влечение к алкоголю.-- Думаю, что обязательно выпью.
     В  ожидании обеда они трудились над второй бутылкой, а братья Калониусы
рассказывали о себе.
     --  Бейкерсфилд, Калифорния,--  сказал  Сен  Клер,--  самое  место  для
истинных ковбоев.
     -- Это мы там родились,-- объяснил Ролан.
     -- Правда,  там не  хватает романтики. Одно  и то же каждый божий день.
Говядина, грейпфруты. Грейпфруты и говядина. На вот, выпей.-- Сен Клер налил
всем.-- Мужчина должен повидать мир...
     -- Вот именно  это я...--  попытался втиснуться в  разговор Лавджой, но
его перебил Ролан.
     -- Джордж Буханан наверняка убил бы тебя, Сен Клер, если  бы ты остался
в Бейкерсфилде еще  на двадцать четыре часа. Вся загвоздка оказалась в  том,
что было воскресенье, ему  пришлось ждать до понедельника, чтобы купить себе
короткоствольный,-- весело рассказывал Ролан, предаваясь воспоминаниям.
     -- Джордж Буханан,-- заорал Сен Клер,-- сильно заблуждался  в отношении
этой лицензии на добычу нефти. Любой суд...
     --  В  любом случае,  нам хватило денег, чтобы  добраться до  Парижа,--
пытался успокоить его Ролан.
     -- Ах, Париж! Какой славный город! -- мечтательно произнес Сен Клер.
     -- Париж...-- словно завороженный, прошептал Лавджой.-- Как вам удалось
заставить себя покинуть такой дивный город?
     -- На  одном месте нельзя  торчать вечно,-- объяснил Сен Клер.-- К тому
же этот непреодолимый зов других просторов...
     --  "Месье,  сказал капитан  сыскной  полиции  сюрте,--  фыркнул Ролан,
вспоминая то,  что было,-- в вашем распоряжении ровно тридцать шесть часов".
Он говорил на отличном английском.
     -- Вся беда американцев  в том,-- сказал Сен Клер,-- что весь остальной
мир  относится  к  ним с недоверием. Дело в  том, что Америку во  всем  мире
представляют не те люди. Дипломаты, школьные учителя, проводящие там отпуск,
вышедшие на пенсию торгаши.
     --  Либо  сейчас,  либо  никогда,-- звонко  воскликнул Ролан,-- Америку
должны представлять  ее  лучшие  люди.  Молодые, мужественные,  дружелюбные,
обычные люди. Люди доброй воли. Понимаешь?
     -- Да,-- ответил Лавджой довольно расплывчато,  но он все равно сейчас,
в эту минуту, был счастлив и ему было приятно потягивать виски из третьей по
счету кофейной чашки.
     --  Только на велосипеде,--  продолжал  Сен Клер,--  ты  на самом  деле
можешь  увидеть  страну. Обычных,  простых людей. Ты  их  развлекаешь  своим
представлением.  Забавляешь.  Ты  оставляешь  о себе  достойное впечатление,
доказываешь, что американцы это вам не какие-то вырожденцы.
     -- Американцы,--  с гордостью  сказал  Ролан,-- это  такая  раса людей,
которая способна стоять на голове на движущемся велосипеде.
     --  Берлин,  Мюнхен, Вена,--  перечислял города  Сен Клер.--  Мы  всюду
становились  сенсацией.  Не верьте  тому, что  вам  говорят о немцах.  У них
абсолютно нет никакого  желания  ни  с  кем  драться. Могу дать в  этом свои
полные гарантии.
     -- Да, это весьма надежное поручительство,-- сказал Лавджой.
     -- Они -- результат  путешествия на велосипеде,-- убеждал его  Ролан.--
Когда ты -- на его седле, то чувствуешь пульс жизни.
     -- Понятно,-- сказал Лавджой.
     --  Рим,  Флоренция,  Неаполь...--  продолжал  перечислять  города  Сен
Клер.--  Спагетти,  вино,  молодые  итальянки-толстушки.  Даже  трудно  себе
представить, насколько там сильно чувство доброй воли...
