то поехал вслед за ним!
   И Антрагэ не только отражал самым блестящим образом удары,  но  время
от времени, когда на него слишком уж наседали, рассекал своим  испанским
клинком  чью-нибудь   кожаную   куртку,   чью-нибудь   каску   или   же,
приглядевшись, оглушал ударом плашмя какого-нибудь неосторожного  вояку,
бросившегося в схватку, позабыв, что  голову  его  защищает  всего  лишь
шерстяной анжуйский колпак.
   Сбившиеся в кучу горожане взапуски наносили удары, калечили при  этом
друг друга, но снова возобновляли свои атаки.  Казалось,  они  вырастают
прямо из земли, как солдаты Кадмуса.
   Антрагэ почувствовал, что начинает сдавать.
   - Что ж, - сказал он, видя, что ряды нападающих становятся все  более
плотными, - отлично, вы храбры, как  львы,  это  несомненно,  и  я  тому
свидетель. Но вы видите, что от ваших алебард остались только  палки,  а
мушкетов своих вы заряжать не умеете. У меня было  намерение  въехать  в
этот город, но я не знал, что его охраняет армия Цезаря.  Я  отказываюсь
от мысли победить вас. Прощайте, доброго вам вечера, я удаляюсь;  только
скажите принцу, что я специально приезжал из Парижа повидать его.
   Тем  временем  капитану  ополчения  удалось  поджечь  фитиль   своего
мушкета, но в тот момент, когда он приложил приклад к плечу,  Антрагэ  с
такой силой огрел его несколько раз по пальцам, что анжуец выпустил свое
оружие и запрыгал с ноги на ногу.
   - Смерть ему! Смерть! - завопили избитые и взбешенные ополченцы. - Не
выпускайте его! Не дайте ему ускользнуть!
   - А! - сказал Аитрагэ. - Только что вы не  хотели  впускать  меня,  а
теперь не желаете выпускать.  Берегитесь!  Я  переменю  тактику.  Я  бил
плашмя, а буду колоть, я обрубал алебарды, а буду обрубать руки. Ну как,
мои анжуйские ягнятки, выпустите вы меня?
   - Нет! Смерть! Смерть ему! Он устал! Убьем его!
   - Прекрасно! Значит, возьмемся за дело всерьез?
   - Да! Да!
   - Ладно, берегите пальцы, я рублю руки! Только произнес он эти  слова
и собрался приступить к исполнению своей угрозы, как на дороге  появился
второй всадник, скачущий так же неистово. На бешеном галопе ворвался  он
в ворота и, как молния, влетел прямо  в  гущу  схватки,  которая  сулила
превратиться в настоящую битву.
   - Антрагэ! - крикнул вновь появившийся. - Антрагэ! Что, черт  возьми,
ты делаешь в компании этих буржуа?
   - Ливаро! - вскричал Антрагэ, обернувшись. - Разрази господь! Ты  как
нельзя кстати! Монжуа и Сен-Дени, на помощь!
   - Я был уверен, что нагоню тебя. Четыре часа тому назад  я  напал  на
твой след и с той минуты скачу за тобой. Но куда это ты  влез?  Тебя  же
убивают, прости меня господи!
   - Да, это наши друзья анжуйцы, они не  хотят  ни  впустить  меня,  ни
выпустить.
   - Господа, - сказал Ливаро, снимая шляпу, - не угодно ли  вам  отойти
вправо или влево, чтобы мы могли проехать?
   - Нас оскорбляют! - завопили горожане. - Смерть! Смерть им!
   - Ax, вот они здесь какие, в Анжере, - заметил  Ливаро,  нахлобучивая
одной рукой шляпу на голову, а другой выхватывая шпагу.
   - Сам видишь, - сказал Антрагэ. - Одно плохо: их много.
   - Ба! Втроем мы с ними отлично справимся.
   - Да, втроем. Если бы мы были втроем! Но нас только двое.
   - Сейчас здесь будет Рибейрак.
   - И он тоже?
   - Ты слышишь? Уже скачет.
   - Я его вижу. Эй! Рибейрак! Эй! Сюда, сюда! И действительно, в ту  же
минуту Рибейрак, спешивший, судя по всему, не меньше своих  друзей,  так
же, как и они, на полном скаку влетел в город Анжер.
   - Гляди-ка!  Тут  дерутся,  -  сказал  Рибейрак.  -  Вот  так  удача!
Здравствуй, Антрагэ, здравствуй, Ливаро.
   - В атаку! - ответил Антрагэ.
   Ополченцы   вытаращили   глаза,   весьма   пораженные   этим    новым
подкреплением, прибывшим  к  двум  друзьям,  которые  готовились  теперь
превратиться из осажденных в осаждающих.
