го мужа... -  скрипучий  смех  прервал  его  слова,
горящие глаза полузакрылись, - или ребенка, которых  ты  так  любишь.  Моя
тень висит над тобой. До сих пор тебе удавалось  отталкивать  меня,  но  в
какую-то ночь я войду в...
     Рот его вдруг резко  закрылся,  выражение  лица  изменилось.  На  нем
появилось удивление, радость,  что-то  хищное.  Снова  зазвучал  леденящий
кровь смех:
     - Твое окно открыто! Ты поставила сетку, но я смогу войти!
     Медленно, как воздушный шарик  на  легком  ветерке,  страшная  голова
подплыла к окну, к сетке.
     Арабелла  отступила,  закрыв  лицо  руками,  чтобы  не  видеть   этой
дьявольской торжествующей улыбки.
     - Сволочь, - проворчал Гранден. -  Давай,  давай,  проклятый  дьявол,
подходи поближе...
     Мертвая голова подплыла совсем близко. Ухмыляющийся рот и острый  нос
почти прижались к медной сетке, затем голова  стала  просачиваться  сквозь
сетку, как клочья тумана...
     Вспыхнул ослепительный свет бело-голубого пламени,  послышался  треск
плавящегося металла  и  дикий,  отчаянный  вопль.  Этот  вой  оборвался  в
страшном хрипе, и в воздухе запахло сгоревшей плотью...
     -  Арабелла,  дорогая,  что  случилось?!  -  кричал   Дэннис,   бегом
поднимаясь по лестнице. - Я слышал крик.
     - Да, мой друг, - ответил Гранден, - но не думаю, что вы услышите его
еще раз, разве что будете иметь несчастье попасть в ад после смерти.
     - Кто это был?
     - Ну, видите ли, кто-то считал себя очень уж хитрым и зашел  в  своей
шутке слишком далеко. А пока взгляните на вашу молодую жену.  Видите,  она
спокойно спит в своей постели.  И  не  забывайте:  женщине  приятно  иметь
любовника, даже если это ее собственный муж.
     Он повернулся ко мне:
     - Пошли, мой дорогой Троубридж. Наша работа здесь закончена.  Оставим
их с их счастьем.
     Час спустя мы сидели в моем кабинете перед горящим камином.
     - Может, вы хотя бы теперь соблаговолите сказать  мне,  что  все  это
значит? - иронически спросил я.
     - Может быть, - улыбнулся  он.  -  Вы,  конечно,  помните,  что  этот
надоедливый мертвец несколько раз появлялся у окна и  страшно  хохотал.  И
всегда снаружи, не забывайте. В клинике  до  истерики  напуганная  сиделка
видела, как он смеялся и корчил рожи  со  стеклянного  потолка.  Когда  он
впервые стал угрожать Арабелле, он говорил с ней через стекло...
     - Но ее окно было открыто!
     - Да, но там была сетка от москитов. Железная сетка.
     - Не вижу связи. Сегодня мы сами видели, как он сунул нос в...
     - В медную сетку. Сегодня вечером сетка  была  медной.  Я  специально
заказал ее.
     Видя мое недоумение, он объяснил:
     - Железо - самый земной изо всех металлов. Железо и его производное -
сталь - настолько впитали в себя суть земли, что  нематериальные  создания
не могут  переносить  прикосновения  к  нему.  Легенда  говорит,  что  при
сооружении   храма   Соломона   не   пользовались    никакими    железными
инструментами, потому что призванные на  помощь  добрые  джинны  не  могли
выполнять  свою  задачу  по  соседству  с  железом.  Колдунью  изобличали,
укалывая ее железной булавкой, но ни в коем случае не медной.
     Так вот, когда я начал размышлять  насчет  появления  этого  злобного
мертвеца, я обратил внимание на то,  что  он  всегда  остается  за  окном.
Видимо, он не мог пройти сквозь стекло, поскольку стекло содержит  частицы
железа. Тонкая сетка из железной проволоки  тоже  не  пускала  его.  Те  -
создания  духа,  произведение  мысли,  этот  же  -  порождение  ненависти,
физическая субстанция, частично составленная из вещества тела, гниющего  в
могиле. А если создание имеет физическую  природу,  его  можно  уничтожить
физическими средствами.
     Вот я и поставил ловушку. Я добыл медную сетку, через  которую  могло
пройти это существо, но пропустил сквозь нее электроток.  Для  гарантии  я
увеличил мощность с помощью трансформатора и стал  ждать,  как  паук  ждет
муху.
     - Но он действительно  уничтожен?  -  спросил  я  с  некоторой  долей
скептицизма.
