остаточно,  чтобы  оказаться  в
полной безопасности.
   - В конце концов это мог быть и не де Муи, - сказал герцог Алансонский.
   - Вы так думаете? - спросил Генрих.
   - Да. Ведь этот человек скрылся  так  быстро,  что  заметили  только  его
вишневый плащ.
   - В самом деле, - сказал Генрих, - этот  вишневый  плащ  скорее  подходит
какому-нибудь дамскому угоднику, чем солдату. Никому и в  голову  не  придет
заподозрить, что под вишневым плащом скрывается де Муи.
   - Да, - согласился герцог, - если кого и  заподозрят,  так  скорее  уж...
Герцог запнулся.
   - ..так уж скорее Ла Моля, - подхватил Генрих.
   - Разумеется! Я и сам, глядя на бегущего, подумал было, что это Ла Моль.
   - Ах, и вы так подумали? Тогда вполне возможно, что это и впрямь  был  Ла
Моль.
   - А он ничего не знает? - спросил герцог Алансонский.
   - Ровно ничего, во всяком случае, ничего важного, - ответил Генрих.
   - Брат мой, - сказал герцог, - теперь я уверен, что это был он.
   - Черт возьми! -  сказал  Генрих.  -  Если  так,  то  это  очень  огорчит
королеву: она принимает в нем большое участие.
   - Вы говорите, участие? - переспросил озадаченный герцог.
   - Конечно. Разве вы забыли,  Франсуа,  что  вам  рекомендовала  его  ваша
сестра?
   - Верно, - глухим голосом ответил герцог. - Потому мне  и  хотелось  быть
ему полезным, а доказательством служит то,  что  я,  опасаясь,  как  бы  его
вишневый плащ не навлек на него подозрений, поднялся к чему и  унес  плащ  к
себе.
   - Что ж, это очень умно, - заявил Генрих. - Теперь я  мог  бы  не  только
побиться об заклад, но даже поклясться, что это был Ла Моль.
   - Даже на суде? - спросил Франсуа.
   - Ну конечно, -  ответил  Генрих.  -  Наверное,  он  приходил  ко  мне  с
каким-нибудь поручением от Маргариты.
   - Если бы я был уверен, что могу опереться на ваше свидетельство, я  даже
выступил бы против него как обвинитель, - сказал герцог Алансонский.
   - Если вы, брат мой, выступите с обвинением, то вы понимаете,  что  я  не
стану вас опровергать.
   - А королева? - спросил герцог Алансонский.
   - Ах да! Королева!
   - Надо узнать, как поведет себя она.
   - Это я беру на себя.
   - А знаете, ей, пожалуй, выгодно будет поддержать нас. Ведь этот  молодой
человек приобретет теперь громкую славу храбреца, и слава эта обойдется  ему
очень дешево, - он купит ее в кредит. Правда, возможно и то, что  она  будет
стоить ему вместе с процентами и всего капитала.
   - Ничего не поделаешь, черт побери! - заметил Генрих. - Ничто  не  дается
даром в этом мире.
   С улыбкой помахав герцогу Алансонскому рукой, он осторожно высунул голову
в коридор; убедившись, что никто их не подслушивал, он  быстро  проскользнул
на потайную лесенку, которая вела в покои Маргариты.
   Королева Наваррская была  взволнована  не  меньше  мужа.  Ночная  вылазка
против нее и герцогини Неверской,  затеянная  королем,  герцогом  Анжуйским,
герцогом  де  Гизом  и  Генрихом,  которого  она  тоже  узнала,  сильно   ее
встревожила. Несомненно, у них не было никаких улик против нее;  привратник,
которого отвязали от решетки Ла Моль и Коконнас, уверял, что не промолвил ни
слова. Но четыре высоких особы, которым два простых дворянина -  Ла  Моль  и
Коконнас - оказали сопротивление, свернули  со  своей  дороги  не  случайно,
прекрасно зная,  зачем  они  свернули.  Остаток  ночи  Маргарита  провела  у
герцогини Неверской и вернулась в Лувр на рассвете. Она легла в постель,  но
не заснула: она вздрагивала при малейшем шуме.
   В мучительной тревоге Маргарита вдруг услышала стук в потайную  дверь  и,
узнав от Жийоны, пришел, велела впустить посетителя.
   Генрих остановился на пороге; он нисколько не  походил  на  оскорбленного
мужа - на его тонких губах играла его обычная улыбка и  ни  один  мускул  на
лице не выдавал того страшного волнения, которое он пережил несколько  минут
назад.
