нако  зачем  красные  заполнили камеру воздухом? Откуда они его взяли?
    Откуда?

    Маори  метнулся  к выходу, однако не успел выйти из камеры - послышалась
    тихая  высокая  мелодия, и он обернулся, почувствовав неодолимое желание
    дослушать ее до конца.

    - Кто здесь?

    Эхо  не  откликнулось.  Зато  вспыхнул  новым,  еще  более ослепительным
    пламенем  неведомый  предмет. Маори медленно пошел к нему, хотя у него и
    не  было  желания  делать  это,  остановился  в нескольких шагах и долго
    стоял, не шевелясь, охваченный непонятным чувством.

    Блеск  предмета  неожиданно  стал  затухать,  и  вскоре  полутьма  снова
    охватила   камеру.   Однако   того   мрака,  который  был  до  появления
    неизвестного  блеска,  уже  не  ощущалось.  Маори  протянул  руку к тому
    месту,   где  только  что  светился  загадочный  предмет.  Стена  камеры
    неожиданно  исчезла,  и  впереди  открылся  ярко освещенный круглый зал,
    посреди которого стоял гигантский бледно-голубой шар.

    - Нет!.. Нет-нет!!. Не-ет! - заорал Маори.

    Он  подумал,  что сходит с ума: закрыл глаза, попятился назад, к выходу,
    сжимая  в  руке пистолет. У двери остановился, постоял немного, повторяя
    в уме пятизначные числа, потом открыл один глаз.

    Шар,  будто  уменьшенная  в  тысячи раз Земля, крутился медленно, справа
    налево, меняя свет.

    - Нет!.. Не-е-т!!. - снова заорал Маори.

    Однако на этот раз в его крике почти не было страха. Шар казался мирным.

    Маори  спрятал оружие в карман и направился в зал. Словно пьяный, бродил
    он  среди  неведомых  вещей,  находящихся  в  зале.  Его  ум отказывался
    понимать  то,  что открывалось перед ним каждую секунду. Он не спрашивал
    себя,  откуда  это  богатство  взялось  здесь, на каменной глыбе. У него
    просто  не  было  никаких  мыслей.  Будто  мозг  неожиданно  замер  и не
    реагировал на окружающий мир.

    Правда,  это  длилось  недолго.  Маори, наконец, понял, что означает его
    находка.  Он  выбежал  из зала, из камеры, и помчался к кораблю. Замахал
    руками, закричал:

    - Эй! Я нашел! Где вы, люди?

    Молчал космос. Молчал Ивер. Молчали корабли.

    Неужели  никого не осталось в живых? Неужели только он, Ральф Маори, был
    на  этом  обломке? Значит все, что он нашел, теперь принадлежало ему. Он
    может  купить  себе  жизнь. Земля не накажет его, если он вручит ей хотя
    бы часть того, что скрывает Ивер. Она простит ему все, что он сделал.

    Собственно,  что  плохого он сделал? Он лишь выполнял задание Карригана.
    К  черту  Мака  Карригана!  К  черту  всех!  Теперь  у него есть то, что
    сделает его одним из величайших людей Земли.

    - Я самый могучий! Я!.. Люди, вы слышите меня?

    Маори побежал назад.

    Вдруг  замер:  около  входа в камеру стояли Алькатрос, Фил, Стоун и двое
    иеизвестных. Он понял, что путь к бомбам и неведомому шару закрыт.

    - Стой! - поднял руку Алькатрос.

    -  Ты? - слова застряли в горле Маори. - Ты жив, вы живы? - Он посмотрел
    сначала на неизвестных, потом на Фила. - Живы? А-а-а! Живы!

    - Успокойтесь, Ральф, - сказал Стоун.

    Алькатрос и Фил подскочили к нему, взяли с двух сторон под руки.

    - Пойдем на корабль, - предложил Алькатрос.

    - Нет! Нет!.. Там!.. - Маори повернул голову к камере.

    -  Не беспокойтесь, Ральф, - усмехнулся Алькатрос. - Бомбы не взорвутся.
    Мы уже приняли меры.

    -  Нет-нет,  не бомбы, нет, - закрутил головой Маори.- Там шар. Там зал.
    Не бомбы... Там шар и зал...

    - Пойдем, дружок, - усмехнулся Алькатрос.

    Маори  огляделся. Каюта, в которую его привели, напоминала холл большого
    земного  дома.  Она  была  обставлена легкой голубой мебелью. На экранах
    обзора,  похожих  на  окна,  висели  зеленоватые  шторы.  Потолок  каюты
    казался   недосягаемым   -   на   нем  виднелись  знакомые  созвездия  и
    туманности. На полу лежал плотный ярко-зеленый ковер.