     - Как пламя свечи, на которую дунули. Уверяю вас, ни один  бандит  не
умирает на электрическом стуле настолько полно, как этот тип.
     - Все-таки мне кажется странным, что он вылез  из  могилы  для  того,
чтобы преследовать этих бедняг и разбить их брак, которого он сам желал.
     - Желал? Ну да, как браконьер желает, чтобы дичь попала в силок.
     - Но щедрый подарок, который он сделал маленькому Дэннису...
     - Ну, дружище, нельзя же быть таким наивным! Эти пятьсот  долларов  я
достал из собственного кармана и положил в конверт.
     - А что там было раньше?
     - Ужасная вещь, мой дорогой. Страшное злодеяние. В тот  вечер,  когда
наш молодой друг Дэннис принес нам эти бумаги, я  тут  же  сообразил,  что
старик хочет причинить ему зло. Поэтому вскрыл конверт и прочитал лежавшее
там письмо. Оно объясняло все то, что Дэннис смутно припоминал.
     В давние годы Тэнтвул жил в Сан-Франциско. Его жена, восхитительное и
веселое существо, была на двадцать лет моложе его. Она родила двух  детей,
мальчика и девочку, и перенесла на них всю любовь, которую не умел  ценить
ее муж.  Его  скверный  и  грязный  характер,  вечное  дурное  настроение,
грубость, в конце концов, чуть не свели ее с ума, иона просила развода. Но
он опередил ее: увез детей, спрятал их в надежном месте  и  объявил  своей
жене, какова будет его месть. Он  воспитает  детей,  внушив  им,  что  они
кузены, станет подталкивать их к браку и  сохранит  тайну  их  родства  до
рождения у них ребенка. Только тогда он откроет им страшную истину. И  они
будут  жить,  связанные  страхом  осуждения,  а  возможно,   и   судебного
преследования, их будет мучить  совесть,  а  их  искренняя  любовь  станет
стальной цепью, приковавшей их друг к  другу.  Ребенок  станет  постоянным
укором.
     Выслушав все это, его бедная жена  полностью  потеряла  рассудок.  Он
запер ее в желтый дом, где она и окончила свои дни, а сам уехал с детьми в
Нью-Джерси.
     - Но как же  теперь...  Ведь  они  брат  и  сестра!  -  воскликнул  я
ошеломленно.
     - Конечно, - холодно ответил  Гранден,  -  но  они  также  мужчина  и
женщина, муж и жена, отец и мать...
     - Но... Но... - заикался я, не находя слов.
     - Никаких "но", мой друг. Знаю, что вы хотите сказать. Ребенок? Ну  и
что! Женились же фараоны на своих сестрах, и дети  были  здоровы  душой  и
телом. Разве Дарвин и Уоллес смогли доказать теорию, по которой брак между
здоровыми родственниками приносит детей-уродов или же идиотов?  Ничуть  не
бывало!  Ну  посмотрите  на  маленького  Дэнниса!  Если  вы  не  ослеплены
предвзятыми идеями и дурацкими традициями, если бы вы не  знали,  что  его
родители - брат и сестра, вы без колебаний бы признали, что это  здоровый,
очень красивый и крепкий ребенок. Кроме того, - добавил он очень искренно,
- они любят друг друга не как брат и сестра, а как мужчина и женщина.  Она
для него - все, и он для нее тоже. А маленький Дэннис -  счастье  для  них
обоих. Зачем же разрушать это блаженство? Только Богу  известно,  достойны
ли они счастья после тяжелого детства. Мы же, просто  промолчав,  сохраним
это счастье.




                            Спайдер РОБИНСОН

                             ГОСПОДЬ ЖЕСТОК




     Ее еще не было видно, но уже вовсю воняло. Когда же я на нее все-таки
набрел, зрелище оказалось шокирующим.  Она  сидела  в  рыжевато-коричневом
пластмассовом кресле с откидывающейся спинкой,  зафиксированной  в  нижнем
положении. Кресло стояло в гостиной  у  большого  занавешенного  окна.  На
пластмассовом столике - электронные  часы,  дюжина  нераспечатанных  пачек
сигарет  "Питер  Джексон",  стеклянная   банка,   наполненная   спичечными
коробками, пустая пепельница, пузырек с кокаином и мощная лампа ватт в сто
пятьдесят. Лампа освещала ее с убийственной четкостью.
     Она сидела совершенно голая. И была  бледна,  как  ванильный  пудинг.