   Глазами он как бы спрашивал Маргариту, не позволит ли она ему остаться  с
ней наедине. Маргарита поняла взгляд мужа и сделала Жийоне знак уйти.
   - Я знаю, как вы привязаны к вашим  друзьям,  я  боюсь,  что  принес  вам
неприятное известие, - заговорил Генрих.
   - Какое, сударь? - спросила Маргарита.
   - Один из самых милых наших людей сильно скомпрометирован.
   - Кто же это?
   - Милейший граф де Ла Моль.
   - Граф де Ла Моль скомпрометирован! Чем же?
   - Как участник событий минувшей ночи. Несмотря на умение  владеть  собой,
Маргарита покраснела, но в конце концов пересилила себя.
   - Каких событий? - спросила она.
   - Как? Неужели вы не слыхали  страшного  шума,  какой  поднялся  в  Лувре
ночью? - спросил Генрих.
   - Нет.
   - С чем вас и поздравляю, - с очаровательным простодушием сказал  Генрих,
- это говорит о том, как крепко вы спите.
   - А что же здесь произошло?
   - А то, что наша добрая матушка  приказала  Морвелю  и  шести  стражникам
арестовать меня.
   - Вас? Вас?!
   - Да, меня.
   - Но на каком же основании?
   - Кто может знать основания, которыми руководствуется столь глубокий  ум,
как ум вашей матушки? Я их уважаю, но не знаю.
   - Так вы не ночевали дома?
   - Нет, но, по правде говоря, случайно. Вы угадали, я не был дома. Вечером
король пригласил меня пойти с ним в город, но пока меня не  было  дома,  там
был Другой человек.
   - Кто же этот человек?
   - По-видимому, граф де Ла Моль.
   - Граф де Ла Моль? - с изумлением переспросила Маргарита.
   - Черт возьми! Экий молодец этот малыш-провансалец! - продолжал Генрих. -
Представьте себе, он ранил Морвеля и убил двух стражников!
   - Ранил Морвеля и убил двух стражников? Быть не может!
   - Как? Вы сомневаетесь в его храбрости?
   - Нет, я только говорю, что де Ла Моль не мог быть у вас.
   - Почему же он не мог быть у меня?
   - Да потому, что.., потому что.., он  был  в  другом  месте,  -  смущенно
ответила Маргарита.
   - А-а! Если он может доказать свое алиби - тогда дело  другое,  -  сказал
Генрих. - Он просто скажет, где он был, и вопрос будет исчерпан.
   - Где он был? - в смятении повторила Маргарита.
   - Ну да!.. Сегодня его арестуют и допросят. К сожалению, против него есть
улики...
   - Улики! Какие же?
   - Человек, оказавший такое отчаянное сопротивление, был в вишневом плаще.
   - Да, такого плаща нет ни у кого, кроме Ла Моля.., хотя я знаю и  другого
человека...
   - Конечно, знаете, я тоже... Но вот что получится: если у меня в  спальне
был не Ла Моль, значит, это был другой человек в таком же вишневом плаще.  А
ведь вы знаете, кто это?
   - Боже мой!
   - Вот где наш подводный камень! Вы его видите так же  хорошо,  как  я,  -
доказательством тому ваше волнение.  А  потому  потолкуем  теперь  так,  как
говорят люди о самой желанной в мире вещи  -  о  престоле..,  и..,  о  самом
драгоценном благе - о своей жизни... Если арестуют де Муи - мы погибли!
   - Я понимаю.
   - А де Ла Моль никого не скомпрометирует, если только вы не считаете  его
способным сочинить какую-нибудь сказку. Ну,  положим,  он  скажет,  что  был
где-то с дамами.., почем я знаю?
   - Если вы опасаетесь только этого, - отвечала Маргарита, - то можете быть
спокойны.., он ничего не скажет.
   - Вот как! - сказал Генрих. - Ничего не скажет, даже  если  ему  придется
заплатить за молчание смертью?
   - Не скажет.
   - Вы уверены?
   - Ручаюсь.
   - Значит, все складывается к лучшему, - вставая, сказал Генрих.
   - Вы уходите? - с волнением спросила Маргарита.
   - Ну конечно! Я сказал все, что хотел.
   - А вы идете...
   - Постарайтесь избавить всех нас от  беды,  в  которую  нас  втянул  этот
сорванец в вишневом плаще.
   - Боже мой! Боже мой! Бедный юноша! - ломая  руки,  горестно  воскликнула
Маргарита.
   - Этот милый Ла Моль в самом деле очень услужлив, - уходя, сказал Генрих.
