возможность блокировать уличное движение; у них
бесконечный запас мертвецов, чью память непременно нужно почтить.
Заказал только пиво, так как немало выпил за ланчем, да и съел слишком
много -- накатила волна обжорства после отвратительной египетской пищи. В
желудке творится что-то неладное, и навалилась вдруг страшная усталость:
ведь сколько миль покрыл за последние двадцать четыре часа.
После тридцати пяти, размышлял он, объятый вечерней меланхолией,
независимо от того, с какой скоростью летит самолет, спокойна ли стихия за
бортом, мягкое ли кресло, кости все равно ноют -- неумолимо сказывается
перелет, громадное расстояние в милях. Тридцать пять исполнилось три месяца
назад, и теперь он с беспокойством постоянно думает о возрасте, вглядывается
в свое лицо, стоя перед зеркалом, когда бреется, и все больше морщинок под
глазами, седых волосков в бороде...
Слышал, что стареющие бейсболисты и футболисты бреются по три раза в
день, чтобы ни менеджеры, ни спортивные обозреватели не заметили
предательских седых крапинок в щетине. Может, прибегать к такому трюку и
дипломатам? От семидесяти отнять тридцать пять -- тоже тридцать пять. Это
зловещее уравнение все чаще возникает в голове после юбилея, когда
перешагнул серединную черту,-- особенно эти мысли одолевают к вечеру.
Через равнодушное стекло он вглядывался невольно в шаркающих ногами
ветеранов: ну и убогий у них вид, а еще пытаются образовать стройные ряды во
главе со своими знаменосцами. Пар от дыхания смешивался с дымом сигарет --
получаются маленькие облачка над головами... Стали маршировать и убрались
отсюда... "Ветеран" -- это слово вдруг неприятно резануло ему слух.
Поскорее бы пришла Кристина... Не похоже на нее -- никогда не
опаздывала: одна из тех редких девушек, что всегда являются на свидание
точно в назначенный час и в нужное место.
Ни с того ни с сего вспомнил: одевается она очень быстро, просто
невероятно, и на прическу ей нужно не больше минуты. У нее белокурые волосы,
короткая, по парижской моде стрижка, с гладким затылком. Представил ее
стриженый затылок -- сразу стало лучше.
Надо повеселиться как следует сегодня вечером. В Париже нельзя скучать,
чувствовать себя стариком... Не удастся справиться с таким настроением --
лучше уехать отсюда навсегда. Стал думать о грядущем вечере. Зайдут сначала
в один-два бара, стараясь не встречаться со знакомыми и сильно не
напиваться, потом в бистро на рынке, где готовят толстые, с ладонь
бифштексы, много тягучего красного вина; потом, может быть, отправятся в
ночной клуб, где дают оригинальный кукольный спектакль и трое молодых людей
напевают забавные песни, не в пример другим, исполняемым в ночных барах, эти
правда смешные. Выходишь после представления на улицу -- и чувствуешь себя
очарованным: именно так, возникает ощущение, должен чувствовать себя мужчина
в Париже в два часа ночи.
В тот вечер, перед отъездом в Каир, он сводил в этот клуб Кристину.
Желание посетить его опять, в первый вечер по возвращении домой, наполняло
его необъяснимым приятным ожиданием, предвкушением радости. Кристина была
тогда очень хороша -- самая красивая из всех прекрасных женщин в зале, а их
там немало, и он даже танцевал с ней, впервые за многие месяцы. Играли
пианист и гитарист, извлекая из своей электрогитары чарующие звуки,-- оба
музыканта отлично исполняли популярные французские песенки. От них острее
все воспринимаешь,-- как все же прекрасна, как сладостна любовь в этом
городе, сколько в ней приятной печали и недолговременных сожалений...
Музыка делала Кристину немного мечтательной -- состояние странное для
нее. Во время представления она держала его за руку, а как только гасили
свет после очередного номера, награждала ласковым поцелуем. Когда на
следующее утро он сообщил ей о своем отъезде, на глазах у нее выступили
слезы, она вздохнула: "Ума не приложу, что же мне здесь делать без тебя
целых два месяца?" Ему тоже стало грустно, потому что и она ему
небезразлична, но если она входит в столь опасную фазу любви, ему даже лучше
уехать, не терять такого шанса. Это опасная фаза -- период томления по
браку, и в такой ситуации нужно быть настороже, особенно ночью, в Париже, в
темном зале, где пианист и гитарист исполняют трогающие за душу песенки об
опавших листьях, об умершей любви и разлученных жестокой войной
возлюбленных...