    - Землю взяли с собой, - презрительно усмехнулся Маори.

    - Взяли, - ответил Эдвард Хэгстром.

    Он стоял у письменного стола, справа и слева от него сидели космонавты:

    Хейнц   Вильковски,  Мацумото  Томоясу,  Боб  Скотт,  Пьер  Рошаль,  Том
    Перкинс, Фил Карриган, Рэндольф Стоун, Игорь Богатырев, Алькатрос.

    - Все собрались? - с прежней усмешкой поинтересовался Маори.

    - Все, - ответил Хэгстром.

    - Судить?

    - Судить вас будет Земля.

    - Земля далеко. Кто у вас старший? Вы? - посмотрел Маори на Хэгстрома.

    - Я - начальник экспедиции.

    - Мне нужен капитан.

    - Я - капитан, - сказал Богатырев.

    - Я хочу с вами поговорить.

    - Говорите.

    - Мне свидетели не нужны.

    - У нас нет секретов друг от друга.

    - Вы - капитан корабля?

    - Да.

    - Значит, вы - хозяин Ивера?

    -  Вы  заблуждаетесь,  -  нахмурился  Богатырев. - Хозяин Ивера не я. Он
    принадлежит всем... Говорите, что вам нужно.

    Маори  оглядел  космонавтов тяжелым взглядом, скривил губы, когда увидел
    Алькатроса.

    - Ему тоже принадлежит Ивер?

    Богатырев помедлил секунду.

    - Да.

    -  Нет,  Алькатрос  такой  же,  как  я. Его место рядом со мной. Рядом с
    ними,  -  указал  Маори  на Рэндольфа Стоуна и Фила Карригана. - Рядом с
    теми, кто послал нас сюда...

    -  Алькатрос  помог  нам  разоружить команду Дилингера. Рэндольф Стоун и
    Фил Карриган - наши друзья по борьбе.

    -  Мое место тоже с вами, - закричал Маори. - Я не взорвал бомбы. Я всех
    вас  спас от смерти Вы должны простить меня и принять к себе. К тому же,
    я обнаружил в камере сооружение фаэтонцев.

    - Кого-кого? - спросил Хейнц Вильковски.

    -  Фаэтонцев.  Жителей  планеты,  из осколков которой когда-то произошел
    Ивер,  -  ответил  Маори.  -  Я нашел шар фаэтонцев. Он стоит в огромном
    зале,  освещенный  белым светом... Шар принадлежит мне. Я отдам его вам,
    если вы простите меня.

    -  Вы  совершили  преступление  против  Земли, и Земля будет решать вашу
    судьбу, - сказал Хэгстром - Я вынужден буду вас изолировать.

    - Вы - убийца Дени Гладова, - с ненавистью бросил Фил

    -  Я?  Убийца?  Это  твой  отец  убийца! Значит, ты тоже убийца! Будь ты
    проклят!   -   Маори   с  молниеносной  быстротой  выхватил  из  кармана
    портативный  лазер и полоснул струей ослепительного света по груди Фила.
    -  Получай!  -  Он  резко  повернулся к Богатыреву, луч еще большей силы
    осветил каюту. - Это ты, русская сволочь? Получай!

    Космонавты  слишком  поздно поняли, что произошло. Когда Боб Скотт выбил
    из  рук  Ральфа  Маори  лазер, на полу лежали двое: Фил Карриган и Игорь
    Богатырев...  Игорь  Богатырев  поспешил:  рано  выключил  силовое поле,
    Думал, что у Маори не было оружия... Маори, к сожалению, не обыскали...

    - Господин Богатырев! Игорь!

    - Он мертв, мистер Хэгстром! - поднялся Пьер Рошаль.

    -  Не  может  быть, - Хэгстром припал к груди Богатырева. - Нет... Что я
    скажу его стране? Господин Богатырев!

    - Не надо. профессор, - Хейнц Вильковски взял Хэгстрома за руку.

    - Он нЕ мог умереть, Хейнц... Доктор Томоясу!

    - Я здесь.

    Мацумото  Томоясу  склонялся  над Фнлом Карриганом. Фил лежал на спине с
    перекошенным от боли лицом, с глубокой раной на груди.

    Хэгстром  закрыл  лицо  руками, не в силах видеть страдания юноши, потом
    резко повернулся к Ральфу Маори.

    - Что ты наделал?

    Маори замычал, на его лице блуждала тихая улыбка.

    - Я не верю вам. Вы обманываете меня! Все вы - мертвы! Есть шар! Есть!

    - Что ты наделал?