Свалявшиеся  волосы,  ненакрашенные,  неухоженные  ногти:   одни   слишком
длинные, другие сломаны... Перепачкалась ужасно,  чуть  ли  не  плавала  в
жуткой луже мочи вперемешку с другими испражнениями. На подбородке,  груди
и ребрах виднелись следы запекшейся рвоты; кресло тоже было загажено.
     Но это еще не все ароматы. В основном пахло  свежевыпеченным  хлебом.
Так пахнет от людей,  умирающих  голодной  смертью.  Я  решил,  что  увижу
парализованного старикашку или ему подобного.
     С виду ей было лет двадцать пять.
     Я встал туда, где меня можно было видеть, но она не отреагировала.  И
к лучшему, потому что я заметил нечто ужасное. Прежде  всего,  ее  улыбка.
Говорят, когда над Хиросимой  взорвалась  бомба,  тени  некоторых  жителей
навсегда остались на стенах домов.  Так  и  в  мою  память  врезалась  эта
улыбка. Мне даже говорить о ней не хочется.
     Но больше всего меня поразило другое. С того места, где я стоял, была
видна тройная розетка, вделанная в стену под окном; в  нее  были  включены
лампа, часы и... ОНА!
     Конечно, я знал про вживленные электроды - они отняли у меня близкого
друга и двух знакомых - но я никогда не видел их в действии. Такими вещами
в компании не балуются и, как правило,  посторонние  могут  видеть  только
накрытый простыней труп,  который  несут  на  носилках  к  машине  "Скорой
помощи".
     Трансформатор лежал возле кресла на полу, там, где она  его  уронила.
Он был включен на непрерывную стимуляцию вместо того,  чтобы  давать  один
раз в час пяти-, десяти- или пятнадцатисекундные  серии  импульсов.  Такой
режим обязательно предусматривается для всех подобных  электроприборов,  и
чтобы его нарушить, требуются  какие-то  инструменты.  Скажем,  пилка  для
ногтей. Длинный провод, отходивший от розетки, был весь перекручен. Второй
уходил под кресло, но я прекрасно знал, где он кончается. Провод шел к  ее
спутанным  волосам,  к  макушке,  и  на  его  конце  красовался  крошечный
штепсель. Разъем был  имплантирован  в  череп,  и  тонюсенькие  проводочки
змеились по влажному, студенистому мозгу  к  гипоталамусу,  к  месту,  где
расположен главный  центр  удовольствия.  Она  не  выходила  из  состояния
предельного экстаза как минимум пять дней.
     Я, наконец, очнулся и приблизился к ней. И это меня удивило. Тут  она
заметила, что в комнате кто-то есть, и ее улыбка стала еще шире. Я казался
ей потрясающим. Очаровательным. Ее лучшим любовником. У меня не  было  сил
смотреть на эту улыбку. Тут  я  заметил  тоненькую  пластиковую  трубку  в
уголке ее рта. Прикрепленная кусочками лейкопластыря к подбородку,  шее  и
плечу, она спадала ленивым полукружьем, а конец трубки находился в большом
пятилитровом  сосуде  для  охлаждения  воды.  Женщина  явно   намеревалась
продлить свою агонию. Она решила умереть от голода, а не  от  жажды,  хотя
это оказалось бы куда быстрее. Вспомнив о воде, она в любой  момент  могла
отпить глоток, ну, а если забывала о жажде, так и черт с ней!
     Вероятно, мои намерения отразились на физиономии и дошли даже до нее;
во всяком случае, улыбка начала потихоньку сползать с лица. Для  меня  это
послужило последним толчком.  Я  рванулся  вперед,  и  выдернув  вилку  из
розетки, осторожно отступил назад.
     Ее тело не напряглось, как от электрического разряда. Оно и без  того
находилось в таком состоянии вот уже несколько дней. Нет, с ним  случилось
совершенно иное, но эффект был не  менее  потрясающим.  Она  вся  обмякла.
Заморгала. Сползла вниз. "М-да, - подумал я, - бедняга еще не скоро сможет
пошевелить хотя бы пальцем..." И тут она мне врезала. Встала и, прежде чем
я успел опомниться, расквасила мне нос. И тут  же  заехала  мне  в  висок.
Какое-то время мы колошматили друг друга. Я все  же  сумел  удержаться  на
ногах и не упасть. Потом она повернулась и схватила  лампу.  Но  шнур  был
прочно прикреплен скобкой к полу. Тогда она, наступив на него, дернула, и,
отодрав, пошла на меня в кромешной тьме,  высоко  подняв  лампу.  Я  успел
сделать выпад, и, угадав, в  какую  сторону  она  качнется,  ударил  ее  в
солнечное сплетение. Она только произнесла "Уф!" и рухнула.