Глава 9

ПОЯСОК КОРОЛЕВЫ-МАТЕРИ

   Карл  вернулся  домой  в   прекрасном   расположении   духа,   но   после
десятиминутного разговора с матерью можно было подумать, что свою  бледность
и свой гнев она передала сыну, а его веселость взяла себе.
   - Ла Моль, Ла Моль! - повторял Карл. - Надо  вызвать  Генриха  и  герцога
Алансонского. Генриха - потому, что  этот  молодой  человек  был  гугенотом;
герцога Алансонского - потому, что Ла Моль состоит у него на службе.
   - Что ж, сын мой, позовите их, если хотите, но вы ничего  не  узнаете.  Я
боюсь, что Генрих и Франсуа связаны  друг  с  другом  теснее,  чем  кажется.
Допрашивать их - это только возбуждать у них подозрения; я  думаю,  было  бы
лучше какое-нибудь долгое и надежное испытание,  рас  тянутое  на  несколько
дней. Если вы, сын мой, дадите виновным вздохнуть свободно, если вы оставите
их в заблуждении, что им удалось обмануть вашу бдительность, тогда,  осмелев
и торжествуя, они предоставят вам более удобный случай строго наказать их, и
тут-то мы все и узнаем.
   Карл в нерешительности ходил по комнате, стараясь  избавиться  от  гнева,
как лошадь от удил, и судорожно сжатой рукой хватался за  сердце,  ужаленное
подозрением.
   - Нет, нет, - сказал он наконец, - не стану я ждать! Вы не понимаете, что
значит ждать, когда чувствуешь, что тебя окружают призраки. Кроме того,  все
эти щеголи наглеют день ото дня: ночью двое каких-то дамских угодников имели
дерзость оказать нам сопротивление и бунтовать против нас!..  Если  Ла  Моль
невиновен - тем лучше для него, но я был бы не  прочь  узнать,  где  он  был
ночью, когда  мою  стражу  избивали  в  Лувре,  а  меня  избивали  на  улице
Клош-Персе. Пусть позовут ко  мне  сначала  герцога  Алансонского,  а  потом
Генриха: я хочу допросить их порознь. А вы можете остаться здесь, матушка.
   Екатерина  села.  При  таком  остром  уме,  каким  обладала  она,   любое
обстоятельство, повернутое ее могучей рукой, могло привести ее к цели, хотя,
казалось бы, оно не имеет отношения к делу. Любой удар или производит  звук,
или высекает искру. Звук указывает направление, искра светит.
   Вошел герцог Алансонский. Разговор с Генрихом Наваррским подготовил его к
предстоящему объяснению, и он был сравнительно спокоен.
   Все его ответы были вполне точны. Мать приказала ему не выходить из своих
покоев, а потому он ровно ничего не знает о ночных событиях. Но так как  его
покои выходят в тот же коридор,  что  и  покои  короля  Наваррского,  то  он
сначала уловил звук, похожий на звук отпираемой двери, потом - ругательства,
потом - выстрелы. Только  тогда  он  осмелился  приоткрыть  дверь  и  увидел
бегущего человека в вишневом плаще.
   Карл с матерью переглянулись.
   - В вишневом плаще? - переспросил король.
   - В вишневом плаще, - повторил герцог Алансонский.
   - А этот вишневый плащ не вызывает у вас никаких подозрений?
   Герцог  Алансонский  собрал  все   силы,   чтобы   ответить   как   можно
естественнее.
   - Должен признаться вашему величеству: на первый взгляд  мне  показалось,
что это плащ одного из моих дворян, - ответил он.
   - А как зовут этого дворянина?
   - Де Ла Моль.
   - А почему же этот де Ла Моль не  был  при  вас,  как  того  требует  его
должность?
   - Я отпустил его, - ответил герцог.
   - Хорошо! Идите! - сказал Карл. Герцог Алансонский направился  к  той  же
двери, в которую вошел.
   - Нет, не сюда, - сказал Карл, - а вон туда.  И  он  указал  на  дверь  в
комнату кормилицы. Карл не хотел, чтобы Франсуа и Генрих встретились. Он  не
знал, что они виделись; правда, то была одна минута,  но  этой  минуты  было
достаточно, чтобы зять и шурин согласовали свои действия...
   Когда герцог вышел, по знаку  Карла  впустили  Генриха.  Генрих  не  стал
ждать, чтобы Карл начал его допрашивать.
   - Ваше величество, - заговорил он, - вы хорошо сделали,  что  послали  за
мной, я и сам собирался идти к вам просить вас о правосудии.
   Карл нахмурил брови.
   - Да, о правосудии, - повторил Генрих. -  Начну  с  благодарности  вашему
величеству за то, что вечером вы взяли меня с собой; теперь я знаю,  что  вы
спасли мне жизнь. Но что я сделал? За что хотели меня убить?
