Когда Генрих Наваррский присоединился к  королю,  Карл  был  занят  столь
интересным  разговором  с  герцогом  Алансонским  о   погоде,   о   возрасте
обложенного кабана-одинца, о месте его лежки, что не заметил или сделал вид,
будто не заметил, что Генрих на некоторое время отстал.
   Маргарита все это время издали наблюдала за обоими, и  ей  казалось,  что
всякий раз, как ее брат-король смотрел на Генриха, в глазах  его  появлялось
смущение.
   Герцогиня Неверская хохотала  до  слез,  потому  что  Коконнас,  особенно
веселый в этот день, беспрестанно отпускал остроты, стараясь насмешить дам.
   Ла Моль уже два раза нашел случай поцеловать  белый  с  золотой  бахромой
шарф Маргариты и сделал это с ловкостью, присущей любовникам, так,  что  его
проделку заметили всего-навсего три-четыре человека.
   В четверть девятого все общество прибыло в Бонди.
   Карл IX первым делом спросил, не ушел ли кабан.
   Обошедший зверя доезжачий ручался, что кабан в лежке.
   Закуска была уже готова. Король выпил  стакан  венгерского,  пригласил  к
столу дам, а сам, сгорая от нетерпения, чтобы убить время, пошел осматривать
псарню и ловчих птиц, приказав не расседлывать его лошадь, ибо, заметил  он,
ему еще не доводилось ездить на такой отличной, такой выносливой лошади.
   Король производил осмотр, а между тем появился  герцог  де  Гиз.  Он  был
вооружен так, как будто ехал не на, охоту,  а  на  войну;  его  сопровождало
двадцать - тридцать дворян в таком же снаряжении. Он тотчас осведомился, где
король, подошел к нему и вернулся вместе с ним, продолжая какой-то разговор.
   Ровно в девять часов король сам протрубил сигнал "набрасывать" собак, все
сели на лошадей и поехали к месту охоты.
   Улучив по дороге удобную минуту, Генрих опять подъехал к жене.
   - Что нового? - спросил он.
   -  Ничего,  кроме  того,  что  мой  брат  Карл  как-то  странно  на   вас
посматривает, - ответила Маргарита.
   - Я это заметил, - сказал Генрих.
   - А вы приняли меры предосторожности?
   - На мне кольчуга, отличный  испанский  охотничий  нож,  отточенный,  как
бритва, острый, как игла, - я протыкаю им дублоны.
   - Ну, да хранит вас Бог! - сказала Маргарита. Доезжачий, ехавший во главе
охоты, дал знак остановиться; охота подъехала к лежке.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава 1

МОРВЕЛЬ

   В то время как вся эта молодежь, веселая и беззаботная, по крайней мере с
виду, неслась золотистым вихрем по дороге на  Бонди,  Екатерина,  свернув  в
трубку драгоценный приказ, только что подписанный Карлом, приказала ввести к
себе в кабинет человека, которому несколько дней назад  командир  ее  охраны
отослал письмо на улицу Серизе  близ  Арсенала.  Широкая  тафтяная  повязка,
похожая на траурную ленту, скрывала один глаз этого  человека,  оставляя  на
виду другой глаз, горбинку ястребиного  носа  меж  двух  выпиравших  скул  и
покрытую седеющей бородкой нижнюю часть лица. На  нем  был  длинный  плотный
плащ, под которым, видимо, скрывался  целый  арсенал.  Кроме  того,  вопреки
обычаю являться ко двору без оружия, на боку у  него  висела  боевая  шпага,
длинная и широкая, с двойной гардой. Одна  рука  все  время  скрывалась  под
плащом, нащупывая рукоять кинжала.
   - А-а, вот и вы, сударь! - сказала королева-мать, усаживаясь в кресло.  -
Вы, конечно, помните, что после святого Варфоломея,  когда  вы  оказали  нам
бесценные услуги, я обещала,  что  не  оставлю  вас  в  бездействии.  Случай
представился, или вернее, его предоставляю вам я. Поблагодарите же меня!
   - Покорнейше вас благодарю, ваше  величество,  -  раболепно,  но  не  без
наглости, ответил человек с черной повязкой.
   - Воспользуйтесь этим случаем, сударь,  -  второй  такой  случай  вам  не
представится.
   - Ваше величество, я жду.., только, судя по началу, я опасаюсь...
   - Что дело не очень громкое? Не такое, до каких охотники те,  кто  желает
выдвинуться? Однако это такое  поручение,  что  вам  могли  бы  позавидовать
Таванн и даже Гизы.