    К Маори потянулись руки космонавтов.

    - Нет! - завопил он.- Нет!

    -  Дайте,  я  вышвырну эту скотину из корабля, - протиснулся к Маори Том
    Перкинс.

    -  Правильно,  малыш, - сказал Алькатрос. - Пусть он постоит на открытом
    воздухе,  как  Дени  Гладов.  Клянусь,  в следующий раз ему не захочется
    носить с собой лазер.

    Маори пятился к стене.

    - Нет! Нет!

    Боб  Скотт  сжал  его  плечи  так,  что  у него от боли позеленело лицо.
    Эдвард Хэгстром внезапно вскинул руки.

    - Остановитесь!

    -  В  чем дело, профессор? - шагнул к начальнику экспедиции Рошаль. - Вы
    собираетесь взять на поруки эту падаль?

    Хэгстром   понял,   что   Пьер   Рошаль   бросится   на  него,  если  он
    смалодушничает.  В  таком  же  состоянии  были  и остальные. Остановить,
    остановить во что бы то ни стало, иначе произойдет непоправимое!

    -  Я  ненавижу  эту  тварь  так  же,  как  и вы! Однако я не позволю его
    линчевать. Мы отдадим его на суд Земле.

    -  Почему мы не вправе решать судьбу этого негодяя? - не утихал француз.
    - Он пошел против нас, и судить должны его мы, мистер Хэгстром!

    -  Уподобляться  этим  скотам  и  чинить самосуд я не позволю. Его будет
    судить Земля.

    Наступившую  тишину  нарушил  стон  Фила.  Космонавты  разом вздрогнули,
    вопросительно посмотрели на Мацумото Томоясу.

    -  Что?  -  едва  выдохнул  Хэгстром.  Японец  прикусил  губу, обреченно
    покачал  головой.  Рэндольф  Стоун,  все  время  хлопотавший около Фила,
    неожиданно метнулся к японцу:

    - Это мой сын! Прошу вас!

    Мацумото  Томоясу  с  трудом  выдержал  взгляд старого профессора, затем
    виновато опустил голову.

    Стоун  в  отчаянии  пошатнулся, снова склонился над Филом, вытер платком
    посиневшие мальчишеские губы.

    - Фил!

    Фил медленно открыл глаза.

    - Отец!

    Может  быть, старый профессор показался Карригану-младшему отцом? Или он
    назвал профессора так, потому что разделил с ним свою судьбу?

    Рэндольф  Стоун опустился на колени. На его бледных впалых щеках дрожали
    слезы.

    -  Мой  мальчик!  - заторопился Стоун. - Я рад, что ты пришел в себя. Ты
    только  не волнуйся. Скоро тебе будет лучше. Доктор Томоясу говорит, что
    ты  поправишься  и  проживешь  еще сто лет. Мы с тобой побываем в районе
    астероидов.

    Фил  протянул  руку - в ладони сверкнул яркий желтый камень. Фил силился
    что-то сказать, и Стоун понял: "Салли".

    -  Что  ты,  Фил,  успокойся.  Я уверен, что ты сам встретишься с Салли.
    Увидев  камень,  Эдвард  Хэгстром торопливо зашарил по карманам и извлек
    голубой кристаллический куб. Подал его Стоуну.

    - Я это тоже здесь нашел.

    -  Фил!  Мальчик  мой!  Фил!  -  зашептал  Стоун  своему  юному другу. -
    Погляди.  Этот  кристалл  нашел  на  Ивере мистер Хэгстром. Видишь, он -
    искусственный. Его сделал разум... Ты не зря летел сюда.

    В  каюту  влетел  Пьер Рошаль. Он решил проверить слова Маори и сходил к
    камере с бомбами.

    - Мистер Хэгстром, Маори сказал правду: там стоит неизвестное сооружение.

    Ральф  Маори, стоявший до того с поникшей головой, вдруг рванулся из рук
    Боба Скотта:

    - Это мой шар! Мой!

    Маори выпрямился я стал медленно оседать на пол.

    - Встань! - приказал африканец.

    Мацумото Томоясу провел ладонью по лицу Маори.

    - Он мертв.

    Люди  в  скафандрах стояли около двух каменных гробов. Лица умерших были
    открыты  и  словно вглядывались в бездонную пропасть космоса, черневшего
    над ними.

    Позади  людей  замерли  три корабля с красными точками иллюминаторов. За
    кораблями,  в выступе скалы, светился вход в пещеру, в которой стоял шар
    неведомых  жителей  погибшего  мира.  Временами казалось, что над скалой
    вздымалось  багровое  зарево  и  на его фоне появлялись тени, похожие на
    человеческие фигуры. Скала словно оживала.

