братьев отстранит меня от трона; я не могу
надеяться ни на родственные чувства, ни на славу, ни на королевство, но  мое
сердце благородно не меньше, чем сердца моих старших братьев.  Так  вот,  де
Муи, я хочу своей шпагой выкроить себе  королевство  в  той  самой  Франции,
которую они заливают кровью. Итак, выслушайте меня, де Муи, и я  скажу  вам,
чего хочу. Я хочу стать королем Наваррским не по праву рождения, а по  праву
избранника. Заметьте, что никаких возражений против  этого  у  вас  быть  не
может: ведь я не являюсь узурпатором, так как брат мой  Генрих  отверг  ваши
предложения и, погрязнув  в  бездействии,  открыто  заявил,  что  Наваррское
королевство - пустой звук. Генрих Беарнский не даст вам ничего;  я  дам  вам
меч и имя. Франциск Алансонский, французский принц,  сумеет  защитить  своих
товарищей или своих сообщников - называйте как  хотите.  Итак,  господин  де
Муи, что вы скажете о моем предложении?
   - Ваше высочество, я им ослеплен.
   - Де Муи, де Муи, нам придется преодолеть множество препятствий.  Так  не
будьте же с самого начала так несговорчивы и так требовательны к сыну короля
и брату короля, который идет вам навстречу!
   -  Ваше  высочество,  все  было  бы  уже  решено,  если  бы  мои  замыслы
принадлежали мне одному, но у нас есть совет, и, как  бы  ни  было  блестяще
предложение, а может быть, именно поэтому, вожди  протестантской  партии  не
согласятся на него без определенного условия.
   - Это другое дело, ваши слова идут от честного сердца и осторожного  ума.
Приняв во внимание, как я сейчас поступил с вами. Муи,  вы  должны  признать
мою порядочность. Но в  таком  случае  и  вы  обращайтесь  со  мной.  как  с
человеком, достойным уважения, а не как с государем, которому только льстят.
Де Муи, есть ли у меня надежда на успех?
   - Раз вашему высочеству угодно знать мое мнение, я даю  вам  слово,  что,
после того как король  Наваррский  отверг  предложение,  сделанное  мною,  у
вашего  высочества  есть  твердая  надежда  на  успех.  Но  повторяю,   ваше
высочество: я непременно должен условиться с нашими вождями.
   - Так уславливайтесь, сударь, - отвечал герцог  Алансонский.  -  А  когда
ответ?
   Де Муи молча посмотрел на герцога и, видимо, решился.
   - Ваше высочество! - сказал он. - Дайте мне руку; я должен  быть  уверен,
что мне не грозит предательство, а для  этого  мне  необходимо,  чтобы  рука
французского принца коснулась моей руки.
   Герцог Алансонский не только протянул руку, но и сам пожал руку де Муи.
   - Теперь, ваше высочество, я спокоен, - сказал молодой  гугенот.  -  Если
нас предадут, я скажу, что вы тут ни при чем. Иначе, ваше высочество,  сколь
ни мала была бы ваша роль  в  этом  предательстве,  вы  все  равно  были  бы
обесчещены.
   - Почему вы, де Муи, говорите мне об этом, еще не сказав, когда я  получу
ответ ваших вождей?
   - Потому, ваше высочество, что, спрашивая, когда вы  получите  ответ,  вы
одновременно спрашиваете и о месте, где находятся наши вожди.  Ведь  если  я
скажу вам: "Сегодня вечером", - вы будете знать, что они в Париже и что  они
скрываются.
   С этими словами де Муи недоверчиво устремил свой пронизывающий  взгляд  в
бегающие, лживые глаза молодого человека.
   - Вижу, вижу, господин де Муи: ваши подозрения все еще не  рассеялись,  -
заметил герцог. - Но для первого раза я и не имею  права  требовать  от  вас
полного доверия. Позже вы лучше узнаете меня.  Мы  будем  связаны  общностью
наших интересов, и таким образом ваше  недоверие  будет  побеждено.  Так  вы
говорите, сегодня вечером, господин де Муи?
