Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
влечение к алкоголю.-- Думаю, что обязательно выпью.
В ожидании обеда они трудились над второй бутылкой, а братья Калониусы
рассказывали о себе.
-- Бейкерсфилд, Калифорния,-- сказал Сен Клер,-- самое место для
истинных ковбоев.
-- Это мы там родились,-- объяснил Ролан.
-- Правда, там не хватает романтики. Одно и то же каждый божий день.
Говядина, грейпфруты. Грейпфруты и говядина. На вот, выпей.-- Сен Клер налил
всем.-- Мужчина должен повидать мир...
-- Вот именно это я...-- попытался втиснуться в разговор Лавджой, но
его перебил Ролан.
-- Джордж Буханан наверняка убил бы тебя, Сен Клер, если бы ты остался
в Бейкерсфилде еще на двадцать четыре часа. Вся загвоздка оказалась в том,
что было воскресенье, ему пришлось ждать до понедельника, чтобы купить себе
короткоствольный,-- весело рассказывал Ролан, предаваясь воспоминаниям.
-- Джордж Буханан,-- заорал Сен Клер,-- сильно заблуждался в отношении
этой лицензии на добычу нефти. Любой суд...
-- В любом случае, нам хватило денег, чтобы добраться до Парижа,--
пытался успокоить его Ролан.
-- Ах, Париж! Какой славный город! -- мечтательно произнес Сен Клер.
-- Париж...-- словно завороженный, прошептал Лавджой.-- Как вам удалось
заставить себя покинуть такой дивный город?
-- На одном месте нельзя торчать вечно,-- объяснил Сен Клер.-- К тому
же этот непреодолимый зов других просторов...
-- "Месье, сказал капитан сыскной полиции сюрте,-- фыркнул Ролан,
вспоминая то, что было,-- в вашем распоряжении ровно тридцать шесть часов".
Он говорил на отличном английском.
-- Вся беда американцев в том,-- сказал Сен Клер,-- что весь остальной
мир относится к ним с недоверием. Дело в том, что Америку во всем мире
представляют не те люди. Дипломаты, школьные учителя, проводящие там отпуск,
вышедшие на пенсию торгаши.
-- Либо сейчас, либо никогда,-- звонко воскликнул Ролан,-- Америку
должны представлять ее лучшие люди. Молодые, мужественные, дружелюбные,
обычные люди. Люди доброй воли. Понимаешь?
-- Да,-- ответил Лавджой довольно расплывчато, но он все равно сейчас,
в эту минуту, был счастлив и ему было приятно потягивать виски из третьей по
счету кофейной чашки.
-- Только на велосипеде,-- продолжал Сен Клер,-- ты на самом деле
можешь увидеть страну. Обычных, простых людей. Ты их развлекаешь своим
представлением. Забавляешь. Ты оставляешь о себе достойное впечатление,
доказываешь, что американцы это вам не какие-то вырожденцы.
-- Американцы,-- с гордостью сказал Ролан,-- это такая раса людей,
которая способна стоять на голове на движущемся велосипеде.
-- Берлин, Мюнхен, Вена,-- перечислял города Сен Клер.-- Мы всюду
становились сенсацией. Не верьте тому, что вам говорят о немцах. У них
абсолютно нет никакого желания ни с кем драться. Могу дать в этом свои
полные гарантии.
-- Да, это весьма надежное поручительство,-- сказал Лавджой.
-- Они -- результат путешествия на велосипеде,-- убеждал его Ролан.--
Когда ты -- на его седле, то чувствуешь пульс жизни.
-- Понятно,-- сказал Лавджой.
-- Рим, Флоренция, Неаполь...-- продолжал перечислять города Сен
Клер.-- Спагетти, вино, молодые итальянки-толстушки. Даже трудно себе
представить, насколько там сильно чувство доброй воли...
-- Уникальный, абсолютно уникальный тур,-- хвастался Ролан.
-- Ты когда-нибудь слышал, чтобы кто-то объехал на велосипеде всю
территорию Китая?
-- Вряд ли...
-- Венгрия была у наших ног,-- сказал Сен Клер.-- Там мы подобрали
Ласло, в Будапеште.
Лавджой мечтательно посмотрел на Ласло, сидевшего в углу. Он
старательно выискивал блох у своей подопечной миссис Буханан.
