е, где он?
   - Как же я могу это знать? - ответил молодой человек. - Ведь мне завязали
глаза, прежде чем отвести туда.
   - Вас туда отвели с завязанными глазами?
   - Конечно.
   - Но вы уверены, что действительно приходили в этот самый дом?
   - В этот или в один из соседних. В какой именно - я не уверен, поэтому  я
и разыскиваю...
   - Прекрасно, - сказал Бюсси, - значит, все это не сон!..
   - Что все? Какой сон?
   - Надо вам признаться, любезный, мне казалось, что все  это  приключение,
кроме удара шпагой, разумеется, было просто сном.
   - Я вас понимаю, - сказал молодой  врач,  -  этим  вы  меня  не  удивили,
сударь.
   - Почему не удивил?
   - Я сам думал, что во всем этом есть какая-то тайна.
   - Да, любезный, и эту тайну  я  хочу  прояснить.  Вы  не  откажетесь  мне
помочь, не правда ли?
   - Разумеется.
   - По рукам. По прежде всего один вопрос.
   - Слушаю.
   - Как вас зовут?
   - Сударь, - сказал молодой лекарь, - я не стану принимать ваши  слова  за
намеренное оскорбление. Я знаю, что, по доброму обычаю  и  по  существующему
порядку, в ответ на ваш вопрос мне подобало  бы  гордо  вскинуть  голову  и,
подбоченившись, спросить: "А вы, сударь, кем вы изволите  быть?"  Но  у  вас
длинная шпага, а у меня только мой ланцет, у вас вид знатного  дворянина,  а
я, промокший до костей, по пояс в грязи,  я  должен  вам  казаться  каким-то
проходимцем. Поэтому отвечу вам просто и чистосердечно: меня зовут  Реми  ле
Одуэн.
   - Прекрасно, сударь, тысячу раз благодарю. Что до меня, то я граф Луи  де
Клермон, сеньор де Бюсси.
   - Бюсси д'Амбуаз! Герой Бюсси! - восторженно воскликнул юный медик. - Так
вот оно что! Сударь, вы тот самый знаменитый Бюсси, тот полковник,  который,
который?.. О!
   - Тот самый, сударь. А теперь, когда мы выяснили, кто мы такие,  сделайте
милость, удовлетворите мое любопытство, несмотря на то что вы весь вымокли и
измазались в грязи.
   - Ив самом деле, - сказал молодой человек,  сокрушенно  разглядывая  свои
короткие штаны, сплошь забрызганные грязью, -  и  в  самом  деле,  мне,  как
Эпаминонду Фиванскому, очевидно, придется провести три дня дома, ведь в моем
гардеробе всего лишь одни штаны и только один камзол. Но, простите, как  мне
показалось, вы соблаговолили задать мне какой-то вопрос?
   - Да, сударь, я хотел бы у вас спросить, как вы попали в тот дом.
   - Весьма простым и в то же время очень сложным путем. Судите сами.
   - Посмотрим.
   - Господин граф, извините меня, я был так потрясен, что обращался к  вам,
не называя вашего титула.
   - Какие пустяки, продолжайте.
   - Господин граф, вот моя история: я живу на улице Ботрейи в пятистах двух
шагах отсюда. Я бедный ученик хирурга, но, могу вас заверить,  рука  у  меня
довольно умелая.
   - Я и сам имел случай в этом убедиться, - сказал Бюсси.
   - Учился-то я усердно, - продолжал молодой человек, - да вот пациентов не
приобрел. Меня зовут, как я уже говорил: Реми ле Одуэн; Реми -  потому,  что
такое имя дали мне  при  крещении,  и  Одуэн  -  потому,  что  я  родился  в
Нантей-ле-Одуэн. Семь или восемь дней  тому  назад  за  Арсеналом  какого-то
бедолагу как следует полоснули ножом, я зашил ему кожу  на  животе  и  очень
удачно втиснул туда кишки, которые  вывалились  было  наружу.  Эта  операция
принесла мне некоторую известность в округе, и,  видимо,  благодаря  ей  мне
посчастливилось: вчера ночью меня разбудил чей-то приятный голосок.