   - Да, ваше высочество, время не терпит.  До  вечера!  Но  будьте  любезны
сказать - где?
   - Здесь, в Лувре, в этой комнате. Вам это удобно?
   - В этой комнате кто-нибудь живет? - спросил  де  Муи,  указывая  на  две
кровати, стоявшие одна против другой.
   - Два моих дворянина.
   - Ваше высочество, по-моему, прийти в Лувр еще раз было бы с моей стороны
неосторожно.
   - Почему?
   - Потому, что если вы меня  узнали,  то  ведь  и  у  других  глаза  могут
оказаться такими, же зоркими, как у вашего высочества, и меня узнают.  Но  я
все-таки приду в Лувр, если вы, ваше высочество, согласитесь дать мне то,  о
чем я вас попрошу.
   - А именно?
   - Охранную грамоту.
   - Де Муи, если при  вас  найдут  охранную  грамоту,  выданную  мной,  это
погубит меня, но не спасет вас. Я могу быть вам полезен только при  условии,
что в глазах всех мы с вами люди, совершенно  чуждые  друг  другу.  Малейшее
сношение с вами, если его докажут моей матери или моим братьям, будет стоить
мне жизни. Таким образом, мои личные интересы будут служить  вам  защитой  с
той минуты, как я скомпрометирую себя сношениями  с  вождями  вашей  партии,
подобно тому как  и  сейчас  я  компрометирую  себя,  разговаривая  с  вами.
Свободный  в  своих  действиях,  сильный  своей  неразгаданностью,  пока   я
непроницаем, я отвечаю вам за все, не забывайте этого. Итак, вновь призовите
ваше мужество и, полагаясь на мое слово, смело идите на то, на что  вы  шли,
не заручившись словом моего зятя. И сегодня же вечером приходите в Лувр.
   - Но как я приду сюда? Я не могу рисковать, разгуливая по  Лувру  в  этом
костюме. Он хорош в подъезде да во  дворе.  А  мой  собственный  костюм  еще
опаснее: здесь меня все знают, а он нисколько не изменяет мою внешность.
   - Сейчас соображу, - сказал герцог. - Постойте,  постойте...  По-моему...
Ага! Нашел!
   Герцог окинул взглядом комнату, и  глаза  его  остановились  на  парадном
костюме Ла Моля, разложенном на постели, где лежали  и  великолепный,  шитый
золотом вишневый плащ, о котором мы уже упоминали, и берет с белым пером,  с
бордюром из серебряных и золотых маргариток, и, наконец, атласный,  серый  с
золотом, камзол.
   - Видите этот плащ, перо и камзол? - спросил герцог. - Это костюм  одного
из моих дворян, господина де Ла Моля; это щеголь высокого полета. Его костюм
произвел при дворе фурор, и Ла Моля узнают в нем за сто  шагов.  Я  дам  вам
адрес его портного; заплатите ему двойную цену, и к  вечеру  он  сошьет  вам
такой же. Запомните имя? Де Ла Моль.
   Едва герцог Алансонский успел дать этот совет, как в коридоре послышались
шаги, приближавшиеся к двери, и вслед за тем в замочной скважине  повернулся
ключ.
   - Эй! Кто там? - крикнул герцог, бросаясь к двери и задвигая задвижку.
   - Странный вопрос, черт побери! - отвечал голос из-за двери. - Сами-то вы
кто? Забавно, право: прихожу к себе домой, а меня спрашивают, кто там!
   - Это вы, господин де Ла Моль?
   - Конечно, я. А вот кто вы?
   Пока Ла Моль выражал свое изумление  по  поводу  того,  что  его  комната
оказалась занята, и пытался узнать, кто  этот  новый  его  сожитель,  герцог
Алансонский, одной рукой придерживая задвижку, а другой  прикрывая  замочную
скважину, быстро повернулся к де Муи.