-- Нужно собственными глазами увидать этих венгров, понаблюдать за
ними,-- продолжал Сен Клер.-- Вот еще одна особенность нашего путешествия,
того, как мы это делаем. Становишься студентом, изучающим характер нации.
-- Я действительно вполне могу понять...
-- Стамбул, Александрия, Каир,-- мелодично декламировал Ролан.
-- Они оказали нам такой потрясающий прием там, в Каире. Было все,
только что розы нам не бросали. Хотя, конечно, их вкус к развлечениям стоит
на довольно низком уровне, это нужно признать.
-- Там ценят только танец живота,-- мрачно пожаловался Ролан.
-- Если у тебя нет за душой танца живота, пиши пропало. Велосипедист
там может спокойно лечь и умереть.
-- В Иерусалиме было чуть лучше,-- продолжал Сен Клер.-- Евреи любят
велосипеды.
-- Как ты можешь всю свою жизнь торчать на одном месте, никак не пойму?
-- неожиданно спросил Ролан.
-- Мне прежде это и в голову не приходило,-- ответил, размышляя теперь
об этом, Лавджой.-- Хотя теперь, может, я...
-- Багдад, Калькутта,-- напевал Ролан.-- И мы еще собираемся как
следует поработать в Японии. Какие давние узы дружбы связывают две наши
страны... Вишневые деревца на улицах Вашингтона. Это будет еще одна
сенсация. Ну-ка, выпей!
Он щедро разлил по чашкам "Джонни Уокера". Услыхав сырой, булькающий
звук, Ласло посмотрел на них из своего угла, проведя языком по сухому рту.
Потом он вернулся к своим занятиям с миссис Буханан.
-- Где же мы будем спать? -- спросил Сен Клер, вставая, потягиваясь и
сладко зевая.
Лавджой тоже встал и повел гостей в другую комнату.
-- Прошу простить,-- сказал он,-- но есть только две кровати. Ласло...
-- Все отлично, не беспокойся, старичок,-- сказал Ролан.-- Он поспит с
тобой в комнате на полу. Венгры обожают спать на полу.
-- Вполне подходит,-- сказал Сен Клер, сразу во весь рост развалившись
на одной из кроватей.
-- Обед готов, спасибо.-- Евнух неслышно проскользнул в комнату и так
же неслышно из нее выскользнул.
Сен Клер тут же вскочил.
-- Боже мой,-- воскликнул он,-- обед!
Лавджой повел их в столовую. Каким-то образом на столе появилась третья
бутылка виски. Когда они расселись за столом, в комнату незаметно, тихо
вошел Ласло и устроился на дальнем конце стола.
-- Превосходная американская кухня,-- со счастливым видом говорил
Ролан, разливая по чашкам виски.-- Нет ей равной в мире.
Евнух принес бифштексы, за которые Лавджою пришлось выложить свое
трехдневное жалованье.
-- Завтра, старичок,-- сказал Ролан,-- давай закажем красного вина с
мясом.
-- Ах, эта Франция,-- объяснил, вздыхая, Сен Клер,-- она умеет
развивать вкусы.
-- Да, конечно,-- согласился с ним Лавджой.
Ласло, сидя перед своей тарелкой с бифштексом, с занесенными над ней
ножом и вилкой, предвкушал невиданное удовольствие. Впервые в его глазах
промелькнул возбуженный блеск настоящей жизни. Губы его живо двигались, а
рот ждал, когда в нем появятся кусочки восхитительного, редкого в его меню,
мяса с кровью.
-- Ласло,-- сказал Сен Клер, втягивая наморщенным носом воздух и
недовольно кривясь от резкого неприятного запаха.
-- Слушаю вас, джентльмены.-- Вилка его осторожно зависла над первым
лакомым кусочком.
-- Боже, Ласло, как от тебя воняет!
Ласло спокойно положил вилку на стол.
-- Вполне естественно, джентльмены,-- сказал он в свое оправдание.--
Миссис Буханан постоянно писает на...
-- Иди и прими ванну,-- распорядился Сен Клер.
-- Слушаюсь, джентльмены. Но только после того, как немного поем...
-- Немедленно! -- рявкнул Сен Клер.
Ласло, сделав глотательное движение в пересохшем рту, покорно и тихо,
по-балкански вздохнув, встал и вышел из-за стола.
-- Слушаюсь, джентльмены.-- Он скрылся за дверью.
