ленная с  такими  предосторожностями,  наверное,
заключала в себе целый заговор.
   Екатерина положила застежку на место.
   "Нет, нет, - рассуждала она сама с собой, - выдумка с застежкой  достойна
сбира, она никуда не годится. Но из-за какой-то  записки..,  которая,  может
быть, того и не стоит... - нахмурив брови, продолжала она так тихо, что  еле
слышала звук своего голоса. - Честное слово, вина не моя - он  сам  виноват.
Почему этот маленький разбойник не положил записку, куда ему было приказано?
А мне записка необходима!
   В эту минуту вошел Ортон.
   Несомненно, выражение лица Екатерины было, страшно,  потому  что  молодой
человек побледнел и остановился на пороге. Он был слишком  молод  и  еще  не
научился владеть собой в совершенстве.
   - Ваше величество, - сказал он, - вы оказали мне честь позвать меня.  Чем
могу служить?
   Лицо Екатерины прояснилось, точно его озарил солнечный луч.
   - Я приказала позвать тебя, дитя мое, потому что мне нравится твое  лицо,
я  обещала  заняться  твоей  судьбой  и  хочу  сдержать  свое  обещание,  не
откладывая в долгий ящик. Нас, королев, обвиняют  в  забывчивости.  Но  тому
виной не наше сердце, а наш ум, занятый важными делами. И вот  я  вспомнила,
что судьбы человеческие  в  руках  королей,  и  позвала  тебя.  Пойдем,  мой
мальчик, ступай за мной.
   Де Нансе,  принявший  все  за  чистую  монету,  с  величайшим  изумлением
наблюдал за этой ласковостью Екатерины.
   - Ты умеешь ездить верхом, малыш? - спросила Екатерина.
   - Да, ваше величество.
   - Тогда пойдем ко мне в кабинет. Я дам тебе письмо, и ты отвезешь  его  в
Сен-Жермен.
   - Я в распоряжении вашего величества.
   - Нансе, велите оседлать ему коня. Де Нансе удалился.
   - Пойдем,  дитя  мое,  -  сказала  Екатерина.  Она  вышла  первой.  Ортон
последовал за  ней.  Королева-мать  спустилась  этажом  ниже  и  свернула  в
коридор, где находились покои короля и покои герцога Алансонского, дошла  до
витой лестницы, еще раз спустилась этажом ниже,  отперла  дверь  в  галерею,
ключ от которой был только у короля и у нее, впустила Ортона, вошла вслед за
ним и затворила за собой дверь.  Галерея,  как  некое  укрепление,  окружала
часть покоев короля и королевы-матери. Подобно галерее  в  крепости  Святого
Ангела в Риме и галерее в палаццо Питти во Флоренции, она  служила  запасным
убежищем.
   Когда дверь закрылась, Екатерина вместе  с  молодым  человеком  оказались
запертыми в темном коридоре. Они  прошли  шагов  двадцать  -  Екатерина  шла
впереди, Ортон следовал за нею.
   Вдруг Екатерина повернулась, и мальчик увидел  то  мрачное  выражение  ее
лица, какое видел десять минут назад. Ее круглые, как у пантеры  или  кошки,
глаза, казалось, испускают в темноту пламя.
   - Стой! - приказала она.
   Ортон почувствовал, что по спине у  него  забегали  мурашки:  смертельный
холод, как ледяной покров, спускался с каменного свода; пол казался мрачным,
как крышка гроба;  острый  взгляд  Екатерины,  если  можно  так  выразиться,
вонзался в грудь молодого человека.
   Он отступил и, весь дрожа, прислонился к стене.
   - Где записка, которую тебе поручили передать королю Наваррскому?
   - Записка? - пролепетал Ортон.
   - Да, передать или, в случае его отсутствия, положить за зеркало?
   - Мне, сударыня? - спросил Ортон. - Я не понимаю, что вы хотите сказать!
