я этого не допущу, -  я  всего-навсего  ваш
покорный слуга, граф Аннибал де Коконнас.
   - Граф Жозеф-Иасинт-Бонифас Лерак де Ла Моль к вашим услугам.
   - В таком случае возьмемтесь за руки и войдем вместе.
   Во исполнение этого  примирительного  предложения  оба  молодых  человека
спешились, отдали поводья конюху, поправили шпаги и, взявшись за руки, пошли
к двери гостиницы, на пороге которой стоял хозяин. Но,  вопреки  обыкновению
людей этой категории, почтенный домовладелец, как видно, не обратил  на  них
ни малейшего внимания: он был занят разговором с желтым сухопарым  верзилой,
покрытым широким плащом цвета древесного гриба, как сова - перьями.
   Дворяне подошли к хозяину гостиницы  и  его  собеседнику  в  плаще  цвета
древесного гриба так близко, что Коконнас, уязвленный их невнимательностью к
себе и своему спутнику, дернул хозяина за  рукав.  Хозяин  сразу  очнулся  и
отпустил своего собеседника.
   - До свидания! -  сказал  он  ему.  -  Приходите  поскорее  и  непременно
расскажите мне обо всем, что происходит.
   - Эй, негодяй, - сказал Коконнас, - ты что же,  не  видишь,  что  к  тебе
пришли по делу?
   - Ах, простите, господа, - ответил хозяин, - я вас не заметил.
   - Черт побери! Надо замечать!  А  теперь,  когда  ты  нас  заметил,  будь
любезен обращаться к нам не просто "сударь", а "граф".
   Ла Моль стоял сзади, предоставив вести переговоры  Коконнасу,  благо  тот
все взял на себя.
   Однако по нахмуренным бровям Ла Моля было ясно, что  он  в  любую  минуту
готов прийти на помощь Коконнасу, когда наступит время действовать.
   - Ладно! Так что же вам  угодно,  граф?  -  совершенно  спокойно  спросил
хозяин.
   - Вот-вот... Так-то лучше, не правда ли? - спросил Коконнас, оборачиваясь
к Ла Молю, который утвердительно кивнул  головой.  -  Нам  с  графом  угодно
получить ужин и ночлег в вашей гостинице, вывеской коей мы соблазнились.
   - Господа, я в отчаянии, - ответил хозяин, - у меня свободна только  одна
комната, и я боюсь, что это вам не подойдет.
   - Ну что ж, - сказал Ла Моль, - мы остановимся в другой гостинице.
   - Нет, нет, - возразил Коконнас, - я останусь здесь; моя лошадь измучена.
Раз вы отказываетесь, я беру комнату один.
   - А-а, это меняет дело, - с тем же наглым равнодушием ответил  хозяин.  -
Если вы один, так я вас вовсе не пущу.
   - Черт побери! Вот забавная  скотина!  Только  что  сказал,  что  двое  -
слишком много, а теперь оказывается, что один -  слишком  мало!  Так  ты  не
хочешь принять нас, негодяй?
   - Что ж, господа,  раз  уж  вы  заговорили  таким  тоном,  я  отвечу  вам
откровенно.
   - Отвечай, да поскорей.
   - Ладно! Я уж лучше откажусь от чести принять вас в моей гостинице.
   - Почему?.. - спросил Коконнас, бледнея от гнева.
   - Да потому, что у вас  нет  лакеев,  значит,  господская  комната  будет
занята, а две лакейские  будут  пустовать.  Ежели  я  отдам  вам  господскую
комнату, стало быть, есть риск, что не сдам другие.
   - Господин де Ла Моль, - сказал Коконнас, оборачиваясь, - как вы думаете:
не отколотить ли нам этого прохвоста?
   - Согласен, -  ответил  Ла  Моль,  готовясь  вместе  со  своим  спутником
отхлестать хозяина плетью.
   Но, несмотря  на  готовность  обоих,  видимо,  очень  решительных  дворян
перейти от слов к делу, что не предвещало трактирщику  ничего  хорошего,  он
нимало не испугался и только отступил на шаг от двери.