   - Да их тут целый полк, - сказал капитан  ополчения  своим  людям.  -
Господа, наш боевой порядок, по-моему,  неудачен,  я  предлагаю  сделать
полуоборот налево.
   Буржуа с той ловкостью, которая характерна  для  них  при  выполнении
военных маневров, сделали полуоборот направо.
   Предложение  капитана  само  по  себе   пробудило   в   них   чувство
естественной осторожности, но,  кроме  того,  и  воинственный  вид  трех
всадников,   выстроившихся   перед   ними,   заставил   дрогнуть   самых
бесстрашных.
   - Это их авангард, -  закричали  горожане,  искавшие  лишь  предлога,
чтобы обратиться в бегство. - Тревога! Тревога!
   - На помощь! - кричали другие. - На помощь!
   - Неприятель! Неприятель! - орало большинство.
   - Мы люди семейные. Мы несем  обязательства  перед  нашими  женами  и
детьми. Спасайся кто может! - заревел капитан.
   В результате этих разнообразных воплей, которые,  однако,  как  можно
заметить, имели одну цель,  в  улицах  образовалась  страшная  давка,  и
палочные удары посыпались градом на любопытных, плотное  кольцо  которых
не давало возможности робким убежать.
   Как  раз  тогда  звуки  этой  сумятицы  долетели  до  площади   перед
крепостью,  где,  как  мы  уже  сказали,  принц  отведывал  дары   своих
приверженцев - черный хлеб, копченую селедку и сушеную треску.
   Бюсси и принц поинтересовались, в чем дело.  Им  ответили,  что  весь
этот шум подняли три человека, вернее, три дьявола во  плоти,  явившиеся
из Парижа.
   - Три человека? - сказал принц. -  Пойди  узнай,  что  это  за  люди,
Бюсси.
   - Три человека? - повторил Бюсси. - Поедемте вместе, монсеньер.
   И они отправились: Бюсси  ехал  впереди,  а  принц  предусмотрительно
следовал за пим в сопровождении двух десятков всадников.
   Они прибыли на место в тот момент, когда ополченцы начали, с  большим
ущербом для спин и черепов зевак, выполнять тот  маневр,  о  котором  мы
говорили.
   Бюсси встал на стременах  и  своими  зоркими,  как  у  орла,  глазами
разглядел в толпе дерущихся Ливаро, узнав его по долговязой фигуре.
   - Чтоб мне провалиться! - крикнул он принцу громовым голосом. - Сюда,
монсеньер! Нас осаждают паши парижские друзья.
   - Ну  нет,  -  ответил  Ливаро  голосом,  заглушившим  шум  битвы,  -
напротив, это анжуйские друзья рубят нас в куски.
   - Долой оружие! - закричал  герцог.  -  Долой  оружие,  болваны!  Это
друзья!
   - Друзья! - воскликнули горожане, избитые, ободранные, выбившиеся  из
сил. - Друзья!  Так  надо  было  дать  им  пароль.  Мы  тут  добрый  час
обращаемся с ними, как с нехристями, а они с нами - как с турками.
   После чего отступательный маневр был благополучно доведен до конца.
   Ливаро, Антрагэ и Рибейрак, как победители, вступили на освобожденное
горожанами пространство и поспешили приложиться к руке его высочества, а
затем каждый из них бросился в объятия Бюсси.
   - Выходит по всему, - философски сказал капитан, -  что  это  выводок
анжуйцев, а мы приняли их за стаю ястребов, - Монсеньер, - шепнул  Бюсси
на ухо принцу, - пожалуйста, сосчитайте ваших ополченцев.
   - Зачем?
   - Сосчитайте, сосчитайте; приблизительно, гуртом. Я не прошу  считать
по одному.
   - Их около полутораста, не меньше.
   - Да, не меньше.
   - Ну и что?
   - А то, что не слишком бравые у  вас  солдаты,  если  их  побили  три
человека.
   - Верно, - сказал герцог. - Что же дальше?
   - Дальше! Попробуйте-ка выехать из города с такими молодцами!
   - Все так, - согласился герцог. - Но я выеду из города с теми  тремя,
которые их побили, - добавил он.
   - Ах ты, черт! - пробормотал  тихонько  Бюсси.  -  Об  этом  я  и  не
подумал! Да здравствуют трусы, они умеют мыслить логически!

Глава 20

РОЛАНД

   Прибытие подкрепления дало возможность  герцогу  Анжуйскому  заняться
бесконечными рекогносцировками окрестностей города.