-- Венгры, ну что с них взять,-- сказал Ролан.-- Они до сих пор живут в
семнадцатом веке.-- Он откусил от бифштекса громадный кусок.
Теперь, когда выпитый виски начал оказывать на него свое воздействие,
Лавджой, не привыкший к крепким напиткам, ничего не помнил об обеде, кроме
того, братья Калониусы говорили вместе вразнобой, не слушая друг друга, о
различных городах мира, которые им удалось посетить и в которых постоянно
возникали различного рода недопонимания, правда, не столь серьезных
масштабов.
Лавджой также заметил, что Ласло так и не вернулся в столовую.
Когда они завершали свою трапезу, в дверь кто-то тихо постучал. Сен
Клер в два прыжка доскакал до двери и распахнул ее настежь.
-- Ай! -- воскликнул он от неожиданности. Перед ним стояла Айрина, вся
закутанная в темную шаль.
Лавджой тряс головой, пытаясь разогнать скопившийся в ней туман. Он
встал. В этой суматохе он совсем забыл о встрече с ней.
-- Ничего себе, как хороша! -- громко сказал Сен Клер, оглядывая с
головы до ног Айрину.-- Высший сорт!
-- Стэнфорд...-- Айрина робко подняла свою маленькую ручку к нему,
выражая ему свое легкое неодобрение.
-- Прости меня, Айрина,-- сказал Лавджой, подходя к ней, стараясь не
качаться.-- Все произошло так неожиданно...
-- Высший сорт! Высший сорт! -- повторял Сен Клер.
-- Наверное, мне лучше уйти,-- сказала Айрина, повернувшись к двери.
-- Я провожу тебя до ворот,-- торопливо предложил ей Лавджой, беря ее
за руку.
-- Нет, это не девушка,-- бубнил из-за стола Ролан. Встав, он
поклонился в сторону Айрины.-- Это видение. Прекрасное русское видение.
-- Может, мне лучше проводить тебя до...-- сказал Лавджой.
-- Как вы догадались, что я -- русская? -- повернулась к нему Айрина,
голос у нее был такой протяжный, такой мелодичный, может, слишком
застенчивый, как и подобает молодой робкой девушке.
-- Только в холодных снегах,-- гудел Ролан, надвигаясь на нее.-- Только
в необозримых сосновых лесах...
-- Не хотите ли подойти к нам и выпить вместе с нами? -- вежливо
предложил Сен Клер.
-- Только там обретешь чистую, холодную, белокурую красоту...-- Ролан
улыбался с высоты своего могучего роста, глядя на эту маленькую хрупкую
девичью фигурку в темной шали.
-- Сегодня мы пьем шотландское виски,-- сообщил ей Сен Клер.
-- Айрина не пьет,-- с тревогой в голосе сказал Лавджой, опасаясь, как
бы Айрина не рассердилась на него из-за его безалаберных американских
друзей.
-- Может, только чуть-чуть, на донышке стаканчика,-- сказала Айрина,
делая робкий, неуверенный шаг от двери в комнату,-- типичная
представительница белой России.
Лавджой закрыл за ней дверь.
После третьей чашки Сен Клер начал делать по такому случаю замечания по
поводу русских.
-- Ни один другой народ в мире,-- говорил он, словно оратор,-- не мог
бы себе такого представить, осмелиться на такое... Революция. Боже мой, да
это же величайший шаг вперед после...
-- Они убили четырнадцать членов моей семьи,-- сказала Айрина,-- и
сожгли три дома в деревне.-- Она расплакалась.
-- Никто, конечно, не станет отрицать,-- сказал Сен Клер, заботливо
протягивая ей носовой платок,-- что старый режим все же был лучше. Церкви
повсюду. Иконы. Горящие свечи. Царица. Балет. Светлая надежда всего
человечества...-- Он красноречиво размахивал руками, а Айрина плакала,
готовая благодарить его за ласковые слова.
-- Уже поздно,-- неуверенно сказал Лавджой, чувствуя, как у него звенит
в ушах от выпитого виски "Джонни Уокер" и от крикливой беседы на повышенных
тонах.-- Может, мне все же лучше проводить тебя...
-- Только до ворот, Стэнфорд, ты, дикий парень.
Айрина встала, закутавшись поплотнее в темную шаль, протянула обе руки
братьям Калониусам, и они поцеловали их, бормоча себе под нос что-то такое,
чего Лавджой не мог расслышать. Айрина, по-видимому, колебалась, не зная,
как ей поступить, но потом, отняв от их губ свои руки, выскользнула с
присущей ей грациозностью из столовой.