   - Сейчас видно, что вы из провинции, господа, - насмешливо сказал он. - В
Париже прошла мода бить трактирщиков,  которые  не  желают  сдавать  комнат.
Теперь бьют вельмож, а не горожан, а ежели вы будете на меня орать, я кликну
соседей, и тогда уж исколотят вас, а это отнюдь не почетно для дворян.
   - Черт побери! Да он издевается над нами! - вне себя  от  гнева  вскричал
Коконнас.
   - Грегуар, подай мне аркебузу!  -  приказал  хозяин  своему  слуге  таким
тоном, каким сказал бы: "Подай господам стул!".
   -  Клянусь  кишками  папы!  -  зарычал  Коконнас,  обнажая  шпагу.  -  Да
разгорячитесь же, господин де Ла Моль!
   - Не надо! Право не стоит: пока мы будем горячиться, остынет ужин.
   - Вы так думаете? - воскликнул Коконнас.
   - Я думаю, что хозяин "Путеводной звезды" прав, но он не умеет  принимать
гостей, особенно дворян. Вместо того чтобы грубо говорить нам: "Господа,  вы
мне не нужны", лучше было бы сказать нам вежливо: "Пожалуйте, господа", а  в
счете  поставить:  за  господскую  комнату  -  столько-то,  за  лакейскую  -
столько-то, приняв в соображение, что, если у нас сейчас нет лакеев,  мы  их
наймем.
   С этими словами Ла Моль мягко отстранил хозяина, Уже протянувшего руку  к
аркебузе, пропустил в дом Коконнаса и следом за ним вошел сам.
   - Ну хорошо, - сказал Коконнас, - но все-таки  очень  досадно  вкладывать
шпагу в ножны, не убедившись, что она колет не хуже,  чем  вертела  у  этого
малого.
   - Потерпите, дорогой спутник, - ответил Ла Моль. - Теперь  все  гостиницы
переполнены дворянами, съехавшимися в Париж кто на брачные торжества, кто на
предстоящую войну во Фландрии, поэтому другой квартиры нам не найти; а кроме
того, возможно, что в Париже принято так встречать приезжих.
   - Черт побери! Ну и  терпение  у  вас!  -  пробурчал  пьемонтец,  яростно
закручивая рыжий ус и сверкая глазами. - Но берегись, мошенник! Если у  тебя
готовят скверно, постели жестки, вино выдержано в бутылках меньше трех  лет,
а слуга менее гибок, чем тростник...
   - Те-те-те, дорогой дворянин, можете не сомневаться, что вы будете здесь,
как у Христа за пазухой, - прервал его хозяин, оттачивая на оселке  кухонный
нож, и пробормотал, качая головой:
   - Это гугенот; все отступники совершенно обнаглели после  свадьбы  своего
Беарнца с мадмуазель Марго!
   Помолчав, он  добавил  с  такой  усмешкой,  что  оба  постояльца  наверно
вздрогнули бы, если бы видели ее:
   - Ну, ну! Забавно, что мне попались гугеноты.., и что как раз...
   -  Эй!  Будем  мы  ужинать  наконец?  -  прикрикнул  Коконнас,   прерывая
рассуждения хозяина с самим собой.
   - Как вам будет угодно, сударь,  -  ответил  хозяин,  сразу  смягчившись,
вероятно, под влиянием какой-то мысли, пришедшей ему в голову.
   - Нам угодно поужинать, да поскорее, - ответил Коконнас и, повернувшись к
Ла Молю, сказал:
   - Вот что, граф: пока нам приготовляют комнату, скажите: как,  по-вашему:
Париж - веселый город?
   - По правде говоря - нет, - ответил Ла Моль. -  У  меня  сложилось  такое
впечатление, что у всех встречных или встревоженные, или отталкивающие лица.
Может быть, это оттого, что парижане боятся  грозы.  Видите,  какое  мрачное
небо? Чувствуете, какая тяжесть в воздухе?
