довольна жалкая, но, как бы  там
ни было, он пополнит число.
   Сен-Люк опустил руки и уставился на Бюсси.
   - Четверо! - прошептал он.
   - Правильно, дорогой  друг,  -  сказал  Бюсси,  утвердительно  кивнув
головой, - четверо. Само собой разумеется, что  мне  незачем  советовать
человеку вашего ума храбрости и галантности действовать по  отношению  к
этим господам со всей предупредительностью и  вежливостью,  которыми  вы
отличаетесь в высшей степени...
   - О! Мой друг!..
   - Я обращаюсь за этой  услугой  к  вам,  чтобы  все  было  сделано..,
учтиво. Уладим дело по-благородному, не правда ли?
   - Вы останетесь довольны, друг мой.
   Бюсси с улыбкой протянул молодому человеку руку.
   - В добрый час, - сказал он. - А! Господа миньоны, придет  время,  мы
тоже посмеемся.
   - А теперь, дорогой друг, условия.
   - Какие условия?
   - Ваши.
   - У меня их нет, я приму условия этих господ.
   - Ваше оружие?
   - То же, что у этих господ.
   - День, место, час?
   - День, место и час, угодные этим господам.
   - Но, однако...
   - Не будем больше говорить об этих пустяках. Действуйте, и действуйте
побыстрей, милый друг. Я буду прогуливаться в маленьком саду  Лувра.  Вы
меня там найдете, когда выполните мою просьбу.
   - Значит, вы меня ждете?
   - Да.
   - Ждите. Проклятие! Дело может затянуться.
   - У меня есть время.
   Мы уже знаем, как Сен-Люк разыскал четверых миньонов в тронном зале и
как он положил начало переговорам.
   Так вернемся к нему, в переднюю дворца Шомберга, где мы его  оставили
церемонно ожидающим, согласно всем  правилам  этикета  той  эпохи,  пока
четыре фаворита его  величества,  подозревая  о  цели  визита  Сен-Люка,
рассаживались по четырем углам обширной гостиной.
   После того как они уселись, дверь в переднюю широко распахнулась,  из
нее вышел лакей и поклонился Сен-Люку.  Тот,  опираясь  левой  рукой  на
рукоять рапиры и изящно приподнимая рапирой свой  плащ,  а  в  правой  -
держа шляпу,  дошел  до  порога  комнаты  и  остановился  ровно  на  его
середине, определив ее с точностью, которой позавидовал бы самый  умелый
архитектор.
   - Господин д'Эпине де Сен-Люк, - провозгласил лакей.
   Сен-Люк вошел.
   Шомберг, как хозяин дома, летал и направился к гостю, который, вместо
того чтобы поклониться, надел на голову шляпу.
   Эта формальность  придавала  визиту  особую  окраску  и  определенный
смысл.
   Шомберг ответил поклоном, а затем повернулся к Келюсу.
   - Имею честь представить вам, - сказал он, - господина Жака де  Леви,
графа де Келюса.
   Сен-Люк сделал шаг в сторону Келюса и, в свой черед, отвесил глубокий
поклон.
   - Я искал с вами встречи, сударь. Келюс поклонился.
   Шомберг продолжал, повернувшись к другому углу зала:
   - Имею честь представить вам господина Луи де Можирона.
   Такой же поклон со стороны Сен-Люка, и  такой  же  ответ  со  стороны
Можирона.
   - Я искал с вами встречи, сударь, - сказал Сен-Люк.
   С  д'Эперноном  повторилась  та  же  церемония,  выполненная  так  же
неторопливо и спокойно.
   Затем очередь дошла до Шомберга. Он представил самого себя и  получил
в ответ поклон.
   После этого четверо друзей уселись.
   Сен-Люк остался стоять.