   Он разъезжал в сопровождении своих, так кстати подоспевших друзей,  и
анжерские  буржуа  чрезвычайно  гордились  этим  военным  отрядом,  хотя
сравнение  хороню  экипированных,   прекрасно   вооруженных   дворян   с
городскими ополченцами в их потрепанном  снаряжении  и  ржавых  доспехах
было далеко не в пользу ополчения.
   Сначала были обследованы крепостные укрепления, затем  прилегающие  к
ним сады, затем равнина, прилегающая к садам, и,  наконец,  разбросанные
по этой равнине замки, причем герцог весьма презрительно  поглядывал  на
леса, когда они проезжали мимо них или по ним, на те самые леса, которые
внушали ему прежде такой страх или, вернее, к которым Бюсси  внушил  ему
такой страх.
   В Анжер стекались со своими деньгами дворяне со всей  провинции.  При
дворе герцога Анжуйского они находили ту свободу, до которой далеко было
двору Генриха III. Поэтому они, как  и  следовало  ожидать,  предавались
веселой жизни в городе, весьма расположенном, подобно всякой столице,  к
тому, чтобы опустошать кошельки своих гостей.
   Не прошло и трех  дней,  как  Антрагэ,  Рибейрак  и  Ливаро  завязали
знакомства с самыми пылкими поклонниками парижских мод и  обычаев  среди
анжуйских дворян.
   Само собой разумеется, что  эти  достойные  господа  были  женаты,  и
супруги их были молоды и хороши собой.
   Герцог Анжуйский совершал свои блестящие верховые прогулки по  городу
вовсе не для личного удовольствия, как могли бы подумать  те,  кто  знал
его эгоизм. Отнюдь нет.
   Эти  прогулки  превратились  в  развлечение  для  парижских   дворян,
прибывших к нему, для анжуйской знати и в особенности для анжуйских дам.
   Прежде всего, эти прогулки должны были радовать бога, ведь дело  Лиги
было божьим делом.
   Затем, они, несомненно, должны были приводить в негодование короля.
   И,  наконец,  они  доставляли  счастье  дамам.  Таким  образом,  была
представлена великая троица той эпохи: бог, король и дамы.
   Ликование достигло своих пределов в тот день, когда в  город  прибыли
по высочайшему  повелению  двадцать  две  верховые  лошади,  тридцать  -
упряжных и  сорок  мулов,  которые,  вместе  с  экипажами,  повозками  и
фургонами, составляли выезды и обоз герцога Анжуйского.
   Все перечисленное появилось, как по волшебству, из Тура  за  скромную
сумму в пятьдесят тысяч экю,  выделенную  герцогом  Анжуйским  для  этой
цели.
   Заметим, что лошади были  оседланы,  но  за  седла  шорникам  еще  не
заплатили;   заметим,   что   сундуки   были   снабжены   великолепными,
запирающимися на ключ замками, но в самих сундуках ничего не было.
   Заметим, что это последнее обстоятельство свидетельствовало в  пользу
принца, ибо он мог бы наполнить их с помощью поборов.
   Но не в натуре принца было брать открыто: он  предпочитал  выманивать
хитростью.
   Как бы там ни было, вступление в город этой  процессии  произвело  на
анжерцев глубокое впечатление.
   Лошадей развели по конюшням, повозки и экипажи поставили  в  каретные
сараи.
   Переноской сундуков занялись самые приближенные слуги принца.
   Нужны были очень надежные руки, чтобы  решиться  доверить  им  суммы,
которых в этих сундуках не было.
   Наконец  двери  дворца  закрылись  перед  носом  возбужденной  толпы,
оставшейся благодаря этим  предусмотрительным  мерам  в  убеждении,  что
принц только что ввез в город  два  миллиона,  в  то  время  как  принц,
напротив, готовился к тому, чтобы  вывезти  из  города  почти  такую  же
сумму, для которой и были предназначены пустые сундуки.
   С этого  дня  за  герцогом  Анжуйским  прочно  закрепилась  репутация
богатого  человека  и  вся  провинция,  после  разыгранного  перед   ней
спектакля, осталась в убеждения, что принц достаточно  богат,  чтобы,  в
случае надобности, пойти войной против целой Европы.
   Эта вера должна была помочь буржуа  терпеливо  снести  новые  подати,
которые герцог, поддержанный советами своих друзей, намеревался  собрать
с анжуйцев.
   Впрочем, анжуйцы, можно сказать, сами шли навстречу желаниям герцога.
   Денег, которые одалживают или отдают богачам, никогда не жалеют.
   Король Наваррский, слывший бедняком, не добился бы и четвертой  части
успеха, выпавшего на долю герцога  Анжуйского,  который  сумел  прослыть
богачом.
