коснулись  его,  он  наконец  оторвался  от  сумасшедшей
панорамы, к которой был  прикован,  и  попытался  восстановить  контакт  с
реальностью. Но это ему не удалось, и он покорно стоял,  пока  ему  делали
укол. Чуть погодя Незнакомцы  стали  для  него  более  реальными  и  менее
угнетающими; псевдоокружение - более понятным  и  начиненным  невероятными
истинами, которые он так и не смог ухватить и воспроизвести. Его увели  из
этого царства сумасшествия в  медленно  успокаивающиеся  заросли,  которые
расцвечивались узорами и контрастами теней и красок, намекавших на  доступ
к широчайшим сферам сознания и к существам, пребывавшим по ту его сторону.
Но этот прорыв так и не был осуществлен.

     Оставалось всего два часа до посадки лайнера, когда Синклера  наконец
вывели из прострации, и хотя  его  все  еще  била  дрожь,  ему  предстояло
окончательно отрегулировать аппаратуру и подготовить посадочную сеть. Уолд
стоял  рядом  с  ним,  помогая  выполнять  простейшие  операции  и  ощущая
болезненную жалость. Наконец Синклер махнул рукой в знак того, что  работа
кончена, и повернулся к доктору с бледной улыбкой:
     - Я должен поблагодарить вас за то,  что  вы  вытащили  меня  оттуда.
Нельзя сказать, что вы не предостерегали меня...
     Уолд пожал плечами:
     - Как вы сейчас себя чувствуете?
     - Да у меня все перепуталось... я сбит с толку...  Думаю,  что  после
всего этого я никогда не буду прежним.
     Уолд кивнул:
     - Не правда ли, это похоже на ад: полно идей - и  ни  одного  способа
сообщить о них кому-либо? Вы зашли слишком далеко и без подготовки. Обычно
мы  пользуемся  медикаментами,  которые  помогают  сохранить   достаточную
объективность и в то же время сводят напряжение  до  минимума.  Здесь  это
единственный способ уцелеть.
     - Но как же может существовать что-то настолько невозможное?
     - Я не сомневаюсь, - отозвался Уолд, - что они задают такой же вопрос
по нашему поводу и у них столько же надежды найти на него ответ. А  истина
в том, что ни мы, ни они не  представляем  собой  что-то  невозможное;  мы
только превышаем соответствующие ограничения в  мышлении  друг  друга.  Мы
сами или мы вместе с ними как виды  должны  нащупать  пути  приспособления
друг к другу, если мы вообще когда-нибудь поймем друг друга.
     Уолд и Синклер стояли у здания маяка, наблюдая за сетью, которая была
обманчиво спокойна, несмотря  на  мощь  сфокусированных  потоков  силового
поля, которые, извиваясь спиралями, уходили от сети вверх, в экзосферу. На
уровне тропосферы собирались необычные облака Проклятой в ответ  на  яркий
след пробоя, образованного в ионизированной зоне верхних  слоев  атмосферы
концентрированным силовым полем, и незнакомый здесь гром перекатывался  на
большой высоте. А на поверхности планеты атмосфера оставалась спокойной, и
даже голубой коронный разряд на игле маяка казался немым и покорным.
     - Думаю, теперь-то вы поняли, как мы  не  можем  вырваться  из  плена
знакомых нам явлений, - сказал Уолд. - Мы ограничиваем  свое  воображение,
огораживая его рамками стандартных  вероятностей  и  возможностей.  Мы  не
можем понять Незнакомцев или общаться с  ними,  потому  что  их  поведение
противоречит всей структуре усвоенной нами логики.  Единственным  мыслимым
мостом между двумя нашими цивилизациями мог бы оказаться человеческий  ум,
не слишком  жестко  запрограммированный  нашими  сегодняшними  логическими
концепциями; если его поместить между обеими цивилизациями, можно было  бы
надеяться, что он научится если не примирять, то хотя  бы  признавать  эти
два взаимопротиворечащих набора ценностей.
     - Если бы нашелся человек с таким образом мыслей...
     - Полагаю, что такие люди существуют, - ответил Уолд. - Как раз одним
из них и является наш посол.
     Колокол начал звонить через строго определенные  промежутки  времени.
Синклер взглянул на свой хронометр.
     - Двадцать секунд до контакта, - произнес он.