     Я дотащился до кушетки, сел, ощупал свой нос и потерял сознание.
     Провалялся я в отключке, похоже, недолго - кровь на вкус была свежей.
Очнулся с ощущением, что мне срочно нужно  что-то  предпринять:  человека,
который умирает от голода, испытывая при этом бесконечное возбуждение,  не
рекомендуется бить поддых. Я вскочил на ноги.
     Стало чуть светлее, на небе за окном выглянула луна.  Женщина  лежала
на спине, вытянув руки  вдоль  туловища  и  совершенно  расслабившись.  Ее
грудная клетка вздымалась и медленно опускалась. По жилке на  горле  можно
было четко определить пульс. Я встал  возле  нее  на  колени,  она  начала
храпеть, глубоко и мерно.
     Я получил возможность кое о чем поразмыслить.  Удивительно,  что  мой
неожиданный порыв не оказался для нее роковым. Может, в  моем  подсознании
действительно таилось желание ее убить?  Пятидневное  "торчание"  на  этих
проводах вполне могло ее укокошить,  не  говоря  уже  о  том,  что  я  так
неожиданно прервал бедняжке "кайф"... Я поерошил ее всклокоченные волосы и
нащупал разъем для электродов. Если уж она  не  повредила  ткани,  выдирая
провода, то никаких других, более серьезных нарушений, вероятно, нет...  Я
еще раз ощупал голову женщины, но повреждений не нашел.  Лоб  ее  покрылся
липкой испариной. Калом теперь воняло гораздо сильнее, чем свежевыпеченным
хлебом.
     Нос у меня пока не болел, но здорово распух. Мне не хотелось  к  нему
прикасаться. Думать о нем - и то было противно. Рубашка намокла от  крови.
Я швырнул ее в угол.  Мне  стоило  немалых  сил,  чтобы  поднять  лежавшую
женщину.  Она  была  на  удивление  тяжелой,  а   ведь   мне   приходилось
перетаскивать и пьяных, и покойников. Из гостиной я попал в  холл,  а  все
холлы, как известно, ведут в ванную. Шатаясь, я неуклюже поплелся туда,  и
когда вокруг стало еще темнее, сердце у меня забилось, как сумасшедшее,  а
нос "ожил" и заболел, так что хоть кричи. Я чуть не уронил свою ношу и  не
поднес руки к  лицу:  искушение  было  огромным.  Однако  вместо  этого  я
заскулил, точно собака, и пошел дальше. Детское ощущение: из  носа  течет,
поэтому плакать нельзя... Подходя к дверям, я  всякий  раз  распахивал  их
пинком. Наконец, мы попали  в  небольшое  помещение,  выложенное  кафелем.
Выключатель находился на обычном  месте,  я  надавил  на  него  плечом,  и
комнату залил свет.
     Огромная ярко-синяя ванна, в изголовье подушка из пенистого пластика,
нескользкое  дно...  Синяя  раковина  с   какими-то   финтифлюшками,   вся
заставленная туалетными принадлежностями, загаженная сигаретными  окурками
и осколками зеркала,  выпавшими  из  настенной  аптечки.  Синий  унитаз  с
поднятой крышкой. Дорогой коричневый коврик на полу. Весы в дальнем  углу.
Я приложил немало усилий, чтобы не  уронить  женщину,  когда  сажал  ее  в
ванну. Голову пристегнул специальным ремешком. Придерживая женщину за ноги
в стороне от струи, отрегулировал воду и отправился на поиски выпивки.
     Выбор  оказался  богатым.  На  кухне   удалось   обнаружить   бутылку
"Метаксы". Стараясь не подносить ее близко  к  носу,  я  осторожно  сделал
глоток. Мне показалось, что я отпил жидкого газа для  заправки  зажигалок,
причем горячего, и меня прошиб  пот.  Я  нашел  бумажные  полотенца  и  на
обратном пути в ванную использовал чуть ли не все, очищая стул и ковер. Из
пластиковой трубки лилась вода, уже натекла целая лужа. Я шагнул в  нее  и
перекрыл  кран.  Вернувшись  в  ванную,  увидел,  что  вода  уже   покрыла
вспученный живот женщины, под которой было полно грязи. Мне  пришлось  три
раза сменить воду, пока  я  не  отмыл  грязнулю  как  следует.  Найдя  под
раковиной шланг, надевавшийся на кран, привел в порядок ее волосы.
