окружают  деревья,
цветы, где мы счастливы?
   - Что ж, теперь я знаю, почему под твоими прекрасными глазами синяки,
почему эти глаза так часто поднимаются к небу; но я  все  еще  не  знаю,
почему твои губы пытаются улыбнуться.
   Диана грустно покачала головой.
   - Ты, кажется, мне говорила, - продолжала Жанна, обвивая своей белой,
полной рукой плечи Дианы, - говорила мне, что господин де Бюсси  отнесся
к тебе с большим участием...
   Диана покраснела так сильно,  что  ее  нежное,  круглое  ушко  словно
пламенем вспыхнуло.
   - Этот господин де Бюсси обаятельный человек, - сказала Жанна. И  она
запела:

   Кто первый задира у нас?
   Конечно, Бюсси д'Амбуаз.

   Диана склонила голову на грудь подруги  и  подхватила  голосом  более
нежным, чем голоса распевающих в листве малиновок:

   Кто верен и нежен, спроси.
   Ответят: "Сеньор...

   - - Де Бюсси!.." - закончила за нее Жанна,  весело  целуя  подругу  в
глаза. - Ну, назови наконец это имя.
   - Хватит глупостей, - сказала вдруг Диана, -  господин  де  Бюсси  не
вспоминает более о Диане де Меридор.
   - Вполне возможно, - ответила Жанна, - но я склонна  думать,  что  он
очень нравится Диане де Монсоро.
   - Не говори мне этого.
   - Почему? Разве это тебе неприятно? Диана не ответила.
   - Говорю тебе, что  господин  де  Бюсси  не  вспоминает  обо  мне,  и
правильно делает... О! Я струсила, - прошептала она.
   - Что ты сказала?
   - Ничего, ничего.
   - Послушай, Диана, ты опять начнешь плакать, винить себя в  чем-то...
Ты струсила? Ты - моя героиня? У тебя не было выхода.
   -  Да,  я   так   думала..,   мне   чудились   опасности,   пропасти,
разверзающиеся у меня под ногами... Сейчас эти опасности, Жанна, кажутся
мне призрачными, эти пропасти - их мог  бы  перепрыгнуть  и  ребенок.  Я
струсила,  говорю  тебе.  О!  Почему  у  меня  не  было  времени,  чтобы
подумать!..
   - Ты говоришь со мной загадками.
   - Нет, все  это  не  то,  -  вскричала  Диана,  в  страшном  смятении
вскакивая на ноги. - Нет, это не моя вина, это он, Жанна, он не захотел.
Я вспоминаю, как все было: положение казалось мне ужасным, я колебалась,
была в  нерешительности...  Отец  предлагал  мне  свою  поддержку,  а  я
боялась.., он, он предложил мне  свое  покровительство..,  но  предложил
так, что не смог убедить меня. Против него был герцог Анжуйский.  Герцог
Анжуйский в союзе с господином де Монсоро, скажешь ты. Ну и что из того?
Какое значение имеют герцог Анжуйский и граф  де  Монсоро!  Когда  очень
хочешь чего-нибудь, когда действительно любишь кого-нибудь,  о!  никакой
принц,  никакой  граф  тебя  не  удержат.  Видишь,  Жанна,  если  бы   я
действительно любила...
   И Диана, вся во власти своего возбуждения, оперлась  спиной  о  ствол
дуба, словно душа ее довела тело до изнеможения и у него не было  больше
сил держаться.
   - Послушай, дорогая моя, успокойся, рассуди...
   - Говорю тебе: мы оказались трусами.
   - Мы... О! Диана, о ком ты говоришь? Это "мы" очень красноречиво, моя
милая...
   - Я хочу сказать: мой  отец  и  я.  Надеюсь,  ты  ничего  другого  не
подумала... Мой отец - человек знатный, он  мог  поговорить  с  королем;
я.., у меня есть гордость, и я не боюсь тех, кого ненавижу... Но, видишь
ли, вот в чем секрет этой трусости: я поняла, что он не любит меня.