   Однако возвратимся к герцогу.
   Достойный принц жил, как  библейский  патриарх,  наслаждаясь  плодами
земли своей, а всем известно, что земля Анжу весьма плодородна.
   На дорогах было полно всадников, стремившихся в Анжер, чтобы заверить
принца в своей преданности или предложить свои услуги.
   А он продолжал тем временем вести рекогносцировки, которые  неизменно
завершались открытием какого-нибудь сокровища.
   Бюсси удалось так наметить  маршруты  выездов  принца,  что  все  они
обходили стороной замок, где жила Диана.
   Это сокровище Бюсси сохранял для себя одного, грабя на свой манер сей
маленький уголок провинции, который, после пристойной обороны,  в  конце
концов, сдался на милость победителя.
   В то время, как герцог Анжуйский занимался рекогносцировками, а Бюсси
-  грабежом,  граф  де  Монсоро,  верхом  на  своей  охотничьей  лошади,
прискакал к воротам Анжера.
   Было около четырех часов пополудни; чтобы прибыть в четыре часа, граф
Монсоро сделал в этот день восемнадцать лье.
   Поэтому шпоры его были красными от крови, а полумертвый конь -  белым
от пены.
   Давно уже  прошло  то  время,  когда  приезжавшим  в  город  чинились
препятствия  у  ворот:   теперь   анжерцы   стали   такими   гордыми   и
самоуверенными, что без всяких пререканий впустили бы в  город  батальон
швейцарцев, даже если бы во главе этих швейцарцев стоял  храбрый  Крийон
собственной персоной.
   Граф Монсоро не был Крийоном,  а  потому  въехал  и  вовсе  свободно,
сказав:
   - Во дворец его высочества герцога Анжуйского.
   Он не стал слушать ответа стражников, что-то кричавших ему вслед.
   Казалось,  что  конь  его  держится  на  ногах  только  в  силу  чуда
равновесия, создаваемого скоростью, с которой он мчится; бедное животное
двигалось уже совершенно бессознательно, и можно было биться об  заклад,
что стоит ему остановиться, и оно тут же рухнет наземь. Конь остановился
у дворца. Граф Монсоро был прекрасным наездником,  конь  -  чистокровным
скакуном: ни конь, ни всадник не упали.
   - К господину герцогу! - крикнул главный ловчий.
   - Монсеньер отправился на рекогносцировку, - ответил часовой.
   - Куда? - спросил граф Монсоро.
   - Туда, - произнес тот, вытянув руку в направлении  одной  из  сторон
света.
   - А, черт! - воскликнул Монсоро. - Однако у  меня  срочное  сообщение
для герцога, что же делать?
   - Прежде всего поштавить фашего коня в конюшню,  -  ответил  часовой,
который был рейтаром из Эльзаса, - потому што, ешли фы его не пришлоните
к штене, он у фас упадет.
   - Совет хорош, хотя и дан на скверном  французском  языке,  -  сказал
Монсоро. - Где тут конюшни, милейший?
   - Фот там!
   В это мгновение к графу подошел человек и представился ему.
   Это был мажордом.
   Граф Монсоро в свой  черед  перечислил  все  свои  имела,  фамилии  и
титулы.
   Мажордом отвесил ему почтительный поклон; имя графа было с давних пор
известно в провинции.
   - Сударь, -  сказал  мажордом,  -  соблаговолите  войти  и  отдохнуть
немного. Монсеньер уехал всего десять минут тому назад.  Его  высочество
вернется не раньше восьми часов вечера.
   - Восьми часов вечера! - повторил Монсоро, кусая свой ус.  -  Слишком
много времени будет потеряно. Я привез важное известие, и чем раньше оно
дойдет до его высочества, тем лучше. Не можете ли вы  дать  мне  коня  и
сопровождающего?
   - Коня! Хоть десяток, сударь, - сказал мажордом. -  Что  же  касается
проводника, с этим хуже, потому что монсеньер не сказал, куда он едет, и
вы сможете узнать об этом, расспрашивая по пути, как  всякий  другой;  к
тому же - я  не  хотел  бы  ослаблять  гарнизон  замка.  Его  высочество
строжайше запретил делать это.
   - Вот как? - воскликнул главный  ловчий.  -  Так,  значит,  здесь  не
безопасно?
   - О, сударь, здесь всегда безопасно, когда тут есть такие  люди,  как
господа де Бюсси, де Ливаро, де Рибейрак,  д'Антрагэ,  не  говоря  уж  о
нашем непобедимом принце,  монсеньере  герцоге  Анжуйском,  но  вы  сами
понимаете...
