шагу
ступить без того, чтобы ко стало известно, куда он идет.
   - Ну а вы? - спросила я.
   - Я? Со мной другое дело. Я друг принца, его доверенное лицо.
   - Но, сударь, - воскликнула я,  -  коли  вы  друг  принца,  коли  вы  его
доверенное лицо, значит...
   - Значит, я предаю его ради вас; да, именно так. Поэтому я и  сказал  вам
сейчас, что рискую своей жизнью ради спасения вашей чести.
   В тоне графа звучала такая убежденность и все его слова были  так  похожи
на правду, что, хотя этот человек все еще вызывал у  меня  неприязнь,  я  не
знала, как объяснить ему свое недоверие.
   - Я жду, - сказал граф.
   Я взглянула на Гертруду, но она тоже была в нерешительности.
   - Ну вот и дождались, - сказал граф. - Если вы еще колеблетесь, взгляните
на тот берег.
   И он показал мне на  кавалькаду,  скакавшую  к  замку  по  берегу  пруда,
противоположному тому, от которого он отчалил.
   - Кто эти люди? - спросила я.
   - Герцог Анжуйский со свитой, - ответил граф.
   - Барышня! Барышня! - заволновалась Гертруда. - Нельзя терять времени.
   - Мы и так потеряли его  слишком  много,  -  сказал  граф.  -  Небом  вас
заклинаю, решайтесь. Я упала на стул, силы меня покинули.
   - Господи боже! Господи боже! Что делать? Что делать? -  повторяла  я,  -
Слышите, - сказал граф, - слышите: они стучат в ворота.
   Действительно, два всадника, отделившиеся от кавалькады,  уже  стучали  в
ворота молотком.
   - Еще пять минут, - сказал граф, - и все будет кончено.
   Я хотела подняться, но ноги у меня подкосились.
   - Ко мне, Гертруда, - пролепетала я. - Ко мне!
   - Барышня,  -  взмолилась  бедная  девушка.  -  Вы  слышите?  Ворота  уже
открываются. Вы слышите? Всадники въезжают во двор.
   - Да, да! - отвечала я, тщетно пытаясь подняться. - Но у меня пет сил.
   - Ах, если только это!.. - обрадовалась Гертруда.
   И она обхватила меня руками, легко подняла, словно  ребенка,  и  передала
графу.
   Почувствовав прикосновение рук этого человека, я вздрогнула  так  сильно,
что чуть было не упала в воду.
   Но он прижал меня к груди и бережно опустил в лодку.
   Гертруда последовала за мной и спустилась в лодку без посторонней помощи.
   И тут я заметила, что с меня слетела вуаль и плавает на воде.
   Я подумала, что она выдаст наши следы преследователям.
   - Там вуаль, моя вуаль! - обратилась я к графу. - Выловите ее.
   Граф бросил взгляд в ту сторону, куда я показывала пальцем.
   - Нет, - сказал он, - лучше пусть все остается, как есть.
   Он взялся за весла и принялся грести с такой силой, что  через  несколько
взмахов веслами наша лодка подошла к берегу.
   В эту минуту мы увидели, что в окнах моей комнаты появился  свет:  в  нее
вошли слуги со свечами в руках.
   - Ну что, разве не моя была правда? - сказал господин де Монсоро. - Разве
можно было еще медлить?
   - Да, да, да, сударь, - ответила ему я, - воистину вы мой спаситель.
   Тем временем огоньки свечей тревожно заметались в окнах,  перемещаясь  то
из моей спальни в комнату Гертруды, то из комнаты Гертруды в спальню. До нас
донеслись голоса. В спальне появился человек, перед  которым  все  остальные
почтительно расступились. Он подошел к открытому окну, высунулся из  него  и
вдруг закричал, вероятно заметив ною вуаль, плавающую на воде.
   - Видите, как хорошо я сделал, оставив там вуаль - сказал граф.  -  Принц
подумает, что, желая спасти свою честь, вы утопились в пруде,  и,  пока  они
будут искать там ваше тело, мы убежим.
   Я снова вздрогнула, на сей раз пораженная мрачными глубинами  этого  ума,
который мог предвидеть даже и такой страшный исход.
   Но тут мы причалили к берегу.

Глава 14

ИСТОРИЯ ДИАНЫ ДЕ МЕРПДОР. - ДОГОВОР

   Снова  наступила  тишина.  Диана,  заново  пережившая  все  события   тех
трагических дней, пришла в такое волнение, что у псе перехватило горло.