-- Только не возвращайся домой слишком поздно, ты, дикий парень,--
напутствовал его Ролан.
Лавджой вышел вслед за Айриной в темноту. Он шел рядом в такой тихой,
ясной, безлюдной ночи.
-- Айрина, дорогая,-- с беспокойством сказал он, обращаясь к этой
безмолвной тени, передвигающейся рядом с ним.-- Понимаешь, этого никак не
избежать. Некоторые американцы любят пошуметь, покричать. У них такая
привычка. Но они никого не хотят обидеть. Завтра они уедут. Ты прощаешь
меня, дорогая?
Она молчала. Подойдя к воротам своего дома, она повернулась к нему, и
при лунном свете никак нельзя было разобрать выражения у нее на лице.
-- Я прощаю тебя, Стэнфорд,-- сказала она мягко, позволяя ему
поцеловать ее и пожелать "спокойной ночи", несмотря на то, что до дома
директора школы всего каких-то сто ярдов, и, само собой разумеется,
существовала вполне реальная возможность, что их заметят.
Лавджой следил за ней, покуда она, эта легкая, почти невесомая фигурка,
не исчезла в темноте, и, повернувшись, зашагал домой.
Из спальни доносился могучий храп. Братья Калониусы крепко спали,
отдыхая от напряжения и стрессов своего обычного рабочего дня.
Лавджой огляделся по сторонам. Пустые бутылки, велосипеды, и миссис
Буханан чешется в углу.
Он тяжело вздохнул, разделся и выключил свет.
Какой утомительный, возбуждающий день! Эти братья Калониусы, казалось,
принесли с собой в его жизнь свободное дыхание всего мира, его блеск,
великолепие, его авантюризм, его сердечный, искренний смех. В своей
молодости, когда он еще был мальчиком и жил на скалистых холмах штата
Вермонт, он мечтал, что когда-нибудь станет точно таким мужчиной, как они,
эти братья,-- свободным, легким на подъем, чувствующим себя в своей тарелке
в любой из четырех сторон света,-- таким, которого уже никогда никому не
забыть, стоит только один раз с ним повстречаться. Теперь он по-новому
глядел на свою жизнь,-- каждый день учить этих смуглых ребятишек английскому
в одном и том же классе. Как это все спокойно, как монотонно. "Джонни Уокер"
что-то звонко пел в его черепной коробке. В комнате от какой-то подушки до
него долетал едва различимый запах духов Айрины. Мартышка сонно чесалась, и
эти странные звуки напоминали ему о далеких джунглях.
В соседней комнате жутко храпели братья Ролан и Сен Клер Калониусы.
Лавджой, улыбаясь про себя в темной комнате, добрел до кровати и сразу
же заснул.
Но ему плохо спалось. Через непроницаемую стену спячки, поздней, темной
ночью, когда он никак не мог понять, то ли он спит, то ли бодрствует, он
слышал где-то рядом с собой мягкий, хихикающий женский смех, смех
чувственный, распутный, и он беспокойно ерзал на своей кровати, силясь
открыть глаза, но это ему никак не удавалось, и он вновь проваливался в
забытье.
Взошла луна и теперь ярко светила через окно прямо ему в глаза, и он
вдруг резко проснулся, безошибочно чувствуя, что в его комнате кто-то есть,
что в его комнате что-то происходит...
Лунный свет падал на хилую, скорчившуюся в углу фигуру. Она склонилась
над чем-то, а руки ее неистово ходили ходуном, дергались, словно завязывая
какой-то узел. Вдруг фигура выпрямилась, и Лавджой увидал, что перед ним
стоит Ласло.
-- Ласло, это ты? -- с облегчением вздохнул он.-- Где же ты был? --
Ласло резко повернулся. Глаза его дико сверкали в лунном свете. Большими
шагами он подошел к его постели.
-- Послушайте, вы,-- хрипло сказал он.-- Прошу вас, не шумите,
пожалте...
-- Парень...-- Лавджой осекся. В сжатом кулаке Ласло сверкнуло холодное
лезвие длинного ножа.
-- Не думайте, джентльмен,-- сказал Ласло скрипучим, действующим ему на
барабанные перепонки голосом,-- что я стану колебаться и не прибегну к
своему острому оружию.
