тплевываясь  от  пыли  и  почти  ничего  не  различая  в едком
    ядовито-желтом  дыму.  Геликоптер промахнулся. Такого на памяти Хила еще
    не случалось.

    Едва  только  село  солнце,  как Сергей приказал роботам замкнуть кольцо
    окружения.

    Хил  спал,  втиснувшись  в  щель между двумя огромными валунами, когда в
    пятистах  метрах  от  него  один  из роботов неосторожно задел за ветку.
    Ночь  была безлунная, туманная, и даже Хил, видевший в темноте почти как
    днем,  не решился покинуть свое убежище в столь глухой и опасный час. Он
    быстро и бесшумно приготовил к бою оружие и стал ждать, что будет дальше.

    Когда  спустя  полчаса слева от него раздался новый шорох. Хил уже знал,
    кто  именно  подкрадывается  к  нему. Это не мог быть ни длиннохвост, ни
    человек,  ни  камышовый  удав,  ни  вообще кто-нибудь живой. Под сводами
    ночного  леса  двигались  искусственные  существа, синтеты - очень-очень
    осторожные,  но  все же синтеты. А ведь всем известно, что синтет глупее
    ребенка.  Хил  не  собирался  поднимать  лишнего шума и выбрал из своего
    арсенала   только   нож   и   молекулярный   дезинтегратор.  Первому  из
    приблизившихся  к  нему  синтетов он всадил остроотточенное лезвие туда,
    где  у роботов обычно находится электронный разум. Двух следующих разнес
    на  части из дезинтегратора. Но врагов еще оставалось слишком много, и с
    собой  они тащили какие-то громоздкие приспособления, назначение которых
    не  было  понятно  Хилу.  Действия  синтетов  были  планомерны,  точны и
    согласованны.  Чья-то  сильная  и  гибкая  воля  направляла  их  -  воля
    человека.  Хил  ощутил,  что где-то за лесом, почти на пределе дальности
    действия   его   оружия,   находится   какое-то  огромное  металлическое
    сооружение  размером  куда  больше  танка или самоходки, и вот именно из
    этого  стального  купола  и  исходили  приказы, направлявшие каждый шаг,
    каждое  движение синтетов. Одну за другой Хил выпустил в том направлении
    все  ракеты  с  газообразной  взрывчаткой  и,  дождавшись,  пока тяжелое
    невидимое  облако расползлось по земле, приготовил зажигательный патрон.
    Спустя  секунду  взрыв,  куда более мощный, чем взрыв атомной бомбы того
    же  веса,  должен  был пробить почву до скального основания, разметать в
    щепки  несколько  гектаров  леса,  обратить  в  вакуум  порядочный кусок
    атмосферы и перемешать с пылью и прахом убежище, в котором скрывался враг.

    Однако  пальцы  Хила  почему-то  отказывались повиноваться ему. На плечи
    навалилась  странная тяжесть. Что-то сдавило грудь, спину, голову. Он не
    мог  даже  шевельнуться.  Он  был распластан, распят в пустоте. Какая-то
    неведомая  сила  приподняла  его над землей, проволокла метров пятьдесят
    по воздуху и швырнула прямо в лапы синтетов.

    Они   встретились   утром   в   узком   и  длинном  помещении  столовой,
    перегороженной пополам силовым полем.

    Ночью  они  оба  не  спали.  Сергей  обдумывал предстоящий разговор. Хил
    каждую минуту ожидал смерти.

    Для  Сергея  психология  гостя  являлась  совершенной  загадкой. Судя по
    всему,  энундец  родился  уже  после того, как пожар войны превратил его
    планету  в  тлеющее  пепелище.  Он  был  свидетелем  вырождения и гибели
    своего  народа, ради того, чтобы выжить, ему пришлось научиться убивать,
    и  сейчас  невозможно  было  даже  предположить,  что  является для него
    Добром,  а  что  -  Злом,  знает  ли  он  о  любви и великодушии вообще,
    способен ли он к нормальному общению.