   - Вы знакомы с Ла Молем? - спросил он.
   - Нет, ваше высочество.
   - И он вас не знает?
   - Думаю, что нет.
   - Тогда все благополучно. Но на всякий случай сделайте вид, что  смотрите
в окно.
   Де Муи повиновался без возражений: Ла Моль начинал выходить из терпения и
изо всех сил барабанил в дверь.
   Герцог Алансонский бросил на де Муи последний взгляд и,  убедившись,  что
тот стоит спиной, отворил дверь, - Ваше высочество, герцог! - воскликнул  Ла
Моль, от изумления делая шаг назад. - Простите, простите, ваше высочество!
   - Пустяки, сударь. Мне понадобилась ваша комната,  чтобы  принять  одного
человека.
   - Пожалуйста, ваше высочество, пожалуйста. Но, умоляю вас, позвольте  мне
взять с постели мой плащ и шляпу: другой плащ и другую шляпу я потерял ночью
на Гревской набережной - там на меня напали воры.
   - В самом деле, сударь, вид у вас неважный, - с  улыбкой  сказал  герцог,
отдавая Ла Молю требуемые  вещи.  -  Видно,  вы  имели  дело  с  напористыми
молодцами!
   Как мы уже сказали, герцог отдал Ла Молю плащ и  берет.  Молодой  человек
поклонился и пошел переодеваться в переднюю, нимало не задумываясь над  тем,
что делал герцог в его комнате: так уж повелось в Лувре, что комнаты дворян,
составлявших свиту принцев,  служили  принцам  своего  рода  гостиными,  где
назначались всевозможные приемы.
   Де Муи подошел к герцогу, и оба, прислушиваясь, стали  дожидаться,  когда
Ла Моль закончит свои дела и уйдет, но Ла Моль сам вывел их из  затруднения:
переодевшись, он подошел к двери и спросил:
   - Простите, ваше высочество, вам не попадался граф де Коконнас?
   - Нет, граф, хотя сегодня утром было его дежурство. "Значит, его  убили",
- подумал Ла Моль и удалился. Герцог  прислушался  к  постепенно  затихавшим
шагам Ла Моля, затем отворил дверь и, увлекая за собой де Муи, сказал:
   - Смотрите  хорошенько  -  вон  он  идет,  и  постарайтесь  перенять  его
неподражаемые манеры.
   - Буду стараться изо всех сил, - отвечал де Муи, - но, к сожалению, я  не
дамский угодник, я солдат.
   - Как бы то ни было, около полуночи я  жду  вас  в  этом  коридоре.  Если
комната моих дворян будет свободна, я приму  вас  там;  если  нет  -  найдем
другую.
   - Хорошо, ваше высочество.
   - Итак, до ночи, до двенадцати часов.
   - До двенадцати часов.
   - Да, кстати, де Муи! При ходьбе сильно размахивайте правой рукой  -  это
очень характерно для господина де Ла Моля.

Глава 6

УЛИЦА ТИЗОН И УЛИЦА КЛОШ-ПЕРСЕ

   Ла Моль выскочил из Лувра и начал метаться по Парижу, разыскивая  бедного
Коконнаса.
   Первым делом он направился на улицу Арбрсек к Ла Юрьеру: он  помнил,  как
часто пьемонтец приводил известное латинское  изречение,  утверждавшее,  что
богами первой необходимости являются Амур, Вакх и Церера,  и  надеялся,  что
Коконнас последует римскому изречению  и  найдет  себе  приют  под  вывеской
"Путеводная  звезда",  ибо  минувшая  ночь  была  для  пьемонтца  такой   же
беспокойной, как и для него самого.
   Однако, в "Путеводной звезде" Ла Моль нашел только Ла Юрьера,  помнившего
о взятом на себя обязательстве, и завтрак, довольно любезно предложенный ему
трактирщиком,  так  что  наш  герой,  несмотря  на  снедавшую  его  тревогу,
позавтракал с большим аппетитом.
