ону,  но,  во  всяком  случае,  -  по   любви.
Оставайтесь, мой друг, и теперь, когда моя жизнь и ваша  -  одно  целое,
оберегайте нас.
   С этими словами Диана положила  одну  из  своих  белоснежных  изящных
ручек на плечо де Бюсси и протянула ему другую,  которую  он  с  любовью
прижал к губам. Диана вся затрепетала от этого поцелуя.
   Тут послышались легкие шаги Жанны и предупреждающее покашливание.
   Она принесла целый сноп ранних цветов и, должно  быть,  самую  первую
бабочку, осмелившуюся вылупиться из своего шелкового  кокона.  Это  была
аталанта с красно-черными крыльями.
   Сплетенные руки инстинктивно разъединились.
   Жанна заметила это движение.
   - Простите, дорогие друзья, что я вам помешала, - сказала она,  -  но
нам пора вернуться домой, если мы не хотим, чтобы за нами  пришли  сюда.
Господин граф, возвращайтесь, пожалуйста, к вашему замечательному  коню,
который делает четыре лье за полчаса,  а  нам  предоставьте  возможность
пройти как можно медленнее те сто пятьдесят шагов, что отделяют  нас  от
дома, ибо, я предполагаю, нам есть о чем поговорить. Проклятие! Вот  что
вы теряете из-за вашего упрямства, господин де Бюсси: во-первых, обед  в
замке - великолепный обед, особенно  для  человека,  который  скакал  на
лошади и перелезал через стены, а во. - вторых, не меньше сотни  веселых
шуток, которыми мы с вами обменялись бы, не считая уж обмена  взглядами,
насмерть поражающими сердце. Пойдем, Диана.
   Жанна взяла подружку за руку и легонько увлекла за собой.
   Бюсси с улыбкой смотрел на молодых женщин.  Диана,  еще  не  успевшая
повернуться к нему спиной, протянула ему руку.
   Молодой человек приблизился.
   - И вы мне больше ничего не скажете?
   - До завтра, - ответила Диана, - разве мы не договорились?
   - Только до завтра?
   - До завтра и до конца жизни!
   Бюсси не мог удержать радостного восклицания. Он  прижался  губами  к
руке Дианы, а затем, бросив последнее  "до  свидания"  обеим,  удалился,
вернее, убежал.
   Ему пришлось сделать над собой большое  усилие,  чтобы  расстаться  с
той, с которой он так долго не чаял соединиться.
   Диана смотрела ему вслед, пока он не скрылся в глубине  лесосеки,  и,
удерживая подругу за руку, прислушивалась, пока звук его шагов не  замер
в кустарниках.
   - Ну, а теперь, - сказала Жанна, когда Бюсси исчез окончательно, - не
хочешь ли ты немного поговорить со мной, Диана?
   - О! Да, - сказала молодая женщина, вздрогнув, словно  голос  подруги
пробудил ее от грез. - Я слушаю тебя.
   - Так вот, завтра я отправляюсь на охоту с Сен-Люком и твоим отцом!
   - Как! Ты оставишь меня одну в замке?
   - Послушай, дорогая  моя,  -  сказала  Жанна,  -  у  меня  тоже  свои
нравственные убеждения, и есть вещи, которые я не могу себе позволить.
   - О Жанна, - вскричала госпожа де Монсоро, бледнея, - как  ты  можешь
говорить так жестоко со мной - твоим другом?
   -  Дружба  дружбой,  -  произнесла  госпожа  де  Сен-Люк  с   прежней
невозмутимостью, - но я не могу продолжать так.
   - Я думала, ты меня любишь, Жанна, а  ты  разрываешь  мне  сердце,  -
сказала молодая женщина со слезами на глазах. -  Не  можешь  продолжать,
говоришь ты, что же ты не можешь продолжать, скажи?