   - Я говорю о записке, которую тебе дал де Муи  час  назад  за  Арбалетным
садом.
   - У меня нет никакой записки, - ответил  Ортон.  -  Вы  ошибаетесь,  ваше
величество.
   - Лжешь! - сказала Екатерина. - Отдай  записку,  и  я  исполню  обещание,
которое тебе дала.
   - Какое обещание, ваше величество?
   - Я тебя обогащу.
   - У меня нет записки, ваше величество, - повторил мальчик.
   Екатерина заскрежетала зубами, но тут же улыбнулась.
   - Отдай записку, и ты получишь тысячу экю золотом, - сказала она.
   - У меня нет записки, ваше величество.
   - Две тысячи экю!
   - Да как же я отдам, коль скоро у меня ее нет?
   - Ортон! Десять тысяч!
   Ортон видел,  что  злоба,  как  прилив,  поднимается  от  сердца  к  лицу
королевы, и он подумал, что единственный способ спасти  своего  господина  -
это проглотить записку. Он сунул руку в карман. Екатерина  поняла  намерение
Ортона и остановила его руку.
   - Не надо, мальчик! - со смехом сказала она. - Хорошо, я вижу, ты человек
верный! Когда короли хотят иметь надежного слугу, неплохо  удостовериться  в
его преданности. Теперь я знаю, как вести себя с тобой. Вот  мой  кошелек  -
возьми его как первую награду. А теперь отнеси записку  своему  господину  и
скажи ему, что с сегодняшнего дня ты у меня на службе.  Иди  же,  ты  можешь
выйти в ту дверь, в которую мы сюда вошли; она открывается на себя.
   С этими словами Екатерина всунула кошелек в руку ошеломленного  юноши  и,
сделав несколько шагов вперед, приложила руку к стене.
   Молодой человек по-прежнему стоял в нерешительности. Он не мог  поверить,
что беда, которую он чуял у себя над головой, миновала.
   - Да не дрожи ты так! - сказала Екатерина. - Ведь я сказала тебе, что  ты
можешь уйти свободно и что  если  ты  захочешь  вернуться,  то  твоя  судьба
обеспечена.
   - Благодарю вас, ваше величество, -  сказал  Ортон.  -  Значит,  вы  меня
прощаете?
   - Больше того -  я  даю  тебе  награду!  Ты  хороший  разносчик  любовных
записок, милый посланец любви. Но ты забываешь, что тебя ждет твой господин.
   - Ах да! Верно! - сказал юноша и бросился к двери.
   Но едва он сделал три шага, как пол исчез под его ногами.  Он  оступился,
распростер руки, испустил страшный крик и  исчез,  провалившись  в  каменный
мешок, открытый пружиной, на которую нажала королева-мать.
   - Ну, - пробормотала Екатерина, - теперь из-за  упрямства  этого  негодяя
мне придется пройти полтораста ступенек вниз.
   Екатерина вернулась к себе, зажгла глухой фонарь, возвратилась в галерею,
поставила пружину на место, отворила дверь на  винтовую  лестницу,  которая,
казалось, погружается  в  недра  земли,  и,  побуждаемая  неутолимой  жаждой
любопытства, которое было не чем иным, как следствием ненависти,  спустилась
к железной двери, которая поворачивалась на петлях и вела на  дно  каменного
мешка.
   Там, окровавленный, искалеченный, разбившийся при падении с высоты в  сто
футов, но еще трепещущий, лежал несчастный Ортон.
   За толстой стеной слышалось журчание Сены, воды которой, просачиваясь под
землей, подходили к самому подножию лестницы.
   Екатерина ступила в эту  сырую,  зловонную  яму,  видевшую  немало  таких
падении на своем веку, обыскала тело, схватила письмо, убедилась, что это то
самое, которое она хотела получить,  толкнула  труп  ногой,  нажала  большим
пальцем  на  пружину,  дно  наклонилось,  и  труп,  увлекаемый   собственной
тяжестью, скользнул вниз и исчез по направлению к реке.