     Все внимательно следили за пучком энергии, идущим от сети в  небо.  И
сколько бы раз ни приходилось человеку видеть это зрелище, оно  не  теряло
для него своего очарования. В какой-то миг огромный лайнер ФТЛ пробил себе
дорогу через подпространство на скорости, близкой  к  бесконечности,  а  в
следующий миг он возник в нормальных  пространственно-временных  условиях,
весь как-то напрягся, завис в воздухе и наконец замер на посылаемом  сетью
силовом пучке, как стрелка компаса на оси. Это было чудо, к которому никто
и никогда не мог привыкнуть.

     Синклер сказал: "Идет!" - и тут  же  колокол  разразился  непрерывным
звоном. В этот же момент появился корабль, гораздо ниже, чем ожидалось, но
все же в пределах безопасности. Сверхзвуковой удар хлопнул по  поверхности
планеты с потрясающей силой,  а  вслед  за  кораблем  гремела  и  сверкала
короткая гроза, сопровождавшаяся, как всегда,  мощными  осадками.  Зрители
стоически восприняли все это как часть церемонии прибытия.
     Медленно, как бы подвешенный  на  невидимой  нити,  корабль  послушно
снизился и совершил мягчайшую посадку в верхней части  сети.  Секунду  все
казалось неподвижным, затем открылись нижние люки и появился  лифт.  Когда
клетка лифта коснулась грунта, все ожидавшие двинулись к ней.
     Уолд посмотрел на Синклера:
     - Все кончено? Тогда пойдемте вниз - я представлю вас послу.
     Синклер взглянул на свой комбинезон:
     - Да я одет неподходяще...
     - Неважно. В Администрации космических территорий работают  не  такие
уж поборники формальностей.
     Они спустились туда, где группа людей начинала раздаваться в  стороны
по мере приближения посла с его свитой.
     Когда  ряд  опять   сомкнулся,   Синклер   остановился   как   бы   в
замешательстве, затем опять ускорил шаг и схватил доктора за руку:
     - Вы это серьезно?
     - Насчет чего? - В голосе Уолда звучала сама невинность.
     - Насчет посла... Ведь это какой-то розыгрыш...
     - Если вы думаете, что это  розыгрыш,  то  у  вас  сверхъестественное
чувство юмора.
     - Но ребенок... Неудивительно, что вам потребовалась сеть для  мягкой
посадки!
     - Уильям Артур Преллен, - сказал Уолд, -  Посол,  аккредитованный  на
космические территории Проклятой. Возраст... двадцать семь дней или что-то
в этом роде. Он уже становится чуть староват для этой работы, но все равно
он наилучший наш шанс для установления контакта  с  Незнакомцами.  Мы  все
устроим так, чтобы он достаточно часто вступал  в  контакт  с  ними  и  на
достаточные периоды времени, чтобы его формирующееся сознание воспринимало
их  одинаково  с  нами.  В  чем  дело?  Кажется,  вы  немного  помрачнели?
Признайтесь, вы  только  теперь  уяснили,  что  Администрация  космических
территорий - вовсе не такое тепленькое местечко, как кажется?
     Вспомнив собственный опыт контакта  с  Незнакомцами,  Синклер  ощутил
досаду.
     - И вы действительно думаете, что чего-то добьетесь таким путем?
     - У нас только один шанс, - ответил Уолд, - да к тому же это  опасно.
Опасно для юного Преллена и для тех, кто решился на  такой  шаг.  А  какую
блестящую победу одержал бы адмирал Мэлк!
     - Он никогда не узнает об этом,  -  произнес  Синклер.  -  Во  всяком
случае, не от меня. Я и  представить  себе  не  мог,  что  вы  будете  так
рисковать!
     - И Незнакомцы тоже, - сказал Уолд. - Помните  тот  кристалл  в  моем
кабинете... я не говорил вам, что каждый день он понемногу  увеличивается?
Я подозреваю, что это эмбрион Незнакомца. Так сказать, их посол к нам.  Не
исключено, что мы уже достигли этого первого порога взаимопонимания.