   Бюсси весь превратился в слух, он заранее поклялся в вечной  ненависти  к
врагам молодой женщины, кто бы они ни были.
   Наконец, достав из кармана своего платья флакон с ароматическими солями и
глубоко вдохнув их острый запах, Диана продолжала:
   - Едва мы ступили на берег, как к нам подбежали семь или восемь  человек.
Это были люди графа, и мне показалось, что я узнала  среди  них  двух  слуг,
которые сопровождали наш экипаж, пока на нас не напали и не увезли  в  замок
Боже. Стремянный подвел к нам двух  лошадей:  графского  вороного  и  белого
иноходца, предназначенного для меня. Граф  подсадил  меня  в  седло  и,  как
только я уселась, вскочил на коня.
   Гертруда устроилась на крупе лошади за одним из графских слуг.
   И, ни минуты не медля, мы понеслись галопом по лесной дороге.
   Граф не выпускал из рук повод моего иноходца, я заметила  это  и  сказала
ему, что умею ездить верхом и но нуждаюсь в подобных мерах предосторожности;
он ответил, что у меня пугливая лошадь, которая может понести или неожиданно
метнуться в сторону.
   Мы скакали уже минут десять, когда я  услышала  голос  Гертруды,  звавшей
меня. Я обернулась и увидела, что наш отряд  разделился:  четверо  всадников
свернули на боковую тропу, уходящую в лес, а  остальные  четверо  вместе  со
мной продолжали скакать вперед.
   - Гертруда! - воскликнула я. - Сударь, почему Гертруда не едет с нами?
   - Это совершенно необходимая предосторожность,  -  ответил  мне  граф.  -
Надо, чтобы мы оставили два следа, на случай  если  за  нами  будет  погоня.
Пусть на двух разных дорогах  люди  скажут,  что  видели  женщину,  увозимую
четырьмя мужчинами. Тогда герцог Анжуйский может пойти по  ложному  следу  и
поскакать за служанкой вместо того, чтобы погнаться за госпожой.
   Хотя его доводы казались основательными, все же они не убедили  меня,  но
что я могла сказать и что я могла сделать? Вздохнув, я смирилась.
   К тому же мы скакали по дороге в Меридорский замок, и наши кони мчались с
такой быстротой, что мы должны были уже  через  четверть  часа  оказаться  в
замке. Но вдруг, когда мы выехали на хорошо известный мне перекресток,  граф
вместо того, чтобы следовать дальше по  дороге,  ведущей  к  моему  батюшке,
свернул влево и поскакал прочь от замка. Я закричала и, невзирая на  быстрый
галоп моего иноходца, оперлась о луку седла, чтобы соскочить  на  землю,  но
тут граф, несомненно следивший за моими  движениями,  перегнулся  с  лошади,
обхватя меня рукой за талию и перебросил на  луку  своего  седла.  Иноходец,
почувствовав себя свободным, заржал и поскакал в лес.
   Все это граф проделал столь молниеносно, что я успела лишь вскрикнуть.
   Господин де Монсоро зажал мне рот рукой.
   - Сударыня, - сказал он, - клянусь вам своей честью,  я  только  выполняю
приказание вашего батюшки и предъявлю вам доказательство этого па первой  же
остановке,  которую   мы   сделаем;   если   это   доказательство   окажется
неубедительным пли вызовет  у  вас  сомнения,  еще  раз  клянусь  честью,  я
предоставлю вам свободу.
   - Но, сударь, ведь вы обещали отвезти  меня  к  отцу!  -  воскликнула  я,
отталкивая его руку и откинув голову.
   - Да, я вам обещал это, так как  видел,  что  вы  колеблетесь;  еще  одно
мгновение - и эти колебания, как вы сами могли убедиться,  погубили  бы  нас
всех: вашего отца, вас и меня. Теперь подумайте, - сказал граф, останавливая
копя, - разве вы хотите убить  барона?  Хотите  попасть  в  руки  тому,  кто
намерен вас обесчестить? Одно ваше слово - и  я  вас  отвезу  в  Меридорский
замок.
   - Вы сказали, у вас есть какое-то доказательство, подтверждающее, что  вы
действуете от имени моего отца?
   - Доказательство, вот оно, - сказал граф, -  возьмите  это  письмо  и  на
первом же постоялом дворе, где мы остановимся, прочтите его. Повторяю, если,
прочитав письмо, вы пожелаете вернуться в замок, клянусь честью,  вы  вольны
будете это сделать. Но если вы хоть сколько-нибудь уважаете барона,  вы  так
не поступите, я в том уверен.