    -  Прощайте,  друзья,  -  наконец  заговорил один из землян. - Вы отдали
    свои  жизни,  чтобы  жила  Земля,  и  Земля  никогда  не забудет вас. Мы
    клянемся сделать все, чтобы на ней больше никогда не было убийств.

    - Клянемся! - вскинули руки вверх стоявшие рядом с говорившим.

    -  Игорь,  ты  утверждал,  что  человек  бессмертен. Ты убеждал нас, что
    Разум  непобедим.  Ты  был  уверен,  что  во Вселенной существует Разум,
    прошедший  через  Вечность.  Мы  клянемся сделать все, чтобы Разум Земли
    слился с Вечным Разумом.

    - Клянемся! - подтвердили остальные.

    -  Фил!  Ты мечтал найти следы Разума на этом обломке погибшей жизни. Мы
    доведем твои поиски до конца.

    - Клянемся!

    -  Прощайте,  друзья!  Мы  оставляем  вас  здесь, на Ивере. Земля решила
    похоронить  вас  здесь.  Вы  будете вечным напоминанием о том, что Разум
    Земли никогда не мирился с несправедливостью и злом!..

    "Звезда Востока", 1970, ‘ 5





















    Наталия Новаш
    Ночь святого Христофора



    Тропа  вела  вниз, к реке. Но прежде чем спуститься на берег, я осмотрел
    холмы с раскинувшимся до горизонта осенним лесом.

    Часть  неба над пестрыми шапками самых далеких деревьев, где все эти дни
    маячил  передо  мной  гигантский  силуэт йотунга, была непривычно пуста.
    Утро  выдалось  пасмурное, но теплое и совсем тихое. А впрочем, дело уже
    шло  к  полудню  -  ведь  я проспал не меньше шести часов с тех пор, как
    забрезжил  рассвет.  И  теперь,  убедившись,  что достиг края леса и что
    преследователь  мой  куда-то подевался, склонен был продолжать свой путь
    при свете дня.

    Подо  мною была обширная поляна с роскошным султаном побронзовевшего, но
    еще  не  начавшего  терять  листву векового дуба, а чуть поодаль чернели
    развалины какого-то жилища.

    В  прибрежных  кустах  по  сухой  порыжевшей осоке бродили куры; у самой
    воды,  позванивая  колокольчиками,  щипали  зелень три белых козы. Речка
    казалась быстрой и опасной для переправы.

    В  здешнем  холмистом  краю реки всегда полноводны и достаточно глубоки,
    но  ни  одна  из  них  не  имеет  такого широкого русла, как на равнине,
    которую  я,  продвигаясь на юг, пересек за два предыдущих дня, а точней,
    за  две  ночи.  Спасаясь  от  преследований  великана,  я  вынужден  был
    путешествовать  в  темноте.  Обезумевший йотунг гнался за мной по пятам,
    то  заходя  спереди,  то  почти  настигая  сзади,  словно  по неведомому
    приказу  задался  целью  настигнуть  меня и, кровожадно усмехаясь, одним
    махом  растоптать  среди чахлых зарослей сушняка - подобно тому, как мы,
    смертные,  давим  порой  пальцем  зазевавшуюся  блоху  в  редкой  шерсти
    щенка...  К  счастью,  меня  то  и дело спасало какое-нибудь неожиданное
    укрытие  -  то случайная яма, заваленная гниющим хворостом, то стог сена
    или пещера, вымытая дождем на дне оврага...

    В  моем положении следовало избегать открытых пространств, однако теперь
    я застыл посреди поляны, зачарованный ужасным зрелищем.

    Огромное  дупло  в  основании  дуба, где свободно могли разместиться три
    человека,   зияло  обугленной  чернотой,  точно  было  обожжено  молнией
    изнутри.  Там  валялся чей-то брошенный нехитрый скарб: полурасстегнутая
    сума,  пара  кожаных башмаков и два толстых тома в обгоревших шагреневых
    переплетах.

    На  дубе,  надломив  толстый  сук, висела отрубленная великанья голова в
    воинском  шлеме.  Земля  под  деревом и чахлая вытоптанная трава хранили
    следы  бивака многочисленной армии - черные пятна кострищ обезображивали
    весь  берег,  лишь у воды, в зарослях лозняка, сохранялась узкая полоска
    зелени.

    Я  приблизился  к  дубу  и  натянул  капюшон.  Закрывая лицо от смрада и
    назойливых  мух,  я склонился над одной из книг, но тотчас же отшатнулся
    от  нее,  ибо  то была, без сомнения, книга бесовская, по черной магии -
    такие  инкунабулы  мне  доводилось видеть на процессах над приспешниками
    дьявола, потом их жгли вместе с владельцами, а пепел зарывали в землю...