   - Скажите, граф, вы ведь стремитесь попасть в Лувр?
   - Да, и, мне кажется, вы тоже, господин де Коконнас?
   - Ну что ж?! Давайте устремимся вместе.
   - Гм! Пожалуй, поздновато выходить на улицу.
   - Поздно или не поздно, а выйти придется. Мне даны точные приказания: как
можно скорее доехать до Парижа и тотчас по прибытии снестись с  герцогом  де
Гизом.
   При имени герцога де Гиза хозяин насторожился и подошел поближе.
   - Мне сдается, что этот бездельник подслушивает.
   - Да! - сказал Коконнас, который, как все пьемонтцы, был злопамятен и  не
мог простить хозяину "Путеводной звезды" не слишком почтительный прием.
   - Да, я прислушиваюсь, господа, - ответил трактирщик, прикасаясь рукою  к
своему колпаку, - но только чтобы услужить вам. Я  услыхал  имя  герцога  де
Гиза и тотчас подошел. Чем могу быть вам полезен, господа?
   - Ха, ха, ха! Как видно, это имя обладает волшебной силой, судя по  тому,
что из наглеца ты превратился в подхалима. Дьявольщина!.. Как тебя зовут?
   - Ла Юрьер, - с поклоном ответил хозяин.
   - Отлично; стало быть, Ла Юрьер, у герцога де Гиза  такая  тяжелая  рука,
что может сделать вежливым даже тебя! Уж не думаешь ли ты, что моя легче?
   - Не легче, граф, а короче, - возразил хозяин. - А кроме того, -  добавил
он, - должен вам сказать, что великий Генрих - кумир парижан.
   - Какой Генрих? - спросил Ла Моль.
   - По-моему, есть только один, - ответил трактирщик.
   - Прости, любезный, есть и другой, и я советую не говорить о нем плохо, -
это Генрих Наваррский. А кроме него, есть еще  Генрих  Конде,  человек  тоже
весьма достойный.
   - Этих я не знаю, - сказал хозяин.
   - Зато их знаю я, - сказал Ла Моль, - а так как я послан к королю Генриху
Наваррскому, то и советую не отзываться о нем плохо в моем присутствии.
   Хозяин молча прикоснулся к своему колпаку и продолжал  нежно  поглядывать
на Коконнаса.
   - Стало быть, сударь, вы  будете  разговаривать  с  великим  герцогом  де
Гизом? Какой вы счастливец, сударь: вы приехали, конечно, ради...
   - Ради чего? - спросил Коконнас.
   - Ради праздника, - ответил хозяин с особенной усмешкой.
   - Вернее - ради праздников, - ведь Париж, как я слышал, захлебывается  во
всяких празднествах; только и разговору, что о пирах, балах и  каруселях.  В
Париже много веселятся, а?
   - Не так уж много, сударь,  по  крайней  мере,  до  сегодняшнего  дня,  -
ответил хозяин. - Но я надеюсь, что скоро мы повеселимся.
   - Однако на свадьбу его величества короля Наваррского в  Париж  съехалось
много народа, - заметил Ла Моль.
   - Много гугенотов, это верно, сударь,  -  резко  ответил  Ла  Юрьер,  но,
спохватившись, добавил:
   - Ах, простите, может быть, господа - тоже протестанты?
   - Это я-то протестант? - воскликнул Коконнас. -  Еще  чего!  Я  такой  же
католик, как его святейшество.
   Ла Юрьер повернулся в сторону Ла Моля, как бы спрашивая и его, но Ла Моль
то ли не понял его взгляда, то ли счел нужным ответить на этот немой  вопрос
вопросом же:
   - Если вы, Ла Юрьер, не знаете его  величества  короля  Наваррского,  то,
быть может, знаете  господина  адмирала?  Я  слышал,  что  господин  адмирал
пользуется благоволением двора, а так как я ему рекомендован, то я  и  хотел
бы знать, где он живет, если только его адрес не застрянет у вас в горле.
   - Он жил на улице Бетизи, направо  отсюда,  -  ответил  хозяин  с  тайной
радостью, невольно отразившейся на его лице.