   - Сударыня, поверьте мне: каково бы оно ни было, я  весь  в  распоряжении
вашего величество, - отвечал Екатерине ее собеседник.
   - В таком случае  прочтите,  -  протягивая  королевский  приказ,  сказала
Екатерина.
   Человек пробежал его глазами и побледнел.
   - Как! Арестовать короля Наваррского?! - воскликнул он.
   - Что же тут необыкновенного? -  Но  ведь  короля,  сударыня!  По  правде
говоря, я думаю.., я считаю, что для этого я дворянин недостаточно  знатного
рода.
   - Мое доверие, господин  де  Морвель,  делает  вас  первым  в  ряду  моих
придворных дворян, - ответила Екатерина.
   - Приношу глубокую благодарность вашему величеству,  -  сказал  убийца  с
волнением, в котором чувствовалось колебание.
   - Так вы исполните это поручение?
   - Раз вы, ваше величество, приказываете, мой долг повиноваться.
   - Да, я приказываю.
   - Тогда я повинуюсь, - Как вы возьметесь за это дело?
   - Пока не знаю, сударыня, и я очень хотел бы, чтобы вы, ваше  величество,
дали мне указания.
   - Вы боитесь шума?
   - Сознаюсь, да!
   - Возьмите с собой двенадцать человек, а если надо, то и больше.
   - Конечно, ваше величество, я понимаю это как разрешение принять все меры
для того, чтобы успех был обеспечен, за что я вам глубоко признателен. Но  в
каком месте я должен взять короля Наваррского?
   - А какое место вы считаете наиболее подходящим?
   - Если можно, то лучше в таком месте, которое, будучи  местом  священным,
обеспечило бы мне безопасность.
   - Понимаю. В каком-нибудь королевском дворце.., например, в Лувре. Что вы
на это скажете?
   - О, если  бы  вы,  ваше  величество,  позволили,  это  было  бы  великой
милостью!
   - Хорошо, арестуйте его в Лувре.
   - А где именно?
   - У него в комнате. Морвель поклонился.
   - А когда прикажете?
   - Сегодня вечером или лучше ночью.
   - Будет исполнено, ваше величество. А теперь соблаговолите дать  мне  еще
некоторые указания.
   - Какие?
   - Я имею в виду уважение к титулу...
   - Уважение... Титул!.. - повторила Екатерина. - Но разве вам не известно,
сударь, что французский король никому не обязан оказывать уважение  в  своем
королевстве, где ему равных нет?
   Морвель еще раз низко поклонился.
   - И все же, ваше величество, позвольте мне обратиться к вам еще  с  одним
вопросом.
   - Позволяю, сударь.
   - А что, если король Наваррский будет оспаривать подлинность приказа? Это
маловероятно, но...
   - Напротив, сударь, наверное, так и будет.
   - Он будет оспаривать?
   - Вне всякого сомнения.
   - Но тогда он откажется повиноваться?
   - Боюсь, что да.
   - И окажет сопротивление?
   - Наверное.
   - Ах, черт возьми! - произнес Морвель. - Но в таком случае...
   - В каком? - пристально глядя на Морвеля, спросила Екатерина.
   - Как быть в случае, если он окажет сопротивление?
   - А как вы поступаете, когда у вас в руках  королевский  приказ,  другими
словами, когда вы представляете собою короля, а вам сопротивляются?
   - Государыня, - отвечал негодяй,  -  когда  мне  оказана  честь  подобным
приказом и когда я имею дело с простым дворянином, я его убиваю.
   - Я уже сказала вам, сударь, - отвечала Екатерина, - и вы не могли  этого
забыть, что французский король в своем королевстве ни с какими  титулами  не
считается! Иными словами, во  Франции  есть  только  один  король  -  король
французский, а все другие рядом с ним,  даже  люди,  носящие  самый  высокий
титул, - простые дворяне.
   Морвель побледнел: он начинал понимать.
   - Ого! Шутка ли - убить короля Наваррского! - воскликнул он.
   - Кто вам сказал убить?  Где  у  вас  приказ  убить  его?  Королю  угодно
отправить его в Бастилию, и в приказе говорится только об этом. Если он даст
себя арестовать - отлично! Но так как он не даст себя арестовать, так как он
окажет сопротивление, так как он попытается вас убить...
   Морвель снова побледнел.
   - ..вы будете защищаться, - продолжала Екатерина. - Нельзя  же  требовать
от такого храброго человека, как вы, чтобы он дал  себя  убить,  не  пытаясь
защищаться, а при защите ничего не поделаешь! Мало ли что  может  случиться!
Вы меня поняли?
   - Да, государыня, а все-таки...
   - Хорошо, вы хотите, чтобы после слова  "арестовать"  я  приписала  своей
рукой "живого или мертвого"?
   - Признаюсь, это разрешило бы все мои сомнения.
   - если вы думаете, что без этого  исполнить  поручение  нельзя,  придется
приписать.
   Пожав плечами, Екатерина  развернула  приказ  и  приписала:  "живого  или
мертвого".
   - Возьмите, - сказала она. - Теперь вы удовлетворены?
   - Да, государыня, - отвечал Морвель. - Но я прошу вас,  ваше  величество,
предоставить исполнение приказа в полное мое распоряжение.
   - А чем может повредить то, что предложила я?
   - Ваше величество, вы предлагаете мне взять двенадцать человек?
   - Да, для пущей надежности...
   - А я прошу позволения взять только шестерых.
   - Почему?
   - Потому что если с королем Наваррским случится несчастье, - а это весьма
вероятно, - то шестерым легко простят,  так  как  шестеро  боялись  упустить
арестованного, но никто не простит  двенадцати,  что  они  подняли  руку  на
королевское величество раньше, чем потеряли половину своих товарищей.
   - Хорошо королевское величество без королевства, нечего сказать!
   - Королевский титул дается не королевством, а происхождением, -  возразил
Морвель.
   - Ну хорошо! Делайте, как знаете, - сказала Екатерина.  -  Только  должна
вас предупредить, чтобы вы никуда не выходили из Лувра.
   - Но как же я соберу моих людей?
   - У вас, разумеется, есть какой-нибудь сержант; вы  можете  поручить  это
ему.
   - У меня есть слуга; он парень не только верный, но уже помогавший мне  в
такого рода делах.
   - Пошлите за ним и уговоритесь. Ведь вы знаете Оружейную  палату  короля?
Там вам дадут позавтракать; там же вы отдадите приказания.  Само  это  место
укрепит вашу решимость, если она поколебалась. А  потом,  когда  вернется  с
охоты мой сын, вы перейдете  в  мою  молельню  и  там  будете  ждать,  когда
наступит время действовать.
   - А как мне проникнуть в его комнату? Король Наваррский, наверно,  что-то
подозревает - тогда он запрется изнутри.
   - У меня есть запасные ключи от всех дверей, - сказала Екатерина, - а все
задвижки в комнате Генриха сняты. Прощайте, господин де Морвель, до  скорого
свидания! Я прикажу проводить вас в Оружейную палату короля. Да, кстати!  Не
забудьте, что повеление короля должно быть выполнено во что бы то ни стало и
никакие оправдания приняты не будут.  Провал,  даже  неудача  нанесут  ущерб
чести короля - это тяжкий проступок...
   Не давая Морвелю времени  ответить,  Екатерина  позвала  командира  своей
охраны де Нансе и приказала отвести Морвеля в Оружейную палату короля.
   "Черт возьми! - говорил себе Морвель, следуя за своим  проводником.  -  В
делах убийств я иду вверх по иерархической лестнице: от  простого  дворянина
до командующего армией, от него до  адмирала,  от  адмирала  до  короля  без
короны. Кто знает, не доберусь ли я когда-нибудь и до коронованного?".

Глава 2

ОХОТА С ГОНЧИМИ

   Доезжачий, который обошел кабана и поручился королю за то, что  зверь  не
выходил из круга, оказался прав. Как  только  на  след  навели  ищейку,  она
сейчас же подняла кабана, лежавшего в колючих зарослях, и, как определил  по
его следу доезжачий, зверь оказался очень крупным одинцом.
   Кабан взял напрямик и в пятидесяти  шагах  от  короля  перебежал  дорогу,
преследуемый только той ищейкой, которая его и подняла. Немедленно  спустили
со смычка очередную стаю, и двадцать гончих бросились по следу зверя.
   Карл IX страстно любил охоту. Как только  кабан  перебежал  дорогу,  Карл
сейчас же поскакал за ним, трубя "по зрячему";  за  королем  скакали  герцог
Алансонский и Генрих Наваррский, которому Маргарита сделала знак,  чтобы  он
не отставал от короля.
   Все остальные охотники последовали за королем.
   Во времена, когда происходили события, о которых идет  речь,  королевские
леса  не  походили  на  теперешние  охотничьи  парки,  изрезанные  проезжими
дорогами. Тогда леса почти не разрабатывались. Королям еще  не  приходило  в
голову стать коммерсантами и разбить леса на делянки, на строевой лес  и  на
сечи.  Деревья  насаждались  не  учеными  лесоводами,  а  десницей   Божией,
бросавшей семена по воле ветра, и не выстраивались в  шахматном  порядке,  а
росли, где им удобнее, как в девственных лесах Америки. Короче говоря, в  то
время этот лес являлся надежным убежищем для  множества  зверей  -  кабанов,
волков, оленей, - а также для разбойников; всего-навсего двенадцать тропинок
расходились звездными лучами из одной точки - из Бонди, а весь лес  окружала
дорога, подобно тому как обод охватывает спицы колеса.
   Если продолжить это сравнение,  то  ступицу  довольно  точно  представлял
собой единственный перекресток в самом центре леса, служивший  местом  сбора
отбившихся охотников, откуда  они  снова  устремлялись  к  тому  месту,  где
слышались звуки потерянной ими из виду охоты.
   Спустя четверть часа произошло то, что всегда бывает в подобных  случаях:
на  пути  охотников  оказались  непреодолимые  препятствия,  голоса   гончих
заглохли где-то вдалеке, и даже сам король вернулся к перекрестку, по своему
обыкновению ругаясь и проклиная все на свете.
   - Что же это такое? И вы, Алансон, и вы,  Анрио,  тихи  и  смиренны,  как
монашки, идущие за аббатиссой, - говорил он. - Слушайте,  это  не  охота!  У
вас, Франсуа, такой вид, точно вас вынули из сундука, и  от  вас  так  несет
духами, что если вы  проедете  между  моими  гончими  и  зверем,  то  собаки
сколются со следа. Послушайте, Анрио, где ваша рогатина, где аркебуза?
   - Государь, зачем же мне аркебуза? - спросил Генрих. -  Я  знаю,  что  вы
любите сами стрелять по зверю, когда его остановят  гончие.  А  рогатиной  я
владею плохо - у нас в горах рогатины не в ходу, и мы охотимся на медведя  с
одним кинжалом.
   -  Клянусь  смертью,  Генрих,  когда  вы  вернетесь  к  себе  в  Пиренеи,
непременно пришлите мне целый воз живых  медведей!  Наверное,  это  чудесная
охота, когда бьешься один на один со зверем, который может тебя  задушить...
Послушайте! По-моему, это гон. Нет, я ошибся.
   Король взял  рог  и  протрубил  призыв.  Ему  ответило  несколько  рогов.
Внезапно один из доезжачих подал в рог другой сигнал.
   - По зрячему! По зрячему! - крикнул король. Он пустился  вскачь;  за  ним
последовали охотники, собравшиеся по его сигналу.
   Доезжачий не ошибся. Чем дальше скакал король,  тем  явственнее  слышался
гон стаи, состоявшей теперь из шестидесяти собак, так как на зверя  спускали
одну за другой запасные стаи, оказавшиеся там, где  пробегал  кабан.  Король
еще раз "перевидел" зверя и,  пользуясь  тем,  что  здесь  был  чистый  бор,
поскакал за кабаном прямо через лес, трубя в рог изо всех сил.
   Некоторое время вельможи скакали следом за ним. Но король ехал на сильной
лошади и, увлеченный страстью, скакал по таким буеракам и такой чащобе,  что
сначала женщины, потом герцог де Гиз со своими дворянами, а потом  и  король
Наваррский и герцог Алансонский были  вынуждены  отстать  от  него.  Немного
дольше других продержался Таванн, но в конце концов и он отказался от  такой
скачки.
   Все общество, за исключением Карла и нескольких доезжачих, не отстававших
от  короля  из-за  обещанной  награды,   снова   собралось   поблизости   от
перекрестка.
   Король Наваррский и герцог Алансонский стояли вдвоем на длинной  просеке.
В ста шагах от них спешились герцог де Гиз и  его  дворяне.  На  перекрестке
остановились женщины.
   - Честное слово, - сказал  герцог  Алансонский  Генриху,  краешком  глаза
показывая на герцога де Гиза, - у этого человека  с  его  свитой,  увешанной
оружием, такой вид, будто он король. Он даже не удостаивает  взглядом  таких
жалких августейших особ, как мы с вами.
   - А почему он станет обращаться с нами лучше, чем  наши  родственники?  -
ответил Генрих. - Эх, брат мой! Разве мы с  вами  не  пленники  французского
двора, не заложники от нашей партии?
   При этих словах герцог Франсуа  вздрогнул  и  взглянул  на  Генриха  так,
словно хотел вызвать его на дальнейшие объяснения, но Генрих  и  так  сказал
больше, чем это было у него в обычае, и теперь хранил молчание.
   - Что вы хотели сказать, Генрих? - спросил герцог Алансонский,  очевидно,
недовольный тем, что его зять  не  продолжает  разговора,  предоставляя  ему
вступать в объяснения самому.
   - Я хотел сказать, - ответил Генрих, - что  все  эти  хорошо  вооруженные
люди, видимо, получили приказ не выпускать нас из виду и, по всем признакам,
похожи на стражу, готовую задержать двух человек, если те вздумают бежать.
   - Почему бежать? Зачем бежать? - спросил  герцог  Алансонский,  прекрасно
разыгрывая наивное удивление.
   - Под вами, Франсуа, отличный испанский жеребец, - отвечал Генрих,  делая
вид, что меняет тему разговора, но продолжая свою мысль, - я уверен, что  он
может проскакать семь миль в час и  сегодня  до  полудня  сделать  двадцать.
Погода хорошая. Честное слово, меня так и подмывает отдать повод.  Смотрите,
какая там хорошая тропинка! Разве она не соблазняет вас, Франсуа? А  у  меня
зуд даже в шпорах.
   Франсуа не ответил ни слова. Он то краснел, то бледнел и делал  вид,  что
прислушивается, словно стараясь определить, где охота.
   "Известие из Польши сделало свое дело, - подумал Генрих,  -  мой  дорогой
шурин что-то затевает. Ему очень хотелось бы, чтобы бежал я, но я не  побегу
один".
   Едва успел он закончить  свою  мысль,  как  коротким  галопом  проскакала
группа гугенотов, принявших католичество  и  вернувшихся  ко  двору  два-три
месяца тому назад; с  самой  приветливой  улыбкой  они  поклонились  герцогу
Алансонскому и королю Наваррскому.
   Было  очевидно,   что   стоило   герцогу   Алансонскому,   подзадоренному
недвусмысленными намеками Генриха,  сказать  одно  слово  или  сделать  одно
движение, и  тридцать  -  сорок  всадников,  ставших  около  них  как  бы  в
противовес отряду герцога де Гиза, прикрыли бы бегство их обоих,  но  герцог
Франсуа отвернулся и, приставив к губам рог, протрубил сбор.
   В  это   время   вновь   прибывшие   всадники,   вероятно,   думая,   что
нерешительность  герцога  Алансонского  вызвана   присутствием   и   близким
соседством гизаров, незаметно один за другим очутились между свитой  герцога
де Гиза и двумя представителями двух королевских домов и выстроились с таким
тактическим искусством, которое указывало на  привычку  к  боевым  порядкам.
Теперь, чтобы добраться до герцога Алансонского и короля  Наваррского,  надо
было сначала опрокинуть этих всадников, тогда как перед братом короля и  его
зятем до самого горизонта лежал свободный путь.
   Неожиданно в просвете между деревьями появился всадник, которого  до  сих
пор не видели ни Генрих, ни герцог Алансонский. Генрих старался угадать, кто
это такой, но всадник, приподняв шляпу, позволил узнать себя Генриху  -  это
был виконт Тюренн, один из вождей протестантской партии,  находившийся,  как
все думали, в Пуату.
   Виконт осмелился даже сделать знак, прямо говоривший: "Едем?".
   Но Генрих,  внимательно  вглядевшись  в  безразличное  выражение  лица  и
тусклые глаза герцога Алансонского, раза три покачал головой, делая вид, что
ему тесен воротник камзола.
   Это был отрицательный ответ. Виконт понял его, дал шпоры коню и скрылся в
чаще леса.
   В то же мгновение послышался приближающийся лай собак, а  немного  погодя
все увидели, как в дальнем конце просеки пробежал кабан, через минуту  вслед
за ним пронеслись гончие и, наконец, подобно "адскому  охотнику",  проскакал
Карл IX, без шляпы, не отрывая губ от рога и трубя во всю силу своих легких;
за ним следовало четверо доезжачих. Таванн где-то заблудился.
   - Король! - крикнул герцог Алансонский и поскакал по следам.
   Генрих, почувствовав себя увереннее в присутствии своих д