   - Господин граф, - сказал он Келюсу, - вы оскорбили  господина  графа
Луи де Клермона д'Амбуаз, сеньора , де  Бюсси,  он  свидетельствует  вам
свое глубочайшее почтение и вызывает вас на  поединок,  чтобы  сразиться
насмерть в тот день и в тот час, которые вы сочтете для вас удобными,  и
тем оружием, которое изберете вы... Вы принимаете вызов?
   - Конечно, принимаю, - спокойно ответил Келюс,  -  господин  граф  де
Бюсси оказывает мне большую честь.
   - Ваш день, господин граф?
   - День мне безразличен, но я предпочел  бы,  чтобы  это  было  скорее
завтра, чем послезавтра, и скорее послезавтра, чем в последующие дни,  -
Ваш час?
   - - Утро.
   - Ваше оружие?
   - Рапира и кинжал, если это оружие устроит господина де Бюсси.
   Сен-Люк поклонился.
   - Любое ваше решение на  этот  счет  будет  для  господина  де  Бюсси
законом, Затем он обратился к Можирону, ответившему то же самое,  потом,
последовательно, к двум остальным.
   - Но, - сказал Шомберг, который,  как  хозяин  дома,  получил  поклон
последним, - мы не подумали об одном, господин Сен-Люк.
   - О чем?
   - О том, что если все мы  пожелаем,  случай  иной  раз  распоряжается
очень странно, если все мы пожелаем, повторяю, выбрать  один  и  тот  же
день и час, господин де Бюсси может оказаться  в  очень  затруднительном
положении.
   Сен-Люк поклонился с самой своей обходительной улыбкой на устах.
   - Разумеется, -  сказал  он,  -  господин  де  Бюсси  оказался  бы  в
затруднительном положении, подобно всякому дворянину перед  лицом  таких
четырех храбрецов, как вы. Но он заметил мне, что это для него не внове,
с ним такое уже было у Турнельского дворца, возле Бастилии.
   - И он будет драться со всеми четырьмя? - спросил д'Эпернон.
   - Со всеми четырьмя, - подтвердил Сен-Люк.
   - С каждым по отдельности? - спросил Шомберг.
   - С каждым по отдельности или  со  всеми  разом.  Вызов  адресован  и
каждому из вас, и всем вам вместе.
   Четверо молодых людей переглянулись. Келюс первые нарушил молчание.
   - Это очень благородно со стороны господина де Бюсси,  -  сказал  он,
красный от злости, - но, как бы мало мы ни стоили, все же каждый из  нас
способен справиться со своим делом самостоятельно.  Итак,  мы  принимаем
предложение графа и будем драться один  за  другим,  по  очереди..,  или
же... Да, так, пожалуй, будет лучше...
   Келюс посмотрел на друзей,  которые,  по  всей  видимости  поняв  его
мысль, кивнули ему в знак согласия.
   - Мы не хотим, чтобы поединок превратился  в  убийство  великодушного
человека, и, пожалуй, будет лучше, если мы  предоставим  жребию  решить,
кому из нас драться с господином де Бюсси.
   - Но, - поспешил спросить д'Эпернон, - а трое остальных?
   - Трое  остальных?  У  господина  де  Бюсси,  несомненно,  достаточно
друзей, а у нас - врагов, чтобы трем остальным не пришлось стоять  сложа
руки, - Вы согласны со мной, господа? - прибавил Келюс,  оборачиваясь  к
своим товарищам.
   - Да, - ответили они в один голос.
   - Мне было бы чрезвычайно  приятно,  -  сказал  Шомберг,  -  если  бы
господин де Бюсси пригласил на эту увеселительную прогулку господина  де
Ливаро.
   - Если бы я смел выразить свое мнение, - сказал Можирон, - я попросил
бы, чтобы при нашей встрече присутствовал господин де Бальзак д'Антрагэ.
   - И общество было бы в полном сборе, -  заключил  Келюс,  -  если  бы
господин де Рибейрак соблаговолил явиться вместе со своими друзьями.