   - Голос женщины! - воскликнул Бюсси.
   - Да, но не спешите с выводами, граф, какой бы деревенщиной я ни был, все
же я понял, что это голос  служанки.  Я  их  знаю,  ведь  мне  гораздо  чаще
приходилось иметь дело со служанками, чем с госпожами.
   - И что же вы сделали?
   - Я поднялся и открыл дверь, но едва я высунул голову, как две маленькие,
не слишком нежные, но и не чересчур загрубелые ручки наложили мне  па  глаза
повязку.
   - И вам при этом не сказали ни слова?
   - Нет, как же, мне было сказано: "Идите со мной, не пытайтесь разглядеть,
куда я вас веду, молчите, вот ваше вознаграждение".
   - И этим вознаграждением?..
   - Оказался кошелек с пистолями, который вложили мне в руку.
   - Ага! И что вы ответили?
   - Что я готов следовать за моей очаровательной проводницей.  Я  не  знал,
очаровательна она или пет, но подумал, что маслом каши не испортишь.
   - И вы последовали за ней без возражений, не требуя никаких гарантий?
   - Мне часто приходилось читать в книгах о подобных историях, и я заметил,
что для врача они всегда кончаются чем-нибудь приятным. Итак,  я  последовал
за незнакомкой, как я уже имел честь вам  доложить;  меня  вели  по  твердой
земле, к ночи  подмерзло,  и  я  насчитал  четыреста,  четыреста  пятьдесят,
пятьсот и, наконец, пятьсот два шага.
   - Хорошо, - сказал Бюсси, - это было умно с вашей стороны. И  вот  теперь
мы, по-вашему, должны быть у той двери?
   - Во всяком случае, где-то поблизости от нее, потому что  на  сей  раз  я
насчитал четыреста девяносто девять шагов. Конечно,  хитрая  девчонка  могла
повести меня окольным путем, - по-моему, она была способна выкинуть со  мной
подобную штуку.
   - Да, допустим, она позаботилась о такой предосторожности, тем не  менее,
будь она даже хитра, как сам дьявол, наверное,  она  все  же  сболтнула  вам
что-нибудь, назвала какое-то имя?
   - Никакого.
   - Может быть, вы сами что-нибудь приметили?
   - Только то, что можно приметить пальцами,  приученными  в  иных  случаях
заменять глаза, то есть - дверь, обитую  гвоздями,  прихожую  за  дверью,  в
конце прихожей - лестницу.
   - Слева?
   - Вот именно. Я даже сосчитал ступеньки.
   - Сколько их было?
   - Двенадцать.
   - И потом сразу вход?
   - Думаю, что сначала коридор: открывали три двери.
   - Хорошо.
   - А потом я услышал голос. Ах, на сей раз это был  голос  госпожи,  такой
нежный и мелодичный.
   - Да, да. Это был ее голос.
   - Конечно, ее.
   - Ее, ее, клянусь вам.
   - Вот уже кое-что, в чем вы можете поклясться. Дальше  меня  втолкнули  в
комнату, где лежали вы, и разрешили снять повязку.
   - Все так.
   - И тогда я вас увидел.
   - Где я был?
   - Вы лежали на постели.
   - На постели с занавесками из белого шелка в золотых цветах?
   - Да.
   - А стены комнаты были покрыты гобеленами?
   - Правильно.
   - А на потолке написаны фигуры?
   - Точно так, а в простенке между окнами...
   - Портрет?
   - Вот именно.
   - Женщины в возрасте от восемнадцати до двадцати лет?
   - Да.
   - Блондинки?
   - Да, несомненно.
   - Прекрасной, как ангел?
   - Еще прекрасней!
   - Браво! Ну и что вы сделали?