     Вытирать женщину пришлось прямо в ванне. Полотенце там было не больно
чистое. Я нашел в аптечке спрей, который  применяют  при  оказании  первой
медицинской помощи, - хорошая местная анестезия - и побрызгал  болячки  на
ее спине и ягодицах. Потом отправился за "Метаксой"  и  попал  в  спальню.
Мокрые волосы хлестали меня по рукам, когда я переносил в нее женщину. Она
казалась еще тяжелее, чем раньше, будто пропиталась водой. Я открыл  дверь
ногой, а потом опять же ногой прикрыл за  собой,  и  попытался,  как  и  в
прошлый раз, нажать плечом на выключатель, но его на  привычном  месте  не
оказалось. Тут я натолкнулся на ящик для обуви, уронил  свою  ношу  и  сам
грохнулся на пол, круша все вокруг и оберегая свой нос. Женщина не  издала
ни звука.
     Как выяснилось, чтобы зажечь свет,  нужно  было  дернуть  за  шнурок,
висевший над кроватью. Женщина лежала на боку, дыша  по-прежнему  мерно  и
глубоко. Я хотел было положить  ее  на  кровать.  Нос  у  меня  прямо-таки
разрывался от боли. Мне удалось поднять ее лишь с третьей попытки, да и то
с превеликим трудом. Я стонал от бессильной ярости, укладывая ее на  левый
бок в кровать с огромным матрацем. Кровать была еще больше, с  балдахином,
латунной спинкой, сатиновыми простынями и наволочками.  Белье  не  стирали
лет сто. Скомканные одеяла лежали в ногах. Я еще раз потрогал ее голову  и
пощупал пульс; потом приподнял веки - зрачки были одинаковыми. Лоб и  щеки
еще не согрелись, поэтому я укрыл женщину потеплее. Отпихнув ящик для обут
в угол, выключил свет и оставил ее храпеть в одиночестве.
     Все важные бумаги и документы хранились в  кабинете,  сейф  стоял  на
полке.  Он  был  дорогой,  очень  крепкий  и  мог  устоять  против   любых
катаклизмов, кроме ядерного взрыва. Кодовый замок имел всего двадцать семь
комбинаций. Внутри сейф оказался битком  набит  бумагами.  Я  разложил  ее
"жизнь" на столе, как пасьянс, и  принялся  изучать  со  все  возраставшим
чувством неудовлетворенности.
     Звали ее Карен Шавитски, она изменила свое имя, получилось Карен Шоу.
Оно мне показалось надуманным. Ей было двадцать два.  В  четырнадцать  лет
она оставила родителей, ни в чем их  официально  не  обвинив.  С  тех  пор
успела поработать  официанткой,  помощницей  продавца  люстр,  художницей,
библиотекаршей и массажисткой без лицензии, а также печатала на машинке  и
чинила мотоциклы. На корешке последней платежной  квитанции  стояло  "Хард
Корпс" - этот массажный кабинет имел весьма плачевную репутацию. Квитанция
была выдана восемь месяцев  назад.  Банковский  счет  и  вещи,  которые  я
обнаружил у Карен в шкафу, говорили  о  том,  что  сейчас  она  связана  с
торговлей кокаином. Роскошная квартира и мебель наводили  на  мысль  о  ее
глупости. Если даже наркоманы и оставят ее в  покое,  то  полицейские  все
равно возьмут красотку за жабры. Может быть, она  подсознательно  пыталась
этого избежать?
     Пока ничего обнаружить не удалось, но я продолжал рыться  в  бумагах.
Карен целый  семестр  посещала  колледж,  изучала  живопись,  но  бросила,
провалившись на экзамене. Три года назад  она  оказалась  не  в  состоянии
заплатить за квартиру. Один раз разбила машину, и  страховая  компания  ее
надула. Все тривиально. За последние годы она пережила лишь одно серьезное
потрясение.  Полтора  года  назад  супруги  Ломбард-Смит  наняли  ее   для
вынашивания их ребенка. Они обещали кругленькую сумму - ведь у  Карен  был
широкий таз и нужная им редкая группа крови. Однако через  полгода  муж  с
женой застукали Карен с  сигаретой  в  зубах  и  разорвали  контракт.  Она
пыталась бороться, но у них были фотографии. И, разумеется,  более  ловкие
адвокаты. Карен пришлось вернуть  аванс,  оплатить  судебные  издержки  и,
конечно же, аборт.
     Желая продемонстрировать врачу, что  легкие  у  нее  чистые,  она  не
курила месяца три, а то и полгода. Зачем же впадать в крайности и  ставить
все на карту? Как обычно, мелкие  неприятности  казались  не  причиной,  а
скорее следствием чего-то более серьезного. Страсть к самоуничтожению... Я
продолжал ис