   - Продолжать, - шепнула Жанна на  ухо  своей  подруге,  -  продолжать
мешать вам, бедные вы мои влюбленные, мешать вам  любить  друг  друга  в
полное удовольствие.
   Диана прижала к груди залившуюся смехом  молодую  женщину  и  покрыла
поцелуями ее сияющее лицо.
   Она еще не успела разомкнуть  свои  объятия,  как  послышались  звуки
охотничьих рогов.
   - Пойдем, нас зовут, - сказала Жанна, - бедный Сен-Люк в  нетерпении.
Пожалей его, как я жалею влюбленного в светло-коричневом камзоле.

Глава 15

О ТОМ, КАК БЮССИ ПРЕДЛАГАЛИ СТО ПИСТОЛЕЙ ЗА ЕГО КОНЯ, А ОН ОТДАЛ ЕГО ДАРОМ

   Назавтра Бюсси выехал из Анжера спозаранок - еще до того,  как  самый
рьяный из любителей раннего вставания  в  городе  успел  закончить  свой
завтрак. Бюсси не скакал - он летел.
   Диана поднялась на одну из террас замка, откуда была видна беловатая,
извилистая дорога, бегущая через зеленые луга.
   Она заметила  черную  точку,  которая  неслась  вперед  со  скоростью
метеора, оставляя позади все удлиняющуюся змеистую ленту дороги.
   Диана тотчас же сбежала вниз, чтобы Бюсси не пришлось ждать  и  чтобы
ожидание осталось ее заслугой.
   Солнце только начало подниматься над верхушками высоких дубов,  трава
была  осыпана  жемчугом  росы,  вдали  над   лесом   раздавались   звуки
охотничьего рога Сен-Люка, которого Жанна подстрекала  трубить  снова  и
снова, чтобы напомнить подруге, какую услугу она ей оказывает,  оставляя
ее в одиночестве.
   Сердце Дианы было переполнено такой огромной и мучительной  радостью,
она была так опьянена своей молодостью, красотой, любовью, что, пока она
бежала, ей казалось, будто душа на крыльях возносит ее к всевышнему.
   Но от дома до лесосеки было не близко, ножки молодой  женщины  устали
приминать густую траву, и  несколько  раз  у  нее  захватывало  дыхание;
поэтому она очутилась на месте свидания лишь в ту  минуту,  когда  Бюсси
уже показался на гребне стены и устремился вниз.
   Он увидел, как она бежит. Она издала крик радости. Он шагнул к ней  с
протянутыми руками. Она бросилась к нему и положила обе свои руки на его
грудь: долгое, страстное объятие заменило им утреннее приветствие. О чем
им было говорить? Они любили друг друга.  О  чем  им  было  думать?  Они
видели друг друга. Чего им было желать? Они сидели рядом и держались  за
руки, День пролетел, как один час.
   Когда Диана первой очнулась от  сладкого  оцепенения,  от  этого  сна
утомленной счастьем души, Бюсси прижал замечтавшуюся молодую  женщину  к
сердцу и сказал:
   - Диана, мне кажется, что  с  сегодняшнего  дня  я  начал  жить,  мне
кажется, что сегодня я увидел ясно путь, ведущий к вечности. Знайте  же,
вы - тот свет, который открыл мне это счастье. Я ничего не ведал  ни  об
этом мире, ни о жизни людей в нем. Могу только  повторить  вам  то,  что
говорил вчера: я начал жить благодаря вам и умру возле вас.
   - А я, - отвечала  ему  Диана,  -  еще  недавно  я  была  готова  без
сожалений броситься в объятия смерти, а теперь я содрогаюсь  от  страха,
что не проживу достаточно долго, чтобы исчерпать все сокровища,  которые
сулит мне ваша любовь. Но почему вы не хотите прийти в замок, Луи?  Отец
был бы счастлив видеть вас,  господин  Сен-Люк  -  ваш  друг,  и  он  не
болтлив... Подумайте, ведь каждый лишний час,  проведенный  вместе,  для
нас бесценен.