   - То есть как - жил? - спросил Ла Моль. - Значит, он переехал?
   - Похоже, что он переехал на тот свет.
   - Как - "переехал на тот свет"? - воскликнули оба дворянина.
   - Как, господин де Коконнас? - продолжал хозяин с хитрой усмешкой.  -  Вы
сторонник Гиза, и не знаете?
   - Чего?
   -  Да  того,  что  третьего   дня,   когда   адмирал   шел   по   площади
Сен-Жермен-Л'Осеруа мимо дома каноника Пьера  Пиля,  в  него  выстрелили  из
аркебузы.
   - И он убит? - спросил Ла Моль.
   - Нет, ему только перебило руку и оторвало два пальца, но  есть  надежда,
что пули были отравлены.
   - Как "есть надежда", негодяй? - воскликнул Ла Моль.
   - Я хотел сказать - ходят слухи; не будем ссориться из-за слов; я  просто
оговорился.
   Ла Юрьер, повернувшись  спиной  к  Ла  Молю,  многозначительно  подмигнул
Коконнасу и явно издевательски высунул язык.
   - Это правда? - радостно спросил Коконнас.
   - Правда? - тихо спросил Ла Моль, убитый горестным известием.
   - Точно так, как я имел честь доложить вам, - ответил хозяин.
   - В таком случае я немедленно отправляюсь в  Лувр.  Найду  я  там  короля
Генриха?
   - Вероятно: он там живет.
   - Я тоже пойду в Лувр, - объявил Коконнас. - А найду  я  там  герцога  де
Гиза?
   - Возможно: он только что туда проехал, а с ним две сотни дворян.
   - Ну что ж, идемте, господин де Коконнас, - сказал Ла Моль.
   - Следую за вами, - ответил Коконнас.
   - А ваш ужин, господа дворяне? - спросил мэтр Ла Юрьер.
   - Ах да! - спохватился Ла Моль. - Впрочем,  я,  может  быть,  поужинаю  у
короля Наваррского.
   - А я - у герцога де Гиза, - сказал Коконнас.
   - А я, - сказал хозяин, проводив глазами дворян, зашагавших по  дороге  к
Лувру, - почищу шлем, вставлю новый фитиль в  аркебузу  и  наточу  протазан.
Мало ли что может случиться!

Глава 5

В ЧАСТНОСТИ - О ЛУВРЕ, А ВООБЩЕ -О ДОБРОДЕТЕЛИ

   Дворяне спросили дорогу у первого встречного и зашагали сперва  по  улице
Аверон, потом по улице Сен-Жер-мен-Л'Осеруа и подошли к  Лувру  в  ту  пору,
когда силуэты его башен уже начинали расплываться в сумерках.
   - Что с вами?  -  спросил  Коконнас,  когда  Ла  Моль  остановился  перед
старинным замком, со священным трепетом разглядывая  представшие  его  взору
подъемные мосты, узкие окна и островерхие башенки.
   - Право, и сам не знаю: у меня вдруг забилось сердце, - ответил Ла  Моль.
- Я ведь не так уж  робок,  но  почему-то  этот  дворец  представляется  мне
мрачным и, по правде говоря, страшным.
   - А я, - сказал Коконнас, - не знаю отчего, на редкость весел. Вот только
костюм у меня подгулял, - заметил он, оглядывая свое дорожное платье.  -  Да
это пустяки!  Зато  вид  бравый.  Да  и  приказ  предписывает  мне  быстроту
исполнения. А раз я выполняю его точно, значит, буду принят хорошо.
   И оба молодых  человека  пошли  дальше,  настроенные  по-разному,  каждый
соответственно тому чувству, о котором он говорил.
   Лувр охранялся строго, и, видимо, количество постов удвоили. Сначала  это
обстоятельство смутило путешественников. Но Коконнас,  уже  заметивший,  что
имя герцога де Гиза действует на парижан  магически,  подошел  к  одному  из
часовых и, упомянув это всемогущее имя, спросил, не может ли  оно  дать  ему
свободный проход в Лувр.