   - Ты сама себя обманываешь!.. - вскричала Жанна. - Если бы ты  верила
в это, то в том состоянии, в котором ты находишься, ты бы  обратилась  к
нему с этим упреком... Но ты  в  это  не  веришь,  ты  знаешь  обратное,
лицемерка, - добавила она ласково.
   - Тебе легко верить в любовь, -  возразила  Диана,  снова  усаживаясь
возле Жанны, - господин де Сен-Люк  взял  тебя  в  жены  наперекор  воле
короля! Он похитил тебя прямо из Парижа; тебя, может быть,  преследовала
погоня, ты платишь ему за опалу и изгнание своими ласками.
   - И щедро плачу, - сказала проказница.
   - Но я,  подумай  немного  и  не  будь  эгоисткой,  я,  которую  этот
необузданный  молодой  человек  любит,  по  его  уверению,  я,   которая
привлекла взор неукротимого Бюсси - человека,  не  знающего,  что  такое
препятствие, я допустила оглашение моего брака и  предстала  пред  взоры
всего двора. После  этого  он  не  захотел  даже  смотреть  на  меня.  Я
доверилась ему в часовне святой Мария Египетской. Никого не было, только
два его сообщника - Гертруда и Одуэн, да я - еще большая его  сообщница,
чем они... О! Подумать только, стой возле дверей конь, и  Бюсси  мог  бы
меня похитить тогда же, возле часовни.., закрыть  полой  плаща...  В  ту
минуту, знаешь, я чувствовала, что он страдает, что он в отчаянии  из-за
меня. Я видела  его  потускневшие  глаза,  побледневшие,  запекшиеся  от
лихорадки губы. Если бы он попросил меня умереть, чтобы возвратить блеск
его глазам, свежесть его устам, я бы умерла... Я встала  и  ушла,  и  он
даже не подумал удержать меня за край моей накидки. Погоди, погоди... О!
Ты  не  понимаешь,  как  я  страдаю.  Он  знал,  что  я  покидаю  Париж,
возвращаюсь в Меридор; он знал, что господин де Монсоро... Ну вот,  я  и
покраснела.., что господин де Монсоро не муж мне; он  знал,  что  я  еду
одна.., и в дороге, Жанна, милая, я каждую минуту  оборачивалась  назад,
мне все чудилось, что я слышу галоп его коня, догоняющего нас.  Но  нет!
Это было всего лишь эхо! Говорю тебе, он обо мне и не вспоминает, да я и
не заслуживаю того,  чтобы  ехать  за  мной  в  Анжу,  когда  при  дворе
французского короля есть столько прекрасных и  обходительных  дам,  одна
улыбка которых стоит больше сотни признаний  провинциалки,  похоронившей
себя в чащах Меридора. Теперь ты поняла? Убедила  я  тебя?  Разве  я  не
права? Разве меня не забыли, не пренебрегли мною, бедная моя Жанна?
   Не успела молодая женщина произнести эти слова,  как  в  ветвях  дуба
раздался страшный треск,  со  старой  стены  посыпались  кусочки  мха  и
отколовшейся штукатурки, и тотчас вслед за этим из зелени плюща и  дикой
шелковицы выпрыгнул мужчина и упал к ногам Дианы, та громко вскрикнула.
   Жанна поспешила отойти в сторону - она узнала этого мужчину.
   - Вы видите, я здесь, -  прошептал  коленопреклоненный  Бюсси,  целуя
край платья Дианы, который он почтительно взял дрогнувшей рукой.
   Диана, в свою очередь, узнала голос и улыбку графа, и,  пораженная  в
самое сердце, вне себя,  задыхаясь  от  этого  нежданного  счастья,  она
распахнула объятия и, почти без чувств, упала на грудь того, кого только
что обвиняла в безразличии.