   - Я вас перевязал.
   - И отлично перевязали, даю слово!
   - Старался, как мог.
   -  Превосходно  перевязали,  просто  превосходно,  милостивый   государь,
сегодня утром рана почти закрылась и стала розовой.
   - Это благодаря бальзаму, который я составил; на мой взгляд,  он  отлично
действует, ибо, не зная, па ком мне его испробовать, я не раз протыкал  себе
кожу в самых различных местах тела, и - честное слово! - через  два-три  дня
дырки уже затягивались.
   - Любезный господин Реми, - воскликнул Бюсси, - вы замечательный человек,
я полон всяческого  расположения  к  вам...  Но  дальше,  что  было  дальше?
Рассказывайте.
   - Дальше вы снова потеряли сознание. Голос  спросил  меня,  как  вы  себя
чувствуете.
   - Откуда он спрашивал?
   - Из соседней комнаты.
   - Значит, самой дамы вы не видели?
   - Нет, не видел.
   - Что вы ей ответили?
   - Что рана не опасна и через двадцать четыре часа затянется.
   - И она была довольна?
   - Ужасно. Она воскликнула: "Боже мой, какое счастье!".
   - Она сказала: "Какое счастье!"? Милый господин Реми, я вас  озолочу.  Ну
дальше, дальше.
   - Вот и все, никакого дальше. Вы были перевязаны, и  мне  уже  ничего  не
оставалось там делать. Голос сказал мне: "Господин  Реми..."  -  Голос  знал
ваше имя?
   - Конечно, все из-за того несчастного, которого проткнули ножом. Помните,
я вам говорил?
   - Верно, верно; итак, голос сказал: "Господин Реми..." - "Будьте до конца
человеком  чести,  не  подвергайте  опасности  бедную  женщину,  поддавшуюся
чувству сострадания; завяжите себе глаза, позвольте отвести вас домой  и  не
пытайтесь подглядывать по дороге", - Вы обещали?
   - Я дал слово.
   - И вы сдержали его?
   - Как видите, - простодушно ответил молодой человек, - иначе я  не  искал
бы дверь.
   -  Ладно,  -  сказал  Бюсси,  -   это   великолепная   черта   характера,
показывающая, что вы галантный кавалер, и хотя внутри у меня  все  кипит  от
злости, я не могу не сказать: вот моя рука, господин Реми.
   И восхищенный Бюсси протянул руку молодому лекарю.
   - Сударь! - воскликнул пораженный Реми.
   - Примите, примите ее, вы достойны быть дворянином.
   - Сударь, - сказал Реми, - я вечно буду гордиться  тем,  что  имел  честь
пожать руку отважному Бюсси д'Амбуазу. А пока что совесть моя неспокойна.
   - Это почему же?
   - - В кошельке оказалось десять пистолей.
   - Ну и что?
   - Это слишком много для лекаря, которому больные платят за визит пять су,
а то и совсем ничего не платят, и я разыскивал дом...
   - Чтобы вернуть кошелек?
   - Вот именно.
   - Любезный господин Реми, вы чересчур щепетильны, клянусь вам; эти деньги
вы честно заработали, они ваши по праву.
   - Вы думаете? - с явным облегчением спросил Реми.
   - Я отвечаю за свои слова, но дело  в  том,  что  расплачиваться  с  вами
следовало вовсе не этой даме, ведь я ее не знаю, и она меня тоже.
   - Вот еще одна причина вернуть деньги. Сами видите.
   - Я хотел вам сказать только, что и я тоже, и я ваш должник.
   - Вы мой должник?
   - Да, и я расквитаюсь с  вами.  Чем  вы  занимаетесь  в  Париже?  Давайте
рассказывайте. Поверьте мне ваши тайны, любезный господин Реми.
   - Чем я занимаюсь в Париже? Да, в сущности, ничем, господин  граф,  но  я
мог бы кое-чем подзаняться, имей я пациентов.