     -- Уникальный, абсолютно уникальный тур,-- хвастался Ролан.
     --  Ты  когда-нибудь  слышал, чтобы  кто-то  объехал на велосипеде  всю
территорию Китая?
     -- Вряд ли...
     -- Венгрия  была у  наших ног,-- сказал Сен  Клер.--  Там  мы подобрали
Ласло, в Будапеште.
     Лавджой   мечтательно  посмотрел  на  Ласло,  сидевшего   в  углу.   Он
старательно выискивал блох у своей подопечной миссис Буханан.
     --  Нужно собственными  глазами увидать  этих  венгров,  понаблюдать за
ними,-- продолжал Сен Клер.-- Вот  еще одна особенность нашего  путешествия,
того, как мы это делаем. Становишься студентом, изучающим характер нации.
     -- Я действительно вполне могу понять...
     -- Стамбул, Александрия, Каир,-- мелодично декламировал Ролан.
     --  Они  оказали нам  такой потрясающий  прием там,  в Каире. Было все,
только что розы нам не бросали. Хотя, конечно, их вкус к развлечениям  стоит
на довольно низком уровне, это нужно признать.
     -- Там ценят только танец живота,-- мрачно пожаловался Ролан.
     --  Если у  тебя нет за душой танца живота,  пиши пропало. Велосипедист
там может спокойно лечь и умереть.
     -- В Иерусалиме  было  чуть  лучше,-- продолжал Сен Клер.-- Евреи любят
велосипеды.
     -- Как ты можешь всю свою жизнь торчать на одном месте, никак не пойму?
-- неожиданно спросил Ролан.
     -- Мне прежде это и в  голову не приходило,-- ответил, размышляя теперь
об этом, Лавджой.-- Хотя теперь, может, я...
     --  Багдад,  Калькутта,--  напевал  Ролан.--  И мы  еще  собираемся как
следует поработать в  Японии.  Какие давние  узы  дружбы связывают  две наши
страны...  Вишневые  деревца  на  улицах  Вашингтона.  Это  будет  еще  одна
сенсация. Ну-ка, выпей!
     Он щедро  разлил по чашкам  "Джонни Уокера". Услыхав  сырой, булькающий
звук,  Ласло посмотрел на них из своего угла,  проведя языком по сухому рту.
Потом он вернулся к своим занятиям с миссис Буханан.
     -- Где же мы будем  спать? -- спросил Сен Клер, вставая,  потягиваясь и
сладко зевая.
     Лавджой тоже встал и повел гостей в другую комнату.
     -- Прошу простить,-- сказал он,-- но есть только две кровати. Ласло...
     -- Все отлично,  не беспокойся, старичок,-- сказал Ролан.-- Он поспит с
тобой в комнате на полу. Венгры обожают спать на полу.
     -- Вполне подходит,--  сказал Сен Клер, сразу во весь рост развалившись
на одной из кроватей.
     -- Обед готов, спасибо.-- Евнух неслышно проскользнул  в комнату и  так
же неслышно из нее выскользнул.
     Сен Клер тут же вскочил.
     -- Боже мой,-- воскликнул он,-- обед!
     Лавджой повел их в столовую. Каким-то образом на столе появилась третья
бутылка виски.  Когда  они расселись за столом, в  комнату  незаметно,  тихо
вошел Ласло и устроился на дальнем конце стола.
     --  Превосходная  американская  кухня,--  со счастливым  видом  говорил
Ролан, разливая по чашкам виски.-- Нет ей равной в мире.
     Евнух  принес бифштексы,  за  которые  Лавджою пришлось  выложить  свое
трехдневное жалованье.
     -- Завтра,  старичок,-- сказал Ролан,--  давай закажем красного вина  с
мясом.
     --  Ах,  эта  Франция,--  объяснил,  вздыхая,  Сен  Клер,--  она  умеет
развивать вкусы.