Глава 14

ВЛЮБЛЕННЫЕ

   Обмороки, вызванные радостью, никогда не бывают ни чрезмерно долгими,
ни чрезмерно опасными. Правда, есть  свидетельства,  что  они  приводили
иной раз к смертельному исходу, но такие случаи чрезвычайно редки.
   Поэтому Диана весьма скоро открыла глаза и обнаружила, что  находится
в объятиях Бюсси, ибо Бюсси  не  пожелал  уступить  госпоже  де  Сен-Люк
привилегию встретить первый взгляд Дианы.
   - О! - прошептала она,  приходя  в  себя.  -  О!  Это  ужасно,  граф,
появиться так внезапно!
   Бюсси ожидал других слов.
   И кто знает - мужчины так требовательны, - кто знает,  повторяем  мы,
быть может, он ждал вовсе не слов, а чего-то другого, он,  не  один  раз
присутствовавший  при  возвращении   к   жизни   после   обмороков   или
беспамятства?
   Однако Диана не только ограничилась этими словами, но более того, она
мягко освободилась из плена рук де Бюсси и отступила к подруге,  которая
поначалу отошла было из деликатности на несколько шагов в  сторону,  под
деревья, но потом прелестное зрелище примирения двух любящих разбудило в
ней свойственное женщинам любопытство, и она потихоньку вернулась назад,
не для того, чтобы принять участие в разговоре, но чтобы быть достаточно
близко от разговаривающих и ничего не упустить...
   - Так вот, значит, как вы меня встречаете, сударыня? - сказал Бюсси.
   - Ах, -  сказала  Диана,  -  это  в  самом  деле  очень  мило,  очень
трогательно, господин де Бюсси, то, что вы сделали... Но...
   - О! Бога ради,  не  надо  никаких  "но",  -  вздохнул  Бюсси,  снова
опускаясь на колени.
   - Нет, нет, только не так, не на коленях, господин де Бюсси.
   - О! Позвольте мне молить вас  на  коленях,  -  сказал  граф,  сложив
ладони, - я так давно мечтал о месте у ваших ног.
   - Возможно, но, чтобы занять его, вы перебрались через стену. Это  не
подобает  знатному  сеньору  и,  более  того,  весьма  неосторожно   для
человека, который печется о моей чести.
   - Почему?
   - А если бы вас случайно заметили?
   - Кто бы меня заметил?
   - Да наши охотники, они всего четверть часа тому назад проскакали тут
по лесу мимо стены.
   - О! Успокойтесь, сударыня, я слишком старательно прячусь, чтобы меня
смогли заметить.
   - Он прячется! Ах, - воскликнула Жанна, - это совсем  как  в  романе,
расскажите нам, как вы прячетесь, господин де Бюсси, - Во-первых, если я
не присоединился к вам по дороге, то не по своей вине:  я  поехал  одним
путем, вы - другим. Вы прибыли через Рамбуйе, я через Шартр.  Во-вторых,
слушайте и  судите,  влюблен  ли  в  вас  бедный  Бюсси:  я  не  решился
присоединиться к вам, хотя не сомневался, что смог  бы  это  сделать.  Я
прекрасно знал, что  Жарнак  отнюдь  не  влюблен  и  что  это  достойное
животное без особого восторга относится к  возвращению  в  Меридор;  ваш
отец тоже не имел никаких оснований торопиться, ведь вы были возле него.
Но я хотел встретиться с вами не в присутствии вашего  батюшки  и  не  в
обществе ваших людей, потому что я  гораздо  больше  беспокоюсь  о  том,
чтобы не нанести урон вашей чести, чем вы думаете. Я ехал не торопясь  и
грыз ручку моего хлыста, да, ручка хлыста была моей обычной пищей в  эти
дни.
   - Бедный мальчик! - сказала Жанна. - Оно и  видно,  погляди,  как  он
похудел.
   - Наконец вы  прибыли,  -  продолжал  Бюсси,  -  я  снял  квартиру  в
предместье города и видел, спрятавшись  за  ставнями,  как  вы  проехали
мимо.
