Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
ое и по-деловому устремился впер„д.
- Бду, бду, бду! - напутствовала его Виринея. Е„ голова в нимбе рыжеватых
волос уже склонилась над окулярами, в которых д„ргалась и качалась картинка
с "рыбьего глаза" маленькой видеокамеры. Альберт негромко диктовал маршрут,
стоя рядом с листом бумаги и - для страховки - с ворохом синек. Кот Дивуар
галопом мчался по воздуховоду. Его целью был замдиректорский кабинет. Кот
знал это даже и без подсказок зеленоглазой Богини, чей голос звучал из
крохотного динамика возле его уха.
Виринею же интересовало одно. Совпадут ли пять цифр, которые в итоге
выдаст послушная техника, с теми, что она выудила, так сказать, прямо из
головы Кадлеца нынче угром на проходной? Или не совпадут?..
Пикник на обочине
Едва "Волга", уйдя с Московского, проехала полквартала, как двигатель
стал троить, потом д„ргаться... и наконец заглох. Самым бесповоротным и
решительным образом.
- Смотрите-ка, Иван Степанович! Даже до перекр„стка не дотянули... -
Невозмутимый Федя включил поворотник и, пользуясь инерцией тяж„лой машины,
начал прижиматься к поребрику. - А раньше только иномарки здесь глохли,
помните?
Скудин молча кивнул.
"Волга" одолела ещ„ с полсотни метров и остановилась...
Есть анекдот. Страдающий депрессиями мужик приходит к своему психиатру.
"Доктор! - говорит он в восторге. - Вы представляете, сегодня я уронил
бутерброд, и он шл„пнулся на ков„р... маслом вверх!!!" - "Э-э, батенька, -
печально говорит врач, - это вы его намазали не с той стороны..." Ну так
вот, нынче пресловутый закон бутерброда был явлен во всей красе. Исчерпав
инерцию, "Волга" замерла посреди лужи. И какой лужи! По мостовой текла
дымящаяся жидкость, в воздухе явственно отдавало сортиром. Где-то неподал„ку
прорвало магистраль...
- Ну такую мать! - Федя повернул ключ зажигания, надеясь выехать "на
старт„ре"... вс„ тщетно. Старт„р, как и двигатель, был бездыханно м„ртв.
Заодно с ними, по-видимому, накрылся и весь закон электромагнитной индукции.
- Ладно. Я ненадолго... - Придерживаясь рукой, Скудин завис на порожке
машины, потом оттолкнулся так, что "Волга" присела и закачалась. Выпрыгнул
на сушу и, не оборачиваясь, пош„л по направлению к пожарищу.
Посмотрев ему вслед, Федя обреч„нно вздохнул и, потянув носом воздух,
сплюнул в окошко. Потом поднял стекло. В при„мнике, как и следовало ожидать,
вместо радиостанций немузыкально шуршали помехи. И впереди маячила
перспектива толкать машину из гов„нного разлива... "Ну и зарасти оно вс„
лопухами". Федя поудобней устроился на сиденье, всунул руки в рукава, потому
что "Волга" необъяснимым образом выстывала, и принялся ждать. Ради Ивана
Степановича он был готов и не на такое.
А Иван ш„л по пустынной, словно вымершей улице и чувствовал себя неуютно.
В точности как на мушке у снайпера. Ни прохожих, ни машин, ни светящейся
мишуры киосков. Только мусор на асфальте, жухлая трава газонов да порванные,
кое-где провисшие до земли провода. Вс„ какое-то бл„клое, безрадостное... И
осень тут по большому сч„ту была ни при ч„м.
Зато бетонная изгородь вокруг сгоревшего института пестрела всеми цветами
радуги. Лозунги, призывы, политические бредни... свидетельства
неудовлетворенных желаний... Скудин читать их не стал. Развернув целлофан,
вытащил нежно-лосос„вую розу и бережно опустил цветок в щель между каменными
секциями забора. Глаза его непроизвольно отыскали окно, ч„рную безжизненную
пробоину на закопч„нном скелете фасада. Окно, в которое когда-то смотрела
Марина...
- Спи, родная... жди меня. - Иван вздохнул, собираясь возвращаться к
машине... и тут ему вдруг показалось, что контуры здания начали
расплываться, терять незыблемую железобетонную ч„ткость. Так бывает, когда
на глазах слезы, но он-то и не думал пускать слезу! "Что за хрень?!" Скудин,
выругавшись, моргнул, и башня сразу сделалась привычной, вновь превратившись
в угловатый пятнадцатиэтажный огарок. Остов, сделанный из особо прочного
бетона и бронированного стекла и оттого частично устоявший перед огн„м...