    Хил,   в   свою  очередь,  ломал  голову  над  странным  и  необъяснимым
    поведением  напавших на него существ. Ни подземники, ни бродяги не брали
    пленных,  за  исключением  тех редких случаев, когда колдунам из людских
    пещер  нужны  были  для  врачевания кровь и кожа. Правда, ходили смутные
    слухи  о  том, что где-то людей отлавливают для того, чтобы питаться ими
    в  голодные  зимние  месяцы,  однако это больше походило на вымысел: Хил
    знал,  что  человеческое  мясо опаснее мяса длиннохвостов, и те, кто его
    пробовал,  болеют  и  умирают.  За  свою  собственную жизнь Хил почти не
    боялся,  полагая, что дни его сочтены, но его мучило сознание вины перед
    теми,  чье  существование зависело от него. Ночью Хил подсчитал, сколько
    суток  миновало  с  тех  пор, как он покинул дом. На одной его руке было
    шесть  пальцев, на другой - семь. Три дня назад он загнул их все и начал
    счет  сначала.  Всего,  значит,  шестнадцать суток. Пищи в пещере еще на
    неделю  -  две.  Когда  она окончится, на поверхность придется подняться
    матери.  Хорошо  еще,  если  ее  убьет  первый  попавшийся  бродяга  или
    прикончит длиннохвост. Хуже, если она тоже попадет к колдунам.

    Сергей,  впервые  увидев  Хила,  подумал:  "Несчастный!  Теперь понятно,
    почему он передвигается ползком".

    Хил,  увидев  Сергея,  подумал: "Урод. К тому же еще и пятипалый. Такому
    не остается ничего другого, как прятаться в железном ящике".

    Самым  сложным  Сергею  казался  первый  вопрос,  который, по его мысли,
    сразу  должен  был  внушить  доверие  этому  странному существу с гибким
    змеиным  телом  и  коротенькими пастообразными конечностями. Перебрав по
    памяти   все   возможные   варианты,  Сергей  выбрал  безмолвный  ритуал
    знакомства, принятый у некоторых первобытных народов.

    Перед  Сергеем  и  Хилом одновременно появилось по одинаковому подносу с
    пищей.  Это  был стандартный завтрак космонавта, только на этот раз кофе
    заменяла  обыкновенная вода. Сергей молча начал есть, изредка поглядывая
    на Хила, все еще отделенного от него стеной силового поля.

    Хил  задумался.  Если  его решили убить, то для этого есть много других,
    более  простых  способов.  Хотя,  может  быть, у колдунов принято давать
    пленникам  отраву.  Решив,  что  от судьбы все равно не уйдешь, он выпил
    воду   и,   не  дождавшись  смерти,  принялся  за  котлеты.  Вкусом  они
    напоминали  ему  содержимое  консервных  банок, вроде тех, что он иногда
    находил  в  заброшенных домах и которые считал чем-то вроде экзотических
    плодов с металлической скорлупой.

    -  Не  бойся  меня,  -  сказал  Сергей,  когда  они закончили совместную
    трапезу. - Я не причиню тебе никакого вреда.

    Сергей  считал,  что владеет энундским языком в достаточной мере. Однако
    Хил молчал, равнодушно глядя куда-то в пространство.

    -  Тебе  не  сделают  ничего  плохого,  -  повторил  Сергей. - Почему ты
    молчишь? Ты понимаешь, что я говорю?

    - Отпусти меня, - сказал Хил.

    - Я отпущу тебя немного позже.

    - Отпусти сейчас.

    - Сначала мне нужно поговорить с тобой.

    Это  Хилу  не  понравилось.  Здесь  чувствовался  какой-то подвох. Может
    быть,  таким  способом  колдуны  отнимают  души  у  своих жертв. Однако,
    рассудив, что лучше потерять душу, чем голову, он сказал:

    - Тогда говори.

    - Что случилось на вашей планете?

    - Где? Что такое - "планета"?

    - Место, где вы живете.

    - Ничего не случилось.

    -  Но  ведь  ваши  жилища разрушены, люди убиты, а те, которые остались,
    вымирают.

    - Так было всегда.

    - Ты хочешь сказать: так было всегда на твоей памяти?

    -  Да.  Сколько  я  помню. Но раньше было лучше. Мертвые лежали прямо на
    улицах,  и  у  многих были сумки с едой. Теперь уже еду искать трудно. И
    еще раньше не было длиннохвостов.

    -  Посмотри  эти  фотоснимки.  Такими  были ваши города, когда ты еще не
    родился. Вот ваши праздники.

    Эти смеющиеся люди - твои соотечественники.

    Хил  глянул  на  картинки  в руках у Сергея и они не заинтересовали его.
    Никогда  раньше  он  не видел ни рисунков, ни фотографий. Изображения на
    глянцевых кусочках бумаги казались ему беспорядочным набором цветных пятен.

    - С кем ты живешь? - спросил Сергей.

    - Со своими.

    - Старики среди них есть?

    -  Откуда  взяться старикам? Кто же их будет кормить? Я живу с матерью и
    братом.