   - Господа, - сказал Сен-Люк, - я  передам  ваши  пожелания  господину
графу де Бюсси, но, по-моему, я могу сказать вам заранее, что он слишком
учтив, чтобы не  согласиться  с  ними.  Мне  остается  только,  господа,
принести вам искреннюю благодарность от имени господина графа.
   Сен-Люк снова поклонился, и  головы  четырех  вызванных  на  поединок
дворян склонились точно до того же уровня, что и его голова.
   Молодые люди проводили Сен-Люка до дверей гостиной.
   В самой последней из передних он увидел четырех лакеев.
   Сен-Люк достал свой набитый золотом кошелек и бросил им со словами:
   - Вот, выпейте за здоровье ваших господ.

Глава 38

О ТОМ, В КАКОЙ ОБЛАСТИ ГОСПОДИН ДЕ СЕН-ЛЮК БЫЛ ПРОСВЕЩЕННЕЕ ГОСПОДИНА ДЕ БЮССИ, КАКИЕ УРОКИ ОН ЕМУ ПРЕПОДАЛ И КАК ИСПОЛЬЗОВАЛ ЭТИ УРОКИ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ ПРЕКРАСНОЙ ДИАНЫ

   Сен-Люк  возвратился,  весьма   гордый   столь   хорошо   выполненным
поручением.
   Дожидавшийся его Бюсси  поблагодарил  друга.  Сен-Люку  он  показался
очень грустным; подобное состояние было неестественным для исключительно
храброго  человека,  которому  сообщили,  что  ему  предстоит  блестящий
поединок.
   - Я что-нибудь не так сделал? - спросил Сен-Люк. - У вас расстроенный
вид.
   - Даю слово, милый друг, мне жаль, что, вместо того  чтобы  назначить
срок, вы не сказали: "Немедленно".
   - А! Терпение. Анжуйцы еще не вернулись. Какого черта! Дайте им время
приехать! Зачем вам торопиться устилать землю убитыми и ранеными?
   - Дело в том, что я хочу как можно скорее умереть. Сен-Люк  уставился
на Бюсси с тем удивлением, которое люди с идеально устроенным организмом
испытывают на первых порах при малейшем признаке несчастья,  пусть  даже
чужого.
   - Умереть! В вашем возрасте, с вашим именем, имея такую возлюбленную!
   - Да! Я убью всех четырех, я в этом уверен, но и сам  получу  хороший
удар, который упокоит меня навеки.
   - Что за черные мысли, Бюсси!
   -  Побывали  бы  вы  в  моей  шкуре!  Муж,  считавшийся  мертвым,   -
воскресает. Жена не может оторваться ни на минуту от  изголовья  постели
этого, с позволения сказать,  умирающего.  Ни  обменяться  улыбками,  ни
словечком  перекинуться,  ни  руки   коснуться.   Смерть   Христова!   С
удовольствием изрубил бы кого-нибудь в куски...
   Сен-Люк ответил на эту тираду взрывом смеха, который  вспугнул  целую
стаю воробьев, клевавших рябину в малом саду Лувра.
   - Ах! - вскричал он. - Какое  простодушие!  И  подумать  только,  что
женщины любят этого Бюсси, этого школяра! Но,  мой  милый,  вы  потеряли
рассудок: в целом мире не сыщется любовника счастливей вас.
   - Вот как? Попробуйте-ка доказать мне это, - вы, человек женатый!
   - Nihil facilius <Нет ничего легче  (лат.).>,  как  говаривал  иезуит
Трике, мой учитель. Вы в дружбе с господином де Монсоро?
   - Клянусь, мне стыдно за человеческий  разум!  Этот  болван  называет
меня своим другом.
   - Что ж, и будьте его другом.
   - О!.. Злоупотребить этим званием?!
   - Prorsus absurdum <Бессмысленный  вопрос  (лат.).>,  всегда  говорил
Трике. Он и в самом деле ваш друг?
   - Он так утверждает.
   - Нет, он не друг вам, потому что он делает  вас  несчастным.  В  чем
цель дружбы? В том, чтобы люди приносили друг другу счастье. По  крайней
мере, так определяет дружбу его величество, а король - человек ученый.