Беддоуз был когда-то женат и считал, что пока этого опыта ему
достаточно. Жены обычно проявляют тенденцию к рождению потомства, а также
любят впадать в отчаяние, проявлять пристрастие к выпивке или к другим
мужчинам, когда мужей посылают работать на три-четыре месяца на край света.
Кристина, правда, его несколько удивляла. Такое томление не в ее духе.
Знает ее с того времени, когда четыре года назад она приехала сюда из
Соединенных Штатов, хотя и не мог похвастаться, что знает хорошо. Она
красиво позировала для фотографов, и это у нее неплохо получалось, за
исключением, по ее собственному признанию, тех снимков, для которых от нее
требовали модных, томных сексуальных гримас и она, исполняя их, чувствовала
себя ужасно глупой и растерянной.
Кроме того, умела печатать на пишущей машинке, знала стенографию и
находила временную работу у американских бизнесменов, приезжавших в Париж на
месяц-два. Очень быстро выучила французский, водила машину; время от времени
ей выпадала довольно любопытная работенка -- сопровождать в качестве гида
состоятельных американских дам по средневековым французским замкам в
живописной сельской местности или даже совершать вместе с ними путешествие в
Швейцарию.
Казалось, она могла вообще обходиться без сна, сидеть и болтать с
кем-нибудь до утра; посещала все вечеринки, и, по сведениям Беддоуза, имела
любовные связи с двумя его приятелями: один работал по найму фотографом;
другой -- пилот из авиатранспортной компании, разбился при катастрофе возле
Франкфурта.
Позвонить ей можно днем и ночью, в любое время, звонки никогда не
выводили ее из себя; пригласить в любую компанию, и она всегда вела себя
скромно и мило -- в общем, как надо. Неизменно была в курсе, какое бистро в
данный момент пользуется бешеной популярностью; кто и в каком ночном баре
поет; какого нового художника из тех, кто уже приехал или прибудет на
следующей неделе, стоит посмотреть; в каких маленьких отелях в предместьях
Парижа готовят самые вкусные ланчи на уик-энд.
У нее явно не было много денег, но она модно, со вкусом одевалась, как
истинная француженка, удивляя своих французских друзей, однако оставалась ею
не до конца -- пусть американцы не чувствуют, что она работает под
европейку. В любом случае Кристина не из тех девушек, которых всегда хвалят
их бабуси. Беддоуз ее назвал однажды продуктом и украшением неуверенно
блуждающих, беспокойных, тревожных лет второй половины двадцатого века.
Ветераны наконец-то тронулись в путь,-- знамена, хлопая на ветру,
развевались у них над головами. Небольшой, нестройный парад, повернув у
офиса американской авиатранспортной компании "Трансуорлд эйр лайнз",
направился на Елисейские поля. Беддоуз молча глядел ему вслед, смутно
вспоминая о других парадах, о других знаменах...
И вдруг увидел Кристину, быстро, большими шагами пересекает по
диагонали улицу,-- видно, что уверена в себе и не боится интенсивного
уличного движения. "Она могла бы жить здесь, в Европе, до конца жизни,--
думал Беддоуз, улыбаясь и не спуская с нее глаз,-- но стоит ей пройти
десяток шагов, как все сразу поймут,-- родилась по ту сторону Атлантического
океана".
Когда она открыла дверь на террасу, он встал ей навстречу. Без шляпки,
волосы стали гораздо темнее, и прическа теперь длинная... Идет к его
столику... он поцеловал ее в обе щеки.
-- Добро пожаловать! В чисто французском стиле...
Она порывисто, крепко обняла его.
-- Ну вот, снова мой мужчина рядом.
Расстегнув пальто, села напротив, улыбаясь ему: щеки разрумянились от
мороза, глаза удивительно блестят, вся такая сияющая, молодая...
-- Парижский дух...-- Беддоуз прикоснулся к ее руке, лежащей на
столике.-- А сущность американская. Что будем пить?
-- Мне -- чай, пожалуйста. Как я рада тебя видеть!
-- Чай? -- искренне удивился Беддоуз.-- Что с тобой стряслось?
-- Ничего,-- мотнула головой Кристина.-- Просто хочу выпить чашку чая.