                              Сирил КОРНБЛАТ

                            ЧЕРНЫЙ ЧЕМОДАНЧИК

                             пер. М.Дмитриев



     Пока старый доктор Фулл брел домой, он продрог до костей. Доктор Фулл
пробирался  к  черному  ходу  проулком  -  он  хотел  проскользнуть  домой
незаметно. Под мышкой он нес сверток  в  коричневой  бумаге.  Доктор  Фулл
знал, что тупые, нечесаные  бабы,  обитавшие  в  здешних  трущобах,  и  их
щербатые, пропахшие потом мужья не обратят никакого внимания на то, что он
несет домой дешевое вино.  Они  сами  ничего  другого  не  пьют,  а  виски
покупают только, если прирабатывают на сверхурочных. Но в отличие  от  них
доктор Фулл еще не утратил чувство стыда. В заваленном мусором проулке его
подстерегала беда. Соседский  пес  -  злобная  черная  собачонка,  которую
доктор издавна невзлюбил, выскочила из дыры в заборе и  кинулась  ему  под
ноги. Доктор Фулл попятился было, потом занес ногу - отвесить  тощему  псу
увесистый  пинок,  но  наткнулся  на  валявшийся  посреди  дороги  кирпич,
покачнулся и с проклятиями плюхнулся на землю. В воздухе запахло  вином  -
доктор понял, что коричневый сверток выскользнул  из  его  рук  и  бутылка
разбилась. Проклятия замерли у него на губах.  Пес,  рыча,  кружил  рядом,
подстерегая момент, чтобы напасть на доктора, но доктор так огорчился, что
забыл про пса.
     Не вставая, он негнущимися пальцами развернул старательно  завернутый
бакалейщиком пакет. Рано наступившие  осенние  сумерки  мешали  определить
размеры бедствия. Доктор вытащил из пакета отбитое горлышко с зазубренными
краями, потом несколько осколков стекла и, наконец, - дно. На дне  бутылки
оставалось не меньше пинты, но доктора это даже не обрадовало.  Радоваться
было рано - сначала предстояло разделаться с псом.
     Пес приближался, лай  его  становился  все  громче.  Доктор  поставил
бутылку на землю и осыпал пса градом острых осколков. Один осколок попал в
цель, пес с воем попятился и улизнул через дыру в заборе. Тут доктор  Фулл
поднес острый край полугаллоновой бутылки к губам и отхлебнул из нее,  как
из огромной чаши. Он дважды ставил  бутылку  на  землю,  чтоб  дать  отдых
рукам; однако ему все же удалось выпить не меньше пинты.
     Надо бы встать и вернуться домой, подумал доктор, но  ему  стало  так
хорошо, что он тут  же  забыл  о  своем  намерении.  До  чего  же  приятно
чувствовать, как прихваченная морозом земля оттаивает под тобой, как тепло
расходится по всем членам.
     Через ту же дыру в  заборе,  откуда  выскочил  черный  пес,  выползла
трехлетняя девчушка в длинном пальто навырост. Она подковыляла  к  доктору
Фуллу и серьезно уставилась на него, засунув грязный палец в рот.
     Провидение явно не  оставляло  доктора  Фулла  своими  заботами:  для
полноты счастья оно послало ему слушателя.
     - Да, да, дорогая моя, - начал он хрипло. - Нелепейшее  обвинение,  -
продолжал он без всякого перехода. - Если это вы считаете уликами, вот что
следовало мне сказать, - вы не достойны быть судьями. Я лечил людей в этой
округе, когда здесь никто еще не слышал о вашем  медицинском  обществе,  -
вот что следовало мне сказать. Вы отобрали у меня разрешение без каких  бы
то ни было оснований. Итак, джентльмены, спрашиваю я вас:  справедливо  ли
обошлись со мной? Я взываю к вам как к моим коллегам, представителям нашей
замечательной профессии...
     Девчушка заскучала и, подобрав треугольный осколок стекла,  удалилась
восвояси. Доктор Фулл тут же забыл о ней и продолжал свою речь в столь  же
торжественном духе. Отсутствие аудитории его  ничуть  не  смущало.  "И  да
поможет мне бог, у них не было никаких улик против меня. Но они с этим  не
посчитались". Он задумался: ведь он был так  уверен  в  своей  правоте.  А
комитет по вопросам профессиональной этики медицинского общества  был  так
же уверен в своей. Холод опять начал пробирать доктора, но денег у него не
осталось, а следовательно, не было и никакой надежды на выпивку.
     Тут доктор Фулл стал уверять себя, что в свое  время  припрятал  дома
бутылку виски и теперь она дожидается его под одной из  куч  хлама.  Когда
доктор не мог заставить себя подняться и пойти домой, он издавна  прибегал
к этой уловке, а не то ведь недолго и замерзнуть. Да, да, повторял он, да,
да, бутылка наверняка припрятана за трубами! Память у тебя теперь  не  та,
что раньше, добродушно журил себя доктор. Ты  вполне  мог  купить  бутылку
виски, припрятать ее за раковину, а потом забыть о ней.
     Ну,  конечно,  он  припрятал  бутылку!  Конечно!   повторял   доктор.