   Затворив дверь, она поднялась, заперлась у  себя  в  кабинете  и  прочла,
записку, составленную в следующих выражениях:

   "Сегодня в десять часов вечера,  улица  Арбр-сек,  гостиница  "Путеводная
звезда". Если придете - ответа не надо; если не придете -  скажите  подателю
письма "нет". Де Муи де Сен-Фаль".

   Когда Екатерина читала эту записку, только улыбку и можно было  видеть  у
нее на лице; она думала лишь о предстоящей победе, совершенно забыв  о  том,
какой ценой она ей досталась.
   В самом деле: что такое Ортон? Верное сердце,  преданная  душа,  красивый
мальчик - вот и все!
   Всякому понятно, что это ни на одно мгновение не  могло  поколебать  чашу
тех холодных весов, на которых лежат судьбы государств.
   Прочитав записку, Екатерина поднялась к г-же де  Сов  и  положила  ее  за
зеркало.
   Спустившись с лестницы, она встретила у входа в коридор  командира  своей
охраны.
   - По распоряжению вашего величества лошадь оседлана, - объявил де Нансе.
   - Дорогой барон, лошадь не нужна, - отвечала Екатерина. - Я поговорила  с
этим мальчиком, и, по правде сказать,  он  оказался  слишком  глуп  для  той
должности, какую я хотела ему доверить. Я брала его  в  лакеи,  а  он  годен
разве что в конюхи; я  дала  ему  немного  денег  и  выпустила  в  маленькую
калитку.
   - А как же быть с поручением? - спросил де Нансе.
   - С поручением? - переспросила Екатерина.
   - Да, с тем, которое он должен был выполнить в  Сен-Жермене.  Не  желаете
ли, ваше величество, чтобы я исполнил его сам  или  приказал  исполнить  его
кому-нибудь из моих подчиненных?
   - Нет, ист? - возразила Екатерина. - У вас и у ваших подчиненных  вечером
будет другое дело.
   И Екатерина ушла к себе,  твердо  надеясь,  что  сегодня  вечером  судьба
окаянного короля Наваррского будет у нее в руках.

Глава 6

ГОСТИНИЦА "ПУТЕВОДНАЯ ЗВЕЗДА"

   Два часа спустя после события, о  котором  мы  рассказали  и  которое  не
оставило никаких следов на лице Екатерины, г-жа де Сов, закончив свою работу
у королевы, поднялась в свои покои. Вслед за ней вошел Генрих  и,  узнав  от
Дариолы, что заходил Ортон, направился прямо к зеркалу и взял записку.
   Записка, как мы уже сказали, была составлена в следующих выражениях:
   "Сегодня в десять часов вечера,  улица  Арбр-сек,  гостиница  "Путеводная
звезда". Если придете - ответа не надо; если не придете -  скажите  подателю
письма "нет".
   Адресат не был указан.
   "Генрих непременно пойдет на свидание, - подумала Екатерина. - Если  даже
ему и не захочется идти, то теперь он  не  сможет  сказать  подателю  письма
"нет"!
   Екатерина не ошиблась. Генрих спросил об Ортоне, и Дариола  сказала  ему,
что он ушел с королевой-матерью, но, найдя записку  на  месте  и  зная,  что
бедный мальчик не способен на предательство, Генрих не стал беспокоиться.
   Он, как обычно, пообедал у короля, который  то  и  дело  подтрунивал  над
ошибками, какие допускал Генрих утром на соколиной охоте.
   Генрих оправдывался тем, что он житель гор, а не равнин, но обещал  Карлу
изучить соколиную охоту.
   Екатерина была очаровательна и, вставая из-за стола, попросила  Маргариту
составить ей компанию на весь вечер.