   Это-имя, казалось, произвело обычное действие, однако часовой  спросил  у
Коконнаса, знает ли он пароль.
   Пьемонтец вынужден был сказать, что не знает.
   - Тогда ступайте прочь, дорогой дворянин, - ответил часовой.
   В эту  минуту  какой-то  человек,  беседовавший  с  офицером  охраны,  но
слышавший просьбу Коконнаса, прервал разговор и подошел к Коконнасу.
   - Што фам укотно от херцог де Гиз? - спросил он.
   - Мне угодно поговорить с ним, - с улыбкой ответил Коконнас.
   - Невосможно! Херцог у короля.
   - Но я получил письменное приглашение в Париж.
   - А-а! У фас есть письменный приклашений?
   - Да, и я приехал издалека.
   - А-а! Фы приехали исталека?
   - Я из Пьемонта.
   - Карошо, карошо! Это тругой тело. А фаш имя?
   - Граф Аннибал де Коконнас.
   - Карошо, карошо! Тайте фаш письм.
   "Честное слово,  прелюбезный  человек!  -  сказал  себе  Ла  Моль.  -  Не
посчастливится  ли  и  мне  найти  такого  же,   чтобы   пройти   к   королю
Наваррскому?".
   - Так тавайте фаш письм, - продолжал немецкий дворянин, протягивая руку к
Коконнасу, стоявшему в нерешительности.
   - Черт побери! Я не  знаю,  имею  ли  я  право...  -  отвечал  пьемонтец,
недоверчивый по своей полуитальянской природе. - Я не имею чести знать вас.
   - Я Пэм, я шелофек херцога де Гиз.
   - Пэм, - пробормотал Коконнас. - Такого имени я не слышал.
   - Это господин Бэм, мой командир, - вмешался часовой. - Вас сбило с толку
его произношение. Отдайте ему письмо, я за него ручаюсь.
   - Ах, господин Бэм! - воскликнул Коконнас. - Как же мне не знать вас!  Ну
конечно, я имею это удовольствие! Вот мое письмо. Простите, что я колебался,
но без этого нельзя, если хочешь выполнить свой долг.
   - Карошо, карошо, не нато извинять сепя.
   Ла Моль подошел к немцу и обратился с просьбой:
   - Сударь, раз уж вы так любезны, не  возьметесь  ли  вы  передать  и  мое
письмо, вместе с письмом моего товарища?
   - Как фаш имя?
   - Граф Лерак де Ла Моль.
   - Граф Лерак де Ла Моль?
   - Да.
   - Такой не спаю.
   - Неудивительно, что я не имею чести быть вам знакомым, я  не  здешний  и
так же, как граф де Коконнас, приехал издалека только сегодня вечером.
   - А откута фы приехал?
   - Из Прованса.
   - С один письм?
   - Да, с письмом.
   - К херцог де Гиз?
   - Нет, к его величеству королю Наваррскому.
   - Я не слушу у король Нафаррский, - холодно ответил  Бэм,  -  я  не  могу
перетафать фаш письм.
   Бэм отошел от Ла Моля и, войдя в Луврские ворота, сделал  знак  Коконнасу
следовать за собой.
   Ла Моль остался в одиночестве.
   В ту же минуту из соседних Луврских ворот выехал отряд всадников -  около
ста человек.
   - Ага, вот и де  Муи  со  своими  гугенотами,  -  сказал  часовой  своему
товарищу. - Они  сияют:  король  обещал  им  казнить  того,  кто  стрелял  в
адмирала, а так как этот парень убил и отца де  Муи,  то  сын  одним  ударом
отомстит за обоих.
   - Простите, - обратился Ла Моль к солдату, - ведь вы,  кажется,  сказали,
что этот офицер - господин де Муи?
   - Совершенно верно.
   - И что сопровождающие - это...
   - Нечестивцы, сказал я.