   Бюсси рассмеялся.
   -  Я  продолжаю,  -  сказал  Сен-Люк.  -  Если  Монсоро  делает   вас
несчастным, значит, вы не друзья. Следовательно, вы можете относиться  к
нему либо безразлично и, в этом случае, отобрать у  него  жену,  либо  -
враждебно,  и  тогда  убить  его  еще  раз,  коли  ему  одного  раза  не
достаточно.
   - По правде говоря, - сказал Бюсси, - я его ненавижу.
   - А он вас боится.
   - Вы думаете, он меня не любит?
   - Проклятие! Испытайте. Отнимите у него жену, и вы увидите.
   - Это тоже логика отца Трике?
   - Нет, это, моя.
   - Поздравляю вас.
   - Она вам подходит?
   - Нет. Мне больше нравится быть человеком чести.
   - И предоставить госпоже де Монсоро излечить  ее  супруга  духовно  и
физически?  Ведь  в  конце-то  концов,  если  вас  убьют,  нет  никакого
сомнения,  что  она  прилепится  к  единственному  оставшемуся   у   нее
мужчине...
   Бюсси нахмурился.
   - Впрочем, - добавил Сен-Люк, - вот  идет  госпожа  де  Сен-Люк,  это
прекрасный советчик. Она нарвала себе букет в цветниках королевы-матери,
и настроение у нее должно быть  хорошим.  Послушайте  Жанну,  каждое  ее
слово - золото.
   И в самом деле, Жанна приближалась  к  ним,  сияющая,  преисполненная
радости, искрящаяся лукавством.
   Есть  такие  счастливые  натуры,  которые,  подобно  утренней   песне
жаворонка  в  полях,  несут   всему   окружающему   радость   и   добрые
предзнаменования.
   Бюсси дружески поклонился молодой женщине.
   Она протянула ему руку, из чего явствует с полной  неопровержимостью,
что вовсе не полномочный посол Дюбуа завез к  нам  эту  моду  из  Англии
вместе с договором о четырехстороннем союзе.
   - Как ваша любовь? - сказала Жанна, перевязывая  свой  букет  золотой
тесьмой, - Умирает, - ответил Бюсси.
   - Полноте! Она лишь ранена и потеряла сознание, - вмешался Сен-Люк. -
Ручаюсь, что вы приведете ее в чувство, Жанна.
   - Поглядим, - сказала молодая женщина, - покажите-ка мне рану.
   - В двух словах дело вот в чем, - продолжал Сен-Люк, -  господина  де
Бюсси тяготит необходимость улыбаться графу  де  Монсоро,  и  он  принял
решение ретироваться.
   - И оставить Диану графу? - в ужасе воскликнула Жанна.
   Обеспокоенный этим первым проявлением ее чувств, Бюсси пояснил:
   - О! Сударыня, Сен-Люк не сказал вам, что я хочу умереть.
   Некоторое время Жанна глядела на него с состраданием,  в  котором  не
было ничего евангельского.
   - Бедная Диана, - прошептала она. - Вот и любите  после  этого!  Нет,
решительно, вы, мужчины, все до одного, себялюбцы.
   - Прекрасно! - сказал Сен-Люк. - Вот приговор моей супруги.
   - Себялюбец, я?! - вскричал Бюсси.  -  Не  потому  ли,  что  я  боюсь
унизить мою любовь трусливым лицемерием?
   - Ах, сударь, это всего лишь жалкий предлог, - сказала Жанна. -  Если
бы вы любили по-настоящему, вы боялись бы только одного  унижения:  быть
разлюбленным.
   - Ну и ну! - сказал Сен-Люк. - Подставляйте кошелек, мой милый.
   - Но, сударыня, - возразил Бюсси голосом, дрожащим от любви,  -  есть
жертвы, которые...
   - Ни слова больше. Признайтесь, что вы уже не любите Диану, так будет
достойнее для благородного человека.