     -- Да, конечно,-- согласился с ним Лавджой.
     Ласло, сидя перед своей  тарелкой  с бифштексом, с занесенными  над ней
ножом  и вилкой,  предвкушал невиданное удовольствие. Впервые  в его  глазах
промелькнул  возбуженный блеск  настоящей жизни. Губы его живо двигались,  а
рот ждал,  когда в нем появятся кусочки восхитительного, редкого в его меню,
мяса с кровью.
     --  Ласло,--  сказал  Сен  Клер,  втягивая наморщенным  носом  воздух и
недовольно кривясь от резкого неприятного запаха.
     --  Слушаю вас, джентльмены.--  Вилка  его осторожно зависла над первым
лакомым кусочком.
     -- Боже, Ласло, как от тебя воняет!
     Ласло спокойно положил вилку на стол.
     -- Вполне естественно, джентльмены,--  сказал он  в свое  оправдание.--
Миссис Буханан постоянно писает на...
     -- Иди и прими ванну,-- распорядился Сен Клер.
     -- Слушаюсь, джентльмены. Но только после того, как немного поем...
     -- Немедленно! -- рявкнул Сен Клер.
     Ласло,  сделав глотательное  движение в пересохшем рту, покорно и тихо,
по-балкански вздохнув, встал и вышел из-за стола.
     -- Слушаюсь, джентльмены.-- Он скрылся за дверью.
     -- Венгры, ну что с них взять,-- сказал Ролан.-- Они до сих пор живут в
семнадцатом веке.-- Он откусил от бифштекса громадный кусок.
     Теперь,  когда выпитый  виски начал оказывать на него свое воздействие,
Лавджой, не привыкший к  крепким напиткам, ничего  не помнил об обеде, кроме
того, братья Калониусы говорили вместе  вразнобой, не слушая друг  друга,  о
различных городах  мира, которые им  удалось посетить и в которых  постоянно
возникали   различного  рода  недопонимания,   правда,  не  столь  серьезных
масштабов.
     Лавджой также заметил, что Ласло так и не вернулся в столовую.
     Когда они  завершали свою  трапезу,  в  дверь кто-то тихо постучал. Сен
Клер в два прыжка доскакал до двери и распахнул ее настежь.
     -- Ай! -- воскликнул он от неожиданности. Перед ним стояла Айрина,  вся
закутанная в темную шаль.
     Лавджой  тряс головой, пытаясь разогнать  скопившийся в ней  туман.  Он
встал. В этой суматохе он совсем забыл о встрече с ней.
     --  Ничего  себе,  как хороша! --  громко  сказал Сен Клер, оглядывая с
головы до ног Айрину.-- Высший сорт!
     --  Стэнфорд...--  Айрина робко подняла свою маленькую  ручку  к  нему,
выражая ему свое легкое неодобрение.
     --  Прости меня, Айрина,-- сказал  Лавджой,  подходя к ней, стараясь не
качаться.-- Все произошло так неожиданно...
     -- Высший сорт! Высший сорт! -- повторял Сен Клер.
     -- Наверное, мне лучше уйти,-- сказала Айрина, повернувшись к двери.
     -- Я провожу  тебя до  ворот,-- торопливо предложил ей Лавджой, беря ее
за руку.
     --  Нет,  это  не  девушка,--  бубнил  из-за  стола  Ролан.  Встав,  он
поклонился в сторону Айрины.-- Это видение. Прекрасное русское видение.
     -- Может, мне лучше проводить тебя до...-- сказал Лавджой.
     -- Как вы догадались, что я  -- русская? -- повернулась к  нему Айрина,
голос  у  нее   был   такой  протяжный,  такой  мелодичный,  может,  слишком
застенчивый, как и подобает молодой робкой девушке.
     -- Только в холодных снегах,-- гудел Ролан, надвигаясь на нее.-- Только
в необозримых сосновых лесах...
     -- Не  хотите  ли  подойти  к нам и выпить вместе с  нами?  --  вежливо
предложил Сен Клер.