   - Увы, Диана, стоит мне однажды появиться в замке - и я  буду  ходить
туда каждый день; а если я буду ходить туда каждый день, вся  округа  об
этом узнает, я если слух дойдет до ушей этого людоеда - вашего  супруга,
он примчится... Вы не позволили мне освободить вас от него...
   - А зачем? - сказала она с тем  выражением,  которое  можно  услышать
только в голосе любимой женщины.
   - Поэтому для нашей безопасности, то  есть  для  безопасности  нашего
счастья нам очень важно скрыть пашу тайну от всех; ее знает уже мадам де
Сен-Люк... Сен-Люку она тоже станет известна.
   - О! Почему же?..
   - Разве вы могли бы скрыть от меня что-нибудь? - сказал Бюсси.  -  От
меня, теперь?..
   - Не могла бы, это верно.
   - Сегодня утром я послал Сен-Люку записку  с  просьбой  о  встрече  в
Анжере. Он приедет. Я возьму с него слово дворянина, что он  никогда  не
проронит ни звука о наших  с  вами  отношениях.  Это  тем  более  важно,
дорогая  Диана,  что  меня  несомненно  повсюду  разыскивают.  Когда  мы
покинули Париж, там происходили важные события.
   - Вы правы.., и к тому же отец мой так щепетилен  в  вопросах  чести,
что, несмотря на всю свою любовь ко мне, способен изобличить меня  перед
господином де Монсоро.
   - Будем же строго хранить  тайну..,  и  если  бог  выдаст  пас  нашим
врагам, мы, по крайней мере, сможем сказать,  что  сделали  все  от  нас
зависящее.
   - Бог милостив, Луи, не надо сомневаться в нем в такую минуту.
   - Я не сомневаюсь в боге, я опасаюсь дьявола: он  может  позавидовать
нашему счастью.
   - Простимся, мой господин, и не скачите так быстро, меня  пугает  ваш
конь.
   - Не бойтесь, он уже знает дорогу: это  самый  послушный  и  надежный
копь из всех, на которых мне до сих  пор  приходилось  ездить.  Когда  я
возвращаюсь в город, погрузившись в свои сладостные  мысли,  я  даже  не
касаюсь поводьев, он сам везет меня, куда нужно.
   Влюбленные обменялись еще бесчисленным  количеством  фраз  в  том  же
роде, перемежая их бесчисленным количеством поцелуев.
   Но  наконец  вблизи  от  замка  раздались  звуки  охотничьего   рога,
исполнявшего мелодию, о которой Жанна договорилась со своей подругой,  и
Бюсси удалился.
   Направляясь к городу, весь в мыслях об этом  чудесном  дне  и  гордый
своей свободой, ибо почести и заботы, связанные с богатством, и  милости
принца крови всегда сковывали его, как золотые цепи, он заметил, что уже
близок час, когда закрывают городские ворота. Конь, весь  день  щипавший
листву и травы, продолжал заниматься этим и в  пути,  а  между  тем  уже
приближалась ночь.
   Бюсси собрался было  пришпорить  коня,  чтобы  наверстать  потерянное
время, как вдруг услышал позади стук лошадиных копыт.
   Человеку, который скрывается, и в особенности  влюбленному,  во  всем
чудится угроза.
   Это роднит счастливых любовников с ворами.
   Бюсси размышлял: что лучше - пустить коня в галоп и вырваться  вперед
или свернуть в сторону и дать всадникам проехать мимо?  Но  они  скакали
так стремительно, что через мгновение уже настигли его.
   Всадников было двое.
   Бюсси, рассудив, что не  будет  трусостью  уклониться  от  встречи  с
двумя, если сам ты стоишь четырех, отъехал на обочину и увидел всадника,
изо всех сил пришпоривавшего своего коня, которого его спутник  подгонял
сверх того еще и частыми ударами хлыста.