   - Тогда вперед, сударь, и поскорее доберемся до этого первого  постоялого
двора, ибо я горю желанием убедиться в правдивости ваших слов.
   - Не забывайте, вы последовали за мной добровольно.
   - Да, добровольно, если только можно говорить о доброй воле, оказавшись в
том положении, в каком я очутилась.  Разве  можно  говорить  о  доброй  воле
молодой девушки, у которой есть  только  два  выбора:  либо  смерть  отца  и
бесчестие, либо полное доверие к человеку почти незнакомому; впрочем,  пусть
будет по-вашему - я следую за вами добровольно, и вы сами это увидите,  если
соблаговолите дать мне коня.
   Граф сделал знак одному из своих людей, и тот спешился. Я соскользнула  с
вороного и через мгновение уже сидела в седле.
   - Иноходец не мог убежать далеко, - сказал граф  слуге,  уступившему  мне
лошадь, - поищите его в лесу, покличьте  его;  он  знает  свое  имя  и,  как
собака, прибежит на голос или на свист. Вы присоединитесь к нам в Ла-Шатре.
   Я  невольно  вздрогнула.  Ла-Шатр  находился  в  добрых  десяти  лье   от
Меридорского замка по дороге в Париж.
   - Сударь, - сказала я графу, - решено, я еду с вами.  По  в  Ла-Шатре  мы
поговорим.
   - Это значит, сударыня, - ответил граф, - что в Ла-Шатре вы соблаговолите
дать мне ваши приказания.
   Его притворная покорность меня ничуть не успокаивала; и все же, поскольку
у  меня  не  было  выбора,  не  было  иного  средства  спастись  от  герцога
Анжуйского, я молча продолжала путь. К рассвету мы добрались до Ла-Шатра. Но
вместо того, чтобы въехать в деревню, граф за сотню шагов от ее первых садов
свернул с дороги и полем направился к одиноко стоящему домику. Я  придержала
лошадь.
   - Куда мы едем?
   - Послушайте, сударыня, - сказал граф, - я уже имел возможность заметить,
что вы мыслите чрезвычайно логично,  и  потому  позволю  себе  обратиться  к
вашему рассудку. Можем ли мы, убегая от принца, самой могущественной особы в
государстве после короля, можем ли  мы  остановиться  на  обычном  постоялом
дворе посреди деревни, где первый же  крестьянин,  который  нас  увидит,  не
преминет нас выдать? Можно подкупить одного человека, но  целую  деревню  не
подкупишь.
   Все ответы графа были весьма логичны и убедительны, и это меня подавляло.
   - Хорошо, - сказала я. - Поедемте.
   И мы снова поскакали.
   Нас ждали; один из всадников,  незаметно  от  меня,  отделился  от  нашей
кавалькады, опередил нас и все подготовил. В камине более или  менее  чистой
комнаты пылал огонь, постель была застелена.
   - Вот ваша спальня, - сказал граф, - я буду ждать ваших приказаний.
   Он поклонился и вышел, оставив меня одну.
   Первое, что я сделала, это подошла к светильнику и достала из-за  корсажа
письмо отца... Вот оно, господин до Бюсси. Будьте моим судьей, прочтите его,
Бюсси взял письмо и прочел.

   "Моя нежно любимая Диана, если, как я в этом не сомневаюсь,  ты  уступила
моим мольбам и последовала за графом де Монсоро, то  граф  должен  был  тебе
сказать, что ты имела  несчастье  понравиться  герцогу  Анжуйскому  и  принц
приказал тебя похитить и привезти в замок Боже, по этим его делам суди сама,
на что он еще может быть  способен  и  какой  позор  тебе  грозит.  Избежать
бесчестия, коего я не переживу, ты можешь только одним путем, а именно, если
ты выйдешь замуж за нашего благородного друга.  Когда  ты  станешь  графиней
Монсоро, граф вправе будет защищать тебя,  как  свою  законную  супругу;  он
поклялся мне, что ничего для этого не пожалеет.
   Итак,  я  желаю,  возлюбленная  моя  дщерь,  чтобы   это   бракосочетание
состоялось как можно скорее,  и  если  ты  меня  послушаешься,  то  к  моему
родительскому согласию на брак я присовокупляю мое отеческое благословение и
молю бога даровать тебе всю полноту счастья, которую он  хранит  для  чистых
сердец, подобных твоему.
   Твой отец,  который  не  приказывает  тебе,  а  умоляет  тебя,  барон  де
Меридор".