   - Натурально, я  понимаю,  что,  когда  их  здесь  нет,  безопасность
уменьшается.
   - Именно так, сударь.
   - Что ж, я возьму в конюшне  свежую  лошадь  и  попытаюсь  найти  его
высочество, расспрашивая встречных.
   - Готов биться об заклад,  сударь,  что  этим  способом  вы  разыщете
монсеньера.
   - Надеюсь, он не галопом уехал?
   - Шагом, сударь, шагом.
   - Прекрасно! Значит, решено:  покажите  мне  коня,  которого  я  могу
взять.
   - Пройдите в конюшню, сударь,  и  выберите  сами;  все  они  в  вашем
распоряжении.
   - Прекрасно!
   Монсоро вошел в конюшню.
   Около дюжины самых отборных и свежих коней поглощали обильный корм из
яслей, набитых зерном я самым сочным в Анжу сеном.
   - Вот, - сказал мажордом, - выбирайте.
   Монсоро обвел строй четвероногих взглядом знатока.
   - Я беру этого гнедого, - сказал он. - Прикажите оседлать его мне.
   - Роланда?
   - - Его зовут Роланд?
   - Да, это любимый конь его высочества. Он на нем каждый  день  ездит.
Роланда подарил герцогу господин де Бюсси, и вы бы, конечно, не  увидели
его здесь в конюшне, если бы его  высочество  не  решил  испытать  новых
коней, присланных ему из Тура.
   - Недурно! Значит, у меня меткий глаз. Подошел конюх.
   - Оседлайте Роланда, - распорядился  мажордом.  Что  касается  лошади
графа, то она сама вошла в конюшню и улеглась на подстилку, не дожидаясь
даже, пока с нее снимут седло и сбрую.
   Через несколько секунд Роланд был уже  оседлан.  Граф  Монсоро  легко
вскочил в седло и снова спросил, в какую сторону отправилась кавалькада.
   - Они выехали в эти ворота  и  поскакали  по  той  дороге,  -  сказал
мажордом, указывая главному ловчему  в  ту  же  сторону,  куда  ему  уже
показывал часовой.
   - Клянусь честью, - воскликнул Монсоро, когда,  опустив  поводья,  он
увидел, что лошадь направляется как раз по этой дороге, - я  бы  сказал,
что Роланд идет по следу, ей-богу.
   - О, не беспокойтесь, - заметил мажордом, - я слышал от господина  де
Бюсси и от его лекаря господина  Реми,  что  это  самое  умное  из  всех
когда-либо  существовавших  животных.  Как  только   он   почует   своих
сотоварищей, он их догонит. Поглядите, какие у него  великолепные  ноги,
таким и олень позавидовал бы.
   Монсоро свесился набок.
   - Замечательные, - подтвердил он.
   И в самом деле, лошадь двинулась, не дожидаясь понуканий, и  уверенно
выбралась из города;  перед  этим  она  даже  сама  повернула  в  нужную
сторону, чтобы  сократить  путь  к  воротам,  который  разветвлялся:  на
обходной - слева и прямой - справа.
   Дав такое доказательство своего ума, лошадь тряхнула  головой,  будто
пытаясь освободиться от узды, которая давила  ей  на  губы.  Она  словно
хотела сказать всаднику,  что  всякое  направляющее  воздействие  с  его
стороны излишне, и, по мере того как они  приближались  к  воротам,  все
ускоряла свой бег.
   - Я  и  вправду  вижу,  -  прошептал  Монсоро,  -  что  мне  тебя  не
перехвалили. Что ж, раз ты так хорошо знаешь дорогу, иди, Роланд, иди.
   И он бросил поводья на шею Роланда Оказавшись  на  внешнем  бульваре,
конь остановился в нерешительности - повернуть ему направо ила налево.
   Он повернул налево.
   В это время мимо прошел крестьянин.
   - Не видели ли вы группу всадников, приятель? - спросил Монсоро.
   - Да, сударь, - ответил селянин, - я встретил их вот там, впереди.
   Роланд скакал как раз в  том  направлении,  где  крестьянин  встретил
отряд.
   - Иди, Роланд, иди, - сказал главный ловчий,  опуская  поводья.  Конь
перешел на крупную рысь, при которой обычно делают три или четыре лье  в
час. Еще некоторое время он  бежал  по  бульвару,  потом  вдруг  свернул
направо, на заросшую цветами тропинку, которая шла через равнину.
   Монсоро на мгновение заколебался - не остановить ли ему  Роланда,  но
Роланд, казалось, был так уверен в своих действиях, что граф предоставил
ему свободу.
   По  мере  того  как  лошадь  прод