   Ублажив желудок, но не успокоив душу, Ла Моль бросился  бежать  вверх  по
течению  Сены,  как  муж,  искавший  утонувшую  жену.  Добежав  до  Гревской
набережной, Ла Моль узнал то место, где, как он сказал герцогу Алансонскому,
три-четыре часа назад на него напали во время ночного путешествия, что  было
не редкостью в Париже за сто лет до того времени, когда Буало  <Буало-Депрео
Никола (1636 - 1711) - французский поэт, теоретик классицизма.> проснулся от
жужжанья пули, пробившей ставень в его спальне. Кусочек  пера  с  его  шляпы
валялся на поле битвы. Чувство собственности рождается вместе с человеком. У
Ла Моля было десять перьев, одно лучше другого, а  все-таки  он  подобрал  и
это, вернее  -  его  уцелевший  кусочек,  и  принялся  было  с  грустью  его
разглядывать, как вдруг послышались тяжелые приближающиеся  шаги,  и  грубые
голоса крикнули ему, чтобы он посторонился. Ла Моль поднял голову  и  увидел
носилки, предшествуемые двумя пажами и сопровождаемые шталмейстером.
   Носилки показались Ла Молю знакомыми, и он поспешил отойти в сторону.
   Молодой человек не ошибся.
   - Господин де Ла Моль? - донесся из носилок прелестный голос, и в  то  же
время нежная, как атлас, белая рука раздвинула занавески.
   - Да, ваше величество, это я, - с поклоном ответил Ла Моль.
   - Господин де Ла Моль - с пером в руке? -  продолжала  дама,  сидевшая  в
носилках. - Уж не влюблены ли вы  и  теперь  отыскали  утерянный  след  дамы
вашего сердца?
   - Да, я влюблен, и притом влюблен без памяти, - отвечал Ла Моль, - однако
в данную  минуту  я  нашел  только  свои  следы,  хотя  искал  не  их.  Ваше
величество, позвольте узнать, как ваше здоровье?
   -  Превосходно,  сударь;  по-моему,  я  никогда  так   хорошо   себя   не
чувствовала: это, должно быть, оттого, что я провела ночь не дома.
   - А-а! Не дома? -  переспросил  Ла  Моль,  как-то  странно  посмотрев  на
Маргариту.
   - Ну да! Что ж тут удивительного?
   - Не будет ли нескромностью, если я осмелюсь спросить, в каком  монастыре
вы переночевали?
   - Разумеется, не будет: я не делаю из этого тайны - в  Благовещенском.  А
что здесь делаете вы, и почему у вас такой встревоженный вид?
   - Я тоже провел ночь не дома, а  в  окрестностях  того  же  монастыря,  а
сейчас я разыскиваю моего исчезнувшего друга, и вот во время  поисков  нашел
это перо.
   - А это его перо? По правде говоря, его судьба  и  меня  тревожит:  место
здесь недоброе.
   - Ваше величество, вы можете успокоиться: это мое перо; я потерял  его  в
половине шестого утра на этом  самом  месте:  тут  на  меня  напали  четверо
разбойников и, кажется, хотели убить меня во что бы то ни стало.
   Маргарита сдержалась и ничем не выдала сильного испуга.
   - Ах, вот как! Расскажите, как было дело! - сказала она.
   - Очень просто. Как я имел честь доложить вашему величеству,  было  часов
пять утра...
   - Что? - прервала его Маргарита. - В пять утра вы уже вышли из дому?
   - Простите, ваше величество, но я еще не возвращался домой, - ответил  Ла
Моль.
   - Ах, господин де Ла Моль, господин де Ла Моль, возвращаться домой в пять
часов утра! Так поздно! Вы получили  по  заслугам,  -  сказала  Маргарита  с
улыбкой, которая любому другому показалась бы лукавой, а  торжествующему  Ла
Молю - обаятельной.