     -- Только там обретешь  чистую,  холодную, белокурую красоту...-- Ролан
улыбался  с  высоты  своего могучего роста,  глядя на эту маленькую  хрупкую
девичью фигурку в темной шали.
     -- Сегодня мы пьем шотландское виски,-- сообщил ей Сен Клер.
     -- Айрина не пьет,-- с тревогой в голосе сказал Лавджой, опасаясь,  как
бы Айрина  не  рассердилась  на  него из-за  его  безалаберных  американских
друзей.
     --  Может, только  чуть-чуть, на  донышке стаканчика,-- сказала Айрина,
делая   робкий,   неуверенный   шаг   от   двери   в   комнату,--   типичная
представительница белой России.
     Лавджой закрыл за ней дверь.
     После третьей чашки Сен Клер начал делать по такому случаю замечания по
поводу русских.
     -- Ни один другой  народ в  мире,-- говорил он, словно оратор,-- не мог
бы себе такого представить, осмелиться на такое... Революция.  Боже мой,  да
это же величайший шаг вперед после...
     -- Они  убили  четырнадцать  членов моей семьи,--  сказала  Айрина,-- и
сожгли три дома в деревне.-- Она расплакалась.
     -- Никто, конечно,  не  станет отрицать,--  сказал Сен Клер,  заботливо
протягивая ей  носовой платок,-- что  старый режим все же был лучше.  Церкви
повсюду.  Иконы.  Горящие  свечи.  Царица.  Балет.   Светлая  надежда  всего
человечества...--  Он красноречиво  размахивал  руками,  а  Айрина  плакала,
готовая благодарить его за ласковые слова.
     -- Уже поздно,-- неуверенно сказал Лавджой, чувствуя, как у него звенит
в ушах от  выпитого виски "Джонни Уокер" и от крикливой беседы на повышенных
тонах.-- Может, мне все же лучше проводить тебя...
     -- Только до ворот, Стэнфорд, ты, дикий парень.
     Айрина встала,  закутавшись поплотнее в темную шаль, протянула обе руки
братьям Калониусам, и они поцеловали их, бормоча себе под нос  что-то такое,
чего Лавджой не  мог  расслышать. Айрина, по-видимому,  колебалась, не зная,
как  ей  поступить,  но  потом,  отняв от их  губ свои руки,  выскользнула с
присущей ей грациозностью из столовой.
     --  Только не  возвращайся  домой  слишком поздно, ты, дикий  парень,--
напутствовал его Ролан.
     Лавджой вышел вслед за Айриной в темноту.  Он шел рядом  в такой тихой,
ясной, безлюдной ночи.
     --  Айрина,  дорогая,--  с  беспокойством  сказал  он, обращаясь к этой
безмолвной тени,  передвигающейся рядом с  ним.-- Понимаешь, этого  никак не
избежать.  Некоторые  американцы  любят  пошуметь, покричать.  У  них  такая
привычка. Но  они никого не  хотят обидеть. Завтра  они уедут.  Ты  прощаешь
меня, дорогая?
     Она молчала. Подойдя  к воротам своего дома, она повернулась к  нему, и
при лунном свете никак нельзя было разобрать выражения у нее на лице.
     --  Я  прощаю   тебя,  Стэнфорд,--  сказала  она  мягко,  позволяя  ему
поцеловать ее и  пожелать  "спокойной  ночи",  несмотря  на то, что  до дома
директора  школы  всего  каких-то  сто  ярдов,  и,  само  собой  разумеется,
существовала вполне реальная возможность, что их заметят.
     Лавджой следил за ней, покуда она, эта легкая, почти невесомая фигурка,
не исчезла в темноте, и, повернувшись, зашагал домой.
     Из  спальни доносился  могучий  храп.  Братья  Калониусы  крепко спали,
отдыхая от напряжения и стрессов своего обычного рабочего дня.