   - Ну что же,  вам  очень  повезло;  для  начала  я  вам  доставлю  одного
пациента: самого себя. Поверьте, у вас будет большая практика!  Не  проходит
дня, чтобы либо я не продырявил самое прекрасное  творение  создателя,  либо
кто другой не подпортил великолепный образчик его искусства в моем лице.  Ну
как, согласны вы заняться штопанием дыр,  которые  будут  протыкать  в  моей
шкуре, или тех, которые я сам проткну в чьей-нибудь оболочке?
   - Ах, господин граф, - сказал Реми, - у меня так мало заслуг...
   - Напротив, вы именно тот человек, которого мне надо, дьявол меня побери!
Рука у вас легкая, как у женщины, и с этим бальзамом Феррагюс...
   - Сударь!
   - Вы будете жить у меня, у вас будут свои собственные  апартаменты,  свои
слуги; соглашайтесь или, даю слово, вы ввергнете меня в пучину  отчаяния.  К
тому же ваша работа еще не закончена: вам надо сменить мне повязку, любезный
господин Реми.
   - Господин граф, - отвечал молодой врач, - я в  таком  восторге,  что  не
знаю, как выразить свою радость. У меня будет работа! У меня будут пациенты!
   - Ну пет, ведь я вам сказал, что беру вас только для себя самого.., ну  и
для моих друзей, естественно. А теперь - вы ничего больше но вспомните?
   - Ничего.
   - Ну, коли так, то помогите мне разобраться кое в чем, если это возможно.
   - В чем именно?
   - - Да видите ли.., вы  человек  наблюдательный:  вы  считаете  шаги,  вы
ощупываете стены, вы запоминаете голоса. Не знаете ли вы, почему после того,
как вы меня перевязали, я очутился на откосе рва у Тампля?
   - Вы?
   - Да.., я... Может быть, вы помогали меня переносить?
   - Ни в коем случае! Наоборот, если бы спросили моего совета, я решительно
воспротивился бы такому перемещению. Холод мог вам очень повредить.
   - Тогда я ума  не  приложу,  как  это  случилось.  Вам  не  угодно  будет
продолжить поиски вместе со мной?
   - Мне угодно все, что угодно вам, сударь, но я боюсь,  что  от  этого  не
будет проку, ведь все дома тут на одно лицо.
   - Тогда, - сказал Бюсси, - надо будет посмотреть на них днем.
   - Да, но днем нас увидят.
   - Тогда надо будет собрать сведения.
   - Мы все разузнаем, монсеньер...
   - И мы  добьемся  своего.  Поверь  мне,  Реми,  отныне  нас  двое,  и  мы
существуем не во сне, а наяву, и это уже много.

Глава 11

О ТОМ, ЧТО ЗА ЧЕЛОВЕК БЫЛ ГЛАВНЫЙ ЛОВЧИЙ БРИАН ДЕ МОНСОРО

   Даже не радость, а  чувство  какого-то  исступленного  восторга  охватило
Бюсси, когда он убедился, что женщина его грез  действительно  существует  и
что  эта  женщина  не  во  сне,  а  наяву  оказала   ему   то   великодушное
гостеприимство, неясные воспоминания о котором он хранил в глубине сердца.
   Поэтому Бюсси решил ни на мгновение не расставаться  с  молодым  лекарем,
которого он только что возвел в  ранг  своего  постоянного  врачевателя.  Он
потребовал, чтобы Реми, такой, как был - весь в грязи с головы до  ног,  сел
вместе с ним в носилки. Бюсси боялся что, если он хоть на миг  упустит  Реми
из виду, тот исчезнет, подобно дивному видению прошлой ночи; нужно  было  во
что бы то ни стало доставить его к себе домой и запереть на ключ до утра,  а
на следующий день будет видно, выпускать его на свободу или нет.