    - Значит, мать твоя жива?

    - А как же. Я всегда делюсь с ней едой.

    -  Может,  она  рассказывала  тебе  о прошлом? О том, что было до твоего
    рождения?

    - Рассказывала. Давно. Я плохо помню.

    -  Постарайся  вспомнить.  Может  быть, она говорила что-нибудь о войне?
    Из-за чего все началось?

    -  Наше  терпение  иссякло.  По  врагу  был  нанесен  упреждающий  удар.
    Кажется, так.

    - А потом?

    -  А  потом враг нанес ответный удар. Одни говорят - Судная Ночь. Другие
    говорят  -  Возмездие.  Все  горело,  даже  море.  Городов не стало. Кто
    спасся  -  спрятался  под  землей.  Почти  все, кто родился после этого,
    умерли.  А  из  тех,  кто  выжил, получились самые лучшие люди. Бродяги.
    Такие,  как  я.  Мы  можем  выходить  на  поверхность и отыскивать пищу.
    Подземники  здесь  не  могут  жить  долго. Поэтому у них мало еды, и они
    отбирают ее у бродяг. Еще они воюют между собой.

    - За что воют?

    -  За  еду.  За  лучшую  пещеру. Разве есть еще что-нибудь, за что можно
    воевать?

    - Есть. За свободу. За правду. За справедливость.

    -  Ты  путаешь  меня.  Я  не  понимаю  твоих  слов. Если ты все спросил,
    отпусти.  -  Сказав  так.  Хил  незаметно  подвинулся  вперед  и, словно
    случайно,  взмахнул  рукой.  Пространство  вокруг  него  сразу  сжалось,
    затвердело и отбросило его на прежнее место.

    -  Объясни,  куда  ты  направлялся?  -  спросил  Сергей. Он как будто бы
    ничего не заметил.

    - Еда кончилась, - ответил Хил. - Мать и брат хотели есть. Я искал еду.

    - Что с ними будет, если ты не вернешься?

    -  Тогда  еду  будет  искать мать. Только у нее ничего не получится. Они
    все  уроды  - и мать, и брат. И отец такой же был. Похожий на тебя. Ноги
    такие  длинные,  что  плохо  ползать.  Пальцев  мало. Врага по запаху не
    учуют.  Ничего  не умеют. Когда брат родился, никто не сумел отнести его
    к норам длиннохвостов.

    - Зачем?

    -  По-твоему,  с  голоду подохнуть лучше? Жить он остался, но из-за него
    умер отец. Таких прокормить очень трудно.

    - Так, - сказал Сергей, - веселенькие делишки. И нравится вам такая жизнь?

    - А какая жизнь должна нравиться?

    -  Действительно  - какая? Чтобы знать вкус яблока, необходимо надкусить
    его.  Что  вы  можете  знать  о  другой  жизни?  И  тем  не  менее,  она
    существует.  И  вы  могли  бы  жить  так.  Есть  много миров, населенных
    людьми,  похожими  на  вас.  И  один из них - моя родина. Планета Земля.
    Судная Ночь у нас не состоялась.

    Сергей  говорил  медленно,  подбирая  самые  простые  слова,  но  вскоре
    увлекся.  Он  рассказывал  о  мире,  где  люди  живут  не в пещерах, а в
    просторных  домах  с  настежь  распахнутыми  окнами,  о  мире, в котором
    рождение  ребенка  -  великая  радость,  а не черная беда, где для того,
    чтобы  добыть  пищу,  совсем  не  нужно  убивать  себе подобных, где нет
    радиоактивных  пустынь, и где при встрече с незнакомым человеком принято
    улыбаться ему.

    Скоро  стол  перед  Хилом  был  завален фотографиями и альбомами. В углу
    комнаты  сменяли друг друга голографические изображения земных пейзажей.
    Силовое  поле,  на  которое  он все время натыкался, мешало Сергею, и он
    отключил  его.  Ведь  в  конце  концов,  сила  убеждения  крепче цепей и
    веревок.  Вряд  ли  Хил  воспринял  хотя бы половину из обрушившегося на
    него потока информации, однако все же спросил:

    - Где все это находится?

    -  Я тебе говорил. На Земле. На моей родной планете. Но так могло быть и
    у вас.

    -  Зачем  говорить  о  том,  что могло быть, да не было. Отпусти меня. И
    отдай оружие.

    - Отпущу. Но еще я хотел бы узнать...