-- Послушай, что это ты...-- Лавджой, еще не преодолев своей усталости,
сел в кровати, чувствуя, как похолодела, как увлажнилась простыня,
окутывающая его ноги.-- Что ты там делаешь?
-- Джентльмены...-- Ласло поднес свой нож очень близко к горлу Лавджоя,
по-видимому, память обо всех этих гнусных убийствах, совершенных на
Балканах, не давала ему покоя, стучала в жилах, как кровь.-- Джентльмены,
ведите себя тихо!
Лавджой тихо сидел на кровати.
Ласло вернулся к своему занятию в угол, и только сейчас в первый раз
Лавджой увидел, что там делает этот венгр.
Миссис Буханан лежала на полу с выпученными, как у обезумевшего
животного, маниакальными глазами на ее грубой, безобразной морде; во рту у
нее торчал кляп из обрывков полотенца, а лапы и лодыжки связаны бечевкой.
Над ней стоял Ласло с угрожающим, торжествующим видом.
-- Что...-- начал было снова Лавджой.
-- Ну-ка, замолчите! -- зарычал Ласло. Он, отмотав еще немного бечевки,
при ярком свете луны смастерил сложную, отличную петлю, на зависть любому
палачу. Лавджой чувствовал, как все его тело покрылось потом, как
одеревенело у него горло, и он ощутил солоноватый привкус во рту. Он, не
веря своим глазам, часто заморгал, когда Ласло, набросив петлю на шею
обезьянке, второй конец веревки перебросил через висевшую над ним "мостовую"
лампу.
-- Неужели вы на самом деле...-- вымолвил он с трудом, тяжело дыша.
Ласло, проигнорировав его слова, потянул за веревку. Лавджой закрыл
глаза. Впервые он присутствовал при казни через повешение обезьяны и думал,
что ему не вынести такой ужасной картины. Он не открывал глаза до тех пор,
покуда не услыхал голос Ласло,-- одновременно и глухой, и громкий,
торжествующий.
-- Вот тебе,-- сказал Ласло,-- больше ты не будешь на меня писать!
Лавджой понял, что теперь можно открыть глаза, посмотреть. Миссис
Буханан висела, дергаясь, в петле, как и полагается любой умирающей
обезьянке. Ласло стоял перед ней -- воплощенная месть.
-- Ласло,-- осторожно, чуть слышно прошептал Лавджой.-- Как ты мог
такое сотворить?
Ласло стремительно, большими шагами подскочил к нему.
-- Предупреждаю вас, уходите отсюда поскорее, пока еще есть время.
-- О чем ты это толкуешь?
-- Там, в той комнате,-- Ласло выбросил вперед свой жесткий палец,
словно предостерегал его,-- там, в той комнате, вы пригрели двух дьяволов.
-- Почему ты так считаешь, Ласло? -- Лавджой даже попытался
усмехнуться.-- Это простые американские парни, отважные и мужественные. Что
тот, что другой.
-- В таком случае,-- сказал Ласло,-- не портите мне впечатление об
Америке. Дьволы, говорю вам. Я их просто ненавижу, всю троицу, этих братцев
Калониусов и их миссис Буханан. К несчастью, нельзя повесить самих
братцев.-- С мрачным удовлетворением он поглядывал на трупик обезьяны,
слегка покачивающийся на ночном ветру.-- Вот что я скажу вам. Если вам
дорога своя жизнь, то убирайтесь подальше от них, да поскорее, даже если вам
придется ковылять пешком.
-- Я понимаю,-- возразил Лавджой,-- что они дурно с тобой обращаются.
Ласло засмеялся, и его смех, такой ужасный, напоминал звуки
разбиваемого на мелкие осколки стекла. Тем самым он давал Лавджою понять,
насколько тот далек от истины.
-- У меня была хорошая работа в Будапеште,-- начал он.-- Я продавал
кружева. Собирался жениться. И вот встречаю братьев Калониусов. Через пару
дней они продали мне велосипед... за сорок фунтов. Позже мне удалось
выяснить, что тот человек, которого они взяли с собой в Страсбурге, от них
убежал. Он не мог больше выносить их издевательств. Они сказали мне, что
едут в Америку. Они нарисовали передо мной заманчивую картину. Пятьсот
долларов в неделю в Радио-Сити. Я стану американским гражданином. За