     Лавджой огляделся по  сторонам. Пустые  бутылки,  велосипеды,  и миссис
Буханан чешется в углу.
     Он тяжело вздохнул, разделся и выключил свет.
     Какой утомительный,  возбуждающий день! Эти братья Калониусы, казалось,
принесли  с  собой  в его  жизнь свободное  дыхание  всего  мира, его блеск,
великолепие,  его  авантюризм,  его  сердечный,   искренний  смех.  В  своей
молодости,  когда  он еще  был мальчиком  и  жил на  скалистых  холмах штата
Вермонт, он мечтал, что  когда-нибудь станет  точно таким мужчиной, как они,
эти братья,-- свободным, легким  на подъем, чувствующим себя в своей тарелке
в любой  из  четырех сторон света,-- таким,  которого уже никогда  никому не
забыть,  стоит только  один  раз с  ним  повстречаться. Теперь он  по-новому
глядел на свою жизнь,-- каждый день учить этих смуглых ребятишек английскому
в одном и том же классе. Как это все спокойно, как монотонно. "Джонни Уокер"
что-то звонко  пел в его черепной коробке. В комнате от какой-то  подушки до
него долетал едва различимый запах духов Айрины.  Мартышка сонно чесалась, и
эти странные звуки напоминали ему о далеких джунглях.
     В соседней комнате жутко храпели братья Ролан и Сен Клер Калониусы.
     Лавджой, улыбаясь про себя в темной комнате, добрел  до кровати и сразу
же заснул.
     Но ему плохо спалось. Через непроницаемую стену спячки, поздней, темной
ночью, когда  он  никак  не мог понять, то ли он спит, то ли  бодрствует, он
слышал  где-то  рядом  с   собой   мягкий,  хихикающий  женский  смех,  смех
чувственный,  распутный, и  он  беспокойно  ерзал на  своей кровати,  силясь
открыть глаза, но это ему никак  не  удавалось, и  он вновь  проваливался  в
забытье.
     Взошла луна и теперь  ярко светила  через окно прямо ему в глаза, и  он
вдруг резко  проснулся, безошибочно чувствуя, что в его комнате кто-то есть,
что в его комнате что-то происходит...
     Лунный свет падал на  хилую, скорчившуюся в углу фигуру. Она склонилась
над  чем-то, а руки ее неистово ходили ходуном,  дергались, словно завязывая
какой-то  узел.  Вдруг  фигура выпрямилась, и Лавджой  увидал, что перед ним
стоит Ласло.
     -- Ласло,  это ты?  -- с облегчением вздохнул он.-- Где же ты  был?  --
Ласло  резко повернулся. Глаза  его дико сверкали в  лунном  свете. Большими
шагами он подошел к его постели.
     --  Послушайте,  вы,--  хрипло  сказал  он.--  Прошу  вас,  не  шумите,
пожалте...
     -- Парень...-- Лавджой осекся. В сжатом кулаке Ласло сверкнуло холодное
лезвие длинного ножа.
     -- Не думайте, джентльмен,-- сказал Ласло скрипучим, действующим ему на
барабанные перепонки  голосом,--  что  я  стану  колебаться и не  прибегну к
своему острому оружию.
     -- Послушай, что это ты...-- Лавджой, еще не преодолев своей усталости,
сел  в  кровати,  чувствуя,   как  похолодела,  как  увлажнилась   простыня,
окутывающая его ноги.-- Что ты там делаешь?
     -- Джентльмены...-- Ласло поднес свой нож очень близко к горлу Лавджоя,
по-видимому,  память  обо  всех  этих   гнусных  убийствах,  совершенных  на
Балканах,  не  давала ему покоя, стучала в жилах, как  кровь.-- Джентльмены,
ведите себя тихо!
     Лавджой тихо сидел на кровати.
     Ласло вернулся к своему  занятию в  угол, и только сейчас в первый  раз
Лавджой увидел, что там делает этот венгр.