    Надо   думать,   тот,   кому  принадлежали  эти  мерзкие  тома,  уже  не
    возвратится  никогда.  Как и не будет впредь преследовать меня проклятый
    великан.

    На  пепелище,  где  еще вчера, наверное, был дом и где текла размеренная
    жизнь,  белели  человеческие  позвонки  и  раздробленные  черепа,  точно
    разбросанные   рыбьи   скелеты,  рядом  с  такими  огромными  трубчатыми
    костями,   что   я   сперва   принял  их  за  несгоревшие  балки,  какие
    выстругивают   из   целых  стволов  корабельных  сосен.  Здесь  нифлунги
    поджаривали  великана...  А голову своего врага подвесили на дубе, и рой
    мух жужжал под железным забралом.

    Потянуло  запахом  гари.  С  реки донесся протяжный воющий звук. На юге,
    откуда  текла  река,  в  небо  взвивались  струйки серого дыма. Их строй
    медленно приближался.

    В  просвете  ближайших  кустов  показались  плоты. Я не стал дожидаться,
    пока они подплывут, и поспешил укрыться в дупле.

    Козы  испуганно метнулись от берега и, звеня колокольчиками, устремились
    мимо  меня  через  вытоптанную  поляну  к  недалекому  лесу.  Лишь  одна
    продолжала обгладывать ивовый куст у воды.

    Плотов  было  множество...  Нескончаемой  вереницей тянулись они друг за
    другом.

    Проплыли  первые  десять  плотов, сбитые из особенно толстых бревен, - с
    раскинутыми  шатрами,  пушками и металлическими сооружениями непонятного
    назначения.  Потом  замелькали более легкие, но вместительные, где кишмя
    кишели какие-то маленькие уродливые существа.

    Злобные  по  виду  карлики величиной с годовалого ребенка занимались кто
    чем:  раздували  горны  и  поддерживали огонь в больших черных жаровнях;
    либо  просто  лежали вповалку; либо сидели, свесив ноги в воду, на самой
    кромке  плотов... У многих даже не было ног и рук - корявые перепончатые
    лягушачьи  лапы  с  тремя,  четырьмя  или вовсе шестью отростками вместо
    пальцев.  Некоторые  напоминали  рыб  -  с плоскими головами и чешуей на
    туловище. А у других были рачьи тупые клешни и панцирь на спине.

    Те,  что  казались уменьшенной и омерзительной копией человека, обладали
    необычайной   силой.   Один   какой-то   урод   ломал   на  моих  глазах
    выкорчеванное  дерево,  ствол  которого  был  толще  его  самого, и лихо
    бросал  поленья  в  металлическую  жаровню. На другом плоту, где к пушке
    был  прикован  крылатый ящер величиной с волка, стоял карлик и с размаху
    рубил  на куски человеческий труп. Мерзкий дракон - истинно исчадие ада!
    -  нетерпеливо  гремел  золотой  цепью  и  с  жадностью  набрасывался на
    мертвечину.

    Наконец,  показался  над ивами особенно густой столб дыма. Появился плот
    с  загадочным  сооружением  -  огромным  ячеистым  полупрозрачным  яйцом
    розового  цвета. Яйцо было поставлено на торец, а из верхнего его конца,
    точно срезанного ножом, вырывались дым и яркое пламя.

    Казалось,  светящиеся  стенки сосуда были сделаны из одного драгоценного
    камня,  ограненного  и  отшлифованного  так  искусно, что все устройство
    напоминало шишку со сглаженными многочисленными гранями.

    Уродцы сновали у основания, словно крысы.

    И  пока  мелькали  мимо  меня  все  новые  и  новые  плоты с одинаковыми
    яйцеобразными  сооружениями,  я  сидел  в  дупле, охваченный первобытным
    страхом.  Ощущение  неописуемой  потусторонней жути и чего-то, неощутимо
    чуждого  человеку,  сковало неподвижностью мои члены. Что странного было
    в  розовых  дымящихся  яйцах?  Только  то, что разум мой отказывался это
    понимать.

    И  тут  я  вздрогнул:  на  подплывшем  плоту - третьем с конца - торчали
    обыкновенные пушки, точно такие же, что стояли у стен нашего монастыря.

    Предпоследний  был завален высохшим камышом. Только три карлика сидели у
    подножия   возвышавшегося,  точно  стог  сена,  темно-коричневого  яйца,
    совершенно  целого  и  напоминавше