    Сергей  машинально шагнул вперед и оказался на расстоянии вытянутой руки
    от  Хила.  В  следующее мгновение короткие цепкие пальцы впились в горло
    землянина.  Оба  упали  и покатились по слегка наклонному полу столовой.
    Хил  был  неуклюж  и  сравнительно слаб, но он точно знал, чего хочет, и
    умел  добиваться  своих  целей.  Урча,  как голодный длиннохвост, он все
    сильнее  сжимал шею врага, а Сергей только вяло и неумело отпихивался. В
    его  глазах уже потемнело, а он все еще не мог до конца осознать, что же
    такое  случилось.  Сергей  порывался  что-то  сказать,  но из его глотки
    вырывался только булькающий хрип.

    "Да  он  же  меня сейчас убьет, - дошло, наконец, до Сергея. - Погибнуть
    здесь  от рук этого маньяка? Ну нет!" Он рванулся изо всей силы и ударил
    Хила  кулаком  в лицо. Хватка сразу ослабла, и Сергей, шатаясь, поднялся
    на  ноги.  Хил  висел  на  нем,  как  бульдог. Новый удар отбросил его к
    стене.  Под  руку Сергею подвернулось что-то тяжелое, кажется, топорик с
    пожарного  щита,  и  он,  замахиваясь,  шагнул  к распростертому на полу
    телу.  Хил жалобно застонал и обреченно закрыл глаза. Из носа его тонкой
    струйкой  текла  кровь.  Вид  этой  крови  и  остановил  Сергея  в самый
    последний момент.

    -  Почему... Почему ты хотел убить меня? - спросил он сиплым, клокочущим
    голосом.  Затем с отвращением посмотрел на топор, который все еще сжимал
    в руке, и отшвырнул в сторону.

    -  Ты  не  хотел  отпускать  меня.  У  тебя  много хорошей пищи. Я хотел
    забрать ее и уйти, - ответил Хил, по-прежнему не открывая глаз.

    - Ты же мог попросить.

    - Разве ты дал бы?

    - Убийца! Кровожадный хорек! Убирайся! Чего ты ждешь?

    - Жду, когда ты меня убьешь.

    -  Я  убил  бы  тебя.  Ты  хуже любого зверя. Но ты не виноват, что стал
    таким.  Убирайся! У меня нет времени болтать с тобой. Но запомни, мы еще
    вернемся  сюда.  Спасать то, что еще можно спасти. Выгоним вас из пещер,
    заставим  сеять  хлеб,  разбирать  руины,  очищать  реки. Если не спасем
    тебя, то, может быть, спасем твоего брата. А теперь иди. Двери открыты.

    По  ярко  освещенному  коридору  Хил  побрел туда, откуда тянуло запахом
    земли  и  деревьев.  У  входного  люка  его  догнал Сергей и молча начал
    швырять  наружу  оружие:  лучевой  пистолет,  дезинтегратор, гранатомет,
    ружье  и  ультразвуковой  излучатель.  Потом  он  протянул  энундцу туго
    набитый брезентовый мешок.

    - На, накорми брата и мать.

    Подобрав  свою амуницию? Хил поковылял к лесу. Ему очень хотелось упасть
    на  траву  и  поползти,  но он заставил себя до самой опушки двигаться в
    вертикальном положении.

    Он шел и каждую секунду ждал выстрела в спину.

    В  минуты  тоски  и  душевной  боли Сергей уже давно привык обращаться к
    книгам.  Эти  ветхие,  истрепанные  томики  - большая редкость во второй
    половине  двадцать  первого  века,  когда  в кубике размером с наперсток
    могла  вместиться  целая  библиотека - странным образом успокаивали его.
    Вот  сейчас  он  выбрал наугад одну из книг и стал рассеянно листать ее.
    Как  это часто бывает, вскоре он наткнулся на абзац, содержание которого
    соответствовало его собственным мыслям.

    "Нашествия  Чингисхана  и Атиллы, немецкий фашизм, полпотовский режим не
    оставили  после себя ничего, кроме памяти о грандиозном избиении людей и
    уничтожении  культурных ценностей. Даже в двадцатом веке, когда на Земле
    уже  закладывались основы новой жизни, цивилизованная Европа узнала ужас
    гитлеровских  концлагерей.  Мы  видели их гигантские кладовые - отдельно
    женские  волосы,  отдельно  детские горшочки, отдельно очки и протезы. А
    спустя  тридцать лет была Кампучия, в которой планомерно уничтожались не
    только люди, книги, пагоды и деньги, но даже шоссейные дороги.