   - Не убить, - поспешно сказала Екатерина, - а арестовать.
   - Пусть - арестовать, - ответил Генрих. - Но за какое преступление?  Если
я в чем-нибудь виновен, то виновен утром  так  же,  как  был  виновен  вчера
вечером. Государь, скажите мне, какое преступление я совершил?
   Карл, не зная, что ответить, посмотрел на мать.
   - Сын мой, - вступила в разговор Екатерина, - у вас бывают подозрительные
люди.
   - Допустим, - сказал Генрих. - И эти подозрительные люди компрометируют и
меня, не так ли, ваше величество?
   - Да, Генрих.
   - Назовите же мне их! Назовите! Устройте мне с ними очную ставку!
   - Верно! - заметил Карл. - Анрио имеет право требовать объяснений.
   - Я этого и требую! -  продолжал  Генрих,  чувствуя  преимущество  своего
положения и стремясь им воспользоваться. - Этого я и требую у моего  доброго
брата Карла и у моей доброй матушки Екатерины. Разве я не был хорошим  мужем
с тех пор, как женился на Маргарите? Спросите  Маргариту.  Разве  я  не  был
правоверным католиком? Спросите моего духовника.  Разве  я  не  был  любящим
родственником? Спросите всех, кто присутствовал на вчерашней охоте.
   - Да, это правда, Анрио, - сказал король, - но все же говорят, что  вы  в
заговоре.
   - Против кого?
   - Против меня.
   - Государь, если бы я вступил в  заговор  против  вас,  мне  осталось  бы
только предоставить  событиям  идти  своим  чередом,  когда  ваша  лошадь  с
перебитой ногой не могла подняться, а разъяренный кабан набросился  на  ваше
величество.
   - Смерть дьяволу! А ведь он прав, матушка!
   - Но все-таки кто же был у вас ночью?
   - В такие времена, когда отнюдь не каждый осмеливается отвечать за  себя,
я не могу отвечать за других. Я ушел из моих покоев в семь часов вечера, а в
десять мой брат Карл увел меня с собой, и всю ночь я провел с ним. Я не  мог
одновременно быть с его величеством и знать, что происходит у меня в покоях.
   - Это правда, - отвечала Екатерина, - но правда и то, что кто-то из ваших
людей убил двух стражников его величества и ранил де Морвеля.
   - Кто-то из моих людей? - переспросил Генрих.  -  Кто  же  это?  Назовите
его!..
   - Все обвиняют де Ла Моля.
   - Де ла Моль вовсе не мой человек  -  он  состоит  на  службе  у  герцога
Алансонского, которому рекомендовала его ваша дочь.
   - Но, может быть, у тебя все-таки был Ла Моль, Анрио? - спросил Карл.
   - Почем же я знаю, государь? Я не скажу ни "да", ни "нет". Де Ла  Моль  -
человек очень милый, услужливый, всецело преданный королеве  Наваррской,  он
частенько приходит  ко  мне  с  поручениями  то  от  Маргариты,  которой  он
признателен за рекомендацию герцогу Алансонскому, то с поручением от  самого
герцога. Я не могу утверждать, что это был не Ла Моль...
   - Это был он, - сказала Екатерина. - Его узнали по вишневому плащу.
   - А разве у Ла Моля есть вишневый плащ? - спросил Генрих.
   - Да.
   - А  у  того  человека,  который  так  лихо  расправился  с  двумя  моими
стражниками и с Морвелем...
   - ..тоже был вишневый плащ? - перебил короля Генрих.
   - Совершенно верно, - подтвердил Карл.
   - Ничего не могу сказать, - ответил Беарнец. - Но мне кажется, что если у
меня в покоях был не я, а, как вы утверждаете,  Ла  Моль,  то  следовало  бы
вызвать не меня, а Ла Моля и  допросить  его.  Однако,  ваше  величество,  -
продолжал Генрих, - я хочу обратить ваше внимание на одно обстоятельство.
   - На какое?
   - Если бы  я,  видя  приказ,  подписанный  королем,  вместо  того,  чтобы
подчиниться ему, оказал бы сопротивление, я был бы  виновен  и  заслужил  бы
любое наказание. Но ведь это был  не  я,  а  какой-то  незнакомец,  которого
приказ ни в малой мере не касался! Его хотели арестовать незаконно - он стал
защищаться; быть может, защищался он чересчур усердно, но  он  был  в  своем
праве!
   - Однако... - пробормотала Екатерина.
   - Приказ требовал арестовать именно меня? - спросил Генрих.