   - - Ну, ну,  вот  уже  и  город,  -  приговаривал  этот  последний  с
сильнейшим гасконским акцентом, - еще триста раз ударить хлыстом и сто -
вонзить шпоры. Мужайтесь, мужайтесь!
   -  Лошадь  совсем  выдохлась,  она  дрожит,   слабеет,   отказывается
бежать...  -  отвечал  первый  всадник.  -  Но  я  бы  и  сотней   коней
пожертвовал, лишь бы очутиться в моем городе.
   - Какой-нибудь запоздалый анжерец, - сказал себе Бюсси. - Как все  же
люди глупеют от страха! Голос мне показался знакомым.  Однако  конь  под
этим молодцом шатается...
   В это мгновение всадники оказались на одной линии с Бюсси.
   - Эй, сударь, - крикнул он, - берегитесь!  Ноги  из  стремян,  живей,
копь сейчас упадет.
   И действительно, лошадь тяжело рухнула на  бок,  судорожно  подергала
ногой, словно вскапывая землю, и внезапно ее громкое дыхание оборвалось,
глаза затуманились, на губах выступила пена, и она испустила дух.
   - Сударь, - крикнул, обращаясь к Бюсси, вылетевший из седла  всадник,
- триста пистолей за вашего коня.
   - Господи боже мой! - воскликнул Бюсси, приближаясь к нему.
   - Вы слышите, сударь? Я спешу...
   - Берите его даром, мой принц,  -  дрожа  от  невыразимого  волнения,
сказал Бюсси, который узнал герцога Анжуйского.
   В то же мгновение раздался сухой щелчок - спутник принца взвел  курок
пистолета...
   - Стойте! - крикнул герцог Анжуйский своему безжалостному  защитнику.
- Стойте, господин д'Обинье, будь я проклят, если это не Бюсси.
   - Да, мой принц, это я. Но какого  дьявола  загоняете  вы  лошадей  в
такой час и на этой дороге?
   - А-а! Это господин де Бюсси, - сказал д'Обинье, -  в  таком  случае,
монсеньер, я вам больше не нужен... Разрешите мне возвратиться  к  тому,
кто меня послал, как говорится в Священном писании.
   - Но сначала примите мою самую искреннюю благодарность и заверение  в
вечной дружбе, - сказал принц.
   - Я принимаю и то и другое, монсеньер,  и  когда-нибудь  напомню  вам
ваши слова.
   - Господин д'Обинье!.. Монсеньер!.. Нет, я не верю  своим  глазам!  -
удивлялся Бюсси.
   - Разве ты ничего не  знал?  -  спросил  принц  с  неудовольствием  и
недоверием, которые не ускользнули от Бюсси. - Разве ты здесь не потому,
что ждал меня?
   "Дьявольщина!" - сказал себе Бюсси, подумав о том, какую  пищу  может
дать его тайное пребывание в Анжу подозрительному уму Франсуа.
   - Не будем говорить лишнего!.. Я не просто ждал вас, я сделал больше,
- ответил он, - а теперь, если  вы  хотите  попасть  в  город,  пока  не
заперли ворота, в седло, монсеньер.
   Он подвел своего коня к принцу, который был занят тем,  что  доставал
бумаги, запрятанные между седлом и попоной павшей лошади.
   - Итак, прощайте, монсеньер, - сказал д'Обинье, поворачивая назад.  -
Господин де Бюсси, я всегда к вашим услугам.
   И он ускакал.
   Бюсси легко вспрыгнул на  конский  круп  позади  своего  господина  и
направил Роланда к городу, спрашивая себя, не является ли этот одетый  в
черное принц злым духом, которого  ему  послал  ад,  позавидовавший  его
счастью.
   Они въехали в Анжер, когда трубачи давали первый сигнал,  возвещавший
о закрытии ворот.
   - Куда теперь, монсеньер?
   - В замок! Пусть поднимут мой флаг, пусть придут отдать мне  почести,
пусть созовут дворян моей провинции.