   В восемь часов Генрих, взяв с собой двух дворян, вышел с ними из Парижа в
ворота  Сент-Оноре,  сделал  большой  крюк,  вернулся  в  город  со  стороны
Деревянной башни, переправился  через  Сену  на  пароме  у  Нельской  башни,
поднялся к улице св. Иакова и здесь  отпустил  дворян,  словно  его  ожидало
любовное свидание. На углу улицы Де-Матюрен он  увидел  закутанного  в  плащ
всадника и подошел к нему.
   - Мант, - сказал всадник.
   - По, - ответил король.
   Всадник  тотчас  же  спешился.  Генрих  закутался  в   его   плащ,   весь
забрызганный грязью, сел на его коня, от которого шел пар, вернулся назад по
улице Ла-Гарп, снова переехал через реку по мосту  Мельников,  спустился  на
набережную, свернул на улицу Арбр-сек и постучал к Ла Юрьеру.
   В знакомой нам зале сидел Ла Моль и писал длинное любовное  письмо;  кому
он писал - вам известно.
   Коконнас пребывал на кухне вместе с Ла Юрьером, наблюдая, как жарятся  на
вертеле шесть куропаток, и спорил со своим  другом-трактирщиком,  при  какой
степени прожаренности надо снимать куропаток с вертела.
   В эту самую минуту постучался Генрих. Грегуар открыл дверь, отвел  лошадь
в конюшню,  а  приезжий  вошел  в  залу,  так  топая,  точно  хотел  согреть
окоченевшие ноги.
   - Эй! Ла Юрьер! - крикнул Ла Моль, не отрываясь  от  письма.  -  Вас  тут
спрашивает какой-то дворянин.
   Ла Юрьер вошел в зал, осмотрел Генриха с головы до ног и, так как плащ из
грубого сукна не внушал ему большого уважения, спросил короля:
   - Кто вы такой?
   - Ах ты, Господи! - воскликнул Генрих. - Этот господин,  -  продолжал  он
указывая на Ла Моля, - сию секунду сказал вам, что я гасконский  дворянин  и
приехал в Париж, чтобы явиться ко двору.
   - Что вам угодно?
   - Комнату и ужин.
   - Хм! - хмыкнул Ла Юрьер. - А у вас есть лакей?  Как  известно  читателю,
это был обычный его вопрос.
   - Нет, - ответил Генрих, - но я рассчитываю нанять его, когда преуспею.
   - Я не сдаю господских комнат без лакейских, - ответил Ла Юрьер.
   - Даже если я предложу вам за ужин  золотой  нобль  с  розой,  а  за  все
остальное рассчитаюсь завтра?
   - Ого! Уж больно вы щедры, дворянин! -  сказал  Ла  Юрьер,  подозрительно
глядя на Генриха.
   - Нет. Но, намереваясь провести вечер и ночь в вашей  гостинице,  которую
мне очень хвалил один дворянин, мой земляк, я пригласил  поужинать  со  мной
приятеля. У вас есть хорошее арбуасское вино?
   - У меня есть такое, что лучше не пивал и сам Беарнец!
   - Отлично! Я заплачу за него отдельно... А вот и мой гость!
   В самом  деле,  дверь  отворилась  и  пропустила  другого  дворянина,  на
несколько лет старше первого, с огромной рапирой на боку.
   - Ага! Вы точны, мой юный друг! - сказал он. - Вы явились минута в минуту
- это что-нибудь да значит для человека, проделавшего двести миль!
   - Это ваш гость? - спросил Ла Юрьер.
   - Да, - ответил тот. Он приехал  первым  и  сейчас,  подходя  к  молодому
человеку с длинной рапирой, пожал ему руку, - приготовьте нам ужин.
   - Здесь или у вас в комнате?
   - Где хотите.
   - Хозяин! - крикнул Ла Моль Ла Юрьеру. - Избавьте нас от этих гугенотских
физиономий; мы с Коконнасом не сможем говорить при них о своих делах.