-- Ничего себе напиток, достойный встречи путешественника, вернувшегося
домой!
-- С лимоном, пожалуйста.
Беддоуз, пожав плечами, заказал официанту чашку чая.
-- Ну, как там, в Египте? -- спросила она.
-- А разве я был в Египте? -- Беддоуз с недоуменным видом уставился на
Кристину, наслаждаясь удивлением на ее лице.
-- Но об этом писали в газетах...
-- Ах да! -- спохватился Беддоуз.-- Ну, новый мир, рождающийся в
муках,-- важно произнес он своим глубоким голосом эксперта,-- в период,
когда уже поздно для укоренения феодализма, но еще рано для торжества
демократии...
Кристина скривилась:
-- Какие отточенные, приятные фразы -- вполне годятся для архива
госдепа. Я имею в виду -- как тебе показался Египет с точки зрения
обыкновенного человека, который сидит в кафе за стаканом... чая.
-- Солнечный и печальный,-- ответил Беддоуз.-- Недели через две в Каире
начинаешь всех их жалеть. Ну а как здесь, в Париже?
-- Слишком поздно для торжества демократии и слишком рано для
укоренения феодализма.
Беддоуз, широко улыбнувшись, наклонился над столом и нежно поцеловал
ее.
-- Я имею в виду с точки зрения обыкновенного человека, который сидит в
кафе с красивой женщиной... Каков Париж?
-- Таков, как всегда.-- И, поколебавшись, добавила: -- Почти такой.
-- Ну а кто вокруг красивой женщины?
-- Обычная компания,-- небрежно бросила Кристина,-- счастливая группа
ссыльных: Чарлз, Борис, Анна, Тедди...
Тедди -- тот самый фотограф, работавший по найму.
-- Часто ты с ним встречаешься? -- осведомился легко, без нажима
Берроуз.
-- Ах, брось! -- улыбнулась она.
-- Простая проверка,-- ухмыльнулся Беддоуз.
-- Нет, не часто. Его гречанка здесь, в городе.
-- Он все еще с гречанкой?
-- Да, все с ней,-- подтвердила Кристина.
Подошел официант, поставил перед ней чайничек и чашку. Она налила себе
чаю, выжала дольку лимона длинными, ловкими пальцами,-- Беддоуз заметил, что
на ногтях больше нет яркого лака.
-- Ну а что с твоими волосами? -- поинтересовался он.-- Почему такая
перемена?
Кристина рассеянно коснулась своей прически.
-- Ах, ты заметил...
-- Где же твои прежние блондинистые локоны?
-- Решила немного походить с естественным цветом.-- Кристина помешивала
ложечкой чай.-- Так, для разнообразия... Тебе нравится?
-- Пока не решил. Во всяком случае, они стали длиннее...
-- Угу, зима на носу. С голым затылком холодно. Все говорят, что так я
выгляжу гораздо моложе.
-- И абсолютно правы! Теперь ты похожа на одиннадцатилетнюю девчонку.
Кристина, улыбнувшись, подняла свою чашку.
-- Ну, за тех, кто вернулся,-- произнесла она на манер тоста.
-- Тосты за чаем не произносят,-- упрекнул ее Беддоуз.-- Не
принимается.
-- Ах ты, избалованный гурман, любитель крепких спиртных напитков! --
парировала Кристина и спокойно принялась отпивать маленькими глотками чай из
чашки.
-- Послушай,-- продолжал Беддоуз,-- как насчет сегодняшнего вечера? Мне
казалось, ради меня ты пожертвуешь компанией своих дорогих друзей и мы с
тобой отправимся на наш рынок, пообедаем там,-- я так соскучился по хорошему
бифштексу, просто умираю...-- И вдруг осекся.-- В чем дело? Разве нельзя
пообедать вместе?
-- Да нет, не в этом дело.-- Кристина опустила голову, помешивая
ложечкой в чашке.-- У меня свидание...
-- Так отмени его! -- немедленно откликнулся Беддоуз.-- Откажись от
встречи с этим свинтусом!
-- Просто не могу.-- Кристина спокойно подняла на него глаза.-- Он
может появиться здесь в любую минуту, чтобы забрать меня.
-- Ах вот оно что... Ну тогда другое дело, так?
-- Так.
-- Нельзя ли от него отвязаться?
-- Нет. От него не отвяжешься.
-- Нет человека на земле, чтобы от него не от