"Никак уже глюки пошли?" Иван тронул влажную плиту, почувствовал
шероховатость бетона, с облегчением вздохнул... и вдруг услышал человеческий
голос.
- Эй, а это кто там нужду в общественном месте справляет? Вот я тебя
сейчас по мелочи!!! <Т.е. "оформлю протокол на мелкое хулиганство">
Орали с противоположной стороны улицы. Хриповато, начальственно. С
некоторой долей иронии. Тембр голоса, артикуляция и интонация показались
Скудину знакомыми. Усмехнувшись, он не торопясь повернулся... Он уже знал,
кого конкретно увидит. И точно. Участковый майор Собакин был пьян ещ„ со
вчерашнего, но улыбался и приветственно делал Скудину ручкой. На плечах его
красовались новенькие капитанские погоны. "Капитанские?.."
- А я тебя сразу признал, даже со спины. - Милиционер переш„л улицу и
протянул Скудину цепкую короткопалую ладонь:
- Ну, давай краба, гад ты ползучий, несчастье всей жизни моей.
Сказано это было с такой естественностью и прямотой, что Кудеяр, давно,
кажется, отвыкший удивляться каким-либо человеческим проявлениям, не
удержался:
- А чего это ты меня за гада-то держишь?
- Не "держу", ты и есть гад ползучий, - Собакин вызывающе оскалился в
дружелюбной улыбке и начал обосновывать свою точку зрения. - Ты мне двух
клиентов подкинул? Скажешь, не ты? Говорил, подполковника отвалят и
начальником отдела сделают? Говорил! А они, едр„на вошь, депутатскими
помощниками оказались. Слыхал, может, Хомяков такой? Вс„ за науку радеет?..
А потому мне за них отвалили не подполковника, а звездюлей. Вот, сделали
капитаном... Хорошо, не педерастом. Клавдии Киевне через это дело не смею на
глаза показаться, боюсь, презреет меня... Ну не гад ты ползучий после всего,
а?
- Нехорошо получилось, - искренне огорчился Иван, впрочем, добавив про
себя: "Да пусть это у тебя в жизни будет самое большое несчастье...
капитан". И похлопал участкового по плечу:
- Зажив„т. Главное, педерастом не сделали.
"Хотя один раз - не педераст". Насчет депутатовых помощничков - а вот
это, пожалуй, можно было даже предугадать. Избранников народа без "крыш" у
нас нынче, говорят, не бывает. Надо же им, избранникам, деликатные проблемы
решать. А то как же. - Так значит, ошибку свою призна„шь? - От полноты
чувств участковый высморкался на забор, прямо на безнад„жно устаревшую
надпись "Борис - борись!". - Тогда живи. Я ведь увидел тебя, обрадовался
страшно, ну, Думаю, ща гада и пристрелю. А ты, оказывается, человек.
Живи, короче.
- Вот спасибо, - буркнул Иван. Происходившее начало ему надоедать.
- Спасибом не отделаешься. По такому случаю выпить надо! - Просияв,
Андрон Кузьмич сделал приглашающий жест в сторону общественного туалета,
надземная часть которого виднелась за ближайшим углом. От перспективы
распивать спиртное с Собакиным в таком заведении (откуда, спрашивается,
брала начало вонючая река на асфальте?..) Кудеяра, мигом вспомнившего
дал„кие джунгли и яму с дерьмом, внутренне перед„рнуло, но он ничем своего
отвращения не показал. - Пойдем, - продолжал Собакин, - махн„м по сотке за
примирение. Петухов с Евтюховым завсегда мне рады... Особо с ранья...
Да, понижение в чине здорово его подкосило. Если следовать логике
фамилии, то раньше был он похож на уверенного в себе, кормл„ного домашнего
пса. А теперь начал смахивать на уличную дворняжку, именуемую в народе
кабсдохом...
- Евтюхов? - Скудин сразу вспомнил умельца-сантехника. И решил, что
неожиданная встреча может оказаться не так уж и бесполезна. - Что ж, раз
такое дело... пойд„м. Может, у него и сапоги резиновые найдутся?
Толкать в ботинках "Волгу" из текучего дерьма ему что-то не улыбалось.