   - О! Боже мой! Вы живете в Анжере под своим именем? - спросила Диана.
   - За кого вы  меня  принимаете?  -  сказал,  улыбаясь,  де  Бюсси.  -
Конечно,   нет,   я   -   странствующий   купец.   Поглядите   на   этот
светло-коричневый камзол, в нем меня не  очень-то  узнаешь,  такой  цвет
любят суконщики и мастера золотых и серебряных дел. Ну, а кроме того,  у
меня весьма озабоченный  и  запятой  вид,  и  я  вполне  могу  сойти  за
аптекаря, разыскивающего целебные травы.  Короче  говоря,  меня  еще  не
заметили.
   - Бюсси, красавец Бюсси, два дня  кряду  находится  в  провинциальном
городишке, и его не заметили? При дворе этому никогда не поверят.
   - Продолжайте, граф, - сказала Диана, краснея. - Как вы добрались  из
Анжера сюда?
   - У меня два чистокровных скакуна. Я сажусь на одного из них и  шагом
выезжаю  из  города,  то  и  дело  останавливаясь,  чтобы  поглазеть  на
объявления и вывески. Но стоит мне очутиться вдали от чужих взглядов,  я
тотчас же пускаю коня в галоп, и за двадцать минут он  покрывает  три  с
половиной лье между городом и замком. Оказавшись в Меридорском  лесу,  я
определяю стороны света и нахожу стену парка. Но  она  длинная,  и  даже
очень, ведь парк большой. Вчера я исследовал эту стену больше чем четыре
часа; взбирался на нее то там, то здесь,  все  надеясь  увидеть  вас.  И
наконец, к вечеру, когда я уже почти отчаялся, я вас увидел.  Вы  шли  к
дому, позади  вас  прыгали  две  большие  собаки  барона,  они  пытались
схватить молодую куропатку, которую госпожа де Сен-Люк держала в  высоко
поднятой руке. Потом вы скрылись из виду.
   Я спрыгнул в парк, прибежал сюда, где мы сейчас, увидел, что трава  и
мох здесь сильно примяты,  и  решил,  что,  вполне  возможно,  это  ваше
излюбленное место: тут так приятно в жару. Чтобы  узнать  это  место,  я
надломил ветки, как делают на охоте, и, вздыхая,  что  для  меня  всегда
ужасно мучительно...
   - С непривычки, - прервала с улыбкой Жанна.
   - Вполне возможно, сударыня. Итак, вздыхая, что для  меня,  повторяю,
всегда ужасно мучительно, я поскакал к  городу.  Я  был  очень  утомлен,
кроме того, взбираясь  на  деревья,  я  разорвал  мой  светло-коричневый
камзол, и, однако, несмотря на прорехи в камзоле,  несмотря  на  боль  в
груди, я был счастлив: я видел вас.
   - По-моему,  это  восхитительный  рассказ,  -  сказала  Жанна,  -  вы
преодолели ужасные препятствия, это прекрасно и  героично,  но  я  боюсь
взбираться на деревья, и, окажись я на вашем месте, я поберегла бы  свой
камзол и особенно  свои  прекрасные  белые  руки.  Посмотрите,  в  каком
ужасном состоянии ваши: все исцарапаны колючками.
   - Верно. Но тогда я не увидел бы ту, которую искал.
   - Вот уж нет. Я бы увидела ее и нагляделась бы побольше вашего  и  на
Диану де Меридор, и даже на госпожу де Сен-Люк.
   - А что бы вы сделали для этого? - с живостью спросил Бюсси.
   - Явилась бы прямо к подъемному мосту Меридорского замка  и  вошла  в
замок. Господин барон сжал бы меня в своих объятиях, госпожа де  Монсоро
усадила бы меня рядом с собой за стол, господин  де  Сен-Люк  осыпал  бы
меня  знаками  внимания,  госпожа  де  Сен-Люк  составляла  бы  со  мной
анаграммы. Это был бы самый простой в мире способ. Правда, самые простые
в миро способы никогда не приходят на ум влюбленным.
