ерял  кинжал.  Он
слабо держался в ножнах и, должно быть, выпал по дороге.
   - Или же вы оставили его у господина де Монсоро, на площади Бастилии,
- сказал Антрагэ, - в таких ножнах, из  которых  вы  не  осмелились  его
вынуть.
   Келюс издал яростное рычание и встал в позицию.
   - Но у него же нет кинжала, господин д'Антрагэ, у него нет кинжала, -
закричал Шико, прибывший в этот момент на поле боя.
   - Тем хуже для него, - сказал Антрагэ, - я тут ни при чем.
   И, вытащив левой рукой свой кинжал, он тоже занял позицию.

Глава 57

ПОЕДИНОК

   Участок земли, на котором должна была произойти эта ужасная  схватка,
был расположен как мы уже видели, в уединенном, укрытом деревьями месте.
   Обычно днем туда заглядывали только  дети,  приходившие  поиграть,  а
ночью - только пьяницы и воры, в поисках ночлега.
   Загородки,  поставленные  барышниками,  как  и   следовало   ожидать,
отстраняли от этого уголка толпу, которая  подобна  речным  волнам:  они
устремляются всегда вдоль  берега  и  останавливаются  или  поворачивают
назад только если наткнутся на какое-нибудь препятствие.
   Прохожие шли вдоль загородок, не останавливаясь.
   К тому же час был очень ранний, да и все, кто  уже  вышел  на  улицу,
спешили к залитому кровью дому Монсоро.
   Шико,  с  бьющимся  сердцем,  хоть  по  натуре  своей  он  о  не  был
чувствителен, уселся впереди лакеев и пажей на деревянные перила.
   Он не любил анжуйцев и ненавидел миньонов, но  и  те  о  другие  были
отважны и молоды, в их жилах текла благородная кровь, которая  с  минуты
на минуту должна была пролиться при ярком свете занявшегося дня.
   Д'Эпернон решил рискнуть и побахвалиться в последний раз.
   - Как! Значит, я внушаю такой страх? - воскликнул он.
   - Замолчите, болтун, - сказал ему Антрагэ.
   - Я в своем праве, - возразил д'Эпернон, - по  условиям,  в  поединке
должно было участвовать восемь человек.
   - Ну-ка, прочь отсюда! -  сказал  выведенный  из  терпения  Рибейрак,
загораживая ему дорогу.
   Д'Эпернон утихомирился и с величественным видом вложил шпагу в ножны.
   - Идите сюда, - сказал Шико, - идите  сюда,  храбрейший  из  храбрых,
иначе вы загубите еще одну пару сапог, как вчера.
   - Что вы такое говорите, господин дурак?
   - Я говорю, что сейчас на земле будет кровь и вам придется ходить  по
ней, как нынче ночью.
   Д'Эпернон побледнел, словно  мертвец.  Вся  его  напускная  храбрость
сразу исчезла при этом убийственном обвинении.
   Он уселся в десяти шагах от Шико, на которого не мог теперь  смотреть
без страха.
   Рибейрак и Шомберг, обменявшись, как  это  было  принято,  поклонами,
сблизились.
   Келюс и Антрагэ, уже стоявшие в позиции, шагнули вперед  и  скрестили
шпаги.
   Можирон и Ливаро, прислонившись спинами к загородкам, делали, стоя на
месте, финты, и каждый подстерегал момент, когда можно  будет  скрестить
шпаги в его излюбленной позиции.
   Бой начался, когда на колокольне святого Павла пробило пять часов.
   Лица  сражающихся  дышали  яростью,  но  их  сжатые   губы,   грозная
бледность, невольная  дрожь  рук  указывали,  что  они  из  осторожности
сдерживают эту ярость и что, вырвавшись на волю, она,  подобно  горячему
коню, наделает много бед.
   В течение нескольких минут,  а  это  -  время  огромное,  шпаги  лишь
скользили одна по другой, звона стали еще не было слышно.
   Не был нанесен ни один удар.
   Рибейрак, устав или, скорее, достаточно прощупал  своего  противника,
опустил руку и застыл в ожидании.
   Шомберг сделал два быстрых шага и нанес ему удар, который был  первой
молнией, вылетевшей из тучи.
   Рибейрак был ранен.
   Кожа его стала иссиня-бледной, из плеча  забила  кровь.  Он  отсрочил
назад, чтобы рассмотреть рану.
   Шомберг хотел было повторить удар, но Рибейрак сделал параду  прим  и
нанес ему удар в бок. Теперь у каждого было по ране.
   - Отдохнем несколько секунд,  если  вы  не  возражаете,  -  предложил
Рибейрак.
   Тем временем схватка между Келюсом и  Антрагэ  тоже  разгорелась.  Но
Келюс, лишившись кинжала, находился в очень невыгодном положении. Он был
вынужден отбивать удары просто левой рукой, а так как она была обнажена,
каждое парирование стоило ему раны.
   Раны были легкими,  но  уже  через  несколько  секунд  вся  его  рука
покрылась кровью.
   Антрагэ, в полном сознании своего преимущества и не менее ловкий, чем
Келюс, парировал с удивительной точностью.
   Он нанес три контрудара, и кровь потекла из трех ран на груди Келюса,
ран, впрочем, не тяжелых.
   При каждом из этих ударов Келюс повторял:
   - Это пустяк.
   Ливаро и Можирон все еще осторожничали.
   Что касается Рибейрака, то, разъярившись  от  боли  и  чувствуя,  что
начинает терять вместе с кровью силы, он бросился на Шомберга.
   Шомберг не отступил ни на шаг и только вытянул вперед шпагу.
   Они нанесли друг другу удары одновременно.
   У Рибейрака была пронзена грудь, у Шомберга - задета шея.
   Смертельно раненный Рибейрак схватился  левой  рукой  за  грудь  и  -
открылся.
   Воспользовавшись этим, Шомберг вторично вонзил в него шпагу.
   Но Рибейрак захватил правой рукой руку противника, а левой всадил ему
в грудь кинжал до самой рукоятки.
   Острый клинок вошел в сердце.
   Шомберг глухо вскрикнул  и  повалился  на  спину,  увлекая  за  собой
Рибейрака, в теле которого еще торчала его шпага.
   Ливаро, увидев, что его друг упал, быстро отскочил назад и побежал  к
нему, преследуемый по пятам Можироном. Опередив  Можирона  на  несколько
шагов, он помог Рибейраку, который пытался избавиться от шпаги Шомберга,
и выдернул эту шпагу из его груди.
   Но затем, когда Можирон настиг  его,  Ливаро  пришлось  защищаться  в
неблагоприятных условиях:  на  скользкой  от  крови  земле,  в  скверной
позиции, при солнце, бьющем прямо в глаза.
   Через секунду колющий удар поразил Ливаро в голову, он выронил  шпагу
и упал на колени.
   Антрагэ сильно теснил Келюса.  Можирон  поспешил  добить  Ливаро  еще
одним колющим ударом. Ливаро рухнул на землю.
   Д'Эпернон издал ликующий крик.
   Келюс и Можирон оказались против одного Антрагэ.  Келюс  был  весь  в
крови, но раны у него были легкие.
   Можирон остался почти невредимым.
   Антрагэ понял всю серьезность положения. Он еще не получил  ни  одной
царапины, но  начинал  уже  чувствовать  усталость.  Однако  момент  был
неподходящий,  чтобы  просить  о  передышке  у  противников,  одного   -
раненого, другого -  разгоряченного  кровавой  схваткой.  Резким  ударом
Антрагэ отбил шпагу  Келюса  и,  воспользовавшись  этим  отводом,  легко
перепрыгнул через загородку.
   Келюс ответил рубящим ударом, но разрубил всего лишь деревянный брус.
   Можирон тут же напал на Антрагэ с фланга. Антрагэ обернулся.
   И в это мгновение Келюс пролез под загородкой.
   - Ему конец, - сказал Шико.
   - Да здравствует король! - закричал д'Эпернон. -  Смелей,  мои  львы!
Смелей!
   - Извольте молчать,  сударь,  -  сказал  Антрагэ.  -  Не  оскорбляйте
человека, который будет драться до последнего дыхания.
   - И того, который еще не умер, - вскричал  Ливаро.  И  в  ту  минуту,
когда никто уже о нем не думал, страшный,  весь  в  крови  и  грязи,  он
поднялся на колени  и  вонзил  свой  кинжал  между  лопатками  Можирона,
который рухнул бездыханным, прошептав:
   - Иисусе Христе! Я убит.
   Ливаро снова  свалился  без  сознания:  предпринятое  усилие  и  гнев
исчерпали последние его силы.
   - Господин де Келюс, - сказал Антрагэ, опуская шпагу,  -  вы  храбрый
человек, сдавайтесь, я предлагаю вам жизнь.
   - А зачем мне сдаваться? - возразил Келюс. - Разве я лежу на земле?
   - Нет. Но на вас места живого нет, а я невредим.
   - Да здравствует король! - крикнул Келюс.  -  У  меня  еще  есть  моя
шпага, сударь.
   И он бросился на  Антрагэ,  тот  отбил  удар,  несмотря  на  всю  его
молниеносность.
   - Нет, сударь, ее у вас больше нет,  -  сказал  Антрагэ,  схватившись
рукой за клинок возле эфеса.
   Он вывернул Келюсу руку,  тот  выпустил  шпагу.  Антрагэ  всего  лишь
слегка обрезал себе палец на левой руке.
   - О! - возопил Келюс. - Шпагу! Шпагу! Как тигр, прыгнул он на Антрагэ
и сжал его в железном объятии.
   Антрагэ, не пытаясь разомкнуть это кольцо, перехватил шпагу  в  левую
руку, а кинжал - в правую, и принялся,  без  остановки  и  куда  попало,
наносить  удары  Келюсу.  При  каждом  ударе  Антрагэ  заливало   кровью
противника, но ничто не могло вынудить Келюса разжать  руки;  на  каждую
рану он отвечал восклицанием:
   - Да здравствует король!
   Он ухитрился даже задержать наносившую удары  руку,  обвиться  вокруг
своего невредимого врага, словно змея, и стиснуть его и руками и ногами.
   Антрагэ почувствовал, что ему не хватает дыхания.
   Он зашатался и упал.
   Но, казалось, все в этот день оборачивалось ему на пользу: упав,  он,
можно сказать, удушил своей тяжестью несчастного Келюса.
   -  Да  здравствует  ко...  -  прошептал  Келюс  в   агонии.   Антрагэ
высвободился наконец из его объятий, приподнялся на одной руке  и  нанес
Келюсу последний удар прямо в грудь.
   - Получай, - сказал Антрагэ, - теперь ты доволен?
   - Да здрав... - выговорил Келюс уже с полузакрывшимися глазами.
   Все было кончено. Безмолвие и ужас смерти воцарились на поле боя.
   Антрагэ поднялся на ноги, весь  покрытый  кровью,  по  кровью  своего
противника. У него же самого, как мы уже  сказали,  был  лишь  небольшой
порез на руке.
   Испуганный д'Эпернон осенил себя крестным знамением и бросился  прочь
оттуда, словно преследуемый страшным призраком.
   Антрагэ обвел взглядом своих друзей и врагов,  мертвых  и  умирающих.
Так, должно быть, глядел Гораций на поле битвы, решившей судьбы Рима.
   Шико подбежал к Келюсу, у которого кровь текла из девятнадцати ран, и
приподнял его.
   Движение вернуло Келюса к жизни.
   Он открыл глаза.
   - Антрагэ, честью клянусь, - сказал он,  -  я  не  виновен  в  смерти
Бюсси.
   - О! Я верю вам, сударь, - произнес тронутый Антрагэ, - я вам верю.
   - Бегите, - прошептал Келюс, - бегите. Король вам не простит.
   - Я не оставлю вас так, сударь, - сказал Антрагэ, - даже под  угрозой
эшафота.
   - Бегите, молодой человек, - сказал Шико, - не  искушайте  бога.  Вас
спасло чудо, не требуйте двух чудес за один день.
   Антрагэ подошел к Рибейраку, тот еще дышал.
   - Ну что? - спросил Рибейрак.
   - Мы победили, - ответил Антрагэ тихо, чтобы но оскорбить Келюса.
   - Благодарю, - сказал Рибейрак. - Уходи.
   И он снова потерял сознание.
   Антрагэ подобрал свою шпагу, которую выронил во время борьбы, а затем
- шпаги Келюса, Шомберга и Можирона.
   - Прикончите меня, сударь, - сказал Келюс, -  или  оставьте  мне  мою
шпагу.
   - Вот она, граф, - сказал Антрагэ, с поклоном, исполненным  уважения,
протянув Келюсу шпагу. На глазах раненого блеснула слеза.
   - Мы могли бы стать друзьями, - прошептал он. -Антрагэ  протянул  ему
руку.
   - Добро! - сказал Шико. - Это воистину по-рыцарски. Но беги, Антрагэ,
ты стоишь того, чтобы жить.
   - А мои товарищи? - спросил молодой человек.
   - Я о них позабочусь так же, как о друзьях  короля.  Антрагэ  накинул
плащ, который подал ему  стремянный,  закутался,  чтобы  не  было  видно
покрывшей его крови, и, оставив мертвых и раненых в  окружении  пажей  и
лакеев, скрылся через ворота Сент-Антуан.

Глава 58

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

   Король, бледный от беспокойства и вздрагивающий  при  малейшем  шуме,
мерил шагами оружейную палату, прикидывая,  как  человек,  искушенный  в
таких делах, время, которое должно было понадобиться его друзьям,  чтобы
встретиться с противниками и сразиться с ними, а также все проистекающие
из их характеров, силы и ловкости возможности - хорошие и дурные.
   - Сейчас, - сказал он сначала, - они идут  по  улице  Сент-Антуан.  А
теперь входят в загон. Обнажают шпаги. Теперь они уже дерутся.
   И при этих словах несчастный король, весь дрожа, стал молиться.
   Но благочестивые молитвы, которые шептали его  губы,  не  затрагивали
души, поглощенной иными чувствами.
   Через несколько минут король поднялся с колен.
   - Хотя бы Келюс вспомнил, - сказал он, - о том контрударе, который  я
показал ему: парировать  шпагой  и  ударить  кинжалом.  Шомберг,  тот  -
человек хладнокровный, он должен убить этого Рибейрака. Можирон, если не
случится какого-нибудь несчастья, легко одолеет Ливаро. Но д'Эпернон! О!
Он погиб. Хорошо еще, что именно его я люблю меньше, чем всех остальных.
Но дело не только в его смерти, вот что худо: как бы,  когда  он  умрет,
Бюсси, этот страшный Бюсси, не бросился на других. Он всюду поспеет! Ах!
Бедный мой Келюс! Бедный Шомберг! Бедный Можирон!
   - Государь, - донесся из-за двери голос Крийона.
   - Как! Уже?! - воскликнул король.
   - Нет, государь, у меня нет никаких известий, кроме того, что  герцог
Анжуйский просит разрешения побеседовать с вашим величеством.
   - А зачем? - спросил король через дверь.
   - Он уверяет, что пришло время рассказать вашему  величеству,  какого
рода услугу он вам  оказал,  и  что  его  сообщение  несколько  успокоит
волнение вашего величества.
   - Хорошо, ступайте за ним, -  ответил  король.  В  ту  минуту,  когда
Крийон уже повернулся, чтобы выполнить приказ, на  лестнице  послышались
торопливые шаги и раздался голос, сказавший Крийону:
   - Я хочу немедленно говорить с королем.
   Король узнал этот голос и сам открыл дверь.
   - Входи, Сен-Люк, входи, - сказал он. - Что еще случилось? Но  что  с
тобой, господи Иисусе? Что произошло? Они мертвы?
   Сен-Люк, бледный, без шляпы, без шпаги, весь в крови, почти вбежал  в
комнату.
   - Государь, - вскричал  он,  бросаясь  перед  королем  на  колени,  -
отмщенья! Я пришел просить у вас отмщенья!
   - Мой бедный Сен-Люк, - сказал король, - в чем же дело?  Говори!  Кто
мог привести тебя в такое отчаяние?
   - Государь, один из самых ваших благородных подданных, один из  ваших
храбрейших солдат... Он не смог продолжать.
   - А? - откликнулся  Крийон,  полагавший,  что  эти  титулы,  особенно
последний, могут относиться только к нему.
   - ..убит этой ночью, убит предательски, - закончил Сен-Люк.
   Король, мысли которого были заняты только одним, успокоился.  Это  не
мог быть никто из его четырех друзей,  потому  что  он  виделся  с  ними
утром.
   - Предательски убит этой ночью? - переспросил  король.  -  О  ком  ты
говоришь, Сен-Люк?
   - Государь, я прекрасно знаю: вы его не любили, - продолжал  Сен-Люк.
- Но он был верен королю и, в случае необходимости, клянусь вам в  этом,
пролил бы за ваше величество свою кровь до последней капли. Иначе он  не
был бы моим другом.
   - А-а! - протянул король, начиная  понимать.  И  мгновенная  вспышка,
если не радости, то по меньшей мере надежды, озарила его лицо.
   - Государь, отомстите за господина де Бюсси, -  вскричал  Сен-Люк,  -
отомстите!
   - За господина де Бюсси? -  переспросил  король,  делая  ударение  на
каждом слове.
   - Да, за господина де Бюсси, которого двадцать  убийц  закололи  этой
ночью. И недаром их собралось двадцать, потому что он убил  четырнадцать
из них.
   - Господин де Бюсси мертв...
   - Да, государь.
   - Значит, он не дерется сегодня утром? - невольно вырвалось у короля.
   Сен-Люк бросил на Генриха взгляд, которого  тот  не  смог  выдержать.
Отвернувшись, король увидел  Крийона,  все  еще  стоявшего  у  дверей  в
ожидании новых приказаний.
   Он сделал ему знак привести герцога Анжуйского.
   - Нет, государь, - продолжал тем временем Сен-Люк суровым голосом,  -
господин де Бюсси не дрался сегодня утром, поэтому я  прошу  вас  не  об
отмщении, как я ошибочно сказал вашему величеству, но о правосудии.  Ибо
мне дорог мой король и в особенности честь моего  короля,  и  я  считаю,
что, заколов господина де Бюсси, вашему величеству оказали весьма плохую
услугу.
   В дверях появился герцог Анжуйский. Он стоял на пороге,  неподвижный,
как бронзовая статуя.
   Слова Сен-Люка открыли королю глаза. Они напомнили ему о той  услуге,
которой похвалялся брат.
   Взгляд его встретился со  взглядом  герцога,  и  Генрих  окончательно
утвердился в своей  мысли,  ибо  глаза  герцога  ответили  ему  "да",  и
одновременно он едва заметно кивнул королю головой.
   - Знаете ли вы, что теперь скажут? - воскликнув Сен-Люк. - Если  ваши
друзья победят, скажут, что они победили только потому, что вы приказали
убить Бюсси.
   - И кто же это скажет, сударь? - спросил король.
   - Смерть Христова! Да все, - воскликнул Крийон, по своему обыкновению
бесцеремонно вмешиваясь в разговор.
   -  Нет,  сударь,  -  ответил  король,  обеспокоенный  и   подавленный
суждением  того,  кто  теперь,  когда  Бюсси  умер,  был  самым  храбрым
человеком в его королевстве, - нет, сударь, никто так не скажет, ибо  вы
назовете мне его убийцу.
   Сен-Люк увидел, что на пол возле него упала чья-то тень.
   Это вошел в комнату герцог Анжуйский.  Молодой  человек  оглянулся  и
узнал его.
   - Да, государь, я назову убийцу, - сказал он, поднимаясь с  колен,  -
ибо я хочу любой ценой очистить ваше величество  от  обвинения  в  столь
омерзительном поступке.
   - Ну, говорите!
   Герцог  остановился  и  спокойно  слушал.  Крийон   стоял   за   ним,
недружелюбно на него поглядывая и укоризненно качая головой.
   - Государь, - начал Сен-Люк, - этой ночью Бюсси заманили  в  западню:
когда он  пришел  на  свидание  к  женщине,  которая  любила  его,  муж,
оповещенный предателем, явился домой с убийцами. Они были повсюду  -  на
улице, во дворе, даже в саду.
   Если бы все ставни  в  оружейной  не  были  закрыты,  о  чем  мы  уже
говорили, можно было бы  заметить,  как  побледнел  при  этих  последних
словах принц, несмотря на все свое самообладание.
   - Бюсси защищался, как лев, государь, но их было слишком много и...
   - Он умер, - прервал  король,  -  и  смерть  его  заслужена,  ибо  я,
разумеется, не стану мстить за прелюбодея.
   - Государь, я еще не кончил мой рассказ, - возразил Сен-Люк. -  После
того, как несчастный около получаса дрался в комнате, после того, как он
одержал победу над своими  врагами,  ему,  израненному,  окровавленному,
изувеченному, почти удалось спастись. Надо было лишь протянуть ему  руку
помощи, я бы и сам сделал это, если бы  его  убийцы  не  схватили  меня,
вместе с женщиной, которую он вверил мне, если бы они не  связали  меня,
не заткнули мне рот. На свою беду, они забыли лишить  меня  зрения,  как
лишили голоса, и я увидел, государь, я увидел, как к несчастному  Бюсси,
зацепившемуся бедром за острия железной решетки, подошли двое. Я слышал,
как раненый попросил их о помощи, ибо он имел право считать  этих  двоих
своими друзьями. Так вот, один из них.., государь, мне страшно  об  этом
говорить, но поверьте, еще страшнее было видеть и слышать.., один из них
приказал застрелить его, а другой выполнил приказ.
   Крийон стиснул кулаки и нахмурился.
   - И вы узнали убийцу? - спросил король, взволнованный вопреки  своему
желанию.
   - Да, - сказал Сен-Люк.
   Он повернулся к принцу, показал на него пальцем и, вкладывая  в  свои
слова всю так долго сдерживаемую ненависть, произнес:
   - Это монсеньер. Убийца - это принц! Убийца - это Друг!
   Король был подготовлен  к  удару,  герцог  встретив  его  не  моргнув
глазом.
   - Да, - сказал он невозмутимо, - да, господин де Сен-Люк хорошо видел
и хорошо слышал. Я приказал убить господина де Бюсси, и ваше  величество
будете мне за это признательны, ибо действительно господин де Бюсси  был
моим слугой, но этим утром, как я его ни отговаривал, господин де  Бюсси
собирался поднять оружие против вашего величества.
   - Ты лжешь, убийца! Ты лжешь! - крикнул Сен-Люк. -  Бюсси,  исколотый
шпагами, Бюсси, висящий на железных остриях,  зацепившись  бедром,  этот
Бюсси был годен только на то, чтобы внушить жалость самым своим  злейшим
врагам, и злейшие его враги помогли бы ему. Но ты, ты - убийца Ла Моля и
Коконнаса, ты убил Бюсси, как убил