- У него как в Греции: вс„ есть! - авторитетно заверил Собакин и первым
ступил на то, что при жизни называлось асфальтированной дорожкой. Сквозь
широкие трещины густыми пучками торчала жухлая трава. - А тебя вообще-то
каким ветром сюда занесло? Опять небось в пятьдесят восьмую, к Поганке?
Только опоздал ты, теперь там такое чувырло живет, Господи упаси...
В сортире - естественно, не там, где горшки, а в комнате персонала - было
густо накурено, жарко натоплено и по-своему уютно. Трещали дровишки в
печурке-буржуйке, отсветы огня весело играли на стенах, а в воздухе витал...
аромат революции. Пли, если хотите, пира во время чумы. Помимо съестного,
пахло окалиной, горелым паркетом и - едва заметно - дерьмом.
- Здорово, хозяева, - Скудин тщательно вытер ноги о коврик-половичок. -
Мир этому дому.
Несмотря на полумрак, он сразу начал узнавать обстановку. Вот мягкий
уголок из кабинета академика Пересветова, изготовленный на заказ в Швеции.
Европейский дизайн, карельская береза, кожа особой, очень мягкой выделки...
И так далее, и тому подобное. В целом сортир оказался обставлен добротно и
даже несколько крикливо. Чувствовался размах, тяга к варварской роскоши и
нездоровое стремление к постмодернистской цветовой гамме.
- Какие люди! - Увидев Собакина и его гостя, Евтюхов с достоинством
покинул кресло (компьютерное, на колесиках), поручкался с вошедшими и
повернулся к маленькому тщедушному человечку в дорогом, настоящем
адидасовском, спортивном костюме. - Помнишь, Филя?
Ну, я рассказывал? Мужик к бабе трахаться с кагором приш„л?.. Ты не верил
ещ„? Вот он тебе, этот мужик, собственной персоной. Сам его и спроси.
- Туалетчик Петухов. Филистрат Степаныч. - Человечек улыбнулся, протянул
костлявую лапку и с откровенным интересом воззрился на Ивана:
- Так вот вы, значит, какой! Ну что, давайте-ка, братцы, к столу! Чем
богаты, тем и рады. Слава Тебе, Господи, не кагор пь„м!
Да уж, не кагор. Водочку. Опять же шведскую, черносмородиновую. Марки
"Абсолют". Из хрустальных фужеров парадного сервиза, принадлежавшего некогда
вс„ тому же академику Пересветову. На дорогой посуде громоздилось сало,
благоухали ломти колбасы, желтел голландский, со слезой, сыр. Плавали в
рассоле черемша и чеснок, покоился на фаянсе аккуратно четвертованный
хладнокопч„ный окунь, горой лежали огурцы, корейская капуста и морковь. На
печке закипал коллекционный, голубого парцелана чайник, на его тонких, как
лепестки, боках играли призрачные переливы.
Вот тебе и сортир.
- Да, умеете вы, мужики, жить, - похвалил Скудин. Уселся за стол и сразу
перевернул свой фужер вверх ножкой. - Чур, без обид, машину скоро вести. А
вот чайку в самый раз бы, простыл где-то, знобит.
Никто на него не обиделся. Петухов разлил водку" и прозвучал традиционный
тост:
- Чтобы у наших детей были крутые родители! Выпили. Закусили. Поговорили
про баб. Собакин вспомнил Клавдию Киевну, и Кудеяр с ним согласился. Женщина
в самом деле была незабываемая. Петухов вновь наполнил фужеры:
- Ну, братцы, давайте, чтобы и у ваших внуков были крутые родители.
Похоже, он не собирался останавливаться до девятого колена.
Снова выпили, снова крякнули, снова закусили, и Иван по новой катанул
пробный шар.
- Да, хорошо у вас, мужики. Сразу чувствуется, хозяева. Умеете жить.
В самом деле: это ж надо исхитриться столько всего упереть из здания,
задраенного, кажется, насмерть! Да через тр„хметровый бетонный забор!..
Стальную входную дверь, помнится, по всему периметру заварили, стеклопакеты
до седьмого этажа бронированные, стены - такие, что и пластидом <Пластид -
разновидность мошной взрывчатки> не очень-то возьм„шь... Умельцы!
- Жить хорошо, а хорошо жить ещ„ лучше, - вспомнил Петухов всенародно
любимый фильм. Вытащил из шкафа очередную бутылку, принялся отворачивать
пробку. - Главное, не ждать милостей от природы, а вс„ сво„ брать самим. Вот
мы и не жд„м. Там, - он ткнул рукой в сторону башни, - на наш век добра
хватит...