   Бюсси улыбнулся, бросил взгляд в сторону Дианы и покачал головой.
   - Ну нет, - сказал он, - пет. То, что  сделали  бы  вы,  годится  для
всех, но не для меня.
   Диана залилась краской, словно ребенок, и в  глазах  обоих  появилось
одно и то же выражение, а на устах - одна и та же улыбка.
   - Вот так так! - сказала Жанна. - По  всему  выходит,  что  я  ничего
больше не понимаю в хороших манерах.
   - Нет! - сказал Бюсси, отрицательно покачав головой. - Нет, я не  мог
явиться в замок! Графиня замужем, и господин барон  несет  обязательство
перед своим зятем - каким бы он ни был - строго следить за его женой.
   - Что ж, - сказала Жанна, -  вот  я  и  получила  урок  благородства,
примите мою признательность, господин  де  Бюсси,  я  действительно  его
заслужила, это меня отучит вмешиваться в дела безумцев.
   - Безумцев? - переспросила Диана.
   - Безумцев или  влюбленных,  -  ответила  госпожа  де  Сен-Люк,  -  и
поэтому...
   Она поцеловала подругу в лоб, сделала реверанс Бюсси и убежала.
   Диана пыталась было остановить  Жанну  за  руку,  по  Бюсси  завладел
другой рукой Дианы, и молодой женщине, столь крепко  удерживаемой  своим
возлюбленным, пришлось решиться и отпустить подругу.
   Итак, Бюсси и Диана остались одни.
   Диана, бросив взгляд вслед госпоже де Сен-Люк, которая шла, срывая по
пути цветы, покраснела и сноса опустилась на траву.
   Бюсси улегся к ее ногам.
   - Я поступил, как должно, не правда ли, сударыня? Вы меня одобряете?
   - Не стану лукавить, - ответила Диана, - к тому же вам  известны  мои
мысли. Да, я одобряю вас, по на этом  кончается  моя  снисходительность.
Стремиться к вам, призывать вас, как  я  это  делала  только  что,  было
безумием с моей стороны, грехом.
   - Бог мой! Что вы такое говорите, Диана?
   - Увы,  граф,  я  говорю  правду!  Я  имею  право  делать  несчастным
господина де Монсоро, который сам довел меня до такой  крайности,  но  я
располагаю этим правом только до тех пор, пока  воздерживаюсь  от  того,
чтобы осчастливить другого. Я могу отказать графу в моем обществе,  моей
улыбке, моей любви, но если я одарю этими милостями другого,  я  ограблю
того, кто, вопреки моему желанию, является моим господином.
   Бюсси терпеливо выслушал это нравоучение, весьма смягченное, впрочем,
прелестью Дианы и ее кротким тоном.
   - Сейчас моя очередь, не так ли? - спросил он.
   - Говорите, - ответила Диана.
   - Со всей откровенностью?
   - Говорите!
   - Ну так вот, в том, что вы мне  сказали,  сударыня,  нет  ни  одного
слова, сказанного от сердца.
   - Почему?
   - Наберитесь терпения и выслушайте меня, сударыня, ведь я слушал  вас
терпеливо. Вы засыпали меня софизмами.
   Диана сделала протестующее движение.
   - Общие места морали, - продолжал Бюсси, - не что иное, как  софизмы,
когда они оторваны от реальности. В обмен на ваши софизмы,  сударыня,  я
преподнесу вам истину. Некий мужчина является вашим господином, говорите
вы, но разве вы сами выбрали себе этого мужчину? Нет, его  навязали  вам
роковые обстоятельства, и вы  подчинились  им.  Вопрос  состоит  в  том,
собираетесь ли вы страдать всю жизнь от этого подлого принуждения?  Если
пет, то я могу вас от него освободить.
   Диана открыла рот, чтобы заговорить, но Бюсси остановил ее жестом.