   При одной мысли об этом Бюсси побелел.
   - Вы не осмеливаетесь сказать ей. Что ж, тогда я скажу сама.
   - Сударыня, сударыня!
   - Вы очень забавны, все вы,  с  вашими  жертвами...  А  мы  разве  не
приносим жертв? Как! Подвергаясь  опасности  быть  зверски  убитой  этим
тигром Монсоро, сохранить все супружеские права  для  любимого,  проявив
такие силу и волю, на которые были бы неспособны даже Самсон и Ганнибал;
укротить это злобное детище Марса и впрячь  его  в  колесницу  господина
триумфатора,  это  ли  не  геройство?  О,  клянусь  вам,  Диана   просто
великолепна, я бы и четверти того не смогла совершить,  что  она  делает
каждый день.
   - Спасибо, - сказал Сен-Люк с таким благоговейным поклоном, что Жанна
залилась смехом. Бюсси был в нерешительности.
   - И он еще думает! - воскликнула Жанна. - Он не падает на колени,  не
говорит "mea culpa"!
   - Вы правы, - сказал Бюсси, - я всего лишь мужчина, то есть  существо
несовершенное, стоящее ниже любой самой обыкновенной женщины.
   - Радостно сознавать, - сказала Жанна, - что я вас убедила.
   - Что мне делать? Приказывайте.
   - Отправляйтесь сейчас же с визитом.. - К господину де Монсоро?
   - Да что вы! Разве об этом речь? К Диане.
   - Но, мне кажется, они не расстаются.
   - Когда вы навещали, и столь часто, госпожу де Барбезье, разве  возле
нее не было все время  той  большой  обезьяны,  которая  кусала  вас  из
чувства ревности.
   Бюсси   расхохотался,   Сен-Люк   последовал   его   примеру.   Жанна
присоединилась к ним. Жизнерадостный смех этого  трио  привлек  к  окнам
всех придворных, прогуливавшихся по галереям.
   - Сударыня, - сказал наконец Бюсси, - я отправляюсь  к  господину  де
Монсоро. Прощайте.
   И на этом они расстались. Предварительно Бюсси  посоветовал  Сен-Люку
не говорить никому о том, что он вызвал миньонов сразиться с ним.
   Затем он  отправился  к  господину  де  Монсоро,  которого  застал  в
постели.
   Граф встретил появление Бюсси радостными восклицаниями.
   Реми только что пообещал ему, что не пройдет и трех недель,  как  его
рана затянется.
   Диана приложила палец к губам: это было ее условное приветствие.
   Бюсси пришлось подробно рассказать графу о поручении, возложенном  на
него герцогом Анжуйским, о посещении двора, о недовольном виде короля  и
кислых физиономиях миньонов.
   Бюсси так и сказал: "кислые физиономии". Диана только посмеялась  его
словам.
   Монсоро при этих известиях задумался, попросил  Бюсси  наклониться  и
шепнул ему на ухо:
   - У герцога есть еще и другие замыслы, правда?
   - Должно быть, - ответил Бюсси.
   - Поверьте мне, - сказал Монсоро,  -  не  компрометируйте  себя  ради
этого подлого человека. Я знаю его. Он вероломен. Ручаюсь  вам,  что  он
никогда не остановится перед изменой.
   -  Я  знаю,  -  ответил  Бюсси  с  улыбкой,  напомнившей   графу   об
обстоятельствах, при которых сам Бюсси пострадал от измены герцога.
   - Видите ли, - сказал Монсоро, - вы мой друг, поэтому я  и  хочу  вас
предостеречь. И еще: всякий раз, когда  вы  попадете  в  затруднительное
положение, обращайтесь ко мне за советом.
   - Сударь, сударь! После перевязки надо  спать,  -  вмешался  Реми.  -
Давайте-ка заснем.