Говоря так, он быстро и с филигранной точностью разлил водку. Сразу
чувствовалось мастерство, отточенное практикой. Многолетней и постоянной.
- Ещ„ и деткам останется. - Величаво кивнув, Евтюхов опрокинул „мкость,
выдохнул и сунул в рот зубчик чеснока. - Нынче ведь как? Не украл, значит,
дурак. Не понял сути реформ. Так мы что, пальцем деланные?
- Вы бы, ребята, хоть меня постеснялись. - Собакин залпом прикончил
водку, посуровел, нахмурил брови и мрачно, глядя исподлобья, принялся жевать
сало. - Я ведь как-никак при исполнении. При форме, опять же.
- А что это ты, Андрон Кузьмич, нам взялся рот закрывать? Перед
посторонними-то людьми? - От обиды Петухов даже всхлипнул, задышал и стал
напоминать хорька, готового вцепиться в глотку. - Или обижен чем? Или память
отшибло? Чего тебе не хватает? Мебеля заграничные - пожалуйста! Телевизор с
видео - нет проблем! Кампутер любой на выбор - извольте бриться! А доля
денежная с продажи на барыге? Это как же, а? Ой, верно говорил мне родитель:
"Запомни, Трат, мент должен нож носить в спине..."
- А на хрена он мне сдался, этот твои "кампутер"! Вс„ одно света нет... -
Собакин помрачнел ещ„ больше, но на обострение отношений не пош„л. - Ишь
нежные, слова им не скажи. Сами, между прочим, забыли, кто вам эксклюзив
этот устроил? Кто всю местную топоту поганой метлой? Под зад и в рыло? Не
спамши, не жрамши... Да я свои мебеля отработал вот этими руками, вот этими
ногами...
Так всегда у нашего человека, если он выпьет. Что на уме, то и на языке.
Будь он хоть трижды мент. И пускай они там в Европах рассуждают сколько
хотят о загадочной русской душе.
- Эксклюзив, эксклюзив, какой такой эксклюзив! - Петухов расхохотался
этак по-блатному и хлопнул Скудина по рукаву. - Нет, ты посмотри только на
этого чудика. Гопоту он разогнал!.. Да после того как Фрол, Гнус и Рыжий
копытами в башне накрылись, к нашему забору и близко никто не подходит!
Дураков-то ведь нет!.. - Подумал и поправился:
- А те умники в очках, что на той неделе там шастали... они как Бог свят
и есть дураки. Зону, вишь ты, аномальную изучали. Их самих кто-нибудь видел
потом? Может, ты? - Он в упор воззрился на Собакина и презрительно выкатил
нижнюю губу. - Эксклюзив, едр„на мать. Да бомжи и те за забор зимой не
полезут! Потому что засада там! И они это спиномозговой жидкостью чувствуют!
Чужие там не ходят! Только мы с Василь Дормидонтычем, нижайший поклон ему и
уважение... - Он чокнулся с Евтюховым и аж прослезился:
- Талантище ты наш! Божий дар! Виртуоз! Глыба... как е„ там...
человечище. Мат„рый. Вот.
- Это я тебе, Трат, вовек не забуду, - буркнул милиционер. Насадил на
вилку огурчик и, не желая вставать в оппозицию, провозгласил тост:
- Пью здоровье сантехника Евтюхова, моего лучшего друга,
героя-первопроходца!
"Первопроходимца..." - поправил Иван мысленно. Хватанули, закусили,
помотали головами, прислушиваясь к ощущениям. Пошла хорошо.
- Что-то я, ребята, не пойму, - как бы с вежливым интересом спросил
Скудин. Помешал остывший чай. Отхлебнул. - Так, выходит, вот мне, например,
и за забор зайти нельзя? А нужда ежели вдруг?..
- Тебе можно, потому как ты человек, - успокоил его Евтюхов. - Хотя и
кагор пь„шь. - И, обнадеживающе улыбаясь, подмигнул:
- Вот хошь? Свожу тебя за забор с. превеликим удовольствием... хошь в
одиночку, хошь в компании... По сто баксов с носа. Плюс ящик портвейна.
Тридцать третьего... Не прогадаешь, да и впечатлений на всю жизнь хватит. Не
перепугай только, портвейн... тридцать третий... Кагор анапский без
надобности...