   - Я и не жалуюсь, - почтительно кланяясь, отвечал Ла Моль, -  и  если  бы
меня за это даже растерзали, я  все-таки  чувствовал  бы  себя  во  сто  раз
счастливее, чем того заслуживал. Словом,  поздно  или,  если  угодно  вашему
величеству, рано я возвращался домой из одного чудесного  дома,  где  провел
ночь, как вдруг четыре грабителя с ножами неимоверной длины выскочили  из-за
угла переулка Мортельри и пустились за мной в погоню. Смешно,  сударыня,  не
правда ли? Но что правда, то правда: я был вынужден  обратиться  в  бегство,
потому что забыл шпагу.
   - Ах, понимаю! - ответила Маргарита с  самым  простодушным  видом.  -  Вы
возвращаетесь за своей шпагой?
   Ла Моль взглянул на Маргариту  так,  словно  у  него  мелькнуло  какое-то
подозрение.
   - Я, конечно, вернулся бы туда, и к тому же весьма  охотно,  ибо  у  моей
шпаги был великолепный клинок, но я понятия не имею, где этот дом.
   - Как же так, сударь? - заметила Маргарита. - Вы понятия не  имеете,  где
дом, в котором вы провели ночь?
   - Да, и пусть меня унесет сатана, если я догадываюсь, где этот дом!
   - Как странно! Ваше приключение - это целый роман!
   - Совершенно верно, настоящий роман!
   - Расскажите мне все!
   - Это довольно длинная история.
   - Ничего, у меня есть время.
   - А главное, она совершенно неправдоподобна.
   - Рассказывайте, рассказывайте, я как нельзя более легковерна.
   - Вы приказываете, ваше величество?
   - Приказываю, если это необходимо.
   - Повинуюсь.  Вчера  вечером  мы  с  моим  другом,  расставшись  с  двумя
обворожительными дамами, с  которыми  мы  провели  вечер  на  мосту  Михаила
Архангела, поужинали у Ла Юрьера.
   - Прежде всего, - самым естественным  тоном  спросила  Маргарита,  -  кто
такой этот Ла Юрьер?
   -  Ла  Юрьер,  -  ответил  Ла  Моль,  взглянув  на   Маргариту   так   же
подозрительно, как и в  первый  раз,  -  это  хозяин  гостиницы  "Путеводная
звезда" на улице Арбрсек.
   - Так, так, я вижу ее отсюда... Итак, вы ужинали у Ла Юрьера и,  конечно,
вместе с вашим другом Коконнасом?
   - Да, с моим другом Коконнасом. Когда мы ужинали, какой-то человек вручил
каждому из нас но записке.
   - Одинаковой? - спросила Маргарита.
   - Совершенно одинаковой. Там была только одна строчка: "Вас ждут на улице
Сент-Антуан, против улицы Жуй".
   - А записка была без подписи? - спросила Маргарита.
   - Не совсем: вместо подписи стояли три слова, три чарующих слова,  трижды
суливших одно и то же, а именно - тройное блаженство!
   - Какие же это три слова?
   - Eros, Cupido, Аmоr.
   - В самом деле, прелестные имен! И вы получили то, что вам было обещано?
   - О, гораздо больше, во сто раз больше! - с восторгом воскликнул Ла Моль.
   - Продолжайте; мне страх как любопытно знать,  что  ждало  вас  на  улице
Сент-Антуан, против улицы Жуй.
   - Какие-то две дуэньи с платочками в  руках  объявили,  что  завяжут  нам
глаза. Как вы догадываетесь, ваше величество, мы не сопротивлялись  я  смело
подставили головы. Одна провожатая повела меня налево, вторая  новела  моего
друга направо, и тут мы с ним расстались.
   - И что же дальше? - спросила Маргарита, видимо, решившая  разузнать  все
до конца.