   - Сейчас, милый доктор. Друг мой, погуляйте  немного  с  госпожой  де
Монсоро, - сказал граф. -  Говорят,  что  в  нынешнем  году  сад  просто
чудесен.
   - Повинуюсь, - ответил Бюсси.

Глава 39

ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ ГОСПОДИНА ДЕ МОНСОРО

   Сен-Люк был прав, Жанна была права. Через восемь дней Бюсси это понял
и воздал должное их мудрости.
   Уподобиться героям древних времен -  значит  стать  на  века  идеалом
величия и красоты. Но это значит также раньше времени превратить себя  в
старика. И Бюсси, позабывший о Плутархе, которого  он  перестал  числить
среди своих любимых авторов с тех пор, как поддался разлагающему влиянию
любви, Бюсси,  прекрасный,  как  Алкивиад,  заботился  теперь  только  о
настоящем и не проявлял  более  никакого  пристрастия  к  жизнеописаниям
Сципиона или Баярда в дни их воздержания.
   Диана  была  проще,  естественней,  как  теперь  говорят.  Она  жила,
повинуясь  двум  инстинктивным  стремлениям,  которые  мизантроп  Фигаро
считал врожденными у рода человеческого: стремлению любить и  стремлению
обманывать. Ей даже и в голову не  приходило  возводить  до  философских
умозрений свое мнение о том, что Шаррон и Монтень называют честностью.
   Любить Бюсси - в этом была ее логика. Принадлежать только Бюсси  -  в
этом состояла ее мораль.  Вздрагивать  всем  телом  при  простом  легком
прикосновении его руки - в этом заключалась ее метафизика.
   Господин де Монсоро, - прошло уже пятнадцать дней с тех  пор,  как  с
ним случилось несчастье, - господин де Монсоро, говорим  мы,  чувствовал
себя все лучше и лучше. Он уже уберегся от лихорадки благодаря  холодным
примочкам - новому средству,  которое  случай  или,  скорее,  Провидение
открыли Амбруазу Парэ, но тут внезапно на него  обрушилась  новая  беда:
граф узнал, что в Париж только что  прибыл  монсеньер  герцог  Анжуйский
вместе с вдовствующей королевой и своими анжуйцами.
   Монсоро беспокоился недаром, ибо на следующее же утро принц явился  к
нему домой, на улицу Пти-Пэр, под тем предлогом, что жаждет узнать,  как
он  себя  чувствует.  Невозможно   закрыть   двери   перед   королевским
высочеством, которое дает вам  доказательство  столь  нежного  внимания.
Господин де Монсоро принял герцога Анжуйского, а  герцог  Анжуйский  был
весьма мил с главным ловчим и в особенности с его супругой.
   Как только принц ушел, господин де Монсоро призвал Диану,  оперся  на
ее руку и, несмотря на вопли Реми, трижды обошел вокруг своего кресла.
   После чего он снова уселся в то самое кресло, вокруг которого, как мы
уже сказали, он перед тем описал тройную циркумваллационную линию. Вид у
него был весьма довольный,  и  Диана  угадала  по  его  улыбке,  что  он
замышляет какую-то хитрость.
   Но все это относится к частной истории семейства Монсоро.
   Возвратимся  лучше   к   прибытию   герцога   Анжуйского   в   Париж,
принадлежащему к эпической части нашей книги.
   Само собой разумеется, день возвращения монсеньера Франсуа де Валуа в
Лувр не прошел мимо внимания наблюдателей.
   Вот что они отметили:
   Король держался весьма надменно.
   Королева была очень ласкова.
   Герцог Анжуйский был исполнен наглого смирения и словно вопрошал всем
своим видом: "Какого дьявола вы меня звали, ежели сейчас, когда  я  тут,
вы сидите передо мной с такой надутой миной?"
   Аудиенция  была  приправлена  сверкающими,  горящими,   испепеляющими
взглядами   господ   Ливаро,   Рибейрака   и   Антрагэ,   которые,   уже
предупрежденные Бюсси, были рады показать своим будущим противникам, чт