- Ясно, Василий Дормидонтович. - Скудин кивнул, глянул на часы и
поднялся. - Ну, спасибо за компанию, за хлеб, за соль. Кстати, не поможете
машинку толкнуть? Из лужи, за уважуху. Тут трубу прорвало, а двигатель
заглох.
Чтобы начальнику охраны объекта да платить за то, чтобы попасть на этот
объект! Господи. До чего только в наше время не дожив„шь...
- Заглох, говоришь? - Евтюхов сунул в рот маринованную сливу и вытащил
золотые, с хорошую луковицу, карманные часы. - Не переживай, паря. Теперь
завед„тся.
Лицо его было загадочным и непроницаемым, словно у дельфийской пифии.
Кудеяр был воспитан на принципах соцреализма - оракулам не доверял. Он с
тоской глянул на свои полированные, сияющие глянцем башмаки:
- Ну хоть сапоги-то у вас резиновые найдутся? С возвратом...
- Нет, ты смотри, товарищ не понимает, - язвительно ухмыляясь, Евтюхов
прищурился и негромко, очень по-доброму, словно реб„нку непонятливому,
пояснил. - Если говорю - завед„тся моторчик, значит, завед„тся. После ночи
Она добреет...
Он уже был хорош, язык неважно слушался его.
- Кто "Она"? - спросил Скудин. Увы - Евтюхов из прорицателя успел
превратиться в обыкновенного сантехника, перебравшего "Абсолюта".
- Я проснулся в пять часов, нет резинки от трусов...
- Счастливо оставаться. - Иван тронул тугую дверь, с удовольствием
вдохнул прохладный воздух и... застыл. "Волга", которую он, как репинский
бурлак, собирался переть против течения, уже стояла на сухом месте. Уютно
урчал форсированный двигатель, весело мурлыкало радио, разомлевший Ф„дор
сидел в тепле и наслаждался бездельем и сигаретой.
"Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша..." В этот момент он
окончательно и бесповоротно решил пойти с Евтюховым. В самое ближайшее
время. И ч„рт с ними, с баксами. В конце концов, Гринберга на общее дело
расколем. Чай, не впервой...
Как нынче финансируется наука
Под самый конец рабочего дня счастье, казалось, осенило своим крылом
капитана Гринберга. Ему позвонила Виринея.
- Женя, ты меня любишь?
Что за дурацкий вопрос! Да ведь бедный Евгений Додикович только этим и
занимался! Неустанно, повседневно и ежечасно!
- Ты ещ„ спрашиваешь, - Гринберг сразу вспотел и неровно задышал в
трубку. - Всеми фибрами души... До стона и до бормотания...
Богатое воображение уже рисовало ему картины одна другой умилительнее.
Куда там Кама-сутре! Что нам Кама-сутра? Так, любительские затеи. Не ведали
они там, в Древней Индии, на что способен настоящий профессионал...
- Значит, через полчаса встречаемся у профкома, - многообещающе
промурлыкала Виринея. И в трубке послышались короткие гудки - ку-ку, ку-ку,
ку-ку...
Капитан Грин выскочил из кресла и заметался по комнате. Беспристрастный
наблюдатель, пожалуй, сказал бы, что люди, застигнутые внезапным пожаром в
бардаке во время потопа, ведут себя на порядок толковее. Осознав это
(сказалась вс„ же спецподготовка), Женя попытался сосредоточиться на
основном. То бишь натянул парадные трусы, украшенные спереди эмблемой
совершенно душераздирающего свойства. Осен„нный гениальной идеей, намотал
девственные батистовые портянки. Довершили это царственное великолепие
полфлакона "Богарта", выплесканные без особой системы. И наконец Гринберг
трепетно уложил в нагрудный карман пачку разноцветных ароматизированных
презервативов, оснащ„нных винтовой насечкой ради всей полноты ощущений. "У
меня, родимые, не залежитесь..."
Ровно через двадцать девять минут - за минуту до срока - он возник у
профкома и, увидев Виринею, расплылся в улыбке столь же глупой, сколь
нетерпеливой и плотоядной.
- Ну и где же мы спрячемся? - Волнуясь, как мальчишка в ожидании первого
поцелуя, Женя со всей нежностью раскрыл Виринее объятия. - Может, в актовый
зал? Я там знаю одно уютное местечко...
Аромат "Богарта", исходивший от него, мог на расстоянии загнать в гроб
парочку-другую ку