Счастливая убежденность крепла - ну конечно же, так  оно  и  было.  Доктор
уперся  в  землю  коленом,  но  тут  сзади  раздался  писк,  -  доктор   с
любопытством обернулся. Пищала та самая девчушка: она сильно порезала руку
осколком бутылки, который утащила с собой. Ручеек крови стекал  по  пальто
девчушки и собирался ярко-красной лужицей у ее ног.
     На какой-то миг доктор Фулл даже позабыл о бутылке,  но  его  хватило
ненадолго: ведь дома - он в это верил  -  за  канализационной  трубой  его
ждала  бутылка.  Он  отхлебнет  виски,  решил  доктор,  потом  вернется  и
великодушно поможет девочке. Доктор Фулл уперся в  землю  другим  коленом,
встал и торопливо заковылял по грязному проулку к дому. Дома он  сразу  же
приступил к поискам несуществующей бутылки - сначала  он  искал,  потом  в
бешенстве расшвырял книги и тарелки, потом - колотил распухшими руками  по
кирпичной стене до тех пор, пока из-под старых струпьев не потекла  густая
стариковская кровь. И в завершение сел на пол,  захныкал  и  погрузился  в
пучину того очистительного кошмара, который уже давно заменял ему сон.
     Много  поколений  людей  жили,  не  думая  о  будущем,  легкомысленно
полагая,  что  глупо  тревожиться  раньше  времени.   Упрямые   биометрики
доказывали, что аутбридинг умственно недоразвитых  превосходит  аутбридинг
особей нормальных и высокоразвитых, и что процесс этот идет по экспоненте.
     И  все  же  накопление   технических   усовершенствований   несколько
скрашивало эти выводы. Недоразвитый вычислитель, обученный нажимать кнопки
счетной машины, казался более искусным,  нежели  средневековый  математик,
обученный считать на пальцах. Недоразвитый печатник,  обученный  управлять
линотипом  двадцать  первого  века,  казался  лучшим  печатником,   нежели
типограф эпохи ренессанса, в  распоряжении  которого  был  весьма  скудный
комплект шрифтов. Так же обстояло дело и в медицине.
     Надо сказать, что высокоразвитые  особи  усовершенствовали  продукцию
куда быстрее, нежели недоразвитые ее портили, но производилась она в  куда
более скромных количествах, потому что их  дети  обучались  индивидуальным
методом.
     А теперь давайте перенесемся в  это  далекое  будущее,  к  одному  из
врачей тех  времен.  Звали  этого  врача  Джон  Хемингуэй.  Хемингуэй  был
настоящий врач-практик, мастер на все руки, презиравший тех, кто с  каждой
пустяковой болячкой обращается к специалистам.
     Он мог вырезать гланды и аппендицит, принять трудные роды,  правильно
определить сотни  разных  заболеваний,  правильно  прописать  лекарства  и
проследить за ходом болезни. Доктор Хемингуэй брался за любую работу, если
она не шла вразрез с древними канонами  медицины.  Профессиональную  этику
доктор Хемингуэй чтил превыше всего.
     Однажды, когда доктор Хемингуэй проводил  вечер  в  компании  друзей,
произошло событие, благодаря которому он и стал  одним  из  героев  нашего
рассказа. В этот день у доктора Хемингуэя было много работы  в  клинике  и
теперь он с нетерпением ждал, когда его друг  -  физик  Уолтер  Джиллис  -
прервет поток своего красноречия и разрешит ему поведать  гостям  о  своих
тяготах.  Но  Джиллис  продолжал:  "Надо  отдать  должное  старине  Майку.
Конечно, научным методом он не владеет и все же надо отдать  ему  должное.
Подхожу я как-то к этому балбесу - он возился с пробирками -  так  вот,  я
подхожу к нему и спрашиваю, в шутку, конечно: "Ну, как,  скоро  изобретешь
машину времени, Майк?"
     Тут следует сказать, что хотя доктор Джиллис об этом и не подозревал,
но Майк обладал коэффициентом умственного развития, в  шесть  раз  высшим,
чем он сам, и  исполнял  в  лаборатории  обязанности,  грубо  говоря,  его
опекуна. И надо же было случиться, чтобы Майку,  которому  опостылели  его
обязанности, пришла в голову коварная мысль...  Но,  впрочем,  предоставим
слово самому доктору Джиллису: -  Так,  значит,  называет  он  мне  номера
трубок и говорит: "Вот вам последовательная  цепь.  И  больше  ко  мне  не
приставайте. Постройте себе машину времени, а потом садитесь  за  пульт  и
нажимайте кнопки.