   Все время обратного пути было употреблено на новые вопросы, но ответы  на
них вращались в замкнутом кругу, который мы только  что  очертили.  Реми  ле
Одуэн знал не больше  Бюсси,  правда,  лекарь,  не  терявший  сознания,  был
уверен, что Бюсси не грезил.
   Для всякого человека,  начинающего  влюбляться,  -  а  Бюсси  влюбился  с
первого взгляда, - чрезвычайно важно иметь  под  рукой  кого-нибудь,  с  кем
можно было бы потолковать о любимой  женщине.  Правда,  Реми  не  удостоился
чести  лицезреть  красавицу,  но  в  глазах  Бюсси  это   было   еще   одним
достоинством, ибо давало ему возможность снова и снова растолковывать своему
спутнику, насколько оригинал во всех отношениях превосходит копию.
   Бюсси  горел  желанием  провести  всю  ночь  в  разговорах  о  прекрасной
незнакомке, но Реми начал исполнение своих обязанностей врача  с  того,  что
потребовал от раненого уснуть или по меньшей мере лечь в постель.  Усталость
и боль от раны давали нашему герою такой же совет, и в конце концов эти  три
могущественные силы одержали над ним верх.
   Однако, прежде чем лечь  в  постель,  Бюсси  самолично  разместил  своего
нового сотрапезника в трех комнатах четвертого этажа, которые он сам занимал
в годы юности. И только убедившись, что молодой врач, довольный своей  новой
квартирой и новой судьбой, подаренной ему провидением, не сбежит  тайком  из
дворца, Бюсси спустился на второй этаж, в свои роскошные апартаменты.
   Когда он проснулся на следующий день, Реми уже стоял возле  его  постели.
Молодой человек всю ночь не мог поверить в свалившееся  на  него  счастье  и
ожидал пробуждения Бюсси, в свою очередь желая убедиться,  что  все  это  не
сон.
   - Ну, - сказал Реми, - как вы себя чувствуете?
   - Как нельзя лучше, милейший эскулап, ну а вы, вы довольны?
   - Так доволен, мой сиятельный покровитель,  что  не  поменялся  бы  своей
участью с самим  королем  Генрихом  Третьим,  хотя  за  вчерашний  день  его
величество должен был сильно продвинуться по пути в рай. Но не в этом  дело,
разрешите взглянуть на рану.
   - Взгляните.
   И Бюсси повернулся на бок, чтобы молодой хирург мог снять повязку.
   Рана выглядела как нельзя лучше, края  ее  стянулись  и  приняли  розовую
окраску. Обнадеженный Бюсси хорошо спал,  крепкий  сон  и  ощущение  счастья
пришли па помощь хирургу, не оставив на его долю почти никаких забот.
   - Ну что? - спросил Бюсси. - Что вы скажете, мэтр Амбруаз Паре?
   - Я скажу, что вы уже почти выздоровели, но я открываю вам эту  врачебную
тайну с большим страхом - как бы  вы  не  отослали  меня  обратно  на  улицу
Ботрейи, что в пятистах двух шагах от знаменитого Дома.
   - Который мы разыщем, не правда ли, Реми?
   - Я в этом уверен.
   - Как ты сказал, мой мальчик? - переспросил Бюсси.
   - Простите, - вскричал Реми со слезами на глазах, -  неужели  вы  сказали
мне "ты", монсеньер?
   - Реми, я всегда обращаюсь на "ты" к тем, кого люблю. Разве ты возражаешь
против такого обращения?
   - Напротив, - воскликнул молодой человек, пытаясь поймать  руку  Бюсси  и
поцеловать ее, - напротив, мне показалось, что я ослышался. О! Монсеньер  де
Бюсси, вы хотите, чтобы я сошел с ума от радости?
   - Нет, мой друг, я хочу только, чтобы и ты, в свою очередь, меня  полюбил
и считал бы себя принадлежащим к моему дому и чтобы ты сегодня, пока  будешь
здесь устраиваться, позволил мне присутствовать на церемонии вручения королю
эстортуэра <Эстортуэр - жезл, который главный ловчий  вручает  королю,  дабы
этим жезлом король при  скачке  галопом  раздвигал  ветки  деревьев.  (Прим,
автора.)>.