   - О! Я знаю, что вы мне ответите, - сказал он.  -  Вы  мне  ответите,
что, если я вызову господина де Монсоро на дуэль и убью его, мне  больше
не видать вас... Пусть так, пусть, разлученный с вами, я умру  от  горя,
но  зато  вы  будете  жить  свободной,  вы  сможете  сделать  счастливым
достойного человека, и он, исполненный радости, благословит когда-нибудь
мое имя и скажет:
   "Спасибо,  Бюсси,  спасибо!  Ты  освободил  нас  от  этого   мерзкого
Монсоро!"  Да  и  вы  сами,  Диана,  вы,  которая   не   осмелилась   бы
поблагодарить меня живого, поблагодарите меня умершего.
   Молодая женщина схватила руку графа и нежно сжала ее.
   - Вы еще не умоляли, Бюсси, - сказала она, - а уже угрожаете.
   - Угрожать вам?! О! Господь слышит меня  и  знает  мои  намерения.  Я
беззаветно люблю вас, Диана, и никогда не поступлю так, как поступил  бы
другой на моем месте. Я знаю, что и вы меня любите. Боже мой! Только  не
отрицайте этого, иначе вы приравняете себя к тем пошлым  людям,  у  коих
слово расходится с делом. Я  знаю,  что  любите,  вы  сами  мне  в  этом
открылись. И еще: любовь, подобная моей, сияет, как солнце,  и  оживляет
все сердца, к которым она прикасается, поэтому я не буду умолять вас,  я
не предоставлю отчаянию изничтожить меня. Нет,  я  встану  на  колени  у
ваших ног, которые готов целовать, и скажу вам, положа  правую  руку  на
сердце, - оно ни разу не солгало ни по расчету, ни  из-за  страха,  -  я
скажу вам: "Диана, я люблю вас и буду любить всю жизнь!  Диана,  клянусь
перед лицом неба, я умру за вас, умру, обожая вас". И если вы мне  снова
скажете: "Уходите, не  похищайте  счастья,  принадлежащего  другому",  я
поднимусь без вздоха, без возражения, поднимусь с этого  места,  где  я,
несмотря на все, чувствую себя таким счастливым, и,  низко  поклонившись
вам, подумаю: "Эта женщина меня не любит, эта женщина  не  полюбит  меня
никогда". А затем я уйду, и вы больше меня никогда не  увидите.  Но  так
как моя преданность вам превосходит даже мою  любовь,  так  как  желание
видеть вас счастливой сохранится во мне, даже когда я  уверюсь,  что  не
могу быть счастлив сам, так как, не похитив у  другого  его  счастья,  я
получу право  похитить  у  него  жизнь,  я  воспользуюсь  своим  правом,
сударыня, хотя  бы  для  этого  мне  пришлось  пожертвовать  собственной
жизнью: я убью его, убью из страха, что иначе  вы  навеки  останетесь  в
рабстве и что ваше рабство  вынудит  вас  и  впредь  делать  несчастными
хороших людей, которые вас полюбят.
   Бюсси произнес эти слова с большим  волнением.  Диана  прочла  в  его
сверкающем и честном взоре, что  решение  его  твердо.  Она  поняла:  он
сделает то, что сказал, его слова, без всяких  сомнений,  претворятся  в
дела; и как апрельские снега тают под лучами  солнца,  так  растаяла  ее
суровость в пламени этого взора.
   - Благодарю, - сказала она, - благодарю, мой  друг,  за  то,  что  вы
лишаете меня выбора. Это еще одно из  проявлений  деликатности  с  вашей
стороны - вы хотите, чтобы,  уступив  вам,  я  не  мучилась  угрызениями
совести. А теперь: будете  ли  вы  любить  меня  до  самой  смерти,  как
говорили? Не окажусь ли я просто вашей прихотью и  не  заставите  ли  вы
меня однажды горько пожалеть, что я не вняла любви господина де Монсоро?
Но нет, я не могу ставить вам условия. Я побеждена, я  сдаюсь,  я  ваша,
Бюсси,  пусть  не  по  зак