    Однако   проходило  положенное  время,  и  на  полях,  прежде  усыпанных
    костями,   вновь   взрастали   злаки,   взлелеянные   руками  безвестных
    тружеников.  И  вновь  Добро  побеждало  Зло,  хотя  еще  совсем недавно
    казалось, что Добра этого совсем не осталось на свете..."

    До  старта  оставались  считанные  часы.  Сергей  встал и включил экраны
    панорамного  обзора,  чтобы  в  последний раз взглянуть на холмы пепла и
    щебня,  бывшие  некогда  человеческими  жилищами, на уродливые, кривые и
    низкорослые  растения,  бывшие  некогда  величественными  деревьями,  на
    потоки отравы, бывшие некогда реками.

    Прямо  напротив входного люка кто-то стоял. Это был Хил - ядовитая змея,
    бродячий хищник, который когда-то был человеком.

    -  Почему  ты  вернулся?  -  спросил  Сергей  через  устройство  внешней
    трансляции. - Что тебе надо? Мало пищи?

    - Скажи, почему ты не убил меня? - спросил Хил.

    - Не знаю. Наверное, потому, что не умею это делать.

    - Если я не стану убивать, тогда убьют меня.

    -  Для тебя это не оправдание. Прежде чем выстрелить, ты даже не успевал
    заглянуть в глаза своих жертв. Может быть, кто-то шел к тебе с миром.

    -  Хочешь,  я  покажу  тебе свою пещеру? Я верю, что ты не причинишь нам
    вреда.  Можешь  даже  взять с собой брата. Пускай он увидит то, о чем ты
    рассказывал.

    - Он уже умеет убивать?

    - Нет. Он совсем маленький. Но скоро я начну учить его.

    -  Не  смей этого делать! Я скоро вернусь. Вернусь с помощью. И тогда от
    таких, как твой брат, будет зависеть, возвратится ли эта планета к жизни.

    "Фантакрим-MEGA", 1991, ‘ 1.















    Юрий БРАЙДЕР, Николай ЧАДОВИЧ
    Сигнал тревоги



                  За 47 лет до сигнала тревоги. Бьернский лес

    ...Пули  режут,  буравят, стегают снег. Можно без труда представить, что
    будет,   если   одна  из  них  все-таки  доберется  до  меня,  -  ударит
    стремительно  и  жестоко,  глубоко  вонзаясь  в  податливую человеческую
    плоть,  расплющится  о  кости, а потом зашипит, остывая в крови. Сколько
    боли  и  горя  может принести один-единственный кусочек свинца! Раздумья
    философа,  вдохновенье  поэта,  материнская  любовь  -  ничто перед ним.
    Страшный мир, страшные времена...

    Цепь  прикрытия  уже  совсем  редкая.  Люди  по одному отползают вниз по
    склону  котловины.  Женщин и детей давно не видно. Где-то слева начинает
    хлопать  миномет.  Никому  не  дано  услышать  пулю,  несущую смерть, но
    звуком  роковой  мины  можно  наслаждаться в свое удовольствие. Поэтому,
    услыхав  очередной  квакающий  хлопок,  хочешь не хочешь, а сжимаешься в
    комок и молишь: "Пронеси, пронеси, пронеси!"

    Зеленая  ракета.  Наконец-то!  Можно  уходить.  Неужели  через несколько
    минут  все  кончится?  Нет, нельзя думать об этом сейчас. Свист мины все
    ближе,  ближе,  ближе. "Пронеси, ну пожалуйста, пронеси!" Вспышка, удар,
    тьма.  Боль,  как будто по голове ударили железным прутом. Что-то липкое
    заливает  глаза.  Это  кровь,  моя  собственная  кровь! Почему так много
    крови? Помогите! Не оставляйте меня здесь! Меня ждут! Мне нельзя умирать!
                     Сигнал тревоги. Внутренний пост охраны
                 Центра физических исследований. Бьернский лес

    ...Даже  летом  попасть  на внутренний пост считается удачей. А про зиму
    или  осень  и  говорить нечего. Тут и подремать можно. Если б еще не эти
    головастики...  Ученые-переученые.  Здороваются  вежливо,  а  смотрят на
    тебя   как  на  пустое  место.  Или  еще  хуже.  Наша  форма  похожа  на
    полицейскую, а кто сейчас уважает полицию?

    Час  ночи.  Что-то  тихо  сегодня.  Головастики  угомонились. Вот у кого
    работа!  В  кнопки  потыкал,  покурил,  бумагу помарал - и пожалуйста, в
    кассу. Видел я, сколько им там отваливают. И за что, спрашивается?

    Т