   - Благодарю, - ответил Ла Моль, как будто не слыхав презрительной клички,
которую дал гугенотам часовой. - Мне только это и надо было знать.
   Сказавши это, он подошел к командиру всадников.
   - Сударь, - сказал Ла Моль, - я сейчас узнал, что вы - господин де Муи.
   - Да, сударь, - учтиво ответил командир.
   - Ваше имя, хорошо известное всем, исповедующим  протестантскую  религию,
дает мне смелость обратиться к вам с просьбой оказать мне услугу.
   - Какую, сударь? Но сначала - с кем имею честь говорить?
   - С графом Лераком де Ла Моль. Молодые люди обменялись поклонами.
   - Слушаю вас, сударь, - сказал де Муи.
   - Сударь, я прибыл из Экса с письмом от господина  Д'Ориака,  губернатора
Прованса. Письмо адресовано короли" Наваррскому и заключает в себе важные  и
спешные известия... Каким образом я мог бы передать письмо? Как мне пройти в
Лувр?
   - Пройти в Лувр - это проще простого, сударь, - отвечал де Муи,  -  но  я
боюсь, что король Наваррский сейчас очень занят и не сможет вас принять. Ну,
не беда, пойдемте со мной, если хотите, и я доведу  вас  до  его  покоев,  а
дальше уж как хотите.
   - Тысяча благодарностей!
   - Идемте, сударь, - сказал де Муи.
   Де Муи спешился, бросил поводья своему лакею, подошел к  воротам,  назвал
себя часовому, провел Ла Моля в  замок  и,  отворив  дверь  в  покои  короля
Наваррского, сказал:
   - Входите и узнайте сами, сударь.
   Затем поклонился Ла Молю и удалился.
   Оставшись в одиночестве, Ла Моль огляделся.
   Передняя была пуста, одна из внутренних дверей отворена.
   Ла Моль сделал несколько шагов и очутился в коридоре.
   Он стучал и звал, но никто не откликался. Полнейшая тишина царила в  этой
части Лувра.
   "А мне еще говорили про строгий этикет! -  подумал  он.  -  Да  по  этому
дворцу можно разгуливать, как по городской площади!".
   Он позвал еще раз, но с тем же успехом.
   "Что ж, пойдем прямо, - подумал он,  -  в  конце  концов  кого-нибудь  да
встречу".
   Он пошел по коридору; везде было темно.
   Вдруг в  противоположном  конце  коридора  отворилась  дверь,  на  пороге
появились два пажа  с  канделябрами  и  осветили  стройную  фигуру  женщины,
величавой и поразительно красивой.
   Свет упал прямо на Ла Моля - тот замер на месте.
   Женщина, увидав Ла Моля, тоже остановилась.
   - Что вам угодно, сударь? - спросила она, и голос  ее  прозвучал  в  ушах
молодого человека дивной музыкой.
   - Сударыня, прошу извинить меня,  -  сказал  Ла  Моль,  потупив  взор.  -
Господин де Муи был так любезен, что  привел  меня  сюда,  а  я  ищу  короля
Наваррского.
   - Его величества здесь нет, сударь; по-моему, он у  шурина.  Но  раз  его
нет, ведь вы могли бы передать королеве...
   - Конечно, мог бы, сударыня, если бы кто-нибудь соблаговолил  представить
меня ей.
   - Вы перед ней, сударь.
   - Как?! - воскликнул Ла Моль.
   - Я  королева  Наваррская,  -  сказала  Маргарита.  Ла  Моль  так  сильно
вздрогнул от растерянности и от испуга, что королева улыбнулась:
   - Сударь, говорите скорее, - сказала она, - меня ждут у королевы-матери.
   - Ваше величество, если вас ждут, разрешите мне удалиться - сейчас я не в
силах говорить. Я не могу собраться с мыслями - я ослеплен вами.  Я  уже  не
думаю, я только восхищаюсь.
   Во всем обаянии своей прелести и красоты  Маргарита  подошла  к  молодому
человеку, невольно оказавшемуся утонченным придворным льстецом.
   - Придите в себя, сударь