   - Да, - ответила Екатерина, - и государь подписал его собственноручно.
   - А значилось ли в приказе - в случае, если  меня  не  будет,  арестовать
всякого, кто окажется на моем месте?
   - Нет, - ответила Екатерина.
   - В таком случае, - продолжал  Генрих,  -  до  тех  пор,  пока  не  будет
доказано, что я заговорщик, а человек, находившийся у меня  в  комнате,  мой
сообщник, - этот человек невиновен.
   С этими словами он повернулся к Карлу IX.
   - Государь, я никуда не выйду из Лувра, - обратился к нему  Генрих.  -  Я
даже  готов  по  одному  слову  вашего  величества   отправиться   в   любую
государственную тюрьму, в какую вам будет угодно меня направить. Но пока  не
будет доказано противного, я имею право назвать себя, и я себя называю самым
верным слугой, верноподданным и братом вашего величества!
   И тут Генрих с таким достоинством,  какого  в  нем  доселе  не  замечали,
поклонился Карлу и удалился.
   - Браво, Анрио! - сказал Карл, когда король Наваррский вышел.
   - Браво? За то, что он вас высек? - заметила Екатерина.
   - А почему бы мне не аплодировать? Разве я не говорю "браво", когда мы  с
ним  фехтуем,  и  он  наносит  мне   удары?   Матушка,   вы   напрасно   так
пренебрежительно отнеситесь к этому молодцу.
   - Сын мой, - ответила Екатерина, - я не пренебрежительно отношусь к нему,
я его боюсь.
   - И это напрасно, матушка! Анрио мне друг, и, как он справедливо заметил,
если бы он составлял против меня заговор, он  дал  бы  кабану  сделать  свое
дело.
   - Да, чтобы его личный враг, герцог Анжуйский, стал французским  королем?
- спросила Екатерина.
   - Матушка, не все ли равно, по какой причине Анрио  спас  мне  жизнь?  Он
спас меня - вот что самое важное! И - смерть всем чертям!  -  я  не  позволю
огорчать его. Что же касается Ла Моля, то я сам поговорю о  нем  с  герцогом
Алансонским, у которого он служит.
   Этими словами Карл IX предлагал  матери  удалиться.  Она  вышла,  пытаясь
придать определенную форму своим смутным подозрениям.
   Ла Моль, из-за своей незначительности, был непригоден для ее целей.
   У себя Екатерина застала Маргариту - та ждала ее.
   - А-а! Это вы, дочь моя! - сказала  она.  -  Я  посылала  за  вами  вчера
вечером.
   - Я знаю, но меня не было дома.
   - А утром?
   - Утром я пришла сказать вашему величеству, что вы собираетесь  совершить
величайшую несправедливость.
   - Какую?
   - Вы собираетесь арестовать графа де Ла Моля?
   - Вы ошибаетесь, дочь моя! Я никого не арестовываю -  приказы  об  аресте
отдает король, а не я.
   - Не будем играть словами, когда речь идет о  таком  серьезном  деле!  Ла
Моля арестуют, ведь так?
   - Весьма вероятно.
   - По обвинению в том, что сегодня ночью он  находился  в  спальне  короля
Наваррского, убил двух стражников и ранил Морвеля?
   - Да, его обвиняют в этом преступлении.
   - Его обвиняют в этом несправедливо, - сказала Маргарита, -  де  Ла  Моль
невиновен.
   - Де Ла Моль невиновен? - воскликнула Екатерина, подскочив от  радости  и
поняв, что разговор с Маргаритой прольет свет на эти события.
   - Да, невиновен! - повторила Маргарита. - И не может быть виновен, потому
что он был не у короля.
   - А где же он был?
   - У меня, ваше величество.
   - У вас?!
   - Да, у меня.
   За такое признание принцессы крови Екатерина должна была бы испепелить ее
грозным взглядом, но она только скрестила руки на поясе.
   - И если... - после минутного молчания сказала Екатерина, -  если  де  Ла
Моля арестуют и допросят...
   - ..он скажет, где и с кем он был, - ответила Маргарита, хотя была твердо
уверена в противном.
   - Если так, вы правы, дочь моя: де Ла Моля арестовать нельзя.
   Маргарита вздрогнула: ей показалось, что в тоне, каким ее мать произнесла
эти слова, заключался таинственный и  страшный  смысл,  но  ей  нечего  было
сказать, ибо просьба ее была удовлетворена.
   - Но если у короля был не де Ла Моль, - сказала Екатерина, - значит,  там
был кто-то другой? Маргарита промолчала.
   - Вы не знаете, кто этот другой, дочь моя