   - Нет ничего легче, - сказал Бюсси,  решивший  прикинуться  покорным,
чтобы выиграть время, да к тому же слишком пораженный случившимся, чтобы
самому принимать решение.
   - Эй, господа трубачи! - крикнул он герольдам, которые возвращались в
кордегардию.
   Те оглянулись, но не придали его окрику  особого  значения,  так  как
увидели перед собой двух  запыленных,  потных  мужчин  с  весьма  жалким
выездом.
   - Проклятие! - сказал Бюсси, направляя коня прямо на них. -  С  каких
это  пор  хозяина  не  узнают  в  его  доме?..  Вызвать  сюда  дежурного
старшину!..
   Этот надменный тон внушил почтение герольдам.  Один  из  них  подошел
ближе.
   - Господи Иисусе! - испуганно воскликнул он, приглядываясь к герцогу.
- Да не наш ли это сеньор и господин?
   Герцог был очень признателен своему уродливому носу, который, как  об
этом говорилось в эпиграмме Шико, был разделен надвое.
   - Так и есть - монсеньер герцог! - Герольд  схватил  за  руку  своего
товарища, тоже подскочившего от неожиданности.
   - Теперь  вы  знаете  об  этом  не  хуже  меня,  -  сказал  Бюсси,  -
наберите-ка побольше воздуху и дуйте в ваши трубы, пока  не  лопнете,  и
чтобы через четверть часа всему  городу  было  известно,  что  монсеньер
пожаловал к себе. Мы же, монсеньер, медленно  поедем  к  замку.  К  тому
времени, когда мы туда прибудем, все уже будет готово к вашему приему.
   И действительно, при первом возгласе герольдов люди стали  собираться
в кучки, при втором - дети и кумушки разбежались по улицам с криками:
   - Монсеньер в городе!.. Слава монсеньеру!
   Эшевены,  губернатор,  знатные  дворяне   бросились   к   дворцу   в,
сопровождении толпы, становившейся все более и более плотной.
   Как и предвидел Бюсси, городские  власти  прибыли  во  дворец  прежде
принца, чтобы оказать ему достойный прием.
   Когда герцог Анжуйский выехал на  набережную,  оказалось,  что  почти
невозможно пробиться через толпы народа, однако Бюсси разыскал одного из
герольдов, и тот, раздавая направо и налево удары своей трубой, проложил
принцу дорогу до ступенек ратуши.
   Бюсси замыкал шествие.
   - Господа и верные мои вассалы, - произнес принц, - я  пришел  искать
убежища в моем добром  городе  Анжере.  В  Париже  жизнь  моя  была  под
страшной угрозой. Меня даже лишили свободы. Но благодаря верным  друзьям
мне удалось бежать.
   Бюсси кусал себе  губы,  ему  был  ясен  иронический  смысл  взгляда,
которым одарил его Франсуа.
   - С того мгновения, как я  нахожусь  в  вашем  городе,  я  больше  не
испытываю тревоги за свою жизнь.
   Ошеломленные отцы города неуверенно закричали;
   - Да здравствует наш сеньор!
   Народ,  рассчитывая   на   связанные   с   каждым   приездом   принца
непредвиденные доходы, громко завопил:
   - Слава!
   - Поужинаем, - сказал принц, - я не ел с самого утра.
   В одно мгновение герцога окружила вся челядь, которую он - властитель
провинции Анжу - держал в своем дворце в Анжере. Из всех этих слуг  лишь
самые главные знали своего господина в лицо.
   Затем наступила очередь городских дворян и дам.
   Прием продолжался до полуночи.
   В городе  устроили  иллюминацию,  на  улицах  и  площадях  палили  из
мушкетов, был приведен в  действие  соборный  колокол,  и  порывы  ветра
доносили до Меридора эти традиционные звуки ликования добрых анжуйцев.