     Только и всего - больше мне от вас, доктор Джиллис, ничего не нужно".
     - Какая у вас память! - умилялась хрупкая белокурая гостья и  одарила
доктора Джиллиса чарующей улыбкой.
     - Ну, конечно, - скромно сказал Джиллис, - у  меня  отличная  память.
Она у меня, что называется, врожденная. А кроме того, я тут же продиктовал
все номера моей секретарше, и она их записала. Читаю я не так  уж  хорошо,
но память у меня дай бог всякому. Так на чем же я остановился?
     Гости задумались, посыпались разнообразные предположения.
     - На бутылках?
     - Вы с кем-то ссорились. Вы сказали - самое время поехать на машине.
     - Ага, и еще кого-то назвали попкой. Кого это вы назвали попкой?
     - Не попкой, а кнопкой.
     Многомудрый лоб Джиллиса избороздили морщины: "Вот именно -  кнопкой,
- объявил он, - речь шла о машине времени, это еще  называют  путешествием
во времени. Так вот, значит, взял я те трубки, что назвал Майк,  подключил
к цепи, нажал на кнопку и пожалуйте - сделал машину времени".  Он  показал
рукой на ящик.
     - А что в этом ящике? - спросила прелестная блондинка.
     - Путешествие во времени, - объяснил доктор Хемингуэй, -  эта  машина
переносит вещи через время.
     -  А  теперь  смотрите,  -  сказал  физик  Джиллис.  Он  взял  черный
докторский чемоданчик доктора Хемингуэя, положил его на ящик, нажал кнопку
- и чемоданчик исчез.
     - Ну и ну, - сказал доктор  Хемингуэй,  -  вот  красотища.  А  теперь
верните мне мой чемоданчик.
     - Дело в том, -  сказал  доктор  Джиллис,  -  что  оттуда  ничего  не
возвращается. Я уже пробовал. Наверное, этот балбес Майк чего-то напутал.
     Все гости, за исключением доктора  Хемингуэя,  хором  осудили  Майка.
Встревоженный доктор Хемингуэй рассуждал сам с собой: я врач, говорил  он,
а раз  так,  у  меня  должен  быть  черный  чемоданчик.  Раз  у  меня  нет
чемоданчика, выходит, я уже  не  врач?  Нет,  все  это  ерунда,  решил  он
наконец. Конечно же, он врач. И  если  у  него  нет  чемоданчика,  виноват
прежде всего сам чемоданчик. Так дело не пойдет, он  завтра  же  пойдет  в
клинику и потребует у Эла другой чемоданчик.
     Завтра же доктор Хемингуэй потребовал у  своего  опекуна  Эла  другой
чемоданчик и опять ему  стали  подвластны  тонзиллэктомия,  аппендэктомия,
самые трудные роды и всевозможные болезни. Эл пожурил доктора за пропавший
чемоданчик,  но  так  как  доктор  не  мог  толком  объяснить,  при  каких
обстоятельствах чемоданчик исчез, его не хватились и...
     Ночные кошмары сменили кошмары дневные. С трудом  разодрав  слипшиеся
веки, доктор Фулл обнаружил, что сидит в углу  своей  комнаты.  Неподалеку
раздавалась барабанная дробь. Доктор продрог и окоченел.  Кинув  невзначай
взгляд на свои  ноги,  доктор  Фулл  хрипло  захохотал:  барабанную  дробь
выбивала его левая пятка, часто ударявшая  по  голым  доскам  пола.  Белая
горячка  не  за  горами,  хладнокровно   подумал   доктор   и   утер   рот
окровавленными пальцами.
     "А что еще за история с девчонкой? - попытался  вспомнить  доктор.  -
Ах, да, он должен был лечить какого-то ребенка".  Но  тут  взгляд  доктора
упал на черный чемоданчик,  стоявший  посреди  комнаты,  и  он  забыл  про
девчонку.
     "Что за черт, - удивился доктор  Фулл,  -  да  ведь  я  заложил  свой
чемоданчик еще два года назад!" Он протянул руку к чемоданчику  и  тут  же
понял, что у него в комнате очутился чужой чемоданчик.  Как  он  мог  сюда
попасть, доктор не  понимал.  Едва  доктор  дотронулся  до  замка,  крышка
чемоданчика распахнулась и перед ним предстали  инструменты  и  лекарства,
длинными рядами теснившиеся по всем четырем стен