   - Не знаю, куда повели моего Друга, - отвечал Ла Моль, -  быть  может,  в
ад, но меня отвели в такое место, которое я принял за самый настоящий рай.
   - Из которого вас, наверное, прогнали за чрезмерное любопытство?
   - Справедливо,  ваше  величество,  вы  на  редкость  проницательны!  Я  с
нетерпением ждал рассвета, чтобы увидеть, где  я  нахожусь,  но  в  половине
пятого ко мне вошла та же дуэнья, опять завязала мне  глаза,  взяла  с  меня
обещание не поднимать повязки, вывела на улицу, прошла шагов сто и  еще  раз
заставила  поклясться,  что  я  не  сниму  повязки,  пока  не  досчитаю   до
пятидесяти. Я досчитал до пятидесяти и оказался на улице Сент-Антуан, против
улицы Жуй.
   - И что же дальше?
   - А дальше я был в таком восторге, что не  обратил  внимания  на  четырех
мерзавцев, от которых насилу унес ноги. И теперь, -  продолжал  Ла  Моль,  -
сердце мое радостно забилось, когда  я  нашел  обрывок  моего  пера;  я  его
поднял, чтобы сохранить на память об этой райской ночи. Но меня мучит  мысль
о том, что сталось с моим товарищем.
   - А разве он не вернулся в Лувр?
   - К несчастью, нет. Я  разыскивал  его  всюду,  где  он  мог  быть:  и  в
"Путеводной звезде", и в доме для игры в мяч, и в других не менее  почтенных
местах, но нигде не нашел ни Аннибала, ни Коконнаса...
   Тут Ла Моль грустно развел руками, плащ его  распахнулся,  и  стал  виден
камзол с зияющими дырами,  сквозь  которые  проглядывала  подкладка,  как  в
прорезях одежды щеголей того времени.
   - Да ведь вас просто изрезали! - воскликнула Маргарита.
   - Вот именно, изрезали, - ответил Ла Моль, не  без  удовольствия  повышая
цену опасности, коей он избежал. - Смотрите, ваше величество! Видите?
   - Почему же вы не переоделись, вернувшись в Лувр?
   - Потому что в моей комнате были посторонние, - отвечал Ла Моль.
   - А как они попали в вашу комнату? -  с  величайшим  изумлением  спросила
Маргарита. - Кто там был?
   - Его высочество!
   - Tсc! - остановила его Маргарита.
   Ла Моль умолк.
   - Qui ad lecticam meam slant  <  -  Кто  стоит  рядом  с  носилками?>?  -
по-латыни спросила Маргарита.
   - Duo pueri et unus eques < - Два пажа и конюший.>.
   - Optime, barbari! - заметила она.  -  Die,  Moles,  quern  inveneris  in
cubiculo tuo < - Отлично, они невежды. Скажи, Ла Моль, кого ты застал у себя
в комнате?>?
   - Franciscum ducem < - Герцога Франсуа.>.
   - Agentem < - Что он делал?>?
   - Nescio quid < - Не знаю.>.
   - Quocum < - А с кем он был?>?
   - Cum ignoto < - С неизвестным (лат.).>.
   - Странно, - сказала Маргарита. - Значит, вы так и не нашли вашего друга?
- продолжала она, видимо, совершенно не думая о том, что говорит.
   - Нет, ваше величество, и потому-то, как я уже имел честь вам доложить, я
просто с ума схожу от беспокойства.
   - В таком случае, я больше не стану отвлекать вас от ваших розысков, - со
вздохом сказала Маргарита. - Но мне почему-то кажется, что  он  найдется.  А
впрочем, ищите.
   С этими словами королева приложила палец к губам. Но так  как  прекрасная
Маргарита не поведала Ла Молю никакой тайны и ни в чем  ему  не  призналась,
молодой человек рассудил, что  этот  очаровательный  жест  не  призывал  его
хранить молчание, а имел какое-то другое значение.
   Кортеж двинулся дальше, а Ла Моль, пр