Глава 16

ДИПЛОМАТИЯ ГЕРЦОГА АНЖУЙСКОГО

   Когда мушкетная пальба на  улицах  несколько  поутихла,  когда  удары
колокола стали реже, когда передний замка опустели, когда Бюсси и герцог
Анжуйский остались наконец одни, герцог сказал:
   - Поговорим.
   Проницательный Франсуа уже заметил, что с момента  их  встречи  Бюсси
относится к нему с гораздо большей предупредительностью, чем  обычно.  С
присущим ему знанием света, принц решил, что Бюсси, по всей вероятности,
оказался в затруднительном  положении,  а  значит,  при  некоторой  доле
хитрости, можно из этого извлечь пользу для себя.
   Но у Бюсси было время подготовиться, и он держался уверенно.
   - Поговорим, монсеньер, - ответил он.
   - Когда мы виделись с вами в последний раз, - сказал принц, - вы были
тяжело больны, мой бедный Бюсси!
   - Это правда, монсеньер, - подтвердил молодой человек, - я был тяжело
болен и спасся почти чудом.
   - В тот день при вас находился какой-то лекарь, - продолжал принц,  -
чересчур озабоченный вашим здоровьем, как мне показалось, потому что  он
набрасывался на всех, кто приближался  к  вам,  -  И  это  тоже  правда,
монсеньер, мой Одуэн меня очень любит.
   - Он строго-настрого запретил вам вставать с постели, не так ли?
   - Чем я был возмущен до  глубины  души,  как  ваше  высочество  могли
убедиться сами.
   - Но, - сказал герцог, - коли это вас  так  возмущало,  вы  могли  бы
послать медицину ко всем чертям и отправиться со мной, как я вас  о  том
просил.
   - Проклятие! - воскликнул Бюсси, на сотню ладов вертя и крутя в руках
свою аптекарскую шляпу.
   - Но, - продолжал герцог, - так как речь шла  о  серьезном  деле,  вы
побоялись подвергнуть себя опасности.
   - Простите? - переспросил Бюсси, одним ударом кулака нахлобучивая все
ту же шляпу до самых глаз. - Мне послышалось, мой принц, вы сказали, что
я побоялся подвергнуть себя опасности?
   - Да, я так сказал, - ответил  герцог  Анжуйский.  Бюсси  вскочил  со
своего стула.
   - Тогда, значит, вы солгали, монсеньер, - воскликнул  он,  -  солгали
самому себе, слышите! Потому что вы сами не верите ни слову, ни  единому
слову из того,  что  сказали.  У  меня  на  теле  двадцать  шрамов,  они
свидетельствуют, что я не раз  подвергал  себя  опасности  и  никого  не
боялся. И, клянусь честью, я знаю немало людей,  которые  не  смогли  бы
сказать того же о себе и тем более доказать это.
   - У вас всегда наготове неопровержимые доводы, господин де  Бюсси,  -
возразил герцог, бледный и очень возбужденный. - Когда вас обвиняют,  вы
стараетесь перекричать упреки и воображаете,  что  это  доказывает  вашу
правоту.
   - О нет, я не всегда прав, монсеньер, - возразил Бюсси,  -  и  хорошо
это знаю, но я так же хорошо знаю, в каких случаях я не прав.
   - В каких же это случаях? Скажите, сделайте милость.
   - В тех, когда я служу неблагодарным людям.
   - По чести, сударь, мне кажется, что вы забываетесь, - сказал  принц,
внезапно поднимаясь с тем видом достоинства, который он умел принимать в
случае нужды.
   - Возможно, я забываюсь, монсеньер, - сказал Бюсси, - поступите раз в
жизни так же: забудьтесь или забудьте меня.
   При этом Бюсси сделал два шага к выходу, но принц оказался  проворней
и загородил собою дверь.
   - Станете ли вы отрицать, сударь, - спросил он, -  что  в  тот  день,
когда вы отказались выйти из дому со мной, вы через мину