     Миссис  Буханан  лежала  на  полу  с  выпученными,  как у  обезумевшего
животного, маниакальными глазами на ее  грубой, безобразной морде; во рту  у
нее торчал  кляп из  обрывков полотенца, а лапы и лодыжки  связаны бечевкой.
Над ней стоял Ласло с угрожающим, торжествующим видом.
     -- Что...-- начал было снова Лавджой.
     -- Ну-ка, замолчите! -- зарычал Ласло. Он, отмотав еще немного бечевки,
при  ярком свете луны смастерил сложную,  отличную петлю, на  зависть любому
палачу.  Лавджой  чувствовал,  как  все   его   тело  покрылось  потом,  как
одеревенело у  него  горло, и он ощутил солоноватый  привкус во рту. Он,  не
веря  своим  глазам,  часто  заморгал, когда  Ласло, набросив  петлю  на шею
обезьянке, второй конец веревки перебросил через висевшую над ним "мостовую"
лампу.
     -- Неужели вы на самом деле...-- вымолвил он с трудом, тяжело дыша.
     Ласло,  проигнорировав его  слова, потянул  за  веревку. Лавджой закрыл
глаза. Впервые он присутствовал при казни через повешение обезьяны и  думал,
что ему не вынести такой ужасной картины. Он  не открывал глаза до тех  пор,
покуда  не  услыхал  голос  Ласло,--  одновременно  и  глухой,  и   громкий,
торжествующий.
     -- Вот тебе,-- сказал Ласло,-- больше ты не будешь на меня писать!
     Лавджой  понял, что  теперь  можно  открыть  глаза, посмотреть.  Миссис
Буханан  висела,  дергаясь,  в  петле,  как  и  полагается  любой  умирающей
обезьянке. Ласло стоял перед ней -- воплощенная месть.
     --  Ласло,--  осторожно, чуть слышно  прошептал  Лавджой.--  Как ты мог
такое сотворить?
     Ласло стремительно, большими шагами подскочил к нему.
     -- Предупреждаю вас, уходите отсюда поскорее, пока еще есть время.
     -- О чем ты это толкуешь?
     -- Там,  в той комнате,--  Ласло выбросил вперед  свой  жесткий  палец,
словно предостерегал его,-- там, в той комнате, вы пригрели двух дьяволов.
     --  Почему   ты  так  считаешь,   Ласло?   --  Лавджой  даже  попытался
усмехнуться.-- Это  простые американские парни, отважные и мужественные. Что
тот, что другой.
     -- В  таком случае,--  сказал  Ласло,--  не портите  мне впечатление об
Америке. Дьволы, говорю вам. Я их просто ненавижу, всю троицу, этих  братцев
Калониусов  и  их  миссис  Буханан.  К  несчастью,  нельзя   повесить  самих
братцев.--  С мрачным  удовлетворением  он  поглядывал на  трупик  обезьяны,
слегка  покачивающийся на ночном  ветру.-- Вот  что я скажу  вам.  Если  вам
дорога своя жизнь, то убирайтесь подальше от них, да поскорее, даже если вам
придется ковылять пешком.
     -- Я понимаю,-- возразил Лавджой,-- что они дурно с тобой обращаются.
     Ласло  засмеялся,  и  его   смех,   такой  ужасный,   напоминал   звуки
разбиваемого на мелкие  осколки стекла. Тем самым  он  давал Лавджою понять,
насколько тот далек от истины.
     -- У  меня была  хорошая работа в Будапеште,-- начал  он.-- Я  продавал
кружева. Собирался жениться. И вот  встречаю братьев  Калониусов. Через пару
дней  они продали  мне  велосипед...  за сорок  фунтов.  Позже  мне  удалось
выяснить, что  тот человек, которого они взяли с собой в Страсбурге, от  них
убежал. Он  не  мог больше выносить их издевательств.  Они сказали  мне, что
едут  в  Америку.  Они  нарисовали передо  мной заманчивую картину.  Пятьсот
долларов  в неделю в Радио-Сити.  Я стану  американским  гражданином. За