   - Ах, - сказал Реми, - вот мы уже и собираемся наделать глупостей.
   - Э, нет, наоборот, обещаю тебе вести себя примерно.
   - Но вам придется сесть на коня.
   - Проклятие! Это совершенно необходимо.
   - Найдется ли у вас хороший скакун со спокойным аллюром?
   - У меня таких четыре на выбор.
   - Ну хорошо, возьмите себе на  сегодняшний  день  коня,  на  которого  вы
посадили бы даму с портрета, понимаете?
   - Ах, я понимаю, отлично  понимаю.  Послушайте,  Реми,  воистину  вы  раз
навсегда нашли путь к моему сердцу, я страшно боялся, что  вы  не  допустите
меня к участию в этой охоте или, скорее, в этом охотничьем представлении, на
котором будут присутствовать все придворные  дамы  и  толпы  любопытствующих
горожанок. И я уверен, Реми, милый Реми,  ты  понял,  что  дама  с  портрета
должна принадлежать ко двору или, во всяком случае, должна быть  парижанкой.
Несомненно, она не простая буржуазка: гобелены, тончайшие  эмали,  расписной
потолок, кровать  с  белыми  и  золотыми  занавесками,  -  словом,  вся  эта
изысканная роскошь изобличает в  пей  даму  высокого  происхождения  или  по
меньшей мере богатую женщину. Что, если я встречу ее там в лесу?
   - Все возможно, - философски заметил Одуэн.
   - За исключением одного - разыскать дом, - вздох-пул Бюсси.
   - И проникнуть в него, когда мы его разыщем, - добавил Реми.
   - Ну уж об этом-то я меньше всего беспокоюсь, - сказал Бюсси.  -  Мне  бы
только добраться до его дверей, - продолжал он, - а уж там я пущу в ход одно
испытанное средство.
   - Какое?
   - Устрою себе еще один удар шпагой.
   - Отлично, - сказал Реми,  -  ваши  слова  позволяют  надеяться,  что  вы
сохраните меня при себе.
   - Ну, на этот счет будь спокоен. Мне  кажется,  будто  я  тебя  знаю  лет
двадцать, не меньше, и, слово дворянина, уже не мог бы обходиться без тебя.
   Приятное лицо молодого лекаря расцвело под наплывом невыразимой радости.
   - Итак, - сказал он, - решено. Вы едете на охоту и займетесь там поисками
дамы, а я вернусь на улицу Ботрейи, искать дом.
   - Вот будет занятно, - сказал Бюсси, - если, когда мы  снова  встретимся,
окажется, что мы оба добились успеха.
   На этом они распрощались, скорее как два друга, чем как господин и слуга.
   В Венсенском лесу и на  самом  деле  затевалась  большая  охота  в  честь
вступления в должность господина Бриана де  Монсоро,  уже  несколько  недель
тому назад назначенного главным ловчим. Вчерашняя  процессия  и  неожиданное
покаяние короля, который начал пост в последний день масленичного карнавала,
заставили придворных усомниться, почтит ли он своим присутствием эту  охоту.
Ибо обычно, когда на Генриха III находил приступ набожности, он  по  неделям
не покидал Лувра, а иногда даже отправлялся умерщвлять  плоть  в  монастырь.
Однако  на  сей  раз,  к  удивлению  придворных,  около  девяти  часов  утра
распространилось известие, что король уже выехал в Венсенский замок и  гонит
лань вместе со своим братом, монсеньером герцогом Анжуйским, и всем двором.
   Местом сбора охотников служила  Коновязь  короля  Людовика  Святого.  Так
назывался в те времена перекресток дорог, где, как говорят, тогда еще  можно
было увидеть знаменит