   - Эй! Накройте ужин в комнате номер два, на четвертом этаже,  -  приказал
Ла Юрьер. - Идите наверх, господа, идите наверх!
   Оба приезжих последовали за Грегуаром, шедшим впереди и освещавшим путь.
   Ла Моль смотрел им вслед, пока они не скрылись; обернувшись,  он  увидел,
что Коконнас высунул голову из кухни. Широко раскрытые глаза и разинутый рот
придавали его лицу вид неописуемого изумления.
   Ла Моль подошел к нему.
   - Видал, черт побери? - спросил Коконнас.
   - Что?
   - Двух дворян?
   - И что же?
   - Готов поклясться, что это...
   - Кто?
   - Да.., король Наваррский и человек в вишневом плаще.
   - Клянись, если хочешь, только тихо.
   - А, ты их тоже узнал?
   - Конечно.
   - Зачем они сюда пришли?
   - Какие-нибудь любовные делишки.
   - Ты так думаешь?
   - Уверен.
   - Я  предпочитаю  любовным  делам  хорошие  удары  шпагой.  Я  готов  был
поклясться, а теперь бьюсь об заклад...
   - Из-за чего?
   - Что тут какой-нибудь заговор.
   - Э! Ты с ума сошел.
   - Я тебе говорю...
   - А я тебе говорю, что если они заговорщики, то это их дело.
   - Что ж, это верно! Ведь я больше не служу у  Алансона,  так  что  пускай
себе улаживают свои дела, как их душе угодно.
   Так как куропатки достигли, по-видимому, той степени прожаренности, какую
любил Коконнас, то пьемонтец, рассчитывавший на них  как  на  самое  лакомое
блюдо своего ужина, позвал Ла Юрьера, чтобы тот снял их с вертела.
   А в это время Генрих и де Муи устроились у себя в комнате.
   - Государь! Вы видели Ортона? - спросил де Муи, когда Грегуар  накрыл  на
стол.
   - Нет, но я получил записку, которую он  положил  за  зеркало.  Я  думаю,
мальчик испугался; дело в том, что его застала там королева Екатерина, он  и
убежал, не дожидаясь  меня.  Я  было  немного  встревожился,  когда  Дариола
сказала мне, что королева-мать долго разговаривала с Ортоном.
   - О! Это не опасно. Он ловкий постреленок, и,  хотя  королева-мать  знает
свое дело, он обведет ее вокруг пальца, я в этом уверен.
   - А вы, де Муи, видели его потом? - спросил Генрих.
   - Нет, но я увижу его сегодня: в полночь он должен зайти сюда за  мной  и
принести мне добрый мушкет, а когда мы отсюда выйдем, он все мне расскажет.
   - А что это за человек был на углу улицы Де-Матюрен?
   - Какой человек?
   - Человек, который дал мне лошадь и плащ; вы в нем уверены?
   - Это один из самых преданных нам людей. А кроме того, он вас  не  знает,
ваше величество, и даже не представляет себе, с кем он имел дело.
   - Значит, мы можем говорить о наших делах совершенно спокойно?
   - Вне всякого сомнения. А кроме того, Ла Моль на страже.
   - Чудесно.
   - Так что же сказал герцог Алансонский, государь?
   - Герцог Алансонский не хочет уезжать, де Муи, он  вполне  ясно  дал  это
понять. Избрание герцога Анжуйского на польский престол и нездоровье  короля
изменили все его намерения.
   - Так это он разрушил наш план?
   - Да.
   - А он нас не выдаст?
   - Пока нет, но выдаст при первом удобном случае.
   - Трусливая душонка!  Предательский  умишко!  Почему  он  не  отвечал  на
письма, которые я ему писал?
   - Для того, чтобы иметь доказательства, но не предъявлять их. А пока  все
проиграно, не так ли, де Муи?
   - Напротив, государь, все выиграно. Вы прекрасно знаете, что  гугенотская
партия, кроме небольшой группы сторонников  принца  Конде,  была  за  вас  и
сделала вид, что завязывает отношения  с  герцогом  Алансонским  только  для
того, чтобы он служил ей защитой. И вот, после  приема  послов,  я  их  всех
снова объединил и связал с вами. Ста человек было достаточно, чтобы бежать с
герцогом Алансонским; теперь у меня пятьсот; через неделю они будут готовы и
расставлены отрядами вдоль дороги  на  По.  Это  будет  уже  не  бегство,  а
отступление. Государь! Вам довольно пятисот человек? Будете  вы  чувствовать
себя в безопасности с таким войском?
   Генрих улыбнулся и хлопнул его по плечу.
   - Ты-то знаешь, де  Муи,  -  и  знаешь  только  ты  один,  -  что  король
Наваррский от природы не так уж пуглив, как о нем думают, - сказал он.
   - Боже мой! Я-то знаю, государь, и надеюсь,  что  уже  недалек  тот  час,
когда вся Франция будет знать это не хуже меня.
   - Но когда люди составляют заговор, им нужен успех. Первое условие успеха
- решимость, а чтобы к  этой  решимости  присоединились  быстрота,  прямота,
твердость, нужна уверенность в успехе.
   - Превосходно! Государь, по каким дням бывает охота?
   - Каждую неделю или каждые десять дней - или с гончими, или соколиная.
   - А когда была последняя?
   - Как раз сегодня.
   - Значит, через неделю или через десять дней двор снова поедет на охоту?
   - Вне всякого сомнения, а может, даже раньше.
   -  Выслушайте  меня:  по-моему,  все  совершенно  успокоились  -   герцог
Анжуйский уехал, о нем забыли  и  думать.  Здоровье  короля  с  каждым  днем
улучшается. Преследования нас, гугенотов, почти прекратились.  Расстилайтесь
перед королевой-матерью, расстилайтесь перед герцогом Алансонским,  твердите
ему все время, что не можете уехать без него,  постарайтесь,  чтобы  он  вам
верил, - это самое трудное.
   - Будь покоен, он поверит!
   - А вы думаете, что он так доверяет вам?
   - Господь с вами, вовсе нет. Но он  верит  всему,  что  говорит  королева
Наваррская.
   - А королева служит нам искренне?
   - О! У меня есть тому доказательства. А кроме того,  она  честолюбива,  и
наваррская корона, которой нет, жжет ей лоб.
   - Хорошо. Тогда за три дня до охоты пришлите мне сказать, где она будет -
в Бонди, в Сен-Жермене или в Рамбуйе; прибавьте,  что  вы  готовы.  А  когда
увидите, что впереди скачет де Ла Моль, следуйте за ним и мчитесь  что  есть
духу. Только бы вам удалось выехать из лесу, а там пусть королева-мать, если
ей захочется вас  видеть,  летит  за  вами  вслед.  Но  я  надеюсь,  что  ее
нормандские лошади не увидят даже  подков  берберских  лошадей  и  испанских
жеребцов.
   - Решено, де Муи.
   - У вас есть деньги, государь?
   Генрих сделал гримасу, какую делал всю жизнь,  когда  ему  задавали  этот
вопрос.
   - Не слишком много, но, по-моему, деньги есть у Марго.
   - Все равно, ваши ли, ее ли, берите с собой как можно больше.
   - А ты что будешь делать тем временем?
   - После того, как я устрою дела вашего величества - а я занялся ими,  как
вы видели, добросовестно, - надеюсь, что вы, ваше величество, разрешите  мне
заняться моими делами?
   - Конечно, де Муи, конечно! Но какие это у тебя "свои дела"?
   - Сейчас скажу, государь. Ортон, - а он мальчик очень умный,  я  особенно
рекомендую его вашему величеству - вчера  сказал  мне,  что  встретил  около
Арсенала э