   - Увы, - сказал Бюсси, - если это действительно письмо вашего  отца,  его
желание выражено совершенно недвусмысленно.
   - Письмо написано отцом, в этом нет никаких сомнений, и все же  я  трижды
перечитала  его,  прежде  чем  принять  какое-нибудь  решение.   Наконец   я
пригласила графа.
   Граф появился тотчас же, очевидно, он ждал за дверью.
   Я держала письмо в руке.
   - Ну и как, - спросил он, - вы прочли письмо?
   - Да, - ответила я.
   - Вы все еще сомневаетесь в моей преданности и в моем уважении?
   - Если бы я и сомневалась, сударь, письмо батюшки придало  бы  мне  веру,
которой мне недоставало. Теперь скажите,  сударь,  предположим,  я  последую
советам отца, как вы намерены поступить в этом случае?
   - Я намерен отвезти вас в Париж, сударыня. Именно  там  вас  легче  всего
спрятать, - А мой отец?
   - В любом месте, где бы вы  ни  были,  и  вы  это  хорошо  знаете,  баров
присоединится к нам, как только минует непосредственная опасность.
   - Ну хорошо, сударь, я  готова  принять  ваше  покровительство  на  ваших
условиях.
   - Я не ставлю никаких условий, сударыня, - ответил граф,  -  я  предлагаю
вам путь к спасению, вот и все.
   - Будь по-вашему: я готова принять предлагаемый вами путь к  спасению  на
трех условиях.
   - Каких же, сударыня?
   - Первое, пусть мне вернут Гертруду.
   - Она уже здесь, - сказал граф.
   - Второе, мы должны ехать в Париж по отдельности.
   - Я  и  сам  хотел  предложить  вам  разделиться,  чтобы  успокоить  вашу
подозрительность.
   - И третье, наше  бракосочетание,  которое  я  отнюдь  не  считаю  чем-то
безотлагательным, состоится только в присутствии моего отца.
   - Это мое самое горячее  желание,  и  я  рассчитываю,  что  благословение
вашего батюшки призовет на нас благоволение небес.
   Я была поражена. Мне казалось, что граф должен найти какие-то  возражения
против этого тройного изъявления моей воли, а получилось совсем наоборот, он
во всем был со мной согласен.
   - Ну, а сейчас, сударыня, - сказал господин де Монсоро, - не позволите ли
вы мне, в свою очередь, предложить вам несколько советов?
   - Я слушаю, сударь.
   - Путешествуйте только по ночам.
   - Я так и решила.
   - Представьте мне выбор дорог, по которым вы поедете, и постоялых дворов,
где вы будете останавливаться. Я принимаю все эти предосторожности  с  одной
целью - спасти вас от герцога Анжуйского.
   - Если вы меня  любите,  как  вы  это  говорили,  сударь,  наши  интересы
совпадают, и у  меня  нет  ни  малейших  возражений  против  всего,  что  вы
предлагаете.
   - Наконец, в Париже я советую вам поселиться в том доме,  который  я  для
вас приготовлю, каким бы скромным и уединенным он ни был.
   - Я хочу только одного, сударь: жить укрытой от всех, и  чем  скромнее  и
уединеннее будет выбранное вамп жилище, тем более оно будет  приличествовать
беглянке.
   - Тогда, сударыня, мы договорились по всем статьям,  и  для  того,  чтобы
выполнить начертанный вами  план,  мне  остается  только  изъявить  вам  мое
глубочайшее почтение, послать к вам вашу служанку и заняться выбором дороги,
по которой вы поедете в Париж.
   - Ну, а мне, сударь, - ответила я, - остается сказать вам,  что  я  тоже,
как и вы, благородного рода: выполняйте ваши обещания, а я выполню свои.
   - Только этого я и хочу, - сказал граф, - и ваши слова  для  меня  верный
залог того, что вскорости я буду самым счастливым человеком на земле.
   Тут он поклонился и вышел.
   Пять минут спустя в комнату вбежала Гертруда.
   Добрая девушка была вне  себя  от  радости:  она  думала,  что  ее  хотят
навсегда разлучить со мной. Я рассказала ей все, что произошло. Мне хотелось
иметь около себя человека, который мог бы знать мои намерения, разделять мои
желания и, в случае необходимости, понять меня с полуслова, повиноваться мне
по первому знаку, по движению руки. Меня удивляла уступчивость господина  де
Монсоро, и я опасалась, как бы он не задумал нарушить только что заключенный
между нами договор.
   Не успела я закончить свой рассказ, как мы услышали стук лошадиных копыт.
Я подбежала к окну. Граф галопом удалялся  по  той  дороге,  по  которой  мы
приехали. Почему он возвращался обратно, вместо того чтобы ехать впереди нас
в направлении Парижа? Этого я не могла понять. Но так  или  иначе,  выполнив
первый пункт нашего договора - вернув мне Гертруду, он  выполнял  и  второй:
избавлял меня от своего общества. Тут нечего было возразить.  Впрочем,  куда
бы он ни ехал, все равно его отъезд меня успокаивал.
   Мы провели весь день  в  маленьком  домике,  хозяйка  которого  оказалась
особой весьма услужливой. Вечером тот,  кто  по  видимости  был  начальником
нашего эскорта, вошел в  комнату  узнать,  каковы  будут  мои  распоряжения.
Поскольку опасность казалась мне тем большей,  чем  ближе  мы  находились  к
замку Боже, я ответила, что готова ехать немедленно.  Через  пять  минут  он
вернулся и с поклоном сообщил, что дело только за мной. У дверей дома  стоял
белый иноходец; как и предвидел граф Монсоро, он прибежал по первому зову.
   Мы ехали всю ночь  и,  как  и  в  прошлый  раз,  остановились  только  на
рассвете. По моим подсчетам, мы сделали за  ночь  примерно  пятнадцать  лье.
Господин де Монсоро всемерно позаботился, чтобы я не страдала в пути  ни  от
усталости, ни от холода: белая кобылка, которую  он  для  меня  выбрал,  шла
удивительно ровной рысью, а перед выездом  мне  на  плечи  накинули  меховой
плащ.
   Вторая остановка походила на первую, как все наши ночные переезды -  один
на другой. Повсюду нас встречали с почетом и уважением; повсюду изо всех сил
старались нам услужить. Очевидно, кто-то ехал впереди  нас  и  подготавливал
для нас жилье. Был ли это граф? Не знаю. Строго соблюдая условия соглашения,
он ни разу не попался мне на глаза на всем протяжении нашей дороги.
   К вечеру седьмого дня пути с вершины высокого холма я  заметила  огромное
скопление домов. Это был Париж.
   Мы остановились в ожидании ночи и с наступлением темноты снова  двинулись
вперед. Вскоре мы проехали под аркой больших ворот, за которой меня поразило
огромное здание; глядя на его высокие стены, я  подумала,  что  это,  должно
быть, монастырь. Затем мы дважды переправились через реку, повернули направо
и через десять минут оказались на площади Бастилии. От двери одного из домов
отделился  человек,  по-видимому  поджидавший  нас;  подойдя  к   начальнику
эскорта, он сказал:
   - Это здесь.
   Начальник эскорта повернулся ко мне:
   - Вы слышите, сударыня, мы прибыли. И, соскочив  с  коня,  он  подал  мне
руку, чтобы помочь сойти с иноходца, как он это проделывал обычно на  каждой
остановке. Дверь в дом была открыта, лестницу освещал стоявший на ступеньках
светильник.
   - Сударыня, - обратился ко мне начальник эскорта, - здесь вы у себя дома.
Нам было поручено сопровождать вас до этих  дверей,  теперь  наше  поручение
можно считать выполненным. Могу я надеяться,  что  мы  сумели  угодить  всем
вашим желаниям и оказать вам должное уважение, как нам и было предписано?
   - Да, сударь, - ответила я  ему,  -  я  могу  только  поблагодарить  вас.
Соблаговолите передать мою признательность и другим смельчакам, которые меня
сопровождали-. Я хотела бы вознаградить их чем-нибудь более ощутимым,  но  у
меня ничего нет.
   - Не беспокойтесь, сударыня, - сказал тот, кому я принесла это извинение,
- они щедро вознаграждены. И, отвесив мне глубокий  поклон,  он  вскочил  на
коня.
   - За мной, - приказал он своим спутникам, - и чтоб к завтрашнему утру все
вы начисто позабыли и это г дом, и эту дверь.
   После этих слов маленький отряд пустил коней в галоп и скрылся  за  углом
улицы Сент-Антуан.
   Первой заботой Гертруды было закрыть дверь, и мы смотрели  через  дверное
окошечко, как они удаляются.
   Затем мы подошли к  лестнице,  освещенной  светильником,  Гертруда  взяла
светильник в руки и пошла впереди.
   Поднявшись по ступенькам, мы оказались в коридоре; в  него  выходили  три
открытые двери, Мы вошли в среднюю и очутились в той гостиной, где мы с вами
находимся. Она была